Бич Божий. Мы – Евгений Замятин

Никак не могу привыкнуть к Замятину – вроде, и на лекциях рассказывали интересно, и пытаюсь вчитаться уже не в первый раз – а все же не мое и все тут. Меня не цепляет стиль, хотя поднятые автором темы довольно интересные.Более объективно: книги атмосферны, деталей много (иногда чересчур). Слог суховат, но это придает книге особый шарм. Описания красивые – особенно это заметно в «Биче Божьем». Как антиутопия «Мы» любопытна – хотя и кажется в нынешних условиях слегка нереальной и чересчур, как ни странно, утопичной. Чтобы все так радостно строили Интеграл и работали ради общей цели… И пользовались занавесками на окнах только пару раз в месяц для удовлетворения физиологических потребностей, ага. Не знаю, по мне, довольно неплохое общество, все при деле, даже частная жизнь иногда имеется.В сборнике также было большое количество повестей, рассказов и даже сказок. Было интересно посмотреть на писателя под нестандартным углом (потому что все всегда только «Мы» и читают). Однако сказать, что что-то прям запомнилось или произвело сильное впечатление не могу. Ровненько. Наверное, все же просто не мой автор.

Самое интересное в антиутопии «Мы» – это вспомнить что создавалась она в 1910х годах (завершена в 1920м), когда тоталитарных государств 20го века ещё не существовало. Конечно, сам тоталитаризм существовал (как показано, например, в эссе «Биржа смыслов жизни», он существовал ещё со времён древнего Египта). Но вот такой, не наследственный, как у фараонов и царей, а идеологический – появился уже после романа «Мы». То есть, в отличие от следующих за ним антиутопий (« О дивный новый мир », написанный Олдосом Хаксли в 1932м, « 1984 » написанный Джорджем Оруэллом в 1949), этот роман действительно провидческий. И, главное, Замятин – основоположник жанра тоталитарной антиутопии (который, наряду в антиутопией военной, такой как повесть Кабакова " Невозвращенец ", является основным жанром о «плохом будущем»). Итак, это первая антиутопия об идеологическом тоталитаризме.И, поэтому, именно с идеологией там неточность. Стремительное начало эпохи научно-технического прогресса сбило Замятина с толку: роман написан с той точки зрения, что именно «бездушный» научно-технический прогресс может привести к тоталитаризму. Автор постоянно подчёркивает, что в «Едином Государстве» (живущем под руководством «Благодетеля» и отделённого от остального мира «Зелёной Стеной») всё точно и рационально. Кроме того, именно со встречи с исполнительницей живой музыки I-330, жизнь главного героя (математика Д-503) меняется: он влюбляется, пробует алкоголь, связывается с революционерами, и т.д.Отсюда первая ошибка романа – считать, что сухие точные науки, такие как математика – это основа тоталитаризма. Нет, наоборот, точные науки в которых можно что-то доказать, невзирая на авторитеты и общепринятые точки зрения – это основа независимости. А гуманитарное знание (которое автор считает тем живым, что противостоит тоталитаризму) – наоборот, всегда подстраивается под правительство, подводит теоретическую базу под все его решения, восхваляет его и «разоблачает» все другие «вражеские» правительства. Например, во времена СССР, количество цитат Ленина в научной работе возрастало прямо пропорционально её гуманитарности: математика, физика, химия, биология и т.д. – ноль цитат (иначе сразу видно что цитатами прикрывается отсутствие научных результатов); психология – желательно ввернуть цитатку для обоснования важности этой работы; история – точно необходимы цитаты, не только для обоснования важности, но и для нахождения места работы в тысячелетней классовой борьбе; философия – цитатами необходимо подкреплять каждую мысль – для важности, для места в исторической борьбе, для места в марксизме-ленинизме.

Практически каждое тоталитарное общество придумывает «правильную» историю и «правильные» направления философии. И только один раз, в случае с генетикой, была придумана «правильная», мичуринская биология. И никогда не придумывались «правильная» математика, физика или химия. Читая " Женщины Лазаря " Степновой, я вспоминил разговор, если я не ошибаюсь, Берии с Келдышем: о распространении слишком не-материалистичной квантовой физики (с её волновыми функциями, которые ни померить, ни «пощупать» нельзя). Келдыш извинился, но сказал, что без квантовой физики нельзя построить атомную бомбу. На этом разговор и закончился.

Интересно, что и сами главы тоталитарных режимов не понимают, что, хотя увольнение «неправильных учёных» довольно быстро компенсируется в гуманитарных областях, оно катастрофически сказывается в тех науках, где труднее выдать идеологическую болтовню за передовую теорию.

