Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой
«Мой отец был бедный нефтепромышленник…» – считалось, что от мемуаров Фаины Раневской уцелела лишь эта анекдотическая фраза: все остальные записи она сожгла, вернув издательству аванс, а ее легендарные остроты и афоризмы известны в основном по пересказам. Но прав был булгаковский Воланд: рукописи не горят, и эта книга – уникальная возможность услышать живой голос великой актрисы, которая лишь наедине с собой могла сбросить привычную маску и говорить предельно откровенно, не на публику, «от первого лица»… Знаете ли вы, что Фаина Георгиевна ненавидела эту «крылатую фразу» «Муля, не нервируй меня!», сделавшую ее знаменитой, и уничижительно отзывалась о своих киноролях: «снова клоунесса, а не Васса Железнова!», боясь остаться в памяти зрителей всего лишь источником словесных «перлов» и анекдотов? Знаете ли вы, что, помимо звания народной артистки СССР, орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, она получила еще и три Сталинские премии, хотя и отзывалась о наградах как о «похоронных принадлежностях»? Знаете ли вы, что под личиной «Мули», вечной пересмешницы и матершинницы, скрывалась творческая трагедия гениальной актрисы, так и не научившейся ценить свой комедийный дар?.. Эта книга – не мемуары, не собрание общеизвестных шуток и «хохм» – с этих страниц звучит голос совсем другой, настоящей, трагической Раневской, чьи едкие остроты всегда были СМЕХОМ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ.
Полная версия:
Краткое содержание
Ранние годы и становление личности
Фаина Георгиевна Раневская (урождённая Фанни Фельдман) родилась в 1896 году в зажиточной еврейской семье провинциального Таганрога. Её отец, владелец фабрики красок и синагоги, мечтал о блестящем будущем для дочери, но сталкивался с её упрямым характером. Заикание и комплексы из-за внешности сделали девочку замкнутой — театр стал её убежищем. В 14 лет после спектакля «Вишнёвый сад» она взяла псевдоним Раневская, навсегда связав себя с чеховской героиней. Побег из дома в 1915 году в московскую театральную школу обернулся разочарованием: педагоги критиковали «неправильные» данные. Голодные годы гражданской войны закалили её характер — она играла в полуподпольных студиях, подрабатывала шитьём, а ночевала в гримёрках.
Первые шаги на сцене и встреча с Маяковским
В провинциальных театрах Крыма и Ростова-на-Дону Раневская оттачивала мастерство, часто получая роли старух из-за специфической внешности. Поворотным стал 1924 год: в Баку её заметил Владимир Маяковский. Поэт, поражённый её трагикомическим талантом в спектакле «Безумный день», написал: «Вы — глыба. Вам надо в столицу». Эти слова стали для актрисы путеводной звездой. Однако путь к признанию занял десятилетия — московские театры долго считали её «слишком эксцентричной».
Театральные триумфы и конфликты
С 1931 года началась её одиссея по московским театрам — Камерный, Центральный театр Красной Армии, Моссовет. Каждая роль становилась событием, но чаще скандалом. Режиссёры боялись её импровизаций: в «Доходном месте» Островского она внезапно запела «Бублички», превратив монолог в трагифарс. Её Сталина в спектакле «Правда» (1937) сняли с репертуара после трёх показов — слишком узнаваемы были интонации вождя.
Роковая роль Мурзавецкой
Прорывом стала роль глухой аристократки Мурзавецкой в «Волках и овцах» (1941). Раневская превратила второстепенный персонаж в центр вселенной спектакля — её героиня, стучащая тростью и кричащая абсурдные реплики, вызывала одновременно смех и ужас. Во время эвакуации в Ташкент эта постановка спасла театр от расформирования — чиновники плакали от смеха, забывая о войне.
Кинематограф: между гениальностью и проклятием
Её кинодебют в «Пышке» (1934) Ромма остался незамеченным, но фраза «Муля, не нервируй меня!» из «Подкидыша» (1939) стала народным мемом. Ненавидя эту роль, Раневская потом десятилетиями получала письма с единственной просьбой: «Напишите «Муля» на фотографии». В «Весне» (1947) её Маргарита Львовна, жеманная кинозвезда, пародировала саму систему сталинского кинематографа — съёмочная группа дрожала, ожидая ареста.
Золушка, которую не пригласили на бал
Роль мачехи в «Золушке» (1947) стала иконой сарказма. Её фразы («Кто взял моё кольцо с ультрамарином?!») актёры заучивали как молитвы. Но за кадром царила трагедия: во время съёмок умерла мать Раневской, а сама актриса, игравшая в лохмотьях, тайно носила под ними траурное платье. Премию за роль она не получила — по слухам, Сталин лично вычеркнул её из списка, усмехнувшись: «Мачеха советского народа не может быть награждена».
Одиночество за кулисами славы
За внешней эксцентричностью скрывалась ранимая душа. Её квартира напоминала музей — книги Цветаевой с пометками на полях, подаренный Пикассо эскиз Арлекина, коллекция фарфоровых клоунов. Дружба с Ахматовой («Мы как две старые разбитые вазы») и переписка с Цветаевой стали опорой в годы травли. После доноса 1949 года о «еврейском национализме» её на год исключили из всех театров — спасли только заступничество Утёсова и любовь зрителей.
Поздние годы: сарказм как броня
В 1960-х её имя стало символом остроумия. Фразы вроде «Жизнь — это затяжная прыжок из п****ы в могилу» расходились на цитаты. Но за кулисами она писала в дневнике: «Играю в спектакле под названием «Раневская». Её квартира в Котельнической набережной стала прибежищем для диссидентов — здесь тайно слушали Галича, читали «Архипелаг ГУЛАГ». От предложения эмигрировать отказалась: «Мои зрители здесь. И мои могилы».
Закат и бессмертие легенды
Последний выход на сцену в 82 года стал подвигом — с температурой 39 она играла в «Дальше — тишина», где её героиня умирала от рака. Зал рыдал, не зная, что актриса действительно теряет сознание от боли. После спектакля её три часа приводили в чувство. Умерла Раневская в 1984 году, оставив записку: «На похоронах не плачьте. Сыграйте марш из «Золушки» и прочтите мой монолог о воронах». В завещании просила написать на могиле: «Умерла от отвращения» — но чиновники заменили эпитафию на стандартную.
Наследие: яд и мёд
Её дневники, опубликованные через 20 лет после смерти, взорвали миф о «весёлой старухе». На страницах — признания в любви к погибшему на фронту возлюбленному, анализ самоубийства Маяковского, яростная критика советской власти. Но именно афоризмы Раневской стали кодом свободы для поколений: «Одиночество — это когда в доме есть телефон, а звонит будильник» — фраза, написанная после ночи ожидания звонка от заболевшей Ахматовой.
