Фаусто Грин
Книжные черви 3
– А будут какие-то объяснения? – сипло поинтересовалась женщина.
Катерина тоже начала приходить в себя. Спросонья она не понимала, где они находятся.
– Я хотела предупредить, но не успела… – виновато пробормотала девочка.
– О чём? – мягко поинтересовалась Настасья Филипповна.
– Это ловушка, – заключил Андрей. – Вы оказались здесь в поисках документов, Володя получил моё письмо, что я иду сражаться с пособниками Барыни. Меня позвал сюда якобы создатель ожерелья. А на деле…
– Мы должны были все умереть под завалами, – закончила девочка.
– Или перебить друг друга, – добавил Дубровский.
– Вы уже обсудили, кому и зачем это нужно? – спросила женщина.
– Очевидно, что мы попали в опалу, и от нас решили избавиться, – хмыкнул Германн. – Вот их руками.
Дубровский аккуратно почесал лапой медвежью морду.
– А нас зачем? Допустим, вы бы избавились от нас… Что будет с нашими мирами, если мы умрём в этом? – спросил Дубровский.
– Ничего хорошего! – уверенно сказал Германн. В его голове вся картинка сложилась. И таинственное предупреждение в телеграмме идеально дополняло эту версию. – Убивать мы здесь друг друга не будем. Попробуем выбраться. Настя и Катя первые, остальные будут прикрывать.
– Кому нужны наши смерти? – раздражённо вопросила Настасья Филипповна, освещая всё подземелье огнём.
– Это часть какого-то действа, – прошептала Катерина. – Я за ним наблюдала всё это время. Он не такой, как мы. Зачем ему нужно ожерелье?
– Ему? – не понял Андрей.
– Чёрный Человек. Он призывает некоторых из нас. Он делает больно. Он заставляет нас служить Барыне, – сбивчиво пояснила девочка.
– Нет, ребёнок, подожди… Нас призывают жемчужины, – растерянно проговорил князь.
– Да. Рукопись. Камень. Призыватель. Знаю, – кивнула девочка.
– Жемчужин всё больше. Героев всё больше, – добавил Германн. – Кто-то хочет домой, кто-то нет; кто-то хочет изменить прошлое, кто-то нет. Готовые противоречия, и писать лишнее не нужно.
– Остаётся только начать эту войну… – прошептал Андрей. – Мы должны предупредить! Германн, обопрись на Володю, будем пытаться выбираться. Нет уж, никто никого убивать здесь не станет!.. Неизвестно, чем это закончится…
Андрей ударил кулаком по земле, и оттуда вырвалось несколько корней, пытаясь разбить завал.
– Я не смогу сжечь тут всё. Мы задохнёмся, – сказала Настасья.
– Спокойно. Выберемся, – не теряя хладнокровия, успокаивал всех Андрей.
– Потрясающая уверенность, – раздался пустой и насмешливый голос Чёрного Человека. Его тень была на каждой стене. Он был повсюду и нигде.
– Мы в ловушке, – прошептала Настасья Филипповна.
Катерина впилась маленькими ручками в подол платья женщины.
– Как давно я хотел начистить тебе твою картонную морду, – выругался Германн.
– Герасим, тут предатели. Разберись с ними, – скомандовал Чёрный Человек.
В следующий момент завал разлетелся в кирпичную крошку. В проходе, отделявшем всю компанию от выхода, стоял огромный мужчина. Его глаза были совершенно пусты.
– Мы задержим его, а вы бегите! – крикнул Дубровский девушкам и бросился на мужчину.
– Не убивай его! – крикнул Германн. – Скрутим и потом разберёмся.
Воспользовавшись суматохой, Настасья и Катерина прошмыгнули мимо сражающихся и бросились по коридору.
– Надо помочь им! Нельзя дать им умирать! – воскликнула Катерина, замедляясь.
– Мы не можем. Слушай меня. Не смей возвращаться. Бежим! Нельзя никого убивать. Он хочет, чтобы мы убили здесь друг друга. Этого нельзя делать, даже если захочется мстить. Бежим, Катюша, бежим!
С этими словами Настасья Филипповна потянула Катерину к выходу.
