Федор Галич
Минский козёл
– Я не верю вам! Вы специально «опускаете» свою подопечную в моих глазах, чтобы разлучить нас. А когда вернётесь в жилой корпус, наверняка насочиняете ей какие-нибудь гадости и про меня. Например, то, что у меня родители МЕДВЕДИ, и я могу её заживо съесть! Вы ведь в Европе реально верите в то, что по советским городам, до сих пор, медведи по улицам бродят? – с лёгкостью раскрыл коварные замыслы чужестранки Николай и заговорщицки ей подмигнул. – А если, в доказательство своих слов, вы покажете Катерджине фотографии московского цирка, на арене которого дрессированные медведи не только ходят, но ещё ездят на мотоциклах и играют на балалайках, то она точно поверит в ваш бред!
– Да не стремлюсь я вас разлучить! – обиженно фыркнула старая чешка, скрывая свои истинные цели за «ширмой» добродетели. – Я хочью, чтобы вы не наделали друг другу больно, вот и всё! Считай мьеня провидцем, который умеет заглядывать в недалёкое будущее. А что тьебе делать с моими предсказаниями – решай сам. Хочешь – «подложи соломки», чтобы не больно было падать. А хочешь обжечься, то хватайся за Катерджину, как за раскалённый утюг, и прижимай плотнее к своему сердцу.
– Я, наверное, рискну ухватиться за своё чешское счастье! – на секунду задумавшись, уверенно сделал выбор в пользу «раскалённого утюга» мечтательно улыбающийся Николай и, сложив перед собой ладошки, стал умолять старую чешку, заискивающе всматриваясь в её затемнённые очки. – Но, чтобы не обжечься, я попросил бы вас перевести с чешского языка – на русский «инструкцию по уходу» за этой «горячей штучкой»!
– Как ею безопасно «пользоваться»? – съязвила старая «черепаха» и, сложив из пухленьких пальчиков «кукиш», выставила его перед Колей. – Ишь, чьего захотел?
– Ну, расскажите хотя бы о том, откуда Катерджина так хорошо знает русский язык и с такой лёгкостью говорит на нём? – умышленно увёл разговор Николай с «щекотливой» темы – в нейтральную, чтобы усыпить бдительность старой «черепахи» и выйти на интересующие его вопросы издалека.
– О! Об етом её достоинстве я могу рассказать в мельчайших подробностьях! – с облегчением выдохнула старая «черепаха» и, присев на траву возле Коли, начала объяснять, – В наших школах «русский язык» является обьязательным предметом, а у Катерджины он, вдобавок, ещё и самый любимый! Слышал бы ты, как она на «Олимпиаде по русскому языку» наизусть читала «Письмо Татьяны» из «Евгения Онегина»! У членов жюри, от удивления волосы встали дыбом, а участники из других школ стоя ей аплодировали. Да что там участники?! Я уверьенна, что сам Пушкин хлопал в ладоши на небьесах от такого душевного прочтения его произведения. Естественно, единогласным решением жюри Катерджину признали «Чемпионкой Чехословакии по русскому языку» и наградили поездкой в СССР.
– А другие ваши ребята, тоже «Олимпийские чемпионы» по каким-нибудь школьным предметам? – полюбопытствовал Николай, испугавшись за то, что на фоне чехословацких вундеркиндов он будет выглядеть «тускловато», и Катерджина начнёт стыдиться общением с таким неучем, как он.
– Не-е-е-е-т! Что ты! – отрицательно замотала круглой (как луна, обросшая кучерявыми, крашеными «Хной» волосами,) головой старая «черепаха». – В нашей дельегации «Олимпийская чемпионка» и звезда только одна! У нас, конечно, есть несколько перспективных спортсменов и одарённых музыкантов, но в основном (если сказать по секрьету) нашу группу составляют те, кто приехал сюда, как это у вас говорят – «ПО БЛАТУ»! Поэтому Катерджина и является у наших ребьят безоговорочным и авторитетным лидьером!
– Никогда бы не подумал, что Катерджина фанатеет по Пушкину! – задумчиво произнёс Николай, «пропустив мимо ушей» всё то, о чём говорила старая «черепаха» про других ребят. – В её возрасте девочки влюбляются в смазливых киноактёров, рок-певцов да в плохих парней, а от хороших поэтов их тошнит! Так как любовь к ним насильно «прививается» школой с самого детства.
– Ты её слишком сильно идеализируешь! – образно «срезала» с Катерджины ангельские крылышки старая чешка. – Не хочу тьебя разочаровывать, но (в этом плане) она самая, что ни на есть, обычная дефочка. Ей нравится не только Пушкин. Она без ума ещё и от Фетисова, Третьяка и, вообще, от всего русского хоккея! Только не подумай, что она одержимый русофил. Чьешское пиво ей нравится больше, нежели совьетское, и к русскому балету она совершенно равнодушна. Хотя, с её темпераментом, красивые мальчики в обтягивающем трико ей должны (по идее) нравиться больше, чем беззубые, потные хоккеисты, обвешанные с ног до головы пластмассовыми щитками, словно игрушечные рыцари.
