ГлавнаяАфоризмыФаина РаневскаяМуля, не нервируй меня!

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Фаина Раневская
Муля, не нервируй меня!

Полная версия

Предисловие Эдгара-Кирилла Дальберга

Составление сборника Яны Юдиной

Им было интересно друг с другом

Рина Зеленая и Фаина Раневская! Их искрометность была частью их феноменального таланта – быть незабываемыми и органичными в самом крохотном эпизоде. Они всегда переигрывали всех, но сыграли до обидного мало. Главных ролей им практически не давали. Магия же их мастерства заключалась в том, что Зеленая и Раневская остались и в XXI веке, их не забыли. Обе актрисы были соавторами своих ролей. Любой незначительный эпизод они умели превратить в произведение искусства, импровизируя и всегда создавая нечто определенно новое.

Рина Зеленая свои эпизодические, но ставшие знаковыми роли домработницы в «Подкидыше» и гримера в киноленте «Весна» придумала сама, импровизируя на ходу в каждой сцене. «Старушка одна тоже зашла, попить воды попросила. Попила воды, потом хватилися – пианины нету», – творение Рины Васильевны. Знаменитую фразу Раневской из «Подкидыша» – «Муля, не нервируй меня!» – тоже придумала Рина Зеленая. Их дружба с Раневской, собственно, и началась на съемках этого фильма.

Остроумные, ироничные, им было интересно друг с другом. Фаина Георгиевна стала частым гостем в доме Рины Васильевны и ее супруга – архитектора Константина Топуридзе, человека большой эрудиции и незаурядного ума. Любознательная Раневская часто приставала к Константину с вопросами касательно происхождения и смысла ранее не известных ей слов.

Зеленая и Топуридзе помогли Фаине с покупкой кооперативной квартиры, одолжив ей денег, которые Фаина Георгиевна так и не смогла им вернуть. Она часто повторяла Рине: «Только на том свете я смогу вернуть вам долг», – на что та ей отвечала: «Фаиночка, там деньги мне будут уже не нужны». Рина Васильевна прекрасно видела и понимала что Фаина – абсолютно непрактичная, доверчивая, словно большой ребенок. Как говорила Ахматова о Раневской: «Вам, мой дорогой друг, 11 и никогда не будет 12 лет». Но Рина видела и подлинный актерский дар Раневской, ее уникальный феномен: актриса одним лишь жестом или поворотом головы могла показать всю суть своей героини.

Надо сказать, что Раневская часто любила повторять: «Люди стыдятся бедности, но не стыдятся богатства». Фаина Георгиевна категорически этого не понимала. Деньги у нее никогда не задерживались, она больше всего любила дарить подарки своим друзьям. А дружить Фаина умела. Когда ее близкая подруга – звезда советского кино – Любовь Орлова оказалась без ролей в Театре им. Моссовета, то Фаина Георгиевна предложила ввести Любочку на свою роль миссис Сэвидж в легендарном спектакле Леонида Варпаховского «Странная миссис Сэвидж». Эта роль стала для Орловой последней. Вскоре актриса тяжело заболела и ушла из жизни, а Раневскую она до конца своей жизни нежно называла «Мой Фей». С теплотой и вниманием относилась Фаина Георгиевна и к талантливой молодежи, пришедшей в Театр им. Моссовета.

У красавицы актрисы Татьяны Бестаевой, ныне легенды этого театра, Раневская часто спрашивала:

– Танечка, вы вышли замуж?

– Нет, Фаина Георгиевна, пока еще не вышла.

– Ну ничего страшного, пусть будут приходящие.

Но не ко всем так ласково и мило относилась Раневская. Она могла быть довольно резкой: окрестила Ию Саввину «помесью гремучей змеи с колокольчиком», а беседы Юрия Завадского с труппой театра, на которые сама ходить не желала, называла «мессой в бардаке». Да и с Юрием Александровичем Фаина Георгиевна частенько ссорилась. Один раз он не выдержал и громко прокричал актрисе: «Вон из театра!» – на что Фаина ответила мэтру: «Вон из искусства!»

Все, в том числе и Завадский, прекрасно понимали степень одаренности Раневской, многое ей прощали. Человеком она была не злым, но не терпела бездарностей и людской подлости.

Рина была куда более деликатной и всё всегда старалась превратить в шутку. Во время съемок «Шерлока Холмса и доктора Ватсона» режиссер Игорь Масленников спросил у Рины, игравшей миссис Хадсон: «Как мне вас называть: Рина Васильевна или Екатерина (настоящее имя актрисы. – Э.Д.) Васильевна?» Зеленая произнесла: «Зовите меня Руина Васильевна».

Дети Рину обожали, она говорила с ними на их языке, но по-взрослому, видя в каждом ребенке личность.

Роли 300-летней черепахи Тортиллы в «Приключениях Буратино» и Бабушки в фильме «Про Красную Шапочку» принесли Рине Васильевне огромную популярность среди детской аудитории в СССР. Песня черепахи Тортиллы, исполнявшаяся Зеленой, – это символ самого прекрасного и волшебного периода нашей жизни – детства. Эти замечательные сказочные картины режиссера Леонида Нечаева и сегодня смотрятся с большой теплотой. Раневская тоже снималась в детских фильмах, а фразы, сказанные ее героиней – Мачехой из Золушки: «Я буду жаловаться королю» и «Жалко, королевство маловато, разгуляться мне негде» – не забудутся никогда.

Двух актрис также объединяла большая любовь к талантливым людям. Обе преклонялись перед Александром Таировым и Алисой Коонен, очень поддерживали Алису Георгиевну, когда ее лишили Камерного театра и когда она овдовела. Это о Таирове с Коонен Раневская скажет: «Бог мой, как я стара – я еще помню порядочных людей».

Речь этих актрис была будто соткана из афоризмов, но у Рины все всегда было наполнено иронией, шутками, мягкостью, а вот Фаина Георгиевна любила припечатывать: «Я пью много лекарств, а теперь буду пить и антипырьин». Имелся в виду кинорежиссер Иван Пырьев, повздоривший с Раневской.

Обе актрисы прожили долгую драматичную жизнь, не называя себя звездами. Людьми их поколения это слово воспринималось как не очень приличное; разумеется, Зеленая и Раневская знали себе цену, но всегда готовы были жертвовать собой во имя искусства. За кулисами не было сил, но сцена и экран их лечили – играя, они моментально преображались. И это было счастьем для зрителей, для публики, которая ходила на Зеленую и Раневскую, навечно поселившихся в наших сердцах.

Эдгар-Кирилл Дальберг

Фаина Раневская

Муля, не нервируй меня!

* * *

Настоящая фамилия Раневской – Фельдман. Она была из весьма состоятельной семьи. Когда Фаину Георгиевну попросили написать автобиографию, она начала так: «Я – дочь небогатого нефтепромышленника…» Дальше дело не пошло.

* * *

В архиве Раневской осталась такая запись: «Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется. Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания – это богатство старости».

* * *

В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца.

Тот ей сказал:

– Дать дочери Фельдмана мало – я не могу. А много – у меня уже нет…

* * *

– Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены.

* * *

– Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила чернилами. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое, с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии «Глухонемой» (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, бывшим моим педагогом, случилось нечто вроде истерики… (это была П.Л. Вульф). И это был второй повод для меня уйти со сцены.

* * *

– Знаете, – вспоминала через полвека Раневская, – когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.

* * *

О своей жизни Фаина Георгиевна говорила:

– Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга – «Судьба – шлюха».

* * *

– В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.

Как я завидую безмозглым!

* * *

– Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…

* * *

– Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.

* * *

– Я – выкидыш Станиславского.

* * *

– Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..

* * *

В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на «Мосфильме», совет, который оказал значительное влияние на ее жизнь. «Фаина, – сказал Эйзенштейн, – ты погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и актриса из тебя не получится!»

Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль в «Иване Грозном», она пришла в негодование и на чей-то вопрос о съемках этого фильма крикнула: «Лучше я буду продавать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна!» Автору «Броненосца» незамедлительно донесли, и он отбил из Алма-Аты восторженную телеграмму: «Как идет продажа?»

* * *

– Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полу клонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.

* * *

– Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.

* * *

– Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.

* * *

Раневская вспоминала:

– Ахматова мне говорила: «Вы великая актриса». И тут же добавляла: «Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а великая жопа».

* * *

Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила:

– Живу, как Диоген. Видите, днем с огнем!

Марии Мироновой она заявила:

– Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.

– Но ведь так нельзя жить, Фаина.

– А кто вам сказал, что это жизнь?

Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену.

– Господи! У вас даже окно не открывается…

– По барышне говядина, по дерьму черепок…

* * *

Эта жуткая комната с застекленным эркером была свидетельницей исторических диалогов и абсурдных сцен. Однажды ночью сюда позвонил Эйзенштейн. И без того неестественно высокий голос режиссера звучал с болезненной пронзительностью:

– Фаина! Послушай внимательно. Я только что из Кремля. Ты знаешь, что сказал о тебе Сталин?!

Это был один из тех знаменитых ночных просмотров, после которого «вождь народов» произнес короткий спич:

– Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров. А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная…

* * *

– Как вы живете? – спросила как-то Ия Саввина Раневскую.

– Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, – ответила Фаина Георгиевна.

* * *

– Фаина Георгиевна, как ваши дела?

– Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью – повидло.

* * *

– Как жизнь, Фаина Георгиевна?

– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.

* * *

– Почему вы не пишете мемуаров?

– Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.

* * *

– Жизнь – это затяжной прыжок из п…зды в могилу.

* * *

– Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.

* * *

– Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

* * *

– Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.

* * *

– Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.

* * *

– Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».

* * *

– Старость – это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!

* * *

– Старая харя не стала моей трагедией – в 22 года я уже гримировалась старухой, и привыкла, и полюбила старух моих в ролях. А недавно написала моей сверстнице: «Старухи, я любила вас, будьте бдительны!»

Книппер-Чехова, дивная старуха, однажды сказала мне: «Я начала душиться только в старости».

Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки… Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера!

* * *

Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:

– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула…

– Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить как восемнадцатилетняя.

* * *

– Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год…

Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник – домашний клозет.

– Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.

* * *

– Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П.Л. (Павлой Леонтьевной Вульф).

Перерыла все бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего на денежные знаки… 48-й год, 30 мая.

(Из записной книжки народной артистки)

* * *

– Старость – это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.

* * *

– Старость – это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.

* * *

– Воспоминания – это богатства старости.

* * *

– Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.

* * *

– Оптимизм – это недостаток информации.