– Хм-м… – Первый министр с интересом оглядел своего младшего секретаря. – А если они откажутся?
– С какой стати? Ведь они так и так враги. Ну а если и природная вражда не поможет, мы, в случае их отказа, пообещаем им смерть. Под страхом смерти, знаете ли…
– Та-ак. А что получит в случае победы каждый конкретный отряд?
– Жизнь, – пожал плечами Карсс. – Жизнь и, конечно, возвращение домой оставшихся в живых. Ну, можно еще что-нибудь пообещать… золота, например…
– Да, да… – в задумчивости покивал Первый ми-нистр. – А вы серьезно полагаете, что нам нужно будет оказать помощь в их мировой войне тем, кто победит?
– Ну что вы, господин Первый министр! Пусть сами разбираются, мне кажется. Если бы мы, конечно, хотели вмешаться в их развитие… но, по-моему, Бейта лежит пока в стороне от наших стратегических интересов, да и от интересов «южан» тоже, так что…
– Не вам, молодой человек, рассуждать о стратегических интересах Империи! – назидательно поднял вверх палец Первый министр. – Не доросли еще, извините. Раса, столь похожая на нас, сварогов, не может быть вне сферы наших интересов, будь они стратегические или любые иные. Тут дело в другом…
– Я только…
– Помолчите! – отмахнулся Первый министр и погрузился в раздумья.
Прикрыв глаза морщинистыми веками, он откинулся в кресле и надолго замолчал. Шли минуты. В какой-то момент у Карсса мелькнула крамольная мысль, что старик задремал, но тут Первый открыл глаза, и взгляд его выразил решимость и энергию.
– Что ж, – объявил он, – мы это попробуем! И если «южане» согласятся, то ответственность за исполнение операции с нашей стороны я возложу на вас, молодой человек. Покажете, на что вы способны.
– Я готов, – тихо, но твердо ответил Карсс, облизнув пересохшие от волнения губы.
Пулеметчик второго отделения разведвзвода первого батальона 121-го пехотного полка 48-й стрелковой дивизии Рудольф Майер очнулся и некоторое время безучастно разглядывал ровный серый потолок над своей головой.
«Потолок, – подумал он отрешенно. – Постой, почему потолок? Я в госпитале?»
Он прислушался к своему телу. Никакой боли. Правда, ощущался легкий голод, но это, конечно, могло и подождать. Шевелиться, однако, было почему-то страшно.
«Погоди, – сказал он себе. – Погоди, Руди, не торопись. Хороший разведчик всегда должен знать, когда нужно спешить, а когда можно и спокойно обдумать создавшееся положение. Сдается мне, что это именно тот случай, когда время терпит. Итак, что ты помнишь последнее?»…
Он закрыл глаза и стал вспоминать.
Ночь. Теплая летняя ночь и крупные звезды в небе, с которыми ненадолго пытаются посоперничать сигнальные ракеты над передним краем. Полной тишины, конечно, нет. Вот где-то застучал пулемет, в ответ тявкнула сорокапятимиллиметровая пушка, затрещали автоматы… все стихло… ухнул филин, и снова одинокий винтовочный выстрел обозначил место и время: Россия, лето сорок третьего, война.