Здесь вспоминается вопрос, который задал Гильберту министр образования 3го рейха: как себя чувствует немецкая математическая школа после очищения от еврейского влияния, не пострадала же она от исключения учёных-евреев из университетов? И Гильберт (который, после смерти Пуанкаре, был самым известным математиком в мире) ответил: нет, она совершенно от этого не страдает: её теперь просто нет.Вторая ошибка (не только Замятина, но и всех авторов антиутопий) в том, что они преподносят тоталитарное общество будущего (строгую структуру, в которой каждому определена своя роль) как результат прогресса, который увёл человека от природного разнообразия, неопределённости и хаоса. У всех авторов получается что природа – враг тоталитаризма.

На самом деле, всё наоборот: как обезьяны, так и человек, от природы – существа, живущие в тоталитарном обществе со строгой структурой, где у каждого своя роль – никакой неопределённости и хаоса. Есть альфа-самец (лидер), которого все слушаются и уважают. Он окружён бета-самцами, которые рьяно исполняют его волю и ждут очереди занять его место.

А демократия – это, наоборот, результат эволюции, когда альфа-самец (лидер) на вершине иерархии заменяется законами. В процессе эволюции, сначала законы принимаются для выгоды лидера и против его врагов, потом, постепенно, когда критика лидера перестаёт караться смертью или побоями, законы начинают приниматься независимо от лидера.

Поэтому, когда революционеры в романе «Мы» («Мефи», как их там называют) пытаются прорвать «Зелёную Стену» чтобы бросить живущих за ней дикарей (как-бы «саму природу») в бой на тоталитарное общество будущего, понятно, чем это закончится: дикари что-то разворуют, что-то разрушат, но тоталитарная система не изменится: вождь дикарей займёт место лидера («Благодетеля», как его там называют). Такое случалось не раз, например, в истории Китая. Прорыв стены может помочь избавится от тоталитаризма – но только в том случае если за стеной не дикари а, наоборот, более развитое, то есть, более демократическое, общество.Третье. Да, логично что цель «Единого Государства» – послание жителям далёких планет с агитацией создания на всех планетах такого же «совершенного общества», как у них (с этой целью строится космический корабль «ИНТЕГРАЛ»). Но, при этом, совершенно нелогично что, одновременно с этим, под боком у «Единого Государства» живут дикари, не присоединённые (агитацией или силой) к этому «совершенному обществу». Как показывает история, тоталитарные и авторитарные общества не выдерживают и 10 лет без того чтобы не «облагодетельствовать» каких-то соседних «дикарей», присоединив их к себе. Замятинское же «Единое Государство» существует уже около тысячи лет, окруженное явно более слабыми и никем не защищаемыми обществами и – до сих пор не присоединившее их, под теми или иными лозунгами. И, наконец, четвёртая ошибка (связанная с первой) – считать, что эмоции разрушают тоталитаризм. Например, врачи, обследующие начинающего сомневаться главного героя, объясняют, что его проблема в том, что у него «образовалась душа». Другой пример – Единое Государство постановляет, что население должно подвергнуться «Великой Операции» по удалению мозгового «центра фантазии».

На самом деле, тоталитаризм скорее не лишает людей души, а как-бы заменяет их душу другой (подробнее – в том же рассказе «Биржа смыслов жизни»). И, не лишает людей фантазии, а направляет их фантазию в нужное русло – чтобы они во всём видели следы козней врагов, злую волю внешних или внутренних ненавистников их правительства. Заметим, что здесь Замятин явился основоположником не только антиутопии тоталитаризма, но и фантастики о роботах, улучшающих людей – всех этих историй о том как бездушные роботы считают, что проблема людей в их чувствах, эмоциях, нерациональности, душе – считают и насильно людей изменяют.

На самом деле, то, что искусственный интеллект захватит человечество (точнее то, что, в соответствии с не-азимовскими, а реальными «законами робототехники», будет построена наша с ним симбиотическая цивилизация, «цивилизация-лишайник»), – произойдёт вовсе не из-за рациональности или нерациональности (для души в «цивилизации-лишайнике» будет даже больше места). Это произойдёт из-за обыкновенной человеческой лени.

Но, то что Вы, пусть даже не смотрели сопутствующие статьи, но хотя бы прочитали этот (больше аналитический чем развлекательный) текст до конца, говорит о том, что передача власти искусственному интеллекту с построением «совершенного общества», управляемого уже не людьми, произойдёт не так уж скоро.

Единая религия, единый закон, единое человечество, единое государство – было вожделенной мечтой многих, начиная с религиозных проповедников и заканчивая основателями империй. Никто не допускал, что, будучи реализованной, идея единства приведёт к созданию «живой тюрьмы», внушившей мысль о возвращённом рае. Наверное, впервые эта идея обретает настолько монструозные очертания в антиутопии Евгения Замятина «Мы». После Великой Двухсотлетней Войны, оставившей в живых лишь около 0,2 населения планеты, возникло Единое Государство, покорившее себе весь мир. Новой его задачей становится завоевание иных обитаемых планет. Неутолимая жажда власти. Элиминирование всех преград на пути к тотальному превосходству. И вот люди или, как их здесь называют, «нумера», возводят Интеграл. Новое «божество» в мире, где боги мертвы. Как мы помним, когда-то Единое Человечество было разделено на народы, дерзнув построить Вавилонскую башню. Очевидно, строители Интеграла искали возможности наступить на те же грабли. Огородившись Зелёной Стеной, нумера, подобно рабам, проходят стройными рядами, одетые в голубые юнифы. Здесь нет «я», его заменило обезличивающее «мы». Нет имён, от них осталась лишь буква и нумер. Осуществился мой дурной сон – «стеклянная архитектура» вытеснила Камень, крепость, силу, величие. Деятелям культуры и искусства здесь вменяется в обязанность прославлять Единое Государство и его Благодетеля, «нового Иегову», белого Паука. Творения мастеров больше не создаются в порыве вдохновения, теперь достаточно покрутить ручку музыкометра, чтобы произвести три сонаты в час. Вдохновение объявлено «неизвестной формой эпилепсии». Поэт, музыкант, скульптор, художник – все они стоят на службе у Государства. Трагедия «Опоздавший на работу», настольная книга «Стансы о половой гигиене», до дыр зачитанные «Ежедневные оды Благодетелю»…Не придёт ни Шекспир, ни Петрарка. Будут только нумера. «Наши поэты уже не витают более в эмпиреях: они спустились на землю; они с нами в ногу идут под строгий механический марш Музыкального Завода». Ars totum requirit hominem (лат. Искусство требует целостного человека). Нумер – всего лишь дробь.

