ЧерновикПолная версия:
Эйми Райт Два выстрела
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
– Я не личность, не человек, лишь одно – я остался бизнесменом. Кто я, когда лишусь и этого в своей жизни? – вскинув руки, спросил Фелтон, сглотнув. – Понимаете?
Он выдал это почти с отдышкой.
– Кто я, когда лишусь этого? – тихо повторил он, больше себе, чем мне. – Я всю жизнь был хозяином. Решал, руководил, строил. Без этого я… ничто.
Глаза мужчины стали каким-то дикими.
– Вы человек, мистер Лосс, – спокойно сказала я. – Не только бизнесмен.
Сложно жить без смысла, не зная, зачем встаёшь, зачем ешь, зачем дышишь. Это вгоняет в отчаянные чувства. Страшно застрять в этой пустоте.
– В моём возрасте… если падаешь, уже не встаёшь. Понимаете? – Фелтон наклонился ко мне, словно от этого я смогу прикоснуться к его мыслям.
– Понимаю, – кивнула я. – Поэтому вы и сомневаетесь.
– Да, – он провёл пальцами по столу, как будто проверял его на прочность. – Я сомневаюсь. Не в вас. Не в сделке. В себе. В том, что смогу отпустить. Или что не смогу. В том, кто я такой. Зачем буду существовать дальше? Наверное, глупо говорить это двадцатилетней девочке, но я просто не смогу молчать. В вас я заметил толику света, он притягивает, даже не знаю почему. Но если не вы меня поймёте, то кто?
Я молчала. Думаю, мистеру Лоссу просто нужно выговориться. Снесло крышу от долгого одиночества и лицемерия.
– Я боюсь, что как только подпишу бумаги… всё начнёт рушиться. И я буду стоять в стороне, ничего не решая. Бывший владелец. Бывший кто-то. – Он поднял на меня взгляд. – Вы представляете, каково это – стать бывшим?
Я снова промолчала.
Фелтон задержал на мне взгляд чуть дольше обычного, будто пытаясь найти ответ в моих глазах. Надеюсь, он нашёл там поддержку.
– Адель, – начал он медленнее, – я не хочу, чтобы мою работу выбросили на помойку. Или переписали под кого-то. Или превратили в ещё одну бездушную машину по зарабатыванию денег.
– Всё не так, мы…
– Слова, – вздохнул он.
Я сжала губу, понимая, что не могу даже этих слов говорить. Это обещание, которое я не могу дать, ведь вести бизнес дальше вряд ли буду
– Скажи честно, – резко перешёл Фелтон на «ты». – Если я подпишу… действительно ли это спасёт? Или вы просто оттянете конец?
– Мы спасём компанию. Но есть плата за это спасение.
– Если уйду? – голос его едва дрогнул.
– Если перестанете мешать ей расти, – сказала я без осуждения, чувствуя, как покалывает сердце от боли, но сказать честно сейчас необходимо. – Даже сильное дерево гибнет, если его всё время стягивать верёвками.
Не знаю почему, но мне хотелось плакать, смотря на мужчину. Возможно, я слишком эмпатична. Но я не могу переносить рассказы о чужих страданиях и боли, а тем более смотреть в глаза страдающим. Глаза, полные чего-то ужасного и пугающего.
Что там Эрвин говорил? Фелтон любит играть на эмоциях своих и чужих. Не подпускать Лосса на его территории… А плевать. Лучше рискну, но, если Фелтон искренен – выслушаю, и ему станет легче. Человеческая душа стоит выше всего. Выше шанса заполучить какой-то бизнес.
– Я не хочу умереть «никем», понимаешь? А это единственное, что у меня осталось и скоро падёт, какими бы иллюзиями я себя ни питал.
Мужчина закрыл лицо руками, будто от усталости.
Всё внутри меня сжалось от сострадания. Я потянула руку, чтобы погладить мужчину по плечу и показать, что сейчас он не одинок.
– Фелтон, вы не умрёте никем. У вас будет много лет, чтобы найти смысл, другой, вечный.
– А что есть вечность? – Фелтон резко убрал руки и сцепился в мои запястья. Я вздрогнула.
– Вечность? – Я задумалась. – Полнота существования без начала и конца.
Фелтон отпустил мои руки и откинулся на кресло, рассмеявшись.
– О чём ты говоришь? – усмехнулся, – словно на какой-то религиозный бред.
– Для кого-то бред, для кого-то ответ, – я пожала плечами.
– Я просто боюсь стать никем.
Я осторожно помассировала запястья, чувствуя, как кровь возвращается.
– Вы говорите: «кто я без своей компании?». А кто вы с ней? Сейчас вы – кто? Человек, который держит компанию, не даёт ей расти, потому что боится отпустить. Человек, наполненный сомнениями и сожалениями. А затем компания рухнет, и вы окончательно потеряетесь в этих дебрях.
– Не рухнет, – он покачал головой. – Я не дам. Я придумаю что-нибудь.
– Мы оба знаем, что это не так. Вы даёте ей рухнуть, держа её в руках, словно воздушный шар, в перчатках, в которые вшиты иглы.
Он молчал, глядя куда-то сквозь меня.
– Чувствую себя потерявшимся подростком. Чем я занимаюсь в 50 лет, я слишком стар для этого всего.
– Вы достаточно молоды, чтобы бояться будущего. Которое нужно найти.
Он опустил голову, его пальцы сцепились в замок на коленях.
– Я просто… я устал. Устал бороться с собой, устал бояться. Но и отпустить – страшно до костей. Я полюбил эту компанию, но не могу не замечать, как она проваливается. Я не такой талантливый бизнесмен. Пару удач в молодости, а потом годы поддержания достигнутого. Я не приумножил компанию ни на долю. А сейчас вовсе стал портить её. Только и умею, что видеть реальное положение вещей. Но не использовать эту информацию. Не получается. Это мучает. Я вижу, но не знаю, что делать. Вижу, как всё рушится, а руки связаны бессилием.
– Я знаю, что страшно, – сказала я, чувствуя его искреннюю боль. – Но подумайте: какой страх сильнее? Страх потерять то, что вы любите, или страх, что эта любовь медленно умрёт у вас на руках, потому что вы не можете отпустить? Подумайте о том, что сможете сделать со своим временем, со своей энергией, со своими знаниями, когда перестанете быть скованным ежедневной рутиной.
– А что я смогу? – он поднял взгляд, и в нём мелькнула искорка любопытства, почти надежды.
– Всё, что угодно. Вы можете писать книги. Или путешествовать. Открыть для себя новые грани этой жизни. Найти истинный смысл. Не цели ради целей, не путь ради пути, а тот самый вечный итог. И когда найдёте его, возможно, станете счастливым. А потом станете свободным от всего этого.
– Свободным? От чего? От себя самого? – он горько усмехнулся.
– От себя самого, – подтвердила я. – От своих слабостей. Наша душа – значимая часть нас. Теперь пришло время дать этому значимому расти.
Он покачал головой.
– Я всю жизнь был волком-одиночкой. Никому не доверял. Всё делал сам. А сейчас… Сейчас вы просите меня отдать всё это в чужие руки. Да и я вообще скатился. Ума не хватило в молодости найти близких людей, которые стали бы моей семьёй, а теперь говорю с маленькой девочкой о том, что сам себе боюсь сказать. Хотя… может, потому я и открылся тебе. Потому что ты не угроза. Эрвин – да. А ты… нет. Ты не станешь пользоваться этим против меня. Ты слишком плохо понимаешь, как все это использовать. И твоя «нравственность» не позволит тебе сказать это все Эрвину, зная, что он обратит это мне во вред.
Что ж, тут он прав. Я не смогу сказать это все Эрвину.
– Вы попали в этот мир случайно. И этой случайностью… я не могу не воспользоваться. Конечно, можно было просто высказаться любому прохожему, кто согласится постоять минут десять и просто выслушать. Но… даже не знаю. Простите, что гружу своими проблемами.
– Фелтон, я не стану никому рассказывать всё это, – покачала головой я.
– Спасибо.
– Но тогда я прошу вас довериться, – продолжала я. – Довериться не мне, а… будущему. И вашему собственному выбору. Вы можете либо цепляться за прошлое, либо шагнуть в новое.
Фелтон закрыл глаза. Долгая, тягучая пауза заполнила кабинет. Я не стала её нарушать. Он должен был принять решение сам.
– Я не уверен.
– Думаю, вы уже давно знаете правильный ответ, просто нужно признаться самому себе в нём, не так ли?
– Да, ты права, – сказал он наконец, его голос был низким и ровным. – Я… я готов попробовать. Готов поверить вам. То есть будущему. Если вы действительно сможете сохранить то, что я построил… Если моё дитя не умрёт, а обретёт новую жизнь… тогда я готов найти свою собственную жизнь, свободу и всё, о чём вы там говорили. Но как вы это нашли?
– Я в христианстве. Знаете… Когда-то я тоже была как вы. – Я улыбнулась, смотря на руки, поддавшись ностальгии. – Не могла понять в чем смысл. Вечность. И все казалось странным, непонятным. Я очень боялась одиночества. Сходила с ума в этом состоянии, не понимала зачем вообще существую. Но ко мне протянули руку, и теперь я стою на ногах, точно зная, в чем смысл.
Я улыбнулась и посмотрела на Фелтона. В его глазах появилась надежда. Он тоже улыбался. И я тотчас все поняла. Поняла почему столкнулась с Эрвином. Почему последние недели таскаюсь по всем этим встречам. Ради этой надежды в глазах.
– Что ж спасибо за этот разговор. Я согласен продать бизнес.
– Пусть Эрвин вам не нравится, но он сможет приумножить ваше детище, и своего не упустит, Фелтон. – Немного запоздала сказал я. – Мы оба это знаем.
– Что ж… хорошо. Харрис должно быть уже подготовил документы, иначе он бы не был собой. И где мне подписать?
– Думаю, он вам всё покажет и объяснит.
Фелтон поднялся, выпрямился. В его глазах по-прежнему читалась усталость, но уже другая – усталость от принятого решения, а не от борьбы.
– Полнота существования… без начала и конца, – тихо повторил он, словно пробуя слова на вкус. – Что ж. Да будет так.
Он протянул мне руку. Я крепко пожала её, чувствуя твердость его ладони.
– Спасибо, Фелтон. Это правильное решение.
– Надеюсь, Адель, – он слабо улыбнулся. – Надеюсь. Пойдёмте, а то Эрвин вконец разволнуется за вас.
Я покачала головой, улыбаясь. Надеюсь, Фелтон найдёт суть этой жизни.
Мы вместе вышли из VIP-комнаты и направились к столику, за которым сидел Эрвин.
Он встал, едва заметив нас. Его взгляд падал то на меня, то на Фелтона. Наверное, он по нашей реакции пытался понять, как все прошло.
Я шла за спиной Фелтона совершенно глупо корчилась, показывая, что мы выиграли. Широко улыбалась, сжала кулаки и слегка трясла ими, в знак победы.
– Ну что ж, мистер Харрис. Нам предстоит подписать много бумаг, как я понимаю.
Эрвин приподнял бровь.
– Да, конечно. Предлагаю встретиться завтра и обсудить все детали.
– Договорились, напишите моему менеджеру, до завтра.
Фелтон, положив руки в карманы брюк, направился к выходу, приветливо улыбаясь всем. Чуть не присвистывая.
Я улыбнулась. И не скажешь, что десять минут назад он плакал. Да, плакал… Когда он говорил о своих сомнениях, из его глаз по морщинистым щекам текли слёзы. Я тактично промолчала. Но я никогда еще не видела настолько отчаянных слез.
Глава 12
Может, это и прозвучит банально, но помогать людям – это прекрасно. И дело тут не в том, что «я такой хороший, вау, можно поставить галочку в воображаемом списке внутри». Вовсе нет. Если человек думает подобным образом, когда помогает людям, – знайте: он помогает только себе и своему эго, не более. А на того человека, которому он помогает, скорее всего, ему плевать с высокой колокольни.
Была бы возможность помогать людям не помогая – только чтобы потешать своё чувство «хорошести», – он бы это делал, послав окружающих в дальнее пешее путешествие. А может, и в космическое, чтоб земля принадлежала только ему одному.
Смысл помощи людям не в том, что ты удовлетворяешь чувство нравственности внутри. А в том, что другой человек улыбнётся и сможет продолжить путь благодаря твоей помощи. И только это по-настоящему важно.
Так проявляется любовь к ближнему. А любовь… мне кажется, это смысл и суть всего света. Из любви рождается всё. И даже Бога на наше спасение, на жертву Христа, сподвигла тоже любовь. Любовь не ищет своего. Любящему человеку тщетны тщеславие и самолюбие. Просто смотришь на человека – и всё внутри тянет к нему, шепча: «Я могу ему помочь. Он будет чуточку счастливее, а его жизнь может стать чуточку светлее».
И я не могу по-другому. Не могу оставаться равнодушной к чужой проблеме. Это кажется мне чудовищным. Это равнодушие – по сути, полное отсутствие любви. Между словами «духовная смерть» и «равнодушие» можно смело ставить знак равенства.
Что ж, тот, кто хоть как-то борется со злом вокруг и в себе, – ещё жив и способен сделать шаг во свет, как бы далеко во тьме уже ни находился. Если ниточка, сотканная из огня и добра, ещё тянет его обратно к источнику жизни – он не потерян. Но чем дальше человек уходит, тем сильнее эта ниточка натягивается. И никогда не знаешь, насколько прочна твоя нить огня. И никогда не знаешь, когда твой шаг станет последним, когда она оборвётся.
И это опасно. Но если ты всё ещё вспоминаешь об этой нити – пора обернуться. Пока не поздно. Пока есть шанс. Пока ты способен это сделать. Взять шаг обратно. Следовать за нитью, за самой жизнью. За любовью.
И когда он выходит из тьмы и идёт к свету – он постепенно становится светом. Свет не позволяет ему делать плохие поступки, а наоборот – толкает на поступки добра. И это просто кажется естественным. Это становится частью, неотъемлемой частью тебя.
И этот свет уже не скрыть. И, зажёгши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике – и она светит всем в доме.
И каждый шаг, наполненный светом, не позволяет оставаться равнодушным. Он тянет на то, чтобы дарить любовь, теплящуюся внутри.
Я вытерла слёзы, думая о Фелтоне. Кажется, в моей груди родилось солнышко. А под его светом расцвели цветы прекрасными бутонами. Их зелёные листочки подарили кислород. И я просто дышу этим счастьем.
Счастьем за Фелтона. Я не могу перестать видеть перед глазами его улыбку сквозь слёзы. Знаю, как порой тяжело отпустить то, что любил больше всего на свете. Знаю, прекрасно понимаю… Но иногда отпустить – лучше. Иногда стоит освободить место в сердце для чего-то нового – гораздо лучшего прежнего.
– Ладно, сдаюсь, ангел. Ты что сделала? Крылья ему показала, и он в благоговении решил сделать всё, что ты скажешь? – повернув руль и припарковавшись у моего дома, спросил Эрвин.
– Вообще-то ангелы – это духи-служители, – снова вытирая слёзы, ответила я.
Эрвин посмотрел на меня, не комментируя мои всполохи эмоций. Не то чтобы не замечая, а просто не осуждая и принимая. От этого мне становилось так спокойно. Будто рядом с этим человеком я могу быть собой – открытой и честной. И он спокойно это примет.
– Чего? – спросил он.
– Служители, – повторила я.
– В смысле?
– Ангелы приходят к людям, чтобы помочь, а не командовать. Чтобы донести важную весть. Но они никому не ломают волю и ничего не внушают. Так что я никого и ничего не заставляла делать, если уж на то пошло.
Эрвин покачал головой.
– Я был уверен, что ты проиграешь. Ты же ничего не знаешь, наивная двадцатилетняя девушка, которая не смыслит ничего в жизни.
– Я знаю кое-что большее, чем ведение бизнеса, Эрвин Харрис, – я улыбнулась. – И аккуратнее, а то я решу, что ты меня оскорбляешь.
– И тем не менее, как?
– Поговорили по душам, – я пожала плечами.
– Что за бред? Это же деловая встреча, – нахмурился Эрвин. – Я тебя столько учил, как вести переговоры, не говори, что всё это ты просто выкинула. Ты устроила сеанс психолога?
Я закатила глаза.
– Я просто поговорила с ним по душам. Искренне и честно.
– Это то, о чём я думаю? Ты дура?
– Хватит меня обзывать, – возмутилась я.
– Ты дура, – уже не спрашивал, а констатировал факт Харрис.
– Эй! Всё же прошло хорошо! Он продал бизнес нам.
– Пока бумаги не подписаны, кто знает, что он придумает и сделает. Мы уже обсуждали, как опасно открываться перед собеседником искренне, потому что это можно будет использовать против тебя.
– О нет, не начинай, – чуть ли не прошипела я, закрывая руками глаза.
– Адель, я надеюсь…
– Нет, нет, нет, хватит, – отрезала я и силой распахнула дверцу, выбираясь из машины.
– Я надеюсь, ты не говорила никаких данных о себе!
– Если захочет – он и так их узнает. Разве не так?
– Адель, ты до беспамятства невыносима! – Эрвин заблокировал машину и пошёл за мной.
Я ускорила шаг, пытаясь скрыться от этого…
Вот только сидела, считая, размышляя о благом – и на! Только подумала, что Харрис добрый и классный парень, и тут как тут тёмная сторона этого мужчины.
– А ты безчувственный, эгоистичный и… просто настоящий козёл! – выкрикнула я, поворачиваясь и спотыкаясь, идя по рыхлому снегу.
Эрвин не отставал.
– Адель.
– Не иди за мной!
– Хочу и буду.
Я быстро открыла подъездную дверь и с силой попыталась захлопнуть, а затем стала взбегать по лестнице. Эрвин успел удержать дверь и шёл следом.
– Я не эгоистичный, я просто разумный человек! А вот ты…
– Хватит идти за мной!
– Нет, милая, я договорю. Ты ведёшь себя как ребёнок, не замечаешь? – Эрвин уже изрядно начал злиться.
Ну и пусть злится.
– Я веду себя как человек, уставший от твоего занудства и давления. О великий просветлённый ум, – я издевательски подняла руки в жесте благоговения, наконец дойдя до своей двери.
– Давления? С каких пор разум – это давление? Если тебе не нравится правда, это не значит, что я козёл. Это значит – пора послушать умных людей. Хотя о чём это я, – Эрвин скрестил руки, – я же говорю с человеком, верящим в «дядю на небе». О каких извилинах вообще может идти речь.
– Оооо… – провыла я, доставая ключи. Руки дрожали от злости, и я никак не могла нормально ими попасть в замок.
– Что «о»? Ты сама лезешь туда, где ничего не понимаешь! И ещё и не хочешь слушать тех, кто понимает!
– Да ты всё время только и говоришь, что я идиотка! Мне это надоело! Даже у моего терпения и милосердия есть пределы! – выкрикнула я.
– Да потому что ты ведёшь себя как… – Эрвин сжал губы, не желая повторяться в оскорблениях. – Как человек, не желающий пользоваться разумными советами.
– Ну вот и отлично, – бросила я мужчине и наконец справилась с ключами. – Разговор закрыт.
Я стала открывать дверь, стараясь успеть, пока хоть немного себя контролирую.
– Стой, – бескомпромиссным тоном заявил Эрвин и положил ладонь на дверь, не давая открыть.
Я чуть ли не топнула ногой и отступила на шаг, увеличивая дистанцию. Руки бессильно упали вниз. Я поджала губы и с презрением смотрела на генерального директора.
Я закипаю. Хочется вцепиться в волосы и заорать. Нужно успокоиться… нужно…
– Хватит сбегать, – упрекающе посмотрев на меня, прошипел мужчина.
– Хватит давить.
– До тебя не доходит по-другому!
– Я сама прекрасно понимаю, что можно было сказать «нет». У меня есть голова на плечах, если ты не заметил.
– Ты ей не пользуешься, – отразил нападение Эрвин.
Я взмахнула руками.
– Замолчи! Просто замолчи!
– Ты всё усложняешь, – Эрвин наклонился и ткнул меня в плечо, кривя губы и хмурясь.
– Я? Я усложняю? Да это ты цепляешься чуть что! Всё прошло хорошо, но ты опять недоволен!
Меня понесло. Я стала просто высказывать ему всё, что было на душе.
– Да потому что мне плевать не получается, ясно?! – он сорвался на крик, перебивая меня. – Мне не плевать на тебя. На компанию. И на тебя!
– И это не даёт тебе права так со мной разговаривать! А я не кукла – у меня тоже есть чувства! – тяжело дыша, ответила я.
Эрвин шагнул ко мне.
– А как с тобой разговаривать? Как с хрупкой вазой?
В голове мне вдруг всплыли стихи из Библии, первого Петра: «Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с жёнами, как с немощнейшим сосудом». И я отвела глаза, смутившись.
– Как с человеком, – тихо сказала я.
Эрвин резко выпрямился.
– Тогда начни им быть.
Я резко подняла голову, выдохнув от удивления и возмущения.
– А я, по-твоему, не человек?
Эрвин усмехнулся.
Когда-нибудь я так быстро разочаровывалась вообще в людях? Хотя о чём я думала? Мы буквально познакомились на кладбище, где он смеялся над моей верой, говоря, что рад, что я страдаю.
Но нет, конечно. Браво, Адель. Аплодирую стоя. Пара милых фразочек – и ты уже смотришь на человека, даришь ему солнышко. Жизнь ничему не научила? Быть мудрее и не привязываться ко всем?
Я сжала зубы и кулаки, чтобы слёзы не выкатились.
– Отойди.
– Нет.
– Да что тебе ещё надо? Недостаточно меня оскорблял? Отойди.
– И что, ты просто уйдёшь? И мы больше не встретимся? – приподняв бровь, спросил Харрис.
– Именно.
Он рассмеялся.
– Да… может, оно и к лучшему. Хоть не нужно будет трястись из-за какой-то встречи.
– О ну да. Вы бесспорно выше меня, мистер Харрис. Может, вам кофе принести, чтобы не утруждать вас мыслями о жажде пить?
– Я не говорил, что выше тебя. Я просто умнее и вижу дальше.
– Это называется «надменность».
– Это называется «опыт», – склонив голову в бок, сказал Эрвин.
– Это называется «гордыня», – ответила я тем же жестом.
– О, зато в тебе этого нет, святая наша, – покачал головой, слегка улыбаясь, ответил Эрвин.
Он выхватил у меня ключи и стал сам открывать двери.
– Что же, не смею задерживать ваше светлейшество, прошу проходить.
Эрвин силой, чуть ли не ломая, опустил ручку двери вниз. Что-то щёлкнуло.
– Конечно есть. Я не безгрешна. У меня много косяков, – уже не в состоянии закрыть рот, тараторила я. – Я слишком раздражительная, не могу себя контролировать, но я пытаюсь. Пытаюсь стать лучше. А ты… ты просто…
Эрвин хмурился, слушая меня – точнее, не слушая. Я сама уже не понимала, что говорю. А мужчина смотрел в пол, будто прислушиваясь к чему-то. Он сжал губы, часто заморгал, а потом его лицо стало серым, а глаза расширились от осознания.
– Твою ж… – он резко сделал шаг ко мне и толкнул так, что я полетела назад, а он – следом.
Я замахала руками, пытаясь остановить падение, но всё равно упала, вскрикнув от боли. Харрис приземлился на руки, но быстро оттолкнулся, чтобы не упасть на меня, а рядом.
Я тяжело дышала, хотела возмутиться и наорать на Харриса, но мой взгляд упал на дверь, из которой торчала стрела.
Стрела.
Эрвин, не говоря ни слова, быстро встал, стараясь обходить опасную зону. Я хотела подняться следом, но он жестом приказал мне сидеть на полу. На этот раз я послушалась. Он прошёл к двери напротив моей квартиры и стал её рассматривать, затем открыл – она оказалась не запертой. Харрис долго всматривался во что-то с особой придирчивостью, провёл рукой по волосам, развернулся и подошёл к моей двери, всматриваясь в стрелу.
– Что это, твою мать, Адель, – сквозь зубы прошипел Эрвин.
А моё сердце ухнуло в пятки.