Их взвод гуськом бесшумно движется опушкой редкого леса по направлению к холму с полуразрушенной церквушкой и уцелевшей колокольней – отличное место для устройства пункта корректировки артиллерийского огня, если, конечно, русские их не опередили. Тяжелый «МГ-42» привычно давит на плечо, тело послушно движется сквозь опасную ночь, нервы напряжены, и душу постепенно охватывает знакомое опустошающе-сладкое чувство предстоящего боя, так что руки начинают слегка дрожать, а ноги слабеют. Сейчас это пройдет. Адреналин, впрыснутый в кровь, усвоится, и энергии хватит и на бой, и на долгое ожидание в засаде, и на победу, и, конечно же, на смерть… Вот и холм, и колокольня на нем, похожая на готовую к старту гигантскую ракету… Взвод рассыпался в цепь, и солдаты быстро и бесшумно преодолели подъем. Что было дальше? Да. Двух человек они оставили у колокольни, а сами вошли в деревню. Вернее, в то, что от нее осталось после недавних артобстрелов и бомбежек. «Гляди, сынок, что делает шрапнель», – совершенно непонятно откуда у него в голове возникла эта строчка из совершенно незнакомого (или забытого? или ненаписанного?) стихотворения, если, конечно, это были стихи. Во всяком случае, она, эта строчка, неотступно вертелась в мозгу, пока он, стараясь не хрустеть разным мусором под сапогами, осторожно шел к перекрестку, окруженный своими товарищами, такими же настороженными и готовыми открыть огонь в любую минуту, как и он. Мимо безобразных и почерневших остатков сожженных изб, казавшихся чернее самой ночи… Да, помнится, они дошли до перекрестка, но вот что было потом… Русские! Ну конечно! Русские вынырнули из-за угла почти целого двухэтажного кирпичного здания со своими «ППШ» наперевес – десяток ловких парней с характерными «кошачьими» движениями опытных разведчиков. Помнится, мелькнула мысль о встречном бое, и на душе сразу стало нехорошо, – он терпеть не мог встречного боя за его полную неразбериху и непредсказуемость. Но ведь боя-то как раз и не было! Или был? Нет, точно, не было. А почему? Он отчетливо помнил изумленное скуластое лицо русского автоматчика, который, казалось, вырос прямо перед ним в каком-то десятке метров, не больше… Стоп. Как он смог разглядеть его лицо, если было совершенно темно? Саму фигуру еще куда ни шло, но лицо… Свет! Да! Какой-то нереальный ослепительный зеленоватый свет, бьющий прямо с неба и не дающий тени. А потом… Он выхватил из кобуры «вальтер», но выстрелить почему-то не смог. Что-то помешало, и русский тоже не стрелял… Но что? Почему? Нет, дальше он ничего не помнил.
Ну ладно.
Рудольф Майер снова открыл глаза и попытался сесть. Попытка удалась. Оглядел себя: одет, сапоги на ногах, только куда-то исчезли оружие и боеприпасы, а также каска. Голова слегка кружилась, но пулеметчик, совершив над собой усилие, поднялся на ноги и осмотрелся.
Он находился в большой комнате без окон. На полу, поражая взгляд разнообразием поз, валялся в полной отключке родимый взвод.
Тряся головой, Руди машинально нащупал на ремне заветную флягу с отличнейшей русской трофейной водкой и, дрожащими пальцами отвинтив крышку, торопливо сделал изрядный глоток.
В желудке мгновенно потеплело, а в голове прояснилось.
– Боже милосердный! – вслух сказал он. – Неужели мы в плену?!
Он огляделся повнимательней, примечая то, на что не обратил внимания сразу. Во-первых, свет. В стенах и потолке отсутствовали не только окна и любые иные отверстия, сквозь которые могло бы освещаться помещение, но и какие бы то ни было источники искусственного света. То есть Руди не заметил ни ламп, ни светильников, ни вообще хоть чего-нибудь отдаленно их напоминающего. Тем не менее комната была освещена, и освещена хорошо. Казалось, свет проникает сквозь стены и потолок, и, несмотря на это, и стены, и потолок казались сделанными из очень плотного и твердого материала, равномерно окрашенного в серый цвет. Вначале Руди подумал, что это металл, но, присев на корточки и ковырнув поверхность пола ногтем большого пальца, отказался от этой мысли. На металл это было не похоже – совершенно другое ощущение, ноготь бессильно скользнул по гладкой и какой-то теплой поверхности… Нет. не мет…лл. Пластмасса? Похоже… Но это ж кому в голову могло прийти сделать дом из пластмассы?! Руди недоуменно пожал плечами и, перешагивая через тела товарищей, направился к темневшему на противоположной стене прямоугольнику двери. Внимательнейшим образом осмотрев предполагаемую дверь (тот же материал, только слегка утопленная в стену поверхность прямоугольника окрашена в более темный серый цвет) и не обнаружив ничего похожего на ручку или замок, Руди осторожно толкнул ее ладонью.
Ничего.
Может, она открывается вбок?
Он попробовал сдвинуть дверь влево… потом вправо… Не вышло. Дверь оставалась совершенно неподвижной.
Ч-черт!
Разозлившись, пулеметчик с размаха пнул дверь кованым сапогом.
Бесполезно. Даже звук от удара показался ему каким-то совсем уж приглушенным, а дверь не сдвинулась ни на миллиметр.
Кто-то застонал за спиной.
Майер обернулся и увидел своего командира взвода. Обер-лейтенант Хельмут Дитц сидел, обхватив голову руками. Рядом с ним заворочался ефрейтор Карл Хейниц, а чуть дальше приподнялась над полом ярко-рыжая шевелюра рядового Курта Шнайдера.
Разведчики начали приходить в себя.
Лейтенанту Велге снился яркий и удивительный сон.
В этом сне война давно закончилась. Она закончилась так давно, что было совершенно неважно, кто по-бедил. Вернее, не так. Это было важно для него лично, но он знал, что это уже несущественно для всего остального мира. А ближайший окружающий его мир в этом сне состоял из дощатой тенистой веранды, выходящей прямо в чудесной красоты слегка запущенный летний сад. На веранде стоял обширный овальный стол, застеленный белоснежной льняной скатертью, и он, лейте-нант Александр Велга, сидел за этим столом в тренировочных штанах, майке и тапочках на босу ногу. Справа от него на столе возвышался большой, до блеска начищенный самовар, слева – объемистая хрустальная ваза с вишневым вареньем, прямо перед ним дымилась горячим ароматным чаем белая чашка на блюдце, а напро-тив… Что за нелепица! Напротив сидел, развалясь, на таком же венском стуле, как и у него, какой-то долговязый белобрысый немец в ненавистном серо-зеленом мундире с погонами обер-лейтенанта. Мундир был изрядно подран во многих местах. Лицо немца постоянно и неуловимо менялось, и Велга все никак не мог отчетливо разглядеть его черты. Немец что-то говорил, помахивая левой рукой (в правой он держал чашку с чаем), что-то вроде бы доказывал, и он, Сашка Велга (вот бред-то!), внимательнейшим образом слушал этого немчуру и даже время от времени согласно кивал головой. Свежеструганым деревом пахли доски веранды, благоухали в саду цветы и травы, покой разливался по телу…
Какого дьявола! Это же враг!
Где-то в комнате должен быть его «ТТ»… Сашка делает усилие… вскакивает… Венский стул бесшумно и медленно падает на пол…
– Товарищ лейтенант! Очнитесь, товарищ лейте-нант!
Кто-то кричит над ухом, трясет за плечи, брызгает в лицо водой… А, черти, опять не дают поспать!
Лейтенант Александр Велга открыл глаза.
Прямо над ним склонилось чуть скуластое и очень встревоженное лицо сержанта Сергея Вешняка.
– Товарищ лейтенант… Слава богу, пришли в себя!
– Ты чего орешь? – Велга отстранил сержанта, рывком сел и потряс головой. – Что… что случилось?
– Н-не знаю, товарищ лейтенант. Только… только похоже, что мы в плену.
– Что?
Сон мгновенно слетел с лейтенанта, он вскочил на ноги и огляделся.
Та-ак. Закрытое помещение. Без окон. Без видимых источников света, что странно, учитывая хорошую освещенность. Что-то похожее на дверь в противоположной стене. А взвод… Весь взвод валяется на полу в полном составе, и, судя по всему, ребята то ли спят, то ли без сознания. Во всяком случае, все живы, это точно (уж что-что, а мертвеца от живого человека он на фронте отличать научился!). Оружие! Где оружие и боеприпасы?!
– Где наше оружие? – спросил он Вешняка и тут же мысленно выругал себя за дурацкий вопрос. Сержант молча развел руками.
– Дверь открыть пробовал? – кивнул на противоположную стену Александр.
– Так точно. Не открывается, товарищ лейтенант. Ни туда, ни сюда.
– Ладно. – Велга на секунду задумался, обводя взглядом лежащих на полу разведчиков. – Давай-ка, Сережа, попробуем бойцов в чувство привести.
Через полчаса взвод кое-как очнулся, собрался с мыслями и был относительно готов слушать своего командира.
– Так, товарищи бойцы, – начал Александр Велга, окинув хмурым взором своих солдат, – докладывайте, кто что помнит. Если это плен, то как мы в нем оказались? Лично я пока ни черта не могу понять. Давай ты, Вешняк. У тебя память цепкая, и очнулся ты первым. Да сиди, сиди… чего уж там.
Сержант Сергей Вешняк, ладный, крепко сбитый боец родом из Рязани, взъерошил пятерней густые русые волосы.
– Бог его знает, товарищ лейтенант, – неуверенно сказал он. – Очнулся я первым, это верно… но я сразу стал вас в чувство приводить и не задумывался как-то… Сейчас… погодите… Да! Помню, что на немцев мы напоролись в деревне, на перекрестке, аккурат возле школы… Я сразу залег, но огонь открыть не успел – как сковало всего. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу… Да, свет, по-моему, был какой-то очень яркий с неба. Зеленоватый такой, что ли… А потом уж ничего не помню. Пришел в себя здесь уже.
– Точно! – весело подтвердил рядовой Валерка Стихарь, никогда не унывающий ростовчанин. – Был свет. Как будто с десяток зенитных прожекторов с неба ударил. С зелеными фильтрами. Меня этот свет прямо как к месту пригвоздил. Вижу фрица: каска на бровях, запасные магазины и гранаты на ремне. «МП-39» его мне прямо в живот нацелен, и рожа, прошу заметить, оскалена до невозможности. Ужас! Врешь, думаю, я раньше успею! И ведь что смешно: вижу, думаю, а на курок нажать – нет, не могу! И немец тоже не может. Замер на месте и глаза выпучил. Черт его знает, что за хреновина такая! Как будто клеем меня с ног до головы облили, и клей этот уже крепко схватился. А потом… в глазах померкло и – все, ничего больше не помню. Только вот мне кажется, что не мы на немцев, а немцы, наоборот, на нас напоролись.
– Да иди ты! – прогудел громадный, под два метра ростом боец Михаил Малышев, родом из-под Хабаровска, чью медвежью силу и веское слово во взводе очень уважали. – Немцы на нас… Мы на них – верно сержант говорит. Мы из-за угла школы выскочили, а немцы – вот они. С автоматами на изготовку. А про свет – правильно. И как сковало всего – тоже. Я чуть жилы не порвал, а сделать ничего не смог. Одними глазами только и двигал. И вот что я скажу, товарищ лейтенант. Не знаю, кто когда сознание из нас потерял и что успел увидеть, а я перед тем; как затмение нашло, точно видел очень странное дело. Хотя, может, почудилось… не знаю. Рассказывать?
– Рассказывай, – потребовал Велга.
– Так… это… значит, после того, как свет с неба ударил и всех как сковало, прошло, наверное, секунд тридцать-сорок, не больше, а потом… потом я видел, как двое немцев на небо вознеслись.
– Что-что? – изумленно вытаращился на бойца Велга. – Это в каком же смысле, рядовой Малышев?
– Да уж не знаю, в каком таком смысле, товарищ лейтенант, а только видел я своими глазами, как в лучах этого самого света двое немцев поднялись над землей и куда-то вверх… улетели. – Михаил ткнул пальцем в по-толок. – Как утащило их что-то. Вроде как на веревках. Да только веревок-то никаких не было. Я бы заметил.
– Ну! – нетерпеливо стукнул кулаком по ладони Стихарь. – А дальше-то что?
– Дальше не помню, – шумно вздохнул гигант-дальневосточник. – Сознание помутилось.
– Дела-а, – протянул кто-то.
– Так и було, товарищ лейтенант, – подал голос украинец Петр Онищенко. – Я також памятаю, шо було свитло. Ярко такое. И ворохнутися потим не було можливости.
– Верно!
– Правильно!
– Со мной тоже так было…
Солдаты зашумели. Каждому захотелось рассказать, как именно с ним было.
– Тихо! – повысил голос лейтенант. – Все ясно. Точнее, ничего не ясно. Я помню то же самое: ночь, немцы на перекрестке, свет, а дальше… М-мда. Может, у кого есть какие-нибудь предположения относительно происшедшего с нами? – Велга оглядел притихших сол-дат. – Так. Вижу, что предположений пока нет…
– Не знаю, как насчет предположений, товарищ лейтенант, – сказал сидевший на корточках у стены Валерка Стихарь и выразительно постучал согнутым пальцем об пол, – а только вот это, на чем мы сидим, сделано не из металла и не из дерева. Опять же, это не бетон, не кирпич и не камень. Похоже на пластмассу, но помещение целиком из пластмассы… – он пожал худыми плечами. – Странно, короче, это все. А поэтому разрешите, товарищ лейтенант, закурить, а? Все веселее станет, и мысли, глядишь, полезные в голове появятся, а то…
– Смотрите!!! – вдруг оглушительно проревел Михаил Малышев, вскакивая на ноги и тыча громадной своей ручищей в стену.
Велга, мгновенно присев, по-волчьи, всем корпусом, повернулся в том направлении…
Стена исчезла, растаяла, как не было, и оттуда, из такого же помещения, на них изумленно таращились немцы. В слишком хорошо знакомых серо-зеленых мундирах, добротных сапогах (33 гвоздя в подошве, мать их!), без касок. Человек двадцать. Взвод.
Старший советник Первого министра Карсс остановился посреди зала и оглядел гвардейцев сопровождения.
Гвардейцы впечатляли.
Высокие и массивные, в неуловимо меняющих цвет маскировочных комбинезонах, шарообразных защитных шлемах, до колена обливающих ноги специальных десантных ботинках, с тяжелыми П-излучателями на груди, они молча застыли по бокам старшего советника, готовые выполнить любой приказ.
И тем не менее Карсс волновался.
Еще бы.
Та власть и та ответственность, которые буквально обрушились на него за последний месяц, могли бы сломить кого угодно. Да, господа, кого угодно, но только не его. В конце концов, он ведь мечтал именно об этом, верно? Именно о таком большом и трудном деле, сулящем – разумеется! – соответствующую награду, выполнить которое сможет только он и больше никто, И вот! оно, это дело, наполовину сделано. Отряды людей найдены, захвачены и доставлены на Пейану!
Он припомнил бессонные дни и ночи, до отказа наполненные сумасшедшей, требующей всех душевных и физических сил работой, дни и ночи, которые он провел в корабле-разведчике, кружащем на низкой орбите вокруг Бейты, и слегка улыбнулся. Все-таки, что ни говори, а ему определенно уже есть чем гордиться. Ведь это именно он выбрал нужный участок на всем огромной длины фронте и установил за ним постоянное наблюдение. Это именно он предугадал, что враждующие стороны пошлют свои малые подразделения для того, чтобы перед началом великой битвы (разумеется, он знал о ней из перехвата телефонных разговоров людских военачальников) захватить нейтральную высотку с уцелевшей (он постарался, чтобы она уцелела!) башней местного храма. Конечно, ему еще и везло. Не без этого. Например, количество бойцов в отрядах оказалось совершенно одинаковым – по девятнадцать человек в каждом! Это было удивительно, но это было так. И потом, это оказались специальные отряды специально обученных для разведки и боя в тылу противника сол-дат. Причем отряды опытные, побывавшие во всяких переделках и практически одинаковые по качеству оружия и снаряжения. Даже «южане», похоже, остались вполне довольны, тем более что Первый министр со всем наивозможным уважением предоставил им право выбора своего отряда. Да, все получилось очень удачно. И сама операция по захвату прошла быстро, успешно и без потерь. Она даже, прямо скажем, оказалась несравненно более легкой, чем та подготовительная работа, которая ей предшествовала.
Теперь оставалось самое сложное.
Необходимо было убедить или заставить отряды людей сражаться друг с другом, и Карсс не знал, получится ли у него это. Одно дело воздействовать (да еще и обладая немалой властью!) на своих, и совсем другое – на представителей иного разума, пусть и очень похожих на них, сварогов. А ну как откажутся даже под угрозой смерти? Неужели придется начинать все сначала, искать новых людей… Нет… ему вряд ли позволят это сделать. Скорее всего сочтут проект окончательно провалившимся и будут искать иное решение проблемы. А он… Что ж, на карьере, видимо, придется в этом случае поставить крест.
Да. Причины волноваться у старшего советника Карсса были. И причины эти ни один серьезный человек немаловажными не назвал бы.
Однако следовало решиться. В конце концов, он долго репетировал приготовленную речь, проверял и перепроверял аргументы и, кажется, проанализировал любую мыслимую ситуацию, которая могла бы возникнуть в процессе разговора с людьми. В общем, надо начинать, ведь, не разбив яйца, яичницу не приготовишь…
Карсс в который раз нервно ощупал плоскую коробочку интеркома на груди и с отчаянной решимостью махнул рукой:
– Давай!
Прямо перед ним по стене побежали, переходя одна в другую, разноцветные тени, и через секунду стена стала абсолютно прозрачной.
За стеной, в двух одинаковых помещениях, сидели и стояли люди, доставленные сюда, на Пейану, для того, чтобы воплотить сто идею в жизнь.
– Внимание! – подняв руку, громко сказал старший советник, и головы солдат как по команде повернулись к нему.
Карсс знал, что каждое его слово будет услышано и понято людьми – невидимые динамики, настроенные на волну интеркома, прогремели сейчас – один на русском, другой на немецком языке – с потолков.
– Внимание! – повторил он. – Меня зовут Карсс. (Он старался говорить медленно и отчетливо.) Я объясню, что с вами произошло, и, по возможности, отвечу на ваши вопросы, если таковые возникнут. Прежде всего вам необходимо осознать тот факт, что вы находитесь не у себя на Земле, а совсем на другой планете. На планете, которая так же населена разумными существами, как и ваша. Существа эти называются сварогами. Я – сварог. А планета наша называется Пейана. Мы ушли гораздо дальше вас по пути технического прогресса, научились путешествовать в космосе, достигли иных миров, так что доставить вас сюда так, что вы практически этого не заметили, не составило особого труда. Вы были просто определенным образом усыплены и в бессознательном состоянии погружены на наш космический корабль. То есть совесть ваша может быть чиста – вы ничего не смогли бы сделать. Я понимаю, что для разумных существ, незнакомых с космическими полетами, все это звучит дико и кажется невероятным, но уверяю вас, что все сказанное мной чистейшая правда. В конце концов, вы знаете о существовании других звезд и планет, так что представить себе разумную жизнь на одной из них, думаю, не очень сложно.
Теперь о главном. Мы давно следим за вашей планетой и знаем, что в наиболее цивилизованной ее части сейчас идет глобальная и жестокая война и вы – представители враждующих сторон. Мы, свароги, тоже разделены, к величайшему нашему сожалению, и между нами тоже вот-вот может начаться война. Буду с вами откровенен. Если эта война начнется, то в ней вряд ли окажутся победители и побежденные. Силы равны, и, обладая фантастической, по вашим понятиям, военной мощью, мы скорее всего просто уничтожим друг друга. Для того чтобы этого не произошло, нашими правительствами было принято следующее решение. – Карсс сделал паузу, разглядывая напряженные лица и фигуры людей за прозрачной преградой. «Как все-таки они на нас похожи…» – подумал он мельком и продолжил: – Вместо нас воевать друг с другом будете вы, тем более что вы все равно находитесь в состоянии войны и являетесь врагами. Та ваша страна, отряд которой победит, получит от нас мощную военную поддержку там, на Земле. Поддержку такого рода, что сможет легко и без особых потерь выиграть войну. То есть вы будете сражаться не только за себя, но и за ваших товарищей, ваших родных и близких, которые остались на Земле. Победившие и проигравшие здесь, на Пейане, не получат ничего, кроме жизни и гарантии возвращения на Землю. Возвращены будут и оставшиеся в живых, и погибшие в бою. Впрочем, последние – по вашему желанию. Мы можем похоронить погибших и здесь. Вопросы?
Земляне настороженно молчали, пристально разглядывая старшего советника и гвардейцев сопровождения, и под этими взглядами Карссу стало как-то неуютно.