***
По всему коридору разнёсся медвежий рык, громкий мужской крик, треск, и всё стихло.
Дубровский лежал на тёплой от крови земле. Герасиму потребовался один сильный удар, чтобы буквально превратить в кровавое месиво все его внутренности. Владимиру казалось, что в него попало пушечное ядро. Да и зрелище было примерно такое же. Только сам мужчина уже ничего не мог видеть.
– Да что ты за тварь такая… – слабо прохрипел Владимир. У него уже не было сил обернуться обратно человеком.
Среди ветвей, созданных Андреем, наколотый, словно бабочка на булавки, теперь висел Германн. Он не шевелился. Смерть наступила мгновенно.
По полу ползал сам князь Андрей. Он ничего не видел. Расправившись с Дубровским, покорная кукла Чёрного Человека прижала мужчину к земле и выдавила ему глаза. Андрей отбивался как мог, из последних сил он создал острые ветви, которые пронзили насквозь всех. Его. Германна. Володю. Герасима.
Только, в отличие от всех, Герасиму это не причинило никакого вреда.
Расправившись с мужчинами, он двинулся дальше по коридору.
***
Коридор казался бесконечным. Настя и Катерина блуждали по нему и понимали, что это не что иное, как наваждение, которое нужно было преодолеть, но ни огонь, ни яркие молнии не могли прогнать морок.
– А из тебя бы получилась хорошая мама. Ты мне мою напомнила, – тихо сказала Катерина. Фраза эта была совсем ни к месту, совсем наивна, произнесена так искренне и совершенно обречённо.
Настасья Филипповна, которая успела привязаться к девочке, хотя сама не верила, что способна хоть к кому-то в этом мире относиться с теплотой, чуть не расплакалась.
– Выберемся – буду тебе мамой, – твёрдо сказала она.
– Вы правда думали, что можно убить меня или Герасима? – вновь засмеялся, появляясь из тени, Чёрный Человек. – Скоро вы присоединитесь к остальным.
Настасья собрала все силы и метнула столп пламени по коридору. За ней и Катерина послала электрический разряд такой силы, что во всём центре города погасли уличные фонари.
Но на Чёрном Человеке не было ни царапины.
– Я даже не буду предлагать вам вернуться. Я призову новых. И ещё. И ещё. Более покорных. Которые будут делать, что я говорю. Дружить с теми, с кем я скажу. Убивать тех, кого я скажу.
– Сукин ты сын! – выругалась Настасья Филипповна. – Но зачем тебе нужно, чтобы мы убивали друг друга?!
Чёрный Человек достал из-за пазухи белую шкатулку и поставил её на пол. Крышка приподнялась. Из шкатулки наружу вылезли несколько чёрных рук. Они трогали землю, стены, словно пытаясь что-то нащупать. А затем запульсировали, и на каждой руке стали проявляться глаза.
– Им пора навестить этот мир, – оскалил зубы Чёрный Человек. – А без ваших смертей им трудно сюда проникнуть. Несколько там, несколько тут, несколько ещё где-нибудь… Прошлой войны было мало. Нужна сцена побольше.
Катерина и Настасья Филипповна не знали, что за твари наблюдают за ними из шкатулки, но были уверены: их нужно остановить. Или хотя бы не дать ещё большему количеству прорваться сюда.
– Тогда обойдёшься без актёров, – жёстко сказала Настасья Филипповна, выставляя между ними с Катериной и Чёрным Человеком плотную стену огня.
Она посмотрела на Катерину. Та кивнула.
– Не мы, так кто-нибудь другой однажды всё поймёт, – всхлипывая, сказала Катерина.
А затем девочка крепко сжала руку Настасьи, и они шагнули в огонь.
***
Был летний воскресный полдень. Солоха сидела на небольшой кухне квартиры Книжных Червей. С момента смерти Андрея и Володи прошло одиннадцать лет. Наташа так и не смирилась. Пьер тоже хотел мести. Сколько бы они не пытались найти Барыню или кого-то из её свиты – ничего не получалось. Их словно и след простыл. (Книжным Червям было невдомёк, что год назад Барыня, Герасим и Павел Петрович в спешке покинули СССР и переехали в Швейцарию, а поисками жемчужин и войной с Книжными Червями занимались те немногие, кто решил остаться).
