bannerbannerbanner
Памятник Тысячелетию России

Федор Буслаев
Памятник Тысячелетию России

Полная версия

Чтоб удовлетворить всем и каждому, художник прибегнул к эклектизму, к этой блаженной средине, где можно до времени держаться нейтральным между противоположными партиями. Потому в сплошном барельефе он поместил и Авраамия Ростовского и Шевченку, Кукшу и актера Дмитревского, Гурия и Варсонофия Казанских, и музыканта Глинку, и т. д. Конечно, художник имел полное право поместить в памятнике тысячелетию России все знаменитые личности, к какому бы времени и к какой бы сфере они не относились; и знакомый с произведеньем Делароша, может быть, вполне оценит удачное применение его системы к классификации русских людей: но признает ли простонародье хорошо известных ему Зосиму и Савватия Соловецких или Стефана Пермского в сплошной толпе, где очутился и актер Дмитревский, и какой-нибудь модный стихотворец нашего времени? Было бы смешно между людьми образованными толковать о важном значении перегородок и клеточек для размещения в них противоположностей и, вероятно, самыми группами художник отделит Лермонтова с Жуковским от полумифического князя Святослава. Но во всяком случае, не без основания, можно опасаться, чтоб смышленый мужичок, взглянув на это вавилонское смешение русских людей, столь различных между собой по историческому их значению и по характеру деятельности, не вспомнил бы слов князя Владимира о том, как Илья Муромец поломал перегородки между богатырями.

 
Илья Муромец да сын Иванович,
Помешал ты все места, да ученые,
Погнул ты у нас сваи, да все железные:
У меня промеж каждым богатырем
Были сваи железные,
Чтоб они в пиру… да не столкалися.
 

Одним словом, художник добровольно взял на себя еще новое затруднение, выбрав так много лиц из русского исторического пантеона. Чем меньше бы их было, тем лучше можно бы отделить противоположности и тем меньше можно бы опасаться, что этот сплошной барельеф произведет в зрителе смешенное представление.

Если художник последует Деларошу в группировке своих фигур, то встретит новые, неожиданные трудности в недостатке исторических данных. Положим, многие личности последних полутораста лет сохранились в портретах, иные из русской старины довольно определительны в своих характерах, другие так недавно померли, что художник для памятника тысячелетию России мог снимать маску с неостывшего еще трупа. Извинительная дань своему времени и новое свидетельство, как еще рано нам думать о тысячелетней образованности. По крайней мере, личность современная удачно может быть воспроизведена в памятнике по способу Делароша.

Но какой тип даст художник Кукше? С кем его постановит или о чем заставит его беседовать? Потом не будут ли слишком однообразны и бесцветны типы Авраамия Ростовского, Кирилла Белозерского, Зосимы и Савватия и других монашествующих подвижников? Воспользуется ли художник иконописными их подобиями или для единства стиля создает что-нибудь новое, так как он покусился уже на новизну в типах, выражающих православную веру? Будут ли эти святые мужи в сиянии, или в венцах, как они пишутся на иконах, или в виде обыкновенных исторических личностей? Для современного вкуса последнее лучше, но признает ли народ в фигурах без сияния Антония и Феодосия Печерских, Сергия Радонежского и другие святочтимые личности? Будут ли в сиянии, или в венцах Довмонт Псковский, Александр Невский, Михаил Тверской?

Но, что особенно может затруднить зрителя, так это случайность и ничем не объяснимая странность в выборе лиц, споспешествовавших своими подвигами – как сказано в описании памятника – прославлению Российского государства. Чем, например, прославили его некто Волков, основатель театра, и Дмитревский, его товарищ и преемник, усовершенствовавший сценическое искусство, как говорит то же описание? И что за подвиг такой основать театр на Руси в половине XVIII в., когда он давным-давно был уже основан, подновлен и видоизменен на западе? Почему для единства системы художник не поместил первых на Руси типографщиков? Это для просвещения России поважнее какой-нибудь запоздалой труппы актеров, которая скорее свидетельствует об отсталости русской цивилизации, нежели о каких-то славных подвигах. Художник имел полное право в своем памятнике тысячелетию России предать вечному забвению пресловутых в старину иконописцев Андрея Рублева и Симона Ушакова. Что они такое в истории живописи рядом с Рафаэлем или Альбрехтом Дюрером? Но зачем же он поместил между пресловутыми мужами некоего Кокоринова, строителя Академии художеств – как он характеризуется в описании?

Вы завещаете бессмертной памяти Кокоринова: зачем же обходите Рублева и Ушакова? Скажут, что этих имен не знают или не хотят знать в Академии художеств, а на это могут ответить, что никто на Руси не интересуется строителем Академии; да и многие ли знают его по имени? Вы назовете его отсталостью и невежеством; но тогда поместите уже в своем барельефе Ушакова. Вы увековечили Карла Брюллова. Действительно, он этого стоит, зачем же обошли Иванова, картину которого как нарочно для того передали в Москву, чтоб из центра России повсюду разносилась о ней слава как о национальной знаменитости? В барельефе помещается Жуковский и предается забвению Державин. Положим, Державин не достоин вашего памятника, но зачем же почтили вы этою честью стихотворного переводчика? И это – переводчик действительно мастерский; но не обидно ли для тысячелетней цивилизации России, что к славным подвигам мы добродушно причисляем удачный перевод с иностранных языков или основание театра задним числом? Итак, или Брюллова и Иванова, Жуковского и Державина, или уж ни того, ни другого.

Еще страннее и непонятнее выбор лиц между так называемыми просветителями. Если уж помещены в числе знаменитостей первого тысячелетия России Митрофаний Воронежский, Георгий Конисский, Тихон Задонский, даже Иннокентий Херсонский и Таврический, то на каком основании преданы забвению Исайя и Леонтий Ростовские, Евфросиния Полоцкая, Меркурий и Авраамий Смоленские, Никита столпник Переяславский и многие другие лица, имеющие столько же права быть в числе лиц, прославленных на Руси. Но если памятник тысячелетию России может обойтись без этих и многих других лиц того же достоинства, то для чего помещены на нем вышеупомянутые? Если нужны те, то необходимы и эти, и многие другие. Тогда придется растянуть сплошной барельеф до бесконечности, превративши его в лицевые святцы, с придачею всей русской истории.

Рейтинг@Mail.ru