Евгений Ильичев
Агентурный псевдоним Канарис
«Ну, точно, – сделал я вывод,– амеба, которая и из дома-то не выползает больше четверти века. Чем же я тебе так насолил, Петрович?»
Немного раздосадованный, я вышел на морозный воздух перекурить это дело. Пока тлела первая сигарета, думал о нелегкой судьбе старика. Это как же нужно было извернуться, чтобы из простого питерского паренька к двадцати четырем годам превратиться в доверенное лицо одного из первых злодеев третьего рейха? Прокрутил в уме биографию, которая сухими цифрами на ведомственном сайте очертила жизненный путь разведчика. Конечно, мой живой ум обрисовал полученную информацию несколько иначе. Где-то добавил от себя, где-то предположил, а где-то приукрасил.
Макаров Егор Фомич – имя не настоящее. На самом деле он был сыном обрусевшего немца, имевшего в Петрограде до революции несколько доходных домов. Мать – испанская актриса. После февральской и октябрьской революций семья будущего разведчика перебралась на запад бывшей Российской Империи. А в разгар гражданской войны, с приходом интервентов, интернациональная семья перебралась в Германию, попав в программу репатриации. К тому моменту нашему Штирлицу шел уже четырнадцатый год. Он был силен в точных науках. Обожал математику и физику. Бегло говорил на трех языках. Русским и немецким он владел в совершенстве, а испанский изучил благодаря стараниям матушки.
Я сделал подряд две глубокие затяжки. С такими вводными, было сложно стать простым бюргером и довольствоваться обычной работой на заводе. Молодой Ганс Граубер, а именно так звали будущего разведчика, окончив школу, загорается идеей отучиться на морского офицера. Семнадцатилетний парень, буквально, горел мечтой о море. По счастью, в Германии, только что потерпевшей болезненное поражение в Первой Мировой войне, зрели националистические настроения. Страна впадала в депрессию, но в воздухе уже витали агрессивные нотки реваншистов. Их призывы к действию, их громкие голоса и лозунги все чаще долетали до высшего руководства. Президент Гинденбург, идя на поводу у мнения общества и понимая, что поражение еще не конец, приходит к выводу, что в будущих войнах, Германии потребуется сильный флот. Организуются усиленные курсы при рейхсмарине и формируется сложная многолетняя система подготовки будущих немецких офицеров. Именно туда и попадает молодой семнадцатилетний мечтатель Ганс. И именно тогда, судя по рассекреченным данным, наш авантюрист и загорается коммунистическими идеями, попав под влияние, набирающей обороты коммунистической партии Германии. Но, со временем, Ганс Граубер теряет интерес к чуждой идеологии и яростно салютует идеям нацизма.
Я не заметил, как выкурил три подряд сигареты и, изрядно продрогнув, решил все-таки вернуться в свою конуру. Заказав горячего чая, я поймал себя на мысли, что картинка в моей голове окончательно сложилась. То, что Ганс так легко переобулся из коммуниста в нациста, говорит лишь о том, что переобуться ему было приказано. Значит, самого Ганса Граубера завербовали еще в школе мореходства на Балтике. Выходило логично и даже эпично. Получается, преданный идеям коммунизма, Ганс, довольно долго играл роль, преданного идеям нацизма, говнюка. И, похоже, именно в тот момент и состоялась их роковая встреча с адмиралом Вильгельмом Канарисом. А помогло то, что Канарису потребовались моряки, владеющие испанским языком. Совпадение, каких в природе быть не может.
«Это, чистой воды проведение. – Подумал я.»
Остается лишь узнать, каким образом наш бравый военный, смог втереться в доверие к такому опасному зверю разведки – Канарису.
Данных архива на этот счет не хватало. Там были просто зафиксированы сухие факты, мол, завербовал начальника Абвера и длительное время передавал секретные данные на свою историческую родину.
Что же, придется, видимо, навестить нашего Егора Фомича и расспросить его более подробно. Быть может дед еще в уме и сможет хоть немного приоткрыть