– Ничего удивительного в этом нет! – встал на сторону иностранной сверстницы Коля. – Многим советским девочкам тоже больше нравятся хоккеисты, потому что они выглядят более мужественно, нежели «балеруны». Признаться, меня радуют её предпочтения, потому что я …
– Да знаю я, что ты тоже хоккеист! – перебила Колю старая «черепаха». – Катерджина, как только услышала об етом от местных дефчонок, сразу захорахорилась, косметикой злоупотреблять стала и неровно задышала в твою сторону. Но я, на твоём месте, сильно не обольщалась бы. Я думаю, что для неё ты не судьба всей её жизни, а, всьего лишь, «спортивный интьерес». Так сказать, «МАТЧ-РЕВАНШ».
– Матч-реванш? – недоумевая, переспросил Коля, вытягивая от удивления лицо.
– Дело в том, что у Катерджины на Родьине есть бойфренд. Голкипер юношеской хоккейной сборной Чехословакии. Недавно они приезжали в вашу страну на международный турнир, и он сильно её разочаровал, – начала вводить собеседника в курс дела старая «черепаха», но Коля, замахав перед ней указательным пальцем, заранее категорически отверг от себя возможные обвинения:
– Нет! Нет! Нет! Это какая-то ошибка! Я капитан известной команды в уральском регионе, но я не являюсь игроком юношеской сборной Советского союза и никогда в жизни не играл с чехами в хоккей. Так что мстить мне не за что!
– А тьебе и не нужно было скрещивать клюшку с пльзенским голкипером. Катерджине было бы достаточно, если бы ты своей «клюшкой» «забил гол» в ЕЁ «ворота», – закамуфлировала подходящей (по смыслу) спортивной аллегорией пошлую суть намечающегося «реванша» старая «черепаха», озираясь по сторонам. Убедившись, что их разговор никто не подслушивает, она, на всякий случай, перешла на полушёпот. – Для такого самолюбивого голкипера, как её бойфренд, пропустить от русского форварда «гол» в самые обьерегаемые им «ворота» будьет невыносимо болезненным ударом ниже пояса и страшным унижением.
Николай внимательно слушал и терпеливо укладывал в уме вылетающие из уст пожилой женщины хорошо знакомые ему спортивные термины в логическую цепь и, морща лоб, пытался найти в ней место для своего (упорно выпадающего из общего ряда событий) звена.
– Ладно, – сжалилась над Колей старая «черепаха», обратив внимание на чересчур озадаченное выражение лица ничего не понимающего юнца. – Объясню проще. Её воздыхатель, во время турнира, на-спор, изменил ей с совьетской дефочкой лёгкого поведения. Вот она и решила отомстить ему за его подлый поступок. Так что ты можешь воспользоваться «голевым моментом» и, забросив «шайбу», выиграть самый престижный «матч» в своей жизни. А моя задача сделать так, чтобы этот «матч» не состоялся. Во-пьервых, я не увьеренна, что твой «гол» станет решающим в этом ревнивом противостоянии, а во-вторых, он может лишить мьеня «тренерской» карьеры. Ведь если в результате вашей «игры», моя «Олимпийская чемпионка по русскому языку» привезёт из Совьетского союза не памятный сувенир, а, как «матрёшка», привезёт внутри себья живой «сюрприз» от тьебя, мьеня уволят и навсегда отстранят от работы с детьми. Возможно, ради любимой дефочки ты готов потьерять сон, свободу и девственность, но я точно не готова тьерять из-за неё любимую работу, на которой проработала больше тридцати лет!
– А вдруг «матрёшка» не захочет возвращаться к чехословацкому голкиперу, а захочет официально остаться с советским форвардом, выйти за него замуж, родить от него сына и читать малышу перед сном сказки Пушкина? Вас ведь не должны тогда уволить? – озвучил Коля благоприятную для себя и для руководителя чешской делегации версию развития возможных событий и самоуверенно уставился на пессимистично настроенную женщину с большим педагогическим стажем, но с маленьким (судя по стервозности и отсутствию обручального кольца на безымянном пальце) семейным стажем.
– Не смеши, мьеня! – захохотала пышная чешка, потрясывая вторым подбородком. – Её бойфренд – перспективный парень. У ньего отличное будущее, могущественные родители, живущие в собственном загородном двухэтажном доме, и превосходный мотоцикл. А что у тьебя? Пыльная работа на уральском заводе, коммунальная квартира в панельной многоэтажке и эта вонючая «тарахтьелка»? – просмеявшись спросила Колю старая «черепаха» и брезгливо кивнула в сторону продолжающего обтекать мотоцикла. – Ты мьеня прости, но по сравнению с нашими «ЯВАМИ» и «ЧЕЗЕТАМИ» твой «МИНСК» – дряхлая лошадь, и на нём тьебе за Катерджиной не угнаться.
– Ну, это мы ещё посмотрим! – обиженно пробурчал Коля, со злости прихлопнув севшего к нему на плечо комара.
