Последний из романов великого русского писателя Ф.М. Достоевского – «Братья Карамазовы» – навсегда вошел в число шедевров отечественной и мировой литературы.
Настоящее издание представляет полный текст романа, выверенный по лучшим изданиям XIX века. В первый том в качестве приложения включена статья ведущего современного литературоведа Г.И. Романовой «Символ русской культуры». В приложения ко второму тому вошел знаменитый труд философа В.С. Соловьева «Три речи в память Достоевского», представляющий собой первую попытку религиозно-философского анализа произведений Достоевского. Издание адресовано самому широкому кругу читателей, интересующихся отечественной литературой и культурой.
Посвящение Анне Достоевской в полной мере отображает жертву этой женщины, несмотря на то, что произведение, по ее собственному признанию, она абсолютно не поняла. Ну, так ни она одна. Лев Толстой, думаю, бросил читать где-то в начале второго тома (благо, во вступлении сам Достоевский ему это разрешил, иначе бы Толстой чего доброго и не посмел), а Набоков, судя по всему, просмотрел только часть второго тома с убийством и судом.Вторая часть этого произведения в основном реальный экшн и ее интересно читать в первый раз. Мысль по поводу «кому досталось наследство» как-то абсолютно не воодушевляет, за исключением единственного варианта, если бы все деньги в их деноминированном варианте предназначались лично мне. Вообще, написать что-то в общем и целом о «Братьях Карамазовых», учитывая тот факт, что это лишь первая часть «Истории великого грешника», коротко и на пол странички просто невозможно, даже если использовать стенографию и тайную женскую письменность Нюйшу. Поэтому проще обратить внимание сразу на вещи тривиальные. Папашу Карамазова прикончил Алеша. Об этом Достоевский хотел поведать во второй части, но не успел. Она так и называется. Тем более, что Алеша в большей степени наделен чертами самого автора, а мы помним эти его темные перевоплощения – старушку-процентщицу по лбу, теории об избранности, абсолютную уродливость Аркадия из «Подростка», который долго кривлялся, но в конце-концов приобрел вполне ясные и осязаемые черты Федора Михайловича. На правах творца Достоевский имел право убить своего героя. Сам породил – сам и убил (Гоголь). На суде неожиданно Достоевский появляется сам – с чего бы? Почувствовал, что слишком возвеличил своего Алешу? Образ Алеши, кстати, действительно много недополучил, ибо ему, судя по всему, отводилось много места в недописанном окончании. Но мы далеко не все знаем об Алеше, не знаем тайников его души. Подозреваю, что именно там и сидит Смердяков.Смердяков видите ли «может быть сын Федора Павловича». Может сын, а может и не сын. А может он мать? Лакейская тематика Смердякова продолжается и находит свое воплощение в лакее-черте, а еще и в эпилепсии, которой его наделил автор и не случайно. Эта тайнопись, распространенная среди немногих, в основном среди эпилептиков. Не буду распространяться об этом – тема поднята в рецензии на «Идиота», можно ознакомиться и просто поменять плюс на минус. И, кстати, посещал недавно спектакль «Халдейская» по наброскам Гоголя. Подобный интерес к лакейской тематике наводит на многие мысли, учитывая современные варианты, ибо мы знаем – кто сейчас в основном носит подносы и открывает двери. Нигилизм, недовольство медициной да еще в истинно толстовской-тургеневской манере расширяет границы сознания, хотя и мешает читать. Также, как и все это мешает писать. Бойтесь не явных грубых злодеев. У Федора Михайловича, кстати, их нет вообще ни в одном произведении. Он тайно любит всех – и папашу Карамазова, и Смердякова, и даже Ракитина. Что это – человеколюбие такое? Человек, неспособный ненавидеть, не способен и любить. Ненависть мы бы почувствовали сразу. Все очень просто – в произведениях Достоевского нет ни одного человека, способного вызвать в нем ненависть. Они есть в природе, но автор просто забыл о них упомянуть. Забыл с умыслом – смелость не самое его блестящее качество. К чему создавать себе дискомфорт в собственных же произведениях. Опять отвлекся – бойтесь не грубых злодеев, их нет у Достоевского по определению, бойтесь добрых Алеш, которые своими сладкими речами одурманивают мозг, которые своей дипломатией разжигают страсти, более того – всегда влюбляют в себя дамочек. Алеша всех взбаламутил, никто не знает – зачем он появился, почувствовал запах старца Зосимы за сотни верст? Об Алеше мы все знаем по четкой установке, что сразу и в течении всего произведения дает нам автор. Говорит и делает этот герой меньше, чем следует из его описания. Кстати, помните судью из «Десять негритят»? Он говорил «Должен же я кого-нибудь в конце-то концов убить». Старушки-то было мало – это однозначно. Тем более, что не старушонку он тогда убил, а себя.В самом начале произведения автор очень искусно разлучил Ивана и Митю. Причем сделал это в странной для самого себя форме. Написал, что «отношения были плохими и больше не будем к этому возвращаться». Не припоминаю у Достоевского вообще таких формулировок. Напротив, его к рулетке не пускай – дай только возможность покопаться в чужих отношениях. Сие странно, хотя и может объясняться женским вопросом. Но на невозможность настолько разных братьев иметь отношения с одной и той же женщиной внимание уже обращалось. Нисколько не верю в то, что тончайший психолог Федор Михайлович мог подобным образом наляпать и насоздавать мифических отношений. Митя, так нежно любимый Достоевским, судя по всему и есть воплощение русского духа. Он носится по бабам и подворотням в постоянных поисках трехрублевой купюры, стеная, размазывая слезы и всякое такое. Вслед за автором и мы начинаем его любить. Он типа благороден. Девки, пряники, водка – это все слабости. Честен. Действительно, полторашку-то заныкал. Одного этого поступка достаточно, чтобы определить его как крысу. Зашив под зад купюру – он ходит, плачет, клянчит деньги у женщин. Когда мужчина берет деньги одной и тратит на другую, то это вообще сутенерство. Но он при этом же страдает – это самое важное. Ходит и кается. Да чего и не сделаешь в хорошем подпитии. Это и находит самый низменный отклик в наших душах. Подведем итоги – самые главные митины качества – глупость, пьянство и умение гулять за чужой счет. Перед нами идеальный мужчина. Манера вещать устами черта или 14-летнего мальчика достойна всякого восхищения. Всегда можно что-то спорное списать на несовершенство героя. По этому принципу и библия построена. Я здесь давеча поступил на службу к богу. Жалование не очень большое, но стабильное и в евро. Но главное – хозяин обещал некоторые перспективы. По поводу убийства же он вообще сказал не заморачиваться. Это была вынужденная мера, но в итоге никто не обязан отчитываться.Алешина эпилепсия почему-то куда-то делась. А в принципе, Алеша должен быть хорошим зеркалом общества. Ничего своего нет, но есть яркий талант к подражанию. Он, как обезьяна, будет повторять ваши действия, как попугай – ваши слова. Его дружелюбная сила без мыла влезет в вашу душу. Он станет серым кардиналом вашей жизни. Пророк, эпилептик, божий посланник – много синонимов нашел Достоевский.Для критики логики католицизма автор выбрал Ивана и очень неудачно. Никак настолько правильный образ не укладывается в теорию вседозволенности и его софизмы ничто перед логикой Смердякова. Беседы при ясной луне с самим собой – непременный атрибут ловли белок. Твоя изменившаяся личность еще сохранила привычку быть тобою старым, но оценивает все уже другими категориями. Это может как нравиться, так и не нравиться – зависит от того, какого рода вопросы, образы, эмоции встают перед тобой. И беседа тебя старого с тобою новым тянется столь долго, сколь долго и в количествах раз шифер на твоей крыше начинает ходить ходуном. Этот обычный алгоритм изменения личности довольно точно совпал с «белой горячкой» Ивана, хотя, наверняка, этому его заболеванию дано неверное название. Достоевский настолько хорошо изобразил Ивана, что встает вопрос – не хочет ли он сам им быть. Если есть черт, то не факт, что есть бог. Но доказательства существования бога не предполагают с его стороны добро. «Добро» вообще есть относительная категория для логики. А посему – для кого-то и черт есть бог. В общем и целом – типы направлений, определенных Достоевским и приуроченных к образу братьев Карамазовых, почему-то вертятся вокруг самого Федора Михайловича, что не только неверно, но и нескромно. Но, с другой стороны, как бы он это еще изобразил. Хотя – не может наша страна без распрей и ненависти. Ненависть же среди братьев, даже вперемешку с женщинами очень неубедительна. Будто наш человек и ненавидеть не умеет. Логический образ Ивана, наделенный рогами и хвостом, в него тоже не верится – он слишком правильный и болезненно верующий. Если сатана – это только сумасшествие, то это сводит на нет всю концепцию христианства. Образ Алеши настолько неоконченный, что больше верится в его подводную темную часть, чем в добрые начинания. Резюме – для того, чтобы примерно представлять что-то об авторском замысле, нужно быть самим Федором Михайловичем. Пусть воскреснет и допишет.
Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.С этой библейской цитаты начинается роман. И она истинно отражает дух не жертвенности, а мученичества. Ибо Иисус доподлинно знал, что воскреснет.p.s. Благородные чиновники, детские благотворительные фонды, честные проститутки – начитавшись Достоевского можно ведь во все это и поверить. Суд больше напоминает театр. Я бы изъял Федора Михайловича из школьной программы вообще.
И, да – это нельзя не процитировать
Я эту Америку, черт ее дери, уже теперь ненавижу.
Зато помрем на родной земле.
В последнем и не сомневался никогда.
какие же они живые, эти братья. и цельные, и каждого найдешь в себе. наверно, задача умного (который учится на ошибках – хоть на каких-нибудь) в том, чтобы знать, что и за гранью Митиной одержимости, и за гранью Ваниного гнева и отчаяния находится-таки горячечное понимание добра и зла, и принятие мира заодно. и только эта лихорадка и побеждает на время вирус карамазовщины. и эта же лихорадка и говорит о том, что карамазовщина – это воспаление, паразит, чужой, не свойственный на самом деле организму человека, убивающий его. а составляет человека, выходит, как раз вера в ту самую немыслимую гармонию, которая там, в конце, где мучимые обнимают мучителей. но то и страшно, что понимание это – только горячечное, только под угрозой верной смерти. и задача умного – завершись болезнь не смертью – запомнить навсегда и не верить больше своим чувствам, составляемым в обычной жизни этими самыми червями карамазовщины. а верить надо, выходит, в формулы, которые тщательно записать себе в медицинскую карту. этим самым можно уберечь от смерти того самого настоящего человека, который от бога, которого так жаль, который тихо сидит и терпит побои, пока уж совсем не припрет. только беда одна – странная, страшная: не может этот божий человек быть счастливым. радостным, честным, спокойным совестью – да, но не счастливым. не выходит. счастье, получается, – это странный побочный эффект паразита карамазовщины. счастье либо природой предусмотрено не было и случайно затесалось, прихватив с собой побочные эффекты. либо задумано оно было, но подключенным к механизму самоуничтожения. то есть старая песня: либо не всемогущ, либо не миросерден. потому что карамазовщина – она и в алешах, и во всех. исхода нет. и, кроме того, паразиты, не генерирующие счастья – это еще нормально, это случается (вот, папаня Карамазов, пожалуйста). а счастья без них – не выходит, хоть ты тресни.
и хорошо, и ладно. раз уж больше ничего не остается, то теоретически я лично согласна ничем больше не заниматься, как карту свою медицинскую до конца дней читать, раз все равно в итоге горячечный бред в лицо ею ткнет, раз уж природа. только практически вот что: вся эта тихая радость гроша ломаного не стоит для человека, который настоящее счастье пробовал. так что я билета этого Ваниного тоже не беру. не что другое эта ваша гармония, как чтение медицинской карты, пусть и нараспев, пусть и обнявшись. и ничегошеньки оно не стоит. я за червей.
Я люблю героев Достоевского. За их сложность, глубину, надрыв. Люблю Алешу Карамазова за его веру, доброту, искренность, любовь к окружающим. Этот герой проник глубоко внутрь меня, его идеалы и ценности, стали для меня ориентрами во многих поступках.
А Дмитрий Карамазов! Он – живое вопложение широкой русской души. Его бросает из крайности в крайность, от любви к драке, от помощи к насилию. И суд над ним не это ли суд над нами? Не об этом ли кричит один из героев романа: Мы все за всех виноваты!
Иван Карамазов мне кажется самым сложным и противоречивым героем романа. Для меня главной проблемой, прозвучавшей из его уст, стала проблема веры.Читая главу «Великий инквизитор», понимаешь, что не вера легла в основу церковной системы, а желание людей управлять другими ради всеобщего блага. Такая система лишает людей свободы,но нужна ли человеку, слабому и грешному, свобода? Или людям необходимо находится в подчинении более сильных, и только отдав свою свободу в руки других людей, мы можем стать счастливыми?
Я люблю Достоевского, за то, что, читая его, ты размышляешь, пытаешься понять его героев, проанализировать их поведение и мысли.