Федор Булгаков
Последние дни Людовика XVI
В 10½ часов адъютант главного командира национальной гвардии прискакал в главный совет Коммуны с отчетом о казни. Это – очевидец. Он видал смерть Капета. Он в нескольких словах рассказал, как это случилось, и председатель совета, с хохотом, обратился к своим коллегам: «Ну, друзья мои, дело сделано, дело сделано… Все прошло чудесно».
Конвент ни на йоту не изменил себе. Он заседал и прервал всего на пять минут ход своих занятий, чтобы выслушать протокол казни, присланный ему исполнительным советом. Он слушал его холодно и перешел к очередным вопросам.
Жорж Монторгейль, в этюде которого о казни Людовика XVI собраны все новейшие сведения на этот счет, так характеризует настроение парижан 21 января после того, как все совершилось: «своего рода гнет, тяготевший над городом, рассеялся. Никакой радости не предавались, ибо она была бы неприлична, но избавились от какого-то страха. Граждане, вернувшиеся по домам, рассказывали о событии… Некоторое волнение придавало воодушевление этим рассказам, ибо по истине зрелище было грандиозное, с какой бы точки зрения ни смотреть на него – якобинской или прежней. Нельзя было придать ему большего величия. Бросалась в глаза несоразмерность между сопротивлением жертвы и пущенным в ход военным аппаратом, но боязнь, в какой пребывали, в результате придала величественность трагической манифестации этого достопамятного дня».
Ходили и нелепые слухи. рассказывали о смерти дочери короля, о том, что молодого Людовика притащили к эшафоту его обезглавленного отца, и тому подобные глупости. Но им верили. Таково уж свойство всякой толпы.
Заговоров, каких опасались, не было. Однако, рассказывали об арестах каких-то личностей, которые пытались пробудить в гражданах чувство жалости. Выдавалось за верное, что известие о казни убило нескольких горячих роялистов. Цветочница королевы Жюльета Бардень бросилась в колодезь. Книгопродавец Вант помешался. Один парикмахер перерезал себе горло бритвой. Точильщик Кордоне повесился на столбе в королевских конюшнях. Боке, инспектор Menus plaisirs, был арестован в одном предместье за то, что пел «De Profundis». Он находился в исступлении.
На ряду с проявлениями этой крайней печали засвидетельствованы и отдельные случаи необузданной веселости. Жители предместья Antoine собрались в большом числе в кабаках, пили за смерть тирана. Были и другие дебоши, к которым полиция относилась мягко в виду их «патриотического характера».
После 12 часов дня отворились лавки, правда, не все, иные воспользовались этим случаем, чтобы понедельник превратить в воскресенье. А театры, игравшие по обыкновению, сделали хорошие сборы, ибо зрители, взбудораженные событиями дня, жаждали какого-либо зрелища, которое отвлекло бы их от тягостных впечатлений.
Последнее донесение Коммуны гласило: «полночь, все спокойно. Вдова Капета требует траурное платье».