– Сплю я, что ли? – внятно прервал молчание Малышев и, обращаясь к Стихарю, добавил: – Ну-ка, Валера, ущипни меня покрепче…
Валера охотно выполнил просьбу.
– Ой! – неожиданно тонким голосом пискнул ги-гант.
Кто-то из немцев засмеялся.
– Чем нам воевать? – пришел в себя Велга. – У нас отобрали оружие и боеприпасы!
– Оружие вам будет возвращено, – с видимым облегчением заверил Карсс. – Все ваше оружие, боеприпасы, снаряжение и НЗ.
– Странно… – заметил коренастый широкоплечий немец с прямыми черными волосами. – Я только сейчас заметил, что они действительно отобрали у нас и НЗ. Но почему тогда моя фляга с водкой при мне?
– Водка – не продукты, – наставительно сказал стоящий с ним рядом рыжеволосый веснушчатый сол-дат. – Они, наверное, подумали, что это часть твоего тела.
Теперь рассмеялся Валерка Стихарь.
– Отставить, – коротко приказал Велга. Валерка умолк.
Странно, но они прекрасно понимали все, что говорят немцы, и наоборот.
– Нашли гладиаторов… – пробурчал Малышев. – Ох, не нравится мне это…
– Л если мы откажемся?! – крикнул черноволосый немец.
– В этом случае вы будете умерщвлены, – спокойно пояснил Карсс.
Это неприятное и какое-то безразличное слово – «умерщвлены»… оно… в нем была холодная неотвратимость, и как-то сразу стало ясно, что все они попали в очень скверную ситуацию.
– Другими словами, вы нас убьете?! – крикнул тот же черноволосый немец.
– Да, можно сказать и так.
– Где нам воевать, на какой местности? – неожиданно спросил высокий белобрысый немец с погонами обер-лейтенанта.
– В горах. Точнее, в предгорьях.
– Когда?
– Сегодня. Вас покормят, вернее, вы сами поедите из ваших запасов, получите оружие и будете доставлены на место. Каждый… взвод (так, кажется, называются ваши подразделения?) будет высажен в своем определенном месте. Ваша задача состоит в том, чтобы как можно скорее обнаружить друг друга и вступить в бой.
– Легко сказать «обнаружить», – заметил «обер». – На каком расстоянии друг от друга мы будем находиться?
– На достаточном для того, чтобы поиски не затянулись.
– А как вы определите побежденного? – опомнился Велга.
– Тот взвод, который полностью погибнет или солдаты которого сдадутся, чтобы не быть убитыми, будет считаться побежденным. Ничьей быть не может.
– Сколько у нас времени?
– Да сколько угодно! – рассмеялся Карсс. Он уже понял, что люди будут драться. – Время не ограничено. Ограничены ваши силы. Поэтому я думаю, что чем раньше вы закончите, тем лучше будет для вас и для нас.
– Как насчет жратвы, если боевые действия затянутся? – поинтересовался рыжий.
– Я же сказал, что силы ваши ограничены. Будете обходиться своим НЗ. В горах есть ручьи, так что проблем с водой возникнуть не должно.
– А раненые?
– Это ваша забота. Сами будете решать, что с ними делать. Мы их лечить не будем, но на Землю вернем.
– Не кажется ли вам, – с какой-то невообразимо тягучей надменностью в голосе произнес, сделав шаг вперед, высокий обер-лейтенант, – что для высокоразвитой цивилизации вы поступаете несколько э-э… негуманно по отношению к нам?
– Кажется, – охотно и даже как-то весело согласился Карсс. – Но скажите, отчего мы должны быть гуманнее, допустим, вас? Я, знаете ли, насмотрелся на вашу войну… Давайте не будем вдаваться в философию. Сила на нашей стороне.
– Насколько я понимаю, – мрачно констатировал немецкий «обер», – выбора у нас нет.
– Вы правильно понимаете. Выбора нет не только у вас, но и у нас. Вы должны сражаться друг с другом, чтобы завоевать себе жизнь, свободу и, разумеется, победу.
– Сражаться, говорите… – протянул Валерка Стихарь и, одним скользящим движением очутившись рядом с Велгой, зашептал тому на ухо:
– Слушайте, товарищ лейтенант, а откуда нам знать, что это не жуткая провокация? Может, нас проверяет НКВД, а? А что? Мы все-таки разведчики как-никак, и разведчики не самые плохие… Может, нам хотят поручить какое-нибудь очень важное задание и перед ним, натурально, проверяют. Вы уж мне поверьте, я эти штучки за версту чую. Помнится, однажды в Ростове… хотя это потом Короче, проверяют они нашу реакцию на бредовые обстоятельства, ну, как мы вести себя будем и вообще… Приказали пленным немцам сыграть роль боевого взвода, а усыпили нас наши же, и вообще – все подстроено специально. Товарищ лейтенант, надо проверить, чего он, в натуре, нас на понт берет! Где доказательства? Разрешите я с ним сам поговорю, а?
Александр задумался. В словах шустрого Стихаря был смысл. Действительно, от родимого НКВД можно было ожидать любой пакости…
– Хорошо, – он чуть кивнул головой. – Давай.
Во время всего этого тихого разговора немцы напряженно прислушивались, вытягивая шеи в сторону невидимого динамика, но видно было, что им ничего не удается разобрать. Заволновался и Карсс. Того, что люди будут говорить тихим шепотом, он не учел и теперь тоже не улавливал, о чем идет речь между зеленоглазым и темноволосым командиром одного из отрядов и невысоким, ловким, похожим на подростка бойцом.
– Эй, вы! – повернулся к старшему советнику Валерка. – Как вас там… Карсс! Короче, мы тут посовещались и решили, что все это туфта, что вы нам тут гоните. Где доказательства? Что, напялили, с понтом, чудной клифт, натянули тесные сапожки и думаете, что мы так вот сразу вам и поверим? Нет, так не покатит. Доказательства давай!
Карсс помедлил.
– Каких вы ждете доказательств? – спросил он чуть растерянно.
– Да каких угодно! Главное, чтобы мы поверили. А то «другая планета», «другая планета»… Да почем мне знать, что это правда? Воздух такой же, немцы – те же, вы тоже хоть и сволочь порядочная, но на человека внешне похожи…
– Правильно!!! – заорал все тот же черноволосый немец, поддерживая Валерку. – Доказательства давай, твою мать!
Оба взвода зашумели. Застучали об пол солдатские сапоги, послышались крики: «Правильно!», «Так его, в бога душу!», «Даешь!», воздух прорезал чей-то лихой двухпалый свист…
– Хорошо! – торопливо воскликнул Карсс и успокаивающе поднял руку. – Сейчас вам будут представлены доказательства.
Пытаясь удержать ситуацию под контролем, старший советник понятия не имел о том, какие именно доказательства он сможет представить землянам, и теперь его мысли метались в черепной коробке, как ночные бабочки, влетевшие в ярко освещенную кухню сквозь открытое по случаю духоты окно.
«Доказательства… доказательства… доказательства… Думай, старший советник! Думай быстрее, если не хочешь… Да! Они же солдаты».
– Итак, – он обвел уверенным взглядом людей. – Сейчас вас будет продемонстрировано наше личное оружие. Вот это, – Карсс указал на тяжелый П-излучатель, висящий на груди ближайшего к нему гвардейца сопровождения. – Обратите внимание на его форму. Вы все солдаты и – я уверен – прекрасно разбираетесь в том оружии, которое существует у вас на Земле. Видели вы когда-нибудь хоть что-то подобное? – И, обращаясь к гвардейцу, приказал: – Подойди к ним поближе и покажи. Пусть хорошенько рассмотрят.
Гвардеец перекинул ремень П-излучателя через голову и сделал пять шагов вперед.
Некоторое время земляне с профессиональным интересом разглядывали незнакомое и крайне необычное на вид оружие. Наконец немецкий «обер» процедил:
– Это вполне может оказаться муляжом, игрушкой. Как оно действует?
– Продемонстрируй им, – стискивая тубы, скомандовал Карсс гвардейцу.
Гвардеец недоуменно обернулся:
– Как, господин старший советник, здесь?