– Смотри не ослепни от такой-то красоты! – строго предостерегла Колю, защитница чехословацкой нравственности и, смягчив тон, заботливо добавила: – И не простынь! Глянь, весь мурашками покрылся, и губы посинели. Шёл бы ты домой, промокший «Ромео», да переоделся в сухую одьежду. А то умрёшь до свадьбы, но не от яда (как у великого Шекспира), а от воспальения лёгких. А чешская «Джульетта» даже и не кашлянёт из солидарности. Или ты болотный оборотень и потихонечку (с наступлением сумерек) начал превращаться в «Водьяного»? Пойду-ка я отсюда, от греха подальше! А то и впрямь обернёшься в какого-нибудь лягушонка и начнёшь при мне комаров жрать! Вон, одного уже прихлопнул, – косясь на раздавленное, на плече парня, насекомое шутливо встревожилась старая «черепаха» и, неуклюже, попятилась обратно в камыши.
Чтобы не допустить повторных попыток интимного сближения между Николаем и своей подопечной, руководительница чешской делегации, с того вечера, стала тенью следовать за Катерджиной, не давая своей глупой темпераментной «сучке» ни малейшего шанса остаться наедине с молодым неопытным щенком, готовым запрыгивать на всё, что шевелится, не задумываясь о последствиях.
Начиная с праздника «Русско-народного фольклора» и вплоть до завершения лагерной смены старая «черепаха» стояла живым щитом между Колей и Катерджиной, словно боксёрский рефери, настоятельно рекомендующий двум горячим бойцам держать дистанцию, не входить в клинч (обнимаясь, виснуть друг на друге) и не позволяющий «атаковать» спарринг-партнёра ниже пояса. Максимум, чем им приходилось довольствоваться в этот мучительный период, так это телесными прижиманиями (во время «медленных» танцев на дискотеках) да высказываниями взаимных комплиментов украдкой. От такого тотального контроля «запретный плод» казался подросткам всё слаще, и им ещё больше хотелось его попробовать. Коля с Катерджиной, как голодные хищники, не спускали друг с друга глаз и ждали малейшей возможности, чтобы наброситься на соблазнительную «добычу» и, не теряя времени на предшествующие сексу традиционные «ухаживания» да предварительные ласки, грязно, с животной страстью, совокупиться. Но старая «липучка» так прочно пристала к Катерджине, что отодрать её от девочки не мог даже туалет! А «отодрать» в туалете двух «слипшихся» чешек у Коли не поднялась бы ни рука, ни кое-что другое. Оставался один-единственный древний способ – это залезть ночью в окно возлюбленной, но старая и мудрая «черепаха» предусмотрела и это. Она переселилась (на оставшиеся до конца смены дни) из своей комнаты в спальню к девочкам и стала охранять честь Катерджины в круглосуточном режиме.
Растащенные по разным углам чешско-советской дружбы и удерживаемые старой «черепахой» на безопасном расстоянии друг от друга подростки было уже отчаялись, но в последнюю ночь, накануне отъезда, почти потухшие звёзды, освещающие их «интимный путь», неожиданно сошлись на тёмном любовном небосклоне, и «отлипшая» на пару часов от Катерджины чешская «липучка» ушла на организационное педагогическое совещание, посвящённое закрытию международной лагерной смены.
Оставшись без опеки, Катерджина покинула жилой корпус через туалетное окно и, примчавшись к Николаю, сообщила ему эту радостную весть. Воодушевлённый барабанщик не стал от радости прыгать до потолка и стучать в барабан победный марш, а, наоборот, чтобы не вспугнуть удачу и не привлекать к себе с Катерджиной внимания полусонных соседей по палате, шёпотом предложил оседлать его белорусского «скакуна» (ждущего на стадионе отправки в деревню) и «ускакать» на нём на пустующую от родителей дачу. Мол, здесь много посторонних глаз, а в деревне им никто не помешает заняться любовью.
Катерджина, взволнованно дыша, подняла глаза к небу, перекрестилась и, поцеловав нательный крестик, согласилась. Долго раздумывать было некогда, да и подходящих альтернативных вариантов она предложить точно не могла.
Прибежав на стадион, нарушители лагерного режима, не договариваясь, распределили между собой преступные обязанности и принялись их исполнять: Коля, вставив ключ зажигания в мотоцикл, начал ритмично давить ногой на предназначенный для этого рычаг, чтобы завести мотор. А Катерджина встала на «шухер» и, пугливо оглядываясь по сторонам, нервно покусывала ногти.
Глухо «фыркая», будто бы оттого, что его на стадионе бросили одного, мотоцикл ни за что не хотел заводиться и, обиженно отвернувшись от беглецов, гордо молчал.
Коля, бегло осмотрев все механизмы «упрямца» и не обнаружив в них неисправностей, вновь возобновил судорожные попытки запустить двигатель, но железный «конь» не подавал признаков жизни. Тогда Коля стал бегать с ним по футбольному полю, надеясь, что с «толкача» он всё же заработает, но мотоцикл работать не хотел и, как упёртый осёл, ленился, не желая никуда ехать.
Когда Николай осознал, что его мечта «овладеть самой красивой девочкой Европы» погасла, как мотоциклетная свеча в движке, он пнул от отчаяния по колесу ногой и сквозь зубы процедил:
