ЧерновикПолная версия:
Эйми Райт Два выстрела
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
Я трясущимися пальцами набрала подругу…
– Он… он опять ушёл, Адель, – послышалось на том конце.
И затем… безудержные рыдания.
Глава 8.
Я застыла, слушая рыдания подруги, чувствуя, как щемит в груди. Сердце, казалось, стремилась втянуться в одну крошечную точку, в районе груди.
– Что случилось, Ливи?
Девушка, чуть ли не задыхаясь, ответила:
– Он сказал, что я просто тень. Сказал, что я вторичная.
– Кто? – я подняла взгляд к небу, не веря в то, что услышала.
Вторичная? Тень? А кто это у нас такой особенный и неповторимый нашелся?
– Лукас! – ошарашила меня Ливи.
– Чего?! Ты снова с ним общаешься?! – чуть ли не закричала я, широко открыв глаза от удивления.
Не ожидала такого поворота событий.
– Ну… – подруга замялась.
– Та-ак, где ты? – спросила я, теря переносицу, смеясь.
Смеясь от шока, разумеется, защитная реакция.
– Я… ну, около его дома.
Мои брови, кажется, поднялись еще выше, выше линии роста волос или, возможно, они вообще вспорхнули в космос, желая постигнуть великое. Но я решила поднять этот вопрос позже.
– Хорошо, встретимся на кресте, через полчаса.
– На кресте? – переспросила медленно и недоверчиво подруга.
– Да, – ответила я.
– Ты уверена? Но это же твое место. Личное… уединенное и все такое, разве нет?
Я вымученно улыбнулась, взглянув на небо, вспоминая, сколько всего связано с этим местом.
– Ага, а еще там всегда легче быть искренним. Помнишь, когда мы с тобой там были в последний раз?
Подруга рассмеялась, видимо, тоже окунувшись в воспоминания, подчиняясь ветрам, уносящих нас обоих в прошлое, ностальгии.
– На выпускном в 9 классе… такой закат красивый был. У тебя еще телефон сел, а у меня было 10 процентов, и мы судорожно пытались наснимать видео, пока он не вырубился.
– Да… Только мы с тобой и закат.
– Как будто вечность назад. Лет 5 прошло. Хорошо, встретимся на кресте, до встречи.
Ливи положила трубку, и я убрала телефон, попутно доставая из кармана билет в кинотеатр. Сегодня премьера фильма, на который я хотела давно пойти. Целый год ждала премьеры. Но, судя по всему, уже не успею в кинотеатр. Я повертела головой, а затем наткнулась на девушку, недавно ругающуюся с мужчиной. Она сидела на лавочке, грустная, с поникшей головой. Ее недавнего собеседника и след простыл. Я направилась к ней.
– Здравствуйте, – сказала я и протянула ей билет, склонив голову.
Та, стирая слезы с глаз, удивленно уставилась на мою руку, будто я была инопланетянином.
– Я купила, хотела сходить, но появились важные дела, что билету пропадать? – объяснилась я.
– Спасибо… – незнакомка часто заморгала, а ее губы дрогнули в еле заметной улыбке.
Я вложила в руку подарок и пошла в сторону набережной, не смея больше задерживаться, смущая девушку.
Пусть немного развеется, ей это нужно.
Крест…
Так мы называли место на набережной. Площадка, выложенная кирпичами, вокруг памятника – поклонного креста, установленного на высоком берегу реки, на месте, где когда-то находилась башня нашего острога, построенного для обороны города. Это был памятный знак, посвященный защитникам города от захватчиков, пришедших около 5-6 веков назад.
Ну а для меня это было просто тихое отдаленное место, с красивым видом на реку, где можно посидеть и подумать о себе, жизни.
Иногда стоит просто уйти от всех, и тишина даст гораздо больше ответов, чем тысячи слов, мудрые советы или люди, которые сами не слышат ничего.
Тишина – это не пустота. Это пространство, когда наконец чужие голоса и крики перестают заглушать, и ты слышишь себя. Там, где нет никого, кроме тебя, становится ясно все: что было правильно, а что нет. Приходит такое понимание о всем, что будто рождаешься снова.
Иногда нужно выйти из суетливой трассы жизни и позволить себе не гнаться за ответами, а тихо и молчаливо дождаться, пока они придут сами. Чистые и искренние. И они будут самые-самые правильные. У меня всегда так было.
Невозможно вечно находиться в социуме. Конечно, общаться – это важно, очень важно для человека, но порой «социальная зарядка садится». И я всегда очень любила «заряжаться». И еще больше ценить тишину я стала, когда в ней стал слышаться не только мой голос, но и голос Божий. Тихий, ненавязчивый, как веяние ветра. И не нужно никакого грома с неба. Чаще Бог работает совсем по-другому. Стучит тихонько в дверь и ждет: впустит ли Его человек?
И есть три типа людей. Первые, услышав стук, решают, что их домашние дела важнее, и игнорируют его, так и не подойдя к двери. Есть те, кто подходят и смотрят в глазок. Они видят Его. Видят Свет и истину, но потом закрывают глазок и уходят в привычную и полюбившуюся им сердцу тьму. А есть те, кто открывают и впускают Бога в свою жизнь. И, наверное, это самые счастливые люди. Потому что в их жизни спустя годы кромешной тьмы, наконец, все вдруг становится ясно и светло.
Он – путь и истина. И Он – выход. С Ним жизнь фактически сложнее. Осуждение со стороны людей, непонимание, заповеди… Приходится нести этот крест, спотыкаясь и ранясь о преграды на пути.
Но вместе с тем, с Ним жизнь становится как-то проще. Если научиться доверять Ему – все становится настолько простым, что нет ни переживаний, ни страха. Спокойнее что ли. Он дарит покой и любовь.
Пусть в нашей жизни становится больше испытаний, но… Он сказал: «В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир». А Он… Он рядом. И это ценнее всего на свете.
Уходя к кресту, я не только отдыхала от людей, но и слушала моего Бога. Слушала, что Он мне поведает, в молитве разговаривала с Ним, а потом включала христианские песни и просто ходила взад-вперед по площадке, смотря вдаль, на творения, созданные Словом, просто думая о своей жизни.
Даже Христу, пока Он был на этой Земле во плоти, нужно было уединение. Он уходил в горы, в пустынные места – в одиночество, или вернее в уединение. Ведь он был не один, а с Отцом. Молился и просто восстанавливался. И если это нужно было даже Богу – что говорить о нас? Раньше меня сильно волновала моя любовь к одиночеству. Что я закроюсь окончательно от мира и стану дикой. Но факт, что даже Христу нужно было иногда отдохнуть от всех и просто побыть одному, успокоил меня.
Через полчаса я уже ступала по набережной. Неширокая кирпичная дорожка вела к самому поклонному кресту. Он величественно возвышался над рекой. Я подошла к кресту, и облокотилась на камень, на котором и располагалась эта махина.
Я смотрела вдаль, любуясь открывшимся видом. Река казалась застывшей до весны. Ее полностью скрыл от глаз лед, а тонким слоем лежал снег. А вдали реку разделял маленький остров. Он тоже был замершим, белоснежным, только коричневые ветки кустов и деревьев контрастировали с окружающим миром.
– Адель.
Я обернулась. Моя любимая девочка стояла, обнимая себя за плечи через белую куртку. Ее губа подрагивала, а зеленые, яркие и самые красивые на свете глаза покрыла пелена слез, вот-вот собирающихся покинуть недолговечную обитель.
Я покачала головой и, сделав шаг вперед, просто крепко ее обняла. Мы стояли так минут десять, не меньше. Я съеживалась от боли, когда грудная клетка подруги вздрагивала от рыданий. Я гладила ее по светлым волосам, пытаясь успокоить. У меня у самой из глаз потекли слезы.
Я все так же, обнимая ее, повела к лавке, когда ноги невыносимо затекли. Подруга словно очнулась. Она провела рукой по лицу, поправляя растрепанные волосы.
– Расскажешь?
Подруга с минуту молчала.
– Я… вчера же была встреча одноклассников.
Я удивленно приподняла брови.
– Встреча одноклассников? Я не знала.
– Ну… говорили не всем.
Я кивнула. Расстраиваться не стану. То, что одноклассники меня не любили – не секрет.
– Мы пошли в клуб. А потом все так закрутилось, завертелось. Мы с Лукасом решили поехать на ночь к нему.
Я потерла переносицу, пытаясь переварить все услышанное. Ливи неверующая, но даже для нее такая легкомысленность обычно не свойственна.
Лукас – наш бывший одноклассник. В средней школе между ними что-то было. И я по наивности своей все время подкалывала их и всеми фибрами души желала, чтоб они были вместе. Смотрела, как парень заботится о подруге в каждой мелочи, как бережно относится и что говорит – и пищала от счастья, радуясь. Иногда радуясь даже больше, чем Ливи. Они вечно смеялись с моей реакции, и мы небольшой компанией просто проводили время вместе, ходя домой к Лукасу и играя в видеоигры.
Но в итоге Ливи сама же его и бросила. Я была удивлена, и очень. Спрашивала, почему? Но она не хотела говорить. Я ее не осуждала и поддержала решение, но все не могла понять. А Лукас… У него сносило крышу. Он злился. И сначала мне было его искренне жаль. Ну, до тех пор, пока он не стал прилюдно называть мою подругу потаскухой, а его дружки не стали писать Ливи в личные сообщения оскорбления. Мое отношение к парню изменилось, и я чувствовала лишь отвращение. Защищала ее как могла от него. А потом – она мне все же открылась. И мое отвращение к Лукасу возросло еще в сотни раз. Оказывается, все прекрасные отношения между подругой и ее парнем, что меня так умиляли – были иллюзией.
Таких, как Лукас, обычно называют нарциссами, или просто лицемерами. На людях – милый мальчик, а наедине – типичный абьюзер. «Ну ты же меня любишь, тогда сделай, что я говорю», «Извини, ты такая милая, когда тебе больно, поэтому я причиню тебе дискомфорт». Относился к ней, как к собаке, вообще не воспринимал ее как человека, забывая, что и у Ливи есть чувства. А когда она ушла – резко полюбил до сумасшествия, пытался вернуть, а когда понял, что не получится – открыл свое истинное лицо. Выпустил уязвлённое эго.
Но если у Ливи хватило ума бросить его тогда, что же сейчас переклинило? Что за реакция?
– Я встала утром и решила приготовить нам завтрак, раз уж все так сложилось. Подумала, мы уже оба взрослые люди, не подростки. Может, что-то выйдет. Лучше, чем было. Старалась быть милой, но он просто рассмеялся мне в лицо, сказав, что я просто тень… Тень, понимаешь?
– Ты не тень, Ливи. Это он слепой просто, раз не видит в тебе того, что вижу я.
Подруга улыбнулась, но ее улыбка быстро потухла.
– Просто… он прям по больному ударил. Иногда мне кажется, что я лишняя в этом мире. Как будто всегда найдется кто-то лучше. Даже когда стараюсь быть впереди… не выходит, понимаешь? Как будто если вдруг я исчезну – никто не заметит.
Я покачала головой и, глядя на реку, сказала:
– Я где-то слышала такое… Знаешь, наша жизнь как огоньки. Когда потухнет один – темнее станет всем. И никогда не знаешь, когда именно твой огонек останется единственным лучом света, который сможет увидеть кто-то другой.
– Тогда я огонек на отшибе, который почти никому не нужен.
– Глупость.
– Не глупость, Адель. Ты просто не знаешь, каково быть второй. Не знаешь, каково, когда выбирают кого угодно, но не тебя, когда больше всего боишься оказаться снова в чьей-то тени – и видишь, как это происходит раз за разом.
– Ливи, ты много добилась в учебе, сама. В олимпиадах постоянно места занимаешь. Подожди, еще взойдет твоя звезда. Станешь вообще самой богатой и успешной девушкой мира, – я провела рукой по небу, словно рисуя ей будущее.
Подруга сквозь слезы рассмеялась.
– А ты?
– А что я?
– Что будешь делать ты?
– Я? Не знаю, но вряд ли буду работать по профессии. Хочу заниматься тем, что будет приносить мне счастье, деньги все равно есть. Какая разница уж.
– Думаешь, так бывает?
– Бывает по-всякому, я бы хотела жить так. Хотя, если честно, мне кажется, что впереди будет сложно. Такое ощущение, что что-то серьезное и важное намечается. Будет очень-очень сложно. Но я устою, если буду смотреть на Свет. И ты смотри на Свет тоже, – я улыбнулась.
– Ты про своего Бога, что ли? – скривила губы Ливи.
– Мой Свет – это Бог, – я пожала плечами. – С лучше. Но… может, и для тебя Он станет светом, – я с надеждой посмотрела на подругу.
Мне очень хотелось, чтобы она пришла к Богу и была так же счастлива с Ним, как я. Возможно, кто-то скажет, что я навязываю ей веру… Но мне просто хотелось увидеть ее в раю. Да и ей будет с Ним гораздо лучше. Но… это ее выбор.
– Бог меня никогда не слышал, сколько бы я к Нему не обращалась, – Ливи скривила губы.
– Может, ты просто не слышала ответ? Он может отличаться от того, что ты ждешь.
– А может, Он просто молчит, пока разговаривает с тобой? – Ливи фыркнула, сморщившись от отвращения.
– Он вездесущ, Он может быть со многими людьми одновременно, – подняв брови, ответила я.
– Глупости.
Я покачала головой.
– Просто, это все очень тяжело, понимаешь?
– Понимаю, солнце, понимаю.
Я снова потянулась к подруге, и та обняла меня в ответ. Мы соприкоснулись боками голов и просто молча смотрели на водную гладь.
Что ж…Мы разделяли не только радость и боль, но и тишину.
Глава 9.
Итак. Новый виток моей жизни начался совсем неожиданно. Я не поняла, когда это произошло. И вообще – произошло ли. Знала лишь то, что через час состоится вторая встреча, на которой мы должны убедить Фелтона продать нам его бизнес. Я стояла перед зеркалом, рассматривая себя. Надела тот же костюм, что и в прошлый раз. Непривычно видеть себя в одежде делового стиля. Она мне вовсе не идет. Я кажусь слишком неестественной.
И всё же что-то поменялось. Что-то важное. Но что?
И я говорю уже не о внешнем виде, а о чем-то другом. О чем-то важном.
Я закрыла дверь на ключ и стала спускаться на улицу, где меня ждал уже подъехавший Эрвин.
Я открыла подъездную дверь, сразу заметив мужчину, упершегося спиной о машину и скрестившего руки на груди. Он смотрел куда-то далеко, задумавшись и не замечая меня. Я, ступая по снегу, скрипящему под ногами, направилась к генеральному директору.
– Садись, – даже не поздоровавшись, кивнул Эрвин, всё также не глядя на меня.
Значит, всё же он меня заметил, просто не посмотрел. Обиделся, что ли? Хотя в прошлый раз вышло с ним некрасиво. Ощущение будто я возвела между нами стену. Вроде бы ничего не делала, а вроде и разрушила всё тёплое, частица которого успела зародиться между нами. Как всё запутано, непонятно. Как вообще понять этот мир? Как понять себя? Его?
Я уже собиралась садиться, как к моему подъезду подъехала машина, а из нее выскочил мужчина. Он вытащил букет с заднего сиденья. Большой букет алых роз.
Повезло кому-то. Мне цветы никогда не дарили. Но я рада за ту девушку.
Курьер повернул голову, а заметив меня, громко спросил:
– Извините, а квартира 29 в этом подъезде? – А потом уставился в какие-то бумаги. – Дом написали, а подъезд нет. И ведь на подъездах не написано, какие квартиры в них. Не люблю старые постройки, не охота каждый подъезд проверять! – посетовал курьер.
– Это моя квартира, – приподняв брови, сказала я.
Курьер аж подпрыгнул от радости.
– А, вот и отлично. Вот, получите и распишитесь! – Курьер протянул букет, почти сунул мне его силой, и мне пришлось прижать цветы к себе. А потом мужчина протянул мне листы бумаги. Я уставилась на него, раскрыв глаза, думая, как с цветами в руках он ждет, что я распишусь. А курьер, глупо улыбаясь, протягивал бумаги, видимо, не догадываясь о моей проблеме.
Я посмотрела на Харриса в немой просьбе.
Эрвин покачал головой, коротко выдохнув, и забрал у меня букет.Я благодарно кивнула, отдав чужой подарок, и расписалась о получении.
Курьер, улыбнувшись еще шире, пошел обратно к машине, кинув на прощание.
– Повезло вам с парнем. Такой букет красивый. Да и фирма у нас не дешевая. Не скупится на вас. Если бы только я мог такими букетиками девушку радовать, – мечтательно проговорил мужчина, удаляясь.
Я улыбнулась мужчине, и тот, смотря на небо, махнул рукой и направился к машине, наверное, вспоминая свою девушку.
Так. И от кого это? Упомянутого курьером «парня» у меня нет.
Я повернулась к Эрвину: мужчина с отвращением смотрел на букет, как будто это мусор, чтобы пол подметать. Мне захотелось этим же букетом треснуть его по голове, но я сдержалась.
Забрала букет и, улыбнувшись, втянула аромат.
Эрвин закатил глаза, а затем раскрыл заднюю дверь машины.
– Положи на заднее, я не собираюсь ждать, пока ты этому венику будешь вазочку подбирать.
Я приподняла бровь и поудобнее взяла цветы, рассматривая их и гладя кончиками пальцев лепестки.
– Сам ты веник, дай порадоваться.
Мужчина снова закатил глаза.
– Я в машине, давай быстрее.
А затем Эрвин развернулся и стал обходить машину, направляясь к водительскому месту.
Я скорчила в спину мужчине рожицу и показала язык. А он, как всегда, не вовремя повернулся. И удивленно приподнял брови. А я не нашла ничего лучше, чем просто отвернуться.
Послышался грохот закрывающейся дверцы.
Я снова уткнулась в розы носом. Мои любимые цветы, между прочим.
Я просунула руку к цветам, корчась и извиваясь, пытаясь не уронить большой букет.
Безумно хотелось узнать, от кого цветы. Может, у меня наконец появится спутник жизни?Романтичная ты моя душа, куда спешишь…
Где-то должна быть открытка. Должно быть провалилась среди цветков.
Так и есть! Кончик конверта проглядывал среди алых «сестричек».
– Ай! – вскинулась я, когда шип вкололся мне в кожу безымянного пальца. Пошла кровь. Странно… Обычно шипы обрезают.
Я всё же достала за краешек конверт. Черный, как ночь. У меня появилось плохое предчувствие.
Я быстро присела и положила букет прямо на снег, слыша гулко бьющееся сердце.
Подул сильный ветер, опаляя мои щёки.
«Истина ранит сильнее, чем ложь, Адель. Готовься».
Я перестала дышать. Что. Это. Такое. Вообще.
Я до крови закусила губу, вспомнив записку из почтового ящика. Что-то не так. Не так.
Мой взгляд судорожно забегал из стороны в сторону. Я сунула конверт в карман, не заботясь, что он помнется.Упала на колени и стала перебирать цветы.
Тридцать.
Я застыла, смотря уже сквозь цветы.
Глупости. Это уже паранойя. Я, наверное, обсчиталась, вот и всё!
Я снова стала судорожно пересчитывать цветы, уже не заботясь, что могу повредить бутоны, жестоко отделяя их друг от друга.
Тридцать. Ровно тридцать.
С моих губ слетел выдох.
Четное количество. Четное! Я, конечно, не суеверная, но в древности четное число ассоциировалось со смертью и завершенностью, в отличие от нечетного, которое связывалось с жизнью. Эта традиция также объяснялась тем, что один цветок преподносится усопшему, а другой – его проводнику в загробный мир. Но я христианка. Моя загробная жизнь – новая Земля, обещанная моим Господом. А мой проводник – Иисус Христос, убитый, распятый на кресте и воскресший на третий день. И мне все равно сколько цветков фактически подарили.
Но… это похоже на угрозу. Я много раз видела в сериалах и книгах, когда девушкам посылали намеренно четное количество цветов, предупреждая о том, что их собираются убить. Играли так с жертвами.
Но это же фильмы… Кому сдалась моя смерть?
А что значила прошлая записка? Та, что из почтового ящика. Может, это были вовсе не дети?
«Далеко не всё, что скрыто, мертво. Первое предупреждение».
Предупреждение о чем? Что не мертво? Что скрыто?
Я никогда не была идеальна, и, конечно, в моей жизни есть вещи, которых я стыжусь. Я много натворила аморального до принятия Христа. Но от этого сама же и страдала. Я всегда старалась не вредить другим людям, но о своем сердце заботилась редко, позволяя просачиваться тьме в него. Но Христос меня исцелил. И я Ему, бесспорно, благодарна за это.
Но кому вообще понадобилось мне угрожать?
Я тихая и счастливая затворница, никого не трогающая. Живу себе спокойно, предпочитаю уединение, особенно после смерти родит…
Стоп. Что?
Нет.
Нет.
НЕТ. НЕТ. НЕТ.
Я бы не удивилась, если бы сейчас померкло небо. И гора бы не дрогнула так, как дрогнуло моё тело сейчас.
О, Боже… Что это значит?
Неужели убийца моих родителей все же вернулся?..
Кажется, я стала задыхаться, глаза раскрылись так широко, что веки стали болеть.
Этого просто не может быть. Это неправильно. Он пощадил тогда меня. Нельзя спустя год передумать и решить убить. Ведь нельзя, да?..
Я не хочу умирать. Еще не время. Не сейчас…
– Адель, всё хорошо? – эхом проник мужской голос в мою голову.Я едва ли различила этот звук за стуком молоточка ужаса по стенкам моего сознания.
На мое плечо опустилась мужская рука. И это по-настоящему выдернуло меня из застывшего состояния.
Я резко повернула голову назад, напрягшись всем телом. Сердце забилось часто-часто, где-то в горле, причем так громко, словно оглушая мое сознание, а губы дрожали, но не от холода.
Мужская рука – местами кожа на ней огрубела, с небольшими мозолями, должно быть, от постоянного заполнения бумаг. Я перевела взгляд с чужой руки наверх, к ее владельцу.
Эрвин.
Его брови чуть взлетели вверх, а в глазах читалось беспокойство.
– Д-да… – промямлила я, возвращаясь в реальность, неуверенная, что отвечаю на тот вопрос, который задавали.
Харрис помог мне встать, наблюдая за реакцией и мимикой, пытаясь поймать мой взгляд.
– Нам пора… Ложи букет, – Харрис кивнул на раскрытую дверь машины, – и поехали.
Я отрешенно посмотрела на букет. О нет… я с собой это не возьму.
Я рассмеялась – истерически – и просто швырнула букет в мусорку, стоящую около лавки, где любили сидеть бабушки, сплетничая.
Эрвин удивленно уставился на меня, но промолчал. Он настороженно следил за мной, заподозрив что-то неладное.
– Адель, если что-то слу…
– Давай просто уедем и всё, – перебила я Харриса. И не дав задать новый вопрос, продолжила: – То, что я делаю с моими букетами, тебя не касается никаким образом. За собой следи, пожалуйста, а не за мной.
– Ангел, я лишь хочу помо…
– Я не просила, – прошипела сквозь зубы я. – И что за «ангел»?
Эрвин ничего не сделал плохого… Но перестала себя контролировать. От страха.
Год назад я с таким большим трудом перестала оборачиваться по сторонам после каждого шороха, после произошедшего с родителями. А теперь паранойя снова вернется ко мне?
Мне страшно. До ужаса. До леденящих кончиков пальцев. До дрожи. До мурашек по спине.
Кажется, что тьма подобралась ближе, чем я думала.
Я сжала кулаки, шепча себе:
«Не бойся, ибо Я с тобой, ибо Я – Бог твой. Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницей правды Моей».
Как мантру цедила сквозь зубы, вбивала себе в голову библейский стих, пока наконец страх не ушел, и я не поверила в то, что сказал мой Бог.
Мысленно поблагодарила Отца Небесного за то, что в часы тревоги мне есть куда обратиться, а затем села в машину.
Харрис, искоса настороженно поглядывая на меня, тоже сел.
– Извини, – сказала я Эрвину.
Харрис ничего не ответил, только завел машину и, обхватив крепко руль, тронулся с места. Никакой реакции, но я и не ждала ничего.
Было немного стыдно, что я сорвалась на него. Пока плохого он мне ничего не сделал.
Что ж. Лучше сосредоточиться на предстоящей встрече, а потом уже… а потом уже разобраться с этими бредовыми посланиями.
А пока надо взять себя в руки. ВЗЯТЬ СЕБЯ В РУКИ.
Я психанула и закрыла лицо руками, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение.
Эрвин шумно выдохнул, но промолчал.
В воздухе витало напряжение, которое лишь усугубляло мое состояние. Мне нужно отвлечься. Иначе я просто сойду с ума.
Вдох – выдох.
Ничего против воли Божьей со мной не случится. А если случится… ничего. Быстрее попаду в вечность, да?..
Не так уж и сильно я Богу доверяю, как думала. И что делать?
Молитва.
Это мой выход. Надо поговорить с Богом. Только Он может мне помочь. Успокоить.
Я закрыла глаза, теря виски и обращаясь к своему Создателю:
«Господи… Мне страшно».
Честно, открыто. Ничего не скрывая. Бог знает каждый уголок души моей, сосчитал каждый волос на моей голове. Если кому-то я могу довериться – так это Ему.
Он слышит меня, я это знаю. Чувствую всем своим существом.Он рядом. Я не одинока. И всё пройду, устою, ведь Тот, кто со мной, повелевает бурями – не буду бояться шторма. Да?
Глава 10
Машина мягко качнулась, когда Эрвин повернул на повороте. Водил он необычно мягко и осторожно, без лишних рывков. Это успокоило.
Букет.
Тридцать роз.
Записка.
Пальцы подрагивали, я пыталась дышать ровно. Мне нельзя расклеиться. Нельзя. Сейчас будет деловая встреча. И если я не возьму себя в руки – все испорчу.
Вдох – выдох.