Солоха понимала, что вместо поиска жемчужин, вместо защиты авторов они который год занимались совсем не тем. Авторы умирали. Жемчужин удалось собрать не больше десятка. Им постоянно приходилось сражаться со слугами Барыни не на жизнь, а на смерть. Они все хотели мести. Самой Солохе хотелось бы верить, что, собрав всё ожерелье, можно будет попросить его создателя всё исправить. Будь он бог или дьявол, ему бы было по силам всё исправить… перечеркнуть этот лист взаимной ненависти и жажды мести, которой жили они, книжные создания.
Её думы прервал звук из громкоговорителей, который раздался на всю улицу:
«Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! Заявление Советского правительства. Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, двадцать второго июня, в четыре часа утра, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…»
Глава 32
Родион вышел из поезда и закурил. Хоть начало октября в Екатеринбурге было дождливым и холодным, Раскольников любил Урал. В конце концов, именно здесь он начал свою новую жизнь. С 2013 года, когда Родион познакомился с Книжными Червями, он не возвращался в эти места. Он знал, что не сможет бороться с мыслями о том, что, не отправься он тогда в Северную столицу России, возможно, Сонечка была бы жива и они встретились бы позднее при лучшем стечении обстоятельств.
До улицы Бажова, где жил старый товарищ Раскольникова, Родион решил пойти пешком: поздороваться с любимой набережной, подышать тяжёлым уральским воздухом…
Впервые за долгое время Раскольников смог побыть один. Последние четыре месяца, по ощущениям молодого человека, тянулись, будто год. С момента гибели Остапа Книжных Червей преследовала череда неудач. Смерть той девочки – Виолетты – не прошла для них безболезненно. Под подозрением оказались трое: Мэл, Онегин, Владимир. И все трое как сквозь землю провалились. Маргарита, Чацкий и Тёркин бывали на допросах в последнее время чаще, чем дома, а вместе с ними и сам Раскольников, знакомый с судебной системой и единственный, кто на данный момент мог хоть как-то разруливать ситуацию юридически, ведь Марго, после увольнения из ФСБ, стёрла память всем бывшим коллегам.
Но никак нельзя было разрулить насильственную смерть Виолетты и пропажу Мэл. Полицию крайне заинтересовал случай с избиением Маши, в котором участвовала Ви. Мотив мести был налицо. А, судя по телу, месть эта совершалась группой лиц. Онегин и Мэл попали в федеральный розыск. Попал ли туда Ленский, невозможно было проверить, так как никто не знал, под своими ли настоящим именем и фамилией он жил.
Каким-то чудом Онегину удавалось скрываться несколько месяцев, избегая полиции, и лишь в конце сентября у Червей появилась информация, что человека, похожего на Евгения, видели в Екатеринбурге. Чтобы не привлекать ненужного внимания, Раскольников отправился в погоню за коллегой один, хотя Базаров и Чацкий были категорически против.
Следующей неудачей после стычки с Непримиримыми стало здоровье самого Родиона. Последняя трансформация не прошла бесследно: приступы кровавого кашля стали мучить его чаще. Если раньше они случались не чаще пары раз в год, теперь они настигали его раз в месяц. А это могло означать только одно: что времени оставалось всё меньше и он должен сделать всё возможное, чтобы помочь своим друзьям и выполнить обещание, которое он дал шесть лет назад Соне.
Интерлюдия Раскольникова
В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек пробирался сквозь лес где-то на Урале. Медленно, словно в нерешимости, направлялся он на звуки и шум, к голосам людей. Он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: он понятия не имел, сколько брёл по этому лесу. Изредка только бормотал что-то про себя.
Когда он вышел к людям, те поначалу по привычке ли или в суете не заметили его. И лишь большая дворовая собака, почуяв чужака, подняла лай.
– Эй, парень, парень! Ты как тут очутился? – замахав руками, побежал в его сторону бригадир, отгоняя собаку.
Шум, ужасный шум, сдавливал голову. Юноша осматривался вокруг и не понимал, где находится.
– Где я? – спросил растерянно молодой человек.
– На лесопилке, вестимо, – пожал плечами мужчина.
Юноша пытался вспомнить, кто он и как здесь оказался. Ничего. Пустота.
– В… воды… Дайте мне воды. Пожалуйста… – прошептал он и упал на колени. Запах земли и свежеспиленных деревьев бил в нос, это были совершенно незнакомые нотки, такие далёкие от запахов города, жёлтого вонючего города, который так осточертел ему.
Юноша не заметил, как стали стихать звуки на лесопилке. Как стягивались к нему рослые мужчины. И все разглядывали лохмотья, в которые он был одет.
– Мужики! Человеку плохо! – крикнул рослый мужчина с чёрными гнилыми зубами. Затем за плечи приподнял юношу в лохмотьях и потащил куда-то в сторону работающего трактора.
*
Родион пришёл в себя в строительном вагончике. Он лежал на раскладушке, рядом, на импровизированном столике из коробок, стоял чайник. Родион приподнялся на локте и принялся жадно пить воду прямо из носика. Казалось, он сейчас захлебнётся от жадности. Закончив пить, он облил свою голову остатками воды и только после этого осмотрелся. Он заметил множество вещей, непривычных глазу, но взгляд не фокусировался на них, внимание соскальзывало. Родион встал и побрел к выходу.
Когда он отворил дверь на улицу, глазам его предстало небольшое поселение из таких же домов-вагончиков, полевой кухни и невиданных гремящих карет.
Заметив парня, к нему подошёл тот самый рослый мужчина с чёрными зубами, а с ним лысый жилистый мужичонка, чьё тело почти целиком покрывали татуировки.
– Очухался. Ну, давай, рассказывай: кто, откуда? Чё тут забыл? – сразу начал татуированный.
Родион нахмурился. Ему не понравился недоброжелательный и какой-то вызывающий тон этого человека.
– Из леса пришёл, – мрачно ответил Раскольников.
– Из колонии сбежал, наверное, – хмыкнул тип в татуировках.
– Так тут колоний и вообще людей на многие километры вокруг нет, – вмешался рослый и обернулся к Родиону: – Откуда шёл?
Раскольников честно попытался вспомнить, но в голове зияла пустота.
– Виталь, да он не отражает вообще. Нарик, наверное, – снова встрял лысый.
– А звать тебя как? – продолжал допытываться рослый.
– Я… я не знаю, – вырвалось у Родиона с каким-то отчаянием.
Мужчины переглянулись. Наконец чернозубый сказал:
– Значит, так. Во-первых, сейчас дуй в баню, а то как чувырла. Вон там у озерца стоит, не пропустишь. А потом… потом решим, как с тобой быть. И, парень. Бежать – крайне не рекомендую.
При виде незнакомых людей Родион ощущал что-то подобное страху и отвращению. Он не желал сталкиваться с ними взглядом. Он знал, что они перешёптываются за его спиной, что следят, того и гляди нападут…
Но, к его удивлению, никто не напал. Не потревожил. Изредка его омовение беспокоили то важно крякающие утки, обосновавшиеся на озере, то лягушки, которые так и норовили попасть под ноги.
Юноша нырнул. Спасительная прохлада. Знакомый холодок, отголосок какого-то города. Но он не мог вспомнить. Вокруг был только лес.
*
Виталий Шабудинов, рослый мужчина с отличительно чёрными зубами, являлся на лесоповале главным. Это была его бригада, и существовала она по понятиям, хорошо известным каждому из представленных работников. Бывшим зекам было не так легко обосноваться в миру и вернуться к нормальной жизни. Сам Виталий неоднократно пытался устроиться на работу, да только в родном Свердловске всюду получал отказ. Люди отводили глаза и пытались поскорее закончить разговор. Им было страшно. И этот страх раздражал Виталия. Он почти год пытался найти место и уже было думал совершить разбой какой да вернуться обратно на зону, но тут вмешалось провидение. Дедок, на которого планировал напасть отчаявшийся мужчина, оказался весьма проницательным гражданином. Накормил, напоил Виталия, разговорил, а потом и с работой помог, потому что считал, что все заслуживают второго шанса. И так Шабудинов проникся этим состраданием от незнакомого старика, что решил отбросить преступные помыслы да помогать таким же, как он. Так и собралась его трудовая команда. Поначалу все они видели друг в друге лишь номер статьи, эдакое клеймо: 105, 105 часть 2, 107, 108, 111, 159, 161, 162, 166, 210, 223, 334 и даже один был 359. Затем, не без прецедентов, но смогли начать видеть в сложившемся окружении не только «бродяг». Виталий пытался искоренить в коллективе тюремные привычки, особенно среди новых работников. Но, пока человек сам не осознавал, что на воле у него появился второй шанс, всё было без толку. Такой шанс решили дать и Раскольникову.