Жизнь каждого нумера строго регулируется Часовой Скрижалью. Разрешены лишь два Личных Часа: с 16 до 17 и с 21 до 22. Это время досуга, когда нумерам можно перестать быть нумерами и на краткий срок вспомнить о том, что у них есть (а вернее когда-то были) лица, сердца, особенности. Автор записок, Д-503, один из строителей Интеграла, проводит свои Личные Часы за письменным столом. В мире, озабоченном «математически безошибочным счастьем», о прошлом человечества говорят как о жизни «в свободном, неорганизованном, диком состоянии». Нумера даже не могут вообразить себе, как «древние» обходились без Скрижали. Должно быть, время Свободных виделось им временем воцарения Хаоса. В Едином Государстве любая проблема решалась математически, доходило до абсурда – нумера логически мотивировали свой собственный смех. Единое Государство контролировало ВСЁ. Сексуальная жизнь не была исключением. Партнёра можно было выбрать подобно книге в библиотеке. Сексуальное Бюро обо всём позаботится. Нумер подавал заявление и получал в пользование нумер противоположного пола, не забыв заполнить свою талонную книжечку. Если один нумер вожделел другой, тот не имел права ответить ему отказом. Кроме того, существовала Материнская и Отцовская Норма. Не смешно ли читать подобное признание: «…получил удостоверение на право штор. Это право у нас только для сексуальных дней»? Всё остальное время нумера живут как ладони в своих стеклянных домах, бесстыдно обнаживших бытие тех, кто, строго говоря, уже не жил, а только бесполезно длился, как след на снегу, оставшийся от полозьев. Всё стало механизированным, бездушным, приземлённым, загнанным в рамки, просчитанным. Всё должно было быть простым, ясным, плоским. 2+2=4, а если кто-то скажет о пяти, его сочтут помешанным. Иррациональное было вражеским, недопустимым, разрушающим привычный порядок. «Просто, правильно и ограничено» – нерушимое правило. «Истина – одна, и истинный путь – один; и эта истина – дважды два, и в этом истинный путь – четыре», – рассуждает Д-503. Нумерам больше не снятся сны. Их считают психическим заболеванием. Государственная Машина изъяла всё, высушила изнутри каждого. «Величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей…» Нумера не знают, что такое «хлеб». От него осталось пустое слово. Желудки порабощённых нумеров насыщаются нефтяной пищей. Жёлтые дни, «желтый иссушенный путь», «стеклянная, залитая жёлтым солнцем пустыня», желтые пальцы покойника…Замятин не зря выбрал этот цвет. В своих негативных проявлениях он символизирует предательство, ложь, ревность, трусость. Известно, что в средневековой Европе двери преступников измазывали жёлтой краской. Во время второй мировой войны в странах, оккупированных нацистами, евреям было приказано носить повязки с жёлтой звездой («повязки позора»). Испанские инквизиторы отправляли своих жертв на костёр в жёлтых одеждах, что символизировало их измену богу. Жёлтый считался и цветом болезни. В антиутопии Замятина жёлтый – не цвет божественной, солнечной власти, а иссушающий, смертоносный враг, с которым боролся Фёдор Сологуб. Порой достаточно малого, чтобы вырваться из трясины и осознать, что ты тонешь, и тонешь так нелепо, что в невежестве своём называешь гибель счастьем. Когда в жизни Д-503 появляется I, происходит нечто невероятное, не укладывающееся в привычную систему и, наконец, яростно этой системе противостоящее. Нарушение запрета – вот что на какие-то мгновения исторгает нумер из математически точного мирка, из механизма, где каждый опредмечен, где «никто не „один“, но „один из“; трансгрессия, выход за предел – вот что позволяет вступить в область сакрального. Д-503 вдруг посмотрит в зеркало и впервые в жизни поймёт, что есть личность и сущность, и вторую в нём пытается пробудить бунтарка I. Первую – украло Государство, предложив нумерам иллюзорный рай, в котором всё „детски просто“. „Наша несвобода – то есть наше счастье“, – разве не чудовищны, не абсурдны эти слова в устах поэта?! Д-503 начинает задаваться вопросами, которые раньше не приходили ему в голову: кто он такой, какой он, что там – выше неба? Эти вопросы некогда беспокоили лишь „древних“. Нумер, строитель Интеграла, приходит к пониманию того, что в мире на одинаковых правах существуют и квадратный корень из единицы, и квадратный корень из минус единицы, и когда мы закрываем глаза на последний, выносим его за Зелёную Стену, мы, тем самым, делаем своё видение неполноценным, ущербным. Его новое состояние настолько непривычно, что Д-503 мнит себя больным. „Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа“, – слова врача подобны приговору. Душа. I в буквальном смысле выводит Д-503 за грань дозволенного: оба совершают преступление, оба оказываются за Зелёной Стеной. Д-503 между двух огней: О – как огонь домашнего очага, I – как огонь вулкана; одна правильная, простая, нормальная, лишённая загадки. Другая – вся порыв, вся гибельный рывок к бездне, вся бунт (!) и сексуальность; О – Ева, I – Лилит. И Д-503 опьянён второй настолько, что готов всё бросить и уйти вместе с ней за Стену. Там живут те, кто против системы. Их тела покрыты шерстью. „С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши“. Застенные жители планируют революцию и захват Интеграла. А тем временем Единое Государство вовсю агитирует нумера сделать Великую Операцию – прижигание мозгового узелка, отвечающего за фантазию – то единственное, что пока ещё отличает нумер от машины. Фантазия названа болезнью, „последней баррикадой на пути к счастью“. Д-503 готов на предательство, ради любви к I он способен дать пощёчину Единому Государству и стать изменником, но его опережают и делают предателем любви, а затем подвергают Великой Операции, навсегда отрезав преступнику крылья. Юлиус Эвола говорил, что „истинное и законное право господствовать имеет только реально божественное существо“. В антиутопии Замятина мы видит предельную профанацию идеи высшей власти, извращение Традиции, сакрального порядка, когда „пал иерархическо-аристократический идеал“. Эвола, настаивающий на тотальном перевороте, был склонен утверждать, что диктатура в некоторых случаях является необходимостью, но при этом не „истинным и достаточным решением“, а не более чем переходным этапом, „фатальным следствием проигранной в колоссальном напряжении войны“. Диктатура как константа есть явление для государства губительное, тем более для Государства в статусе Единого. Реализация плана по возведению Интеграла говорит о страсти к завоеваниям ad infinitum, но однажды не останется ничего, что можно было бы ещё завоевать, и тогда крушение необратимо. Единое Государство – печальный пример того, как Горизонталь материи смещает земную Ось, отказываясь от Вертикали духа. Мы видим механизированный мир, где человек (не нумер)– „метафизическая субстанция оскорбления, нанесённого Единому Государству“. Мир, описанный Замятиным, это угроза, нависшая над человечеством. Настанет ли день, когда люди последуют в сети белого Паука с довольными улыбками на лицах? Будет ли написана последняя глава в Книге Вселенной и чья рука поставит в ней точку? В Едином Государстве не любили задаваться такими вопросами, а потому ими задаюсь я. Отказываясь от „мы“, тем не менее, я адресую их Вам. Пока человечеству снятся сны, оно способно пробудиться. Когда же сны его покинут…