Федор Федорович Метлицкий
Замещение. Повесть
19
В общественном движении «Поиск вселенского сознания» все были в тупике. Влияние движения быстро уменьшалось, а значит, сократились и ресурсы, даже для выживания. Встал вопрос: что делать?
Агент пригласил политолога Кизякова. Все были подавлены, и никто не стал возражать.
Близнецов горько вопрошал:
– Может быть, это было естественным ходом истории – поражение гуманизма и демократии, чем мы всегда жили?
– Как что делать? – возмутился Дон Кихот. – Делать свое дело, и ждать перемен.
Политолог словно ждал этого вопроса.
– Сотни лет философы Запада вырабатывали идеи демократии и гуманизма, взяв из христианства: не убий, желай другому то, что желаешь себе. Они распространялись по всей планете, внедряясь силой. И Советский Союз, который мы не застали, тоже хотел силой распространить идеи коммунизма во всем мире. Никто не хотел уступать, в результате мир не раз висел на волоске. Мы видим сейчас, что в идеях гуманизма и демократии обнаруживается что-то ущербное. Возникшая ненависть «к чужому» опустила планку гуманизма. Теперь начинают понимать, что нужно мирное сосуществование идей, примирение демократий и автократий в многополярном мире.
Это была неразрешимая проблема, которую соратники обсуждали бесплодно много раз. Дон Кихот, сдерживаясь, спросил:
– Как можно примирить демократию с автократией?
– А не приведет ли демократия к тому, что все восстанут друг на друга? – озадачивал политолог. – Как в Штатах демократы и консерваторы. Может быть, лучше не доводить до гражданской войны? Непримиримая демократия, желавшая во что бы то ни стало одержать победу, однополярна, ведет к гибели человечество. Народы слишком разные, верят и в демократию, и вождям, Иисусу и Аллаху, и Будде, кто во что горазд. Воинственный гуманизм уничтожил эффективность его воздействия. Он не спас от мировых войн в прошлом, в связи с чем и возник вопрос о многосторонности и многополярности. Все время были попытки создать институты многосторонности, но в конечном счете все провалились. Распадаются все многосторонние союзы, что были созданы в мирные годы – Организация объединенных наций, Евросоюз. Теряют влияние глобально ориентированные социальные и профессиональные группы, что вы по себе знаете.
Дон Кихот строгим тоном спросил:
– Отказаться от идеалов демократии и гуманизма – вы что, с ума сошли? Это же условие выживания человечества.
– Оно не разрушится, – нетерпеливо отмахнулся политолог. – Можно мирно уживаться и с разными убеждениями. Уже ясно, что многополярность возобладает окончательно. Да, народы скукоживаются в своем национализме, теряют влияние космополитические настроения, частный капитал, политические элиты и либеральные медиа, интеллектуалы-компрадоры. Люди собираются вокруг флага, и мир проваливается в архаику. Но мир ищет новых многосторонних связей. ООН будет представлять не отдельные страны, а разные миры.
Толстый филолог жалобно произнес:
– А мне жалко нашу привычную идею гуманизма!
– Многосторонность идет медленно, но за ним будущее, – ровным тоном сдерживал шум политолог. – Мир поворачивается с головы на ноги.
Дон Кихот резко оборвал политолога приказным тоном:
– Какое извращение приспособленчества! Идеи гуманизма и демократии никогда не умрут. Народы уже все понимают, куда ведут империалистические силы. И вы увидите, что скоро все изменится.
Политолог встал.
– Мы строим Ноев ковчег, спасение всего, что осталось живым после крушения старого иллюзорного мира. В нем должны мирно сосуществовать лев и агнец, ибо наша цель – выживание. Однако еще остаются романтики, либералы, они бегут от суровой реальности в башню из слоновой кости.
Надменный студент-радикал закричал:
– Это же певец генерального штаба!
20
Общественное движение «Поиски вселенского сознания» увязло в штрафах от нарушений в налоговых отчетах. Только теперь исполнительный директор Близнецов понял, что слишком долго полагался на бухгалтера, целиком занятый программами, тот запарывал все отчеты, надо было давно гнать его в три шеи. Налоговая, как раз навсегда заведенная машина, перемалывала организацию, все еще не могла выплюнуть, как несъедобный остаток.
Сотрудники стали увольняться один за другим. Агенту виноватый бухгалтер был любопытен, он все хотел понять, откуда здесь появляются такие люди.
Бухгалтер ощущал его сочувствие, чего ни от кого не видел, и открылся ему:
– Я в детстве остался сиротой, голодал, пытался приспособиться, чтобы насытиться. Меня гнали, сами голодные, а кто-то делился последним куском. С тех пор никому не доверяю – обманут и выкинут из дома голым.
– А сейчас? Ведь, не голодаете?
– Что сейчас? С того времени подбираю крошки на тарелке. А главное, постарел. Иногда в голове целые куски отчетов пропадают, как будто не существовали.
– Так надо было увольняться.
– Надо было. Но чем жить? Кто меня, такого, возьмет на работу?
Он заторопился:
– Я не тот, кого вы вообразили. Виноват, что сразу не подобрал себе замену. А нашу команду уважаю. Самоуверенность – это показное, чтобы не уронить себя.
Агент был поражен откровениями буха. Он и раньше не верил в природный эгоизм сотрудников.
____
Скоро перестали предоставлять в аренду площади, дали срок выметаться в течение одного месяца. Да и отказали в помощи спонсоры. Ушли штатные сотрудники, разбрелись по разным организациям. Перестали заходить бывшие соратники, застряли где-то в суровых буднях, приспосабливая себя к новой жизни.
Но школа еще держалась вопреки всему – спонсорами стали родители. Они радовались, что дети стали пытливыми. Пристрастились к игре в необъятную сферу, неутомимо выискивая и освещая знаниями темные пространства. Учителю хотелось, чтобы поиски остались у них навсегда.
Выхода не было.
Разбирали документы. Выбрасывали папки с документами и докладами, почетные грамоты и приветствия, полученные когда-то от правительства, международных организаций и форумов. Это уже не было нужно.
Близнецов искал новую работу, и в то же время замещал учителя в школе.
***
Агент, наконец, стал осознавать, в какой мир попал. Что-то происходит, криво, не так, как у нас. В нем царит неустойчивое брожение, недоверие и вражда – между государствами и отдельными общинами людей. Постоянные экономические и политические кризисы, падение и смена правительств, при этом в авторитарных странах вожди держатся дольше, порой слишком долго. Постоянные перегруппировки мировых центров сил, жизненного и экономического пространства. И тяжелая ноша ответственности перед всем, к чему прикасается человек, изнуряющий долг, без радостного вздоха. Человек всегда на грани катастрофы.
И это трясение они называют естественным и неизбежным! А ведь лучшие умы человечества верили, что придет то время, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся».
У него испортился характер, он был в крайней степени изнурения, злой и полный горечи не оправдавшего надежд за порученное дело. Слишком долго жил в эгоистическом водовороте, грызне интересов, закрывающей мир. В безлюбой пустоте, о которой Св. Августин писал, как о страшном несчастье человека.
Прошло много времени, когда по заданию его сообщества он прибыл сюда, чтобы найти пример исцеления. Как это получается здесь – держать в постоянной энергии общество, с рискованными обострениями перед лицом новых трудностей?
Он вспоминал свой родной край, его нормальный мир. Там созданы все условия для творчества, но, как ни странно, в результате развития науки и технологий, давших людям долголетие, когда все есть и навсегда, большинство людей не бросаются в творчество. Предпочитают слепо плыть в общем течении, не хотят усилий мозга.
Людям все больше и больше хочется уезжать на юг, путешествовать, или за городом, в полях за рекой, без земных тревог и забот бродить в тени высокой осоки, закрывшей весь куда-то спешащий мир, где так уютно ни о чем не думать, войти в самого себя и там блаженствовать.
Жена высказывалась прямо, как думала:
– Бегут в Валгаллу. От своих семей, от обязанностей.
Неужели от творческой работы тоже устают? Может быть, это заложено в генах человеческого существа – разность усилий мозга, и не надо противостоять природе?
Оказывается, природа отмеряет время жизни не зря. Когда искусственно достигаешь долголетия, превышающего норму, то начинаешь чувствовать пресыщение жизни, некую остановку. Да, мы расслабились от утомления в своем почти бессмертии. Дома у нас скучнее, поскольку ослабела энергия жизни, нет ужаса поражения и торжества победы, обостряющихся на границе угрозы существования. Мы уже не нуждаемся в усилиях для обеспечения своих потребностей. Описывать нашу историю проще – никаких событий, кроме спортивных и результатов творческих озарений. Конец истории все-таки скучен.
Мы достигли равновесия, гармонии в нашей жизни. Но в природе есть закон неравновесия, и только он двигает историю. Полной гармонии никогда не достигнуть. Куда приведет наше равновесие – пугающее, ибо так не бывает? Может быть, в нашем катастрофически дряхлеющем обленившемся мире придется возвращаться к тяжелому ярму работы для поддержания физических сил.
Наш мир, как и я сам, можем ослабнуть от потери энергии, хотя людей еще поддерживает радость сотворения новых вещей – будь то слово, звук или кисть, или гениальные догадки о будущем.
Говорят, революции приносят что-то новое, вливающее в кровь народа небывалые силы. Но так ли это? И у нас нужно новое возрождение, приток новой энергии, но его дадим не мы. Может быть, это будет смена нашего уставшего от бессмертия поколения на молодое и полное сил? Музыка тревоги и надежды всегда стремится к этой последней тайне – гармонии мира, и никогда не завершится.
Его мир потерял цель, и потому он здесь. Но этот мир может кончиться катастрофой, как и у нас. Ведь, мы – это обратная сторона двухслойного зеркала, которое может разбиться, и оба мира погибнут вместе.
21
Агент лежал на диване, в доме Близнецова, глядя в потолок.
Я потерял здесь все. С горечью вспоминаю жену, в безысходной вине. Нет, все-таки это не моя жена. И тоскую я о той, первой.
Отрицательная энергия насилия и постоянные угрозы войн – разве можно это принять? Оказывается, зря мы сожалеем, что нет у нас настоящей борьбы и подвигов. Разве здесь можно найти спасение его цивилизации? Его здесь нет.
Разве я приговорен здесь жить? Меня выдавили отсюда – им такой не нужен!
Но вынужден признать, в невыносимой обстановке есть общая для всех нас, человеческих существ, сила, способная держать на плаву – какой-то обывательский оптимизм общего дружного сопротивления, надежный и бессмертный, куда бы ни проваливалось человечество.
Интересно, если я умру здесь, распадусь – буду ли жив, соберу ли себя там?
____
Пронизал взглядом потолок, увидел небо другого измерения, родину. Боже, как мне вернуться?
И решил бежать из этого бесчувственного мира, которому угрожает исчезновение. Пока сам не превратился в бездушного исполнителя долга.
Он пришел в парк, откуда вышел в этот мир, забрался в нетронутую загаженную чащу, и … рассыпался на частички, чтобы стянуть их в живое тело там, в параллельном мире.