*
К Родиону долгое время присматривались. Он держался отстранённо, но пахал за десятерых. Не задавал вопросов, всё делал ладно. Никто даже не помнил, как его зовут. За взгляд, словно у зверя, и некую диковатость на лесоповале его прозвали «Маугли». Парень пожимал плечами да продолжал делать свою работу. Первые деньги, которые ему заплатили, он держал в руках, как настоящее сокровище. Когда юноша впервые услышал про заработанную тысячу рублей, казалось, он вот-вот расплачется. Ошарашенный, сидел он у озера и пересчитывал купюры.
– Это же втрое больше, чем я у неё забрал, – шептал Родион.
– Маугли, ты чего тут расселся? Не доволен лаве?
Раскольников сглотнул и покачал головой.
– Вот. Не всё ж тебе за еду работать. Вон пацаны сейчас в посёлок поедут, дык и ты съезди, купи себе чего-нибудь.
Но Родион сжал в кулаке купюры и вновь отрицательно качнул головой.
– Такие деньги людям нужнее.
– Брось, каким людям. Колбаски, хлеба с мазиком да водочки сейчас купишь, и ничё от тыщи не останется. Платят нам, один хрен, как лохам каким-то. А потом удивляются, что их побрили.
– Что же это, тысячи рублей мало?
– Рублей! Тут и тыщи баксов мало. Давай, одна нога здесь, другая там.
*
В магазине Родион испытал настоящий шок, увидев ценники с трёхзначными числами. Прикинул он, что тысяча рублей – это как рубль раньше. Почти столько же, сколько часы его стоили. И такая злость обуяла его, что аж в глазах потемнело. Тогда все деньги молодой человек в магазине и оставил, а сам накупил продуктов и пива на всю компанию.
Кто-то перешёптывался, что, дескать, Маугли подмазывается, а кто-то просто молча ел и пил за его здоровье.
Наконец Илья (высокий лысый татуированный лесоруб) задал вопрос:
– Маугли, ты вон какую поляну накрыл, а так добрым людям не раскололся. За что ходка? Мы там все, ясное дело, ни за что оказались.
– Ага, ни за что. Ты двустволку замокрил вместе с её любовничком. И глазом не повёл, – хихикнул один из бригады.
– И ещё раз бы это сделал, – вскочил Илья с явным желанием подраться. Но наперерез ему встал Виталий.
– Ша! Параши закрыли. Как бабы базарные. Сколько раз говорил: там всё осталось. Позади. Нет же, тащите с собой.
– Я хотел проверить свою теорию, – спокойно начал Родион, – и двух человек убил. Только бабку хотел…
Мужчины, которые до этого пытались слушать серьёзно, залились громким смехом.
– Так тебя не Маугли надо было назвать, а Раскольников! – заорал Илья.
Юношу как будто пронзило. Он схватился за голову, вскрикнул, потерял сознание и чуть не упал в костёр.
*
Пришёл в себя парень уже сильно за полночь. Большинство лесорубов давно спали. Ветер доносил едва уловимый горький запах, но Родион не мог понять его природу. А больше всего его насторожила дымка, которой не должно было быть в это время суток.
Грохот прокатился по лагерю. Раскольников увидел, как промчался напролом, сбивая железные вёдра, через весь лагерь огромный лось. Из вагончика на шум выбежал Виталий.
– Что тут?
– Тут лось. Туда побежал, – махнул Маугли в противоположную сторону.
Мужчина нахмурился.
– Да тут последние пару дней живность активизировалась. Туда-сюда бегает. Хоть на шашлык, – Виталий закурил, посмотрел на юношу. Затем на часы. – Сломались, по ходу. Светает.
Со стороны рассвета то и дело пролетали птицы, большие и малые.
– Чем-то не тем пахнет, – сказал Раскольников. – Запах… не знаю, что это.
Виталий принюхался.
– Сука, торф это долбаный, а не рассвет! – закричал мужчина и бросился заводить лесовоз. – Пожар! Пожар! Атас! Просыпайтесь! Минута на сборы, как в армии, нах! Бегом!
Родион забегал в вагончики и расталкивал самых сонных коллег.
Мужчины собирались впопыхах, пытались забросить в КамАЗ пожитки и инструменты.
– Соляру, соляру давай в железо! В железо переливай!
– Воду бери!
– Виталя, а грузить-то это всё?
– Жопу грузи! Надо в посёлок, там наверняка эвакуируют уже. Илюха, вы впятером грузитесь в КамАЗ. Мы в эту коробку упакуемся. Ходу, ходу!
*
Чем дальше от лесоповала уезжала машина, тем больше матерился бригадир Шабудинов и тем отчётливей становился запах горящего торфа. Родион видел, как становилось светлее. Словно они направляются в пожар, а не от него. А затем парень стал понимать, что огонь замыкался в кольцо. Это понимали и остальные рабочие.
– Спокуха, прорвёмся! – уверенно руля и куря сигарету, гарантировал Виталий. – Давай, ласточка, ты сможешь. Сука тупая, давай, моя хорошая… Вечно у нас всё в последний момент делают, хоть бы про эвакуацию что сказали бы…
Загудел грузовик. Водитель остановил машину, заглушил мотор.
– Нашёл время поговорить!
– Виталь, не в посёлок надо. К реке надо! Я Ленке звоню, она трубу не берёт. Их там наверняка вертолётами уже вывезли всех.
– Так успеем. И нас вывезут.
– Не успеем! Никто зеков ждать не будет! – крикнул Илья. – Дядя Виталь, они вчера нам всё могли сказать. А вместо этого, такие добрые: «это возьмите, то возьмите»… Знали же, мрази!
Родион часто слышал, что в посёлке рабочих сильно недолюбливали. Хоть те ничего неправомерного не совершали, да только люди всё равно их боялись.
Шабудинов заглушил мотор и спрыгнул из кабины.
– Пру-пу-пу-пу…
– Всё, как ёжики тут зажаримся, – сказал кто-то из лесорубов.
– А если к реке? – спросил Родион. – Часть леса же сплавляют. Там, может, что осталось. Далеко ли до реки?
– Часа два.
– Маугли дело говорит, – кивнул Илья. – Там плоты могли остаться. На крайняк соберём что-то. Течение там не злое должно быть.
*
До реки бригада добралась без приключений. На месте сплава оставались ещё связки брёвен, которые ждали паводка. Да только без паводка их в воду даже с помощью крана-манипулятора невозможно было спихнуть. Но и крана-манипулятора тоже не было. Ласточка проехала свой последний рейд и больше уже не заводилась. Мужики бросились мастерить плоты. Время ещё оставалось, но запах дыма был уже нестерпимым. Таким, что пришлось рвать одежду и делать маски.
«Почему кто-то посчитал, что правильно будет сгореть заживо всем этим людям? – думал про себя Родион Раскольников, остервенело таская брёвна с места к месту сбора новых плотов. – Значит, это справедливость? Почему? Разве их ТЫ не любишь? ТЫ же всех любишь. Не для страдания человек приходит в этот мир, а для любви». Юноша подбежал к одному дереву и взял из местных инструментов небольшой топорик с резным лезвием.
На долю секунды бывший студент словно оказался в другом месте и увидел девушку со светлой косой и тёплой улыбкой. Как разноцветные стёкла, вспыхивали в его сознании образы, и всё это в одно мгновение. В долю секунды, которая показалась вечностью.
«Не для страданий», – отозвался женский голос в его голове.
В следующий момент Раскольников обратил внимание на свою ладонь: она словно начала увеличиваться. Затряслось тело. Ему стало тесно в одежде. Кости ломило. И молодой человек закричал. В этой ярости он ощутил невиданную силу. И, будто ожидая, что наваждение вот-вот закончится, бросился к связке огромных брёвен, которые, думалось, останутся на этом берегу навечно. Родион упёрся ногами в землю и навалился на многотонную связку. Он не слышал и не видел ничего, чувствовал лишь привкус крови во рту, едкость дыма и этот момент силы и понимания, что он сейчас спасает людей. А затем парень услышал грохот, ноги его обдала ледяная вода. И всё вокруг погрузилось во тьму.
*
О том, что тогда на самом деле случилось, Раскольников узнал не сразу. Мужики решили, что видели то самое состояние аффекта, когда человек способен высвободить весь свой ресурс. Так ему и объяснили. По реке их несло весь следующий день, пока гарь и дым не остались далеко позади, а за горизонтом не стал различаться какой-то районный центр. Родион пришёл в себя лишь неделю спустя.
*
После этого случая в леса мужчины не вернулись. Все разъехались кто куда. Только Виталий и Родион остались в Екатеринбурге. Раскольников снял небольшую комнатку в частном деревянном домике неподалеку от Эльмаша. Из удобств – только койка да шкаф. Кухня и ванная были общие. Из соседей – одинокая женщина лет пятидесяти, с восемью кошками, пара студентов и жилец-алкоголик. Так-то вполне общительный малый, но иногда уходил в запой.
С документами пришлось повозиться. Заплатить штраф. Но теперь был Родион Раскольников при паспорте. Настоящим гражданином.
С момента превращения почти каждую ночь юноша видел сон из какой-то своей другой жизни. И всё время говорил он с девушкой по имени Соня. Она направляла его. Она молилась за него. В моменты, когда всё валилось из рук, молодой человек знал, что стоит только лечь спать, и он вновь увидит свою прекрасную хранительницу.
Он гулял с ней по набережной Екатеринбурга. Они болтали про музыку, про бездомных собак. Чтобы скрыться от бушующего ветра, Родион вместе с ней заходил в небольшую пельменную, и они брали одну порцию еды на двоих, ведь денег особо не было. Во время одной такой прогулки, когда они обсуждали, кто чем хочет заниматься в жизни, и парень рассказывал о том, как хочет помогать людям, Соня посоветовала ему выучиться на адвоката.
Когда юноша проснулся, он впервые за долгое время знал, что хочет делать дальше.
Во снах, где Родион и Соня встречались в Санкт-Петербурге, девушка рассказывала ему про их другую жизнь. Что мир этот на самом деле чужд им, что оба они создания пера автора и находятся в его мире. Что мир этот – ещё один шанс на искупление. Но рано или поздно это место нужно будет покинуть.
Сначала Родион не понимал, зачем его создатель так поступил с ним и Сонечкой, зачем обрёк их на такую жалкую жизнь, но эти сомнения вновь развеяла знакомая собеседница.
«Любовь. Он любил нас очень-очень сильно, Родя. Он не обрёк нас на страдания, но дал жизнь лучшую. И мы стали лучше. И люди благодаря нам лучше стали».
После видений про Санкт-Петербург Родион проштудировал как сам роман «Преступление и наказание», так и многие другие произведения Достоевского. Неужели все эти люди были здесь? Под чьими личинами скрывались? Зачем они были здесь?
А были и сны, где наш герой со своей подругой просто тихо спали в небольшом домике, а за окном шумел лес.
– Когда мы увидимся? – отчаянно спрашивал Родион и нежно целовал руки девушки.
– Пока не знаю. Что ты со всем справишься, я уверена. Но есть и те, кто без меня не смогут.
– Так давай вместе спасём их?
Светловолосая спутница обнимала Родиона крепче.
– Когда ты будешь готов, я позову тебя.
*
Так прошло несколько лет. Родион выучился на адвоката, нашёл работу. Ездил волонтёром по приютам для животных. Помогал тем, кто не мог сказать о своих проблемах. А те деньги, которые оставались, – откладывал. Сердце подсказывало ему, что скоро нужно будет отправиться в злополучный город. В Санкт-Петербург.
По ночам юноша всё так же встречался с Соней. Она рассказывала ему про свою жизнь, про приключения, про своих странных друзей, тоже персонажей книг, как позже понял парень. Как она устала от бессмысленной войны героев против героев и сбежала, сбежала в мир людей. Но и там стала встречать себе подобных. А затем она начала видеть лесопилку. Начала слышать голос Родиона. И даже видеть его глазами. А после поняла наконец, что и Раскольников в этом мире. Мире их автора.
Связь Сони и Родиона во снах становилась всё крепче. В какие-то моменты, засыпая, и молодой человек стал видеть места и людей, которые окружали её, но всё обрывками. Сама же хранительница не просто могла лицезреть, что происходит с Раскольниковым, но и старалась контролировать его эмоции. Она понимала, что в ярости проявляется сила её давнего друга. Но способность эта без должного контроля разрушит его.
Больше всего девушке хотелось, чтобы Родион, как можно дольше оставался человеком. Чтобы адаптировался в этом мире, чтобы бесконечная бойня не коснулась его. Ведь однажды Раскольникова найдут. И ментальная подруга делала всё возможное, чтобы обнаружили Родиона, как можно позднее…
*
Самолёт приземлился в аэропорту Пулково. С собой у путешественника были только туристический рюкзак, набитый вещами, и ноутбук. Юноша понятия не имел, как искать свою знакомую в таком огромном городе. Но твёрдо верил, что найдёт её.
Соня не снилась ему уже две недели. Родион решил, что медлить нельзя и примчался в Санкт-Петербург так быстро, как только смог. Наспех устроившись в бытовом плане, он стал прочёсывать улицы, по которым гулял во снах, но Соня так и не встретилась ему. На пятую ночь он увидел какую-то старую облезлую квартиру. На полу, среди бутылок и шприцов, в луже собственной рвоты лежал бледный, как моль, пацан в грязной косухе и с маленькой косичкой, заплетённой за правым ухом.
Если можно было стать экспертом по наркопритонам Северной столицы России, то в те две недели января 2013 года Родион им стал. Из тех, кто не хотел рассказывать информацию добровольно, молодой адвокат выбивал её силой. Он описывал Соню, такую, как помнил в видениях, и паренька-наркомана. Но никто не встречал людей, подходящих под описание.
Удача улыбнулась Родиону тогда, когда он совсем не ждал. Почти возле своей квартирки на Васильевском острове, во дворе, он встретил пьющих неформалов, которые попросили у него сигарет. Родион завёл разговор, оценил косуху, рассказал про одного своего знакомого. И девица с яркими кислотно-салатовыми волосами и огромными тоннелями в ушах, скорчив недовольную мину, вдруг выпалила:
– Косичка… Был у меня перепихон с таким как-то раз. Он мало того, что меня всё время называл именем другой бабы, так ещё и полное бревно. Ну, я датая была… Мне, знаешь, надо было напряг сбросить. На лице посидела, и так сгодился.
– Помнишь, где ты его подцепила?
– Тебе он не понравится, – ухмыльнулась девица. – Давай со мной лучше.
Понимая, к чему клонит юная искательница приключений, Родион достал тысячную купюру и вручил ей.
– Лучше бухла и сигарет себе купи. А мне ещё разобраться с ним нужно.
Девушка одобрительно кивнула.
– Есть клубешник один на Некрасова, где с Маяковкой пересекается. Он там, в подвале для своих. Спросят от кого – скажи «от Долли». Спроси Анархиста, пацана опиши, он расскажет. Он там многим задолжал.
*
Добраться до злачного места не составило труда, как и проникнуть внутрь. Анархистом оказался мужик-карлик, который был барменом. Он в красках описывал, какой погром устроил мелкий звездюк, когда пришёл в этот бар в поисках тех, кто одолжил бы ему денег на дозу. После чего в клуб мальчишку больше не пускали. А самое главное, что жил малец где-то в районе дома Бака, что сужало круг поисков. Родион положился на удачу и снял себе комнату в этой округе, чтобы было проще прочёсывать местность. Словно наградой за долгие поиски ему приснилась Соня, но мельком. И она отчаянно звала Раскольникова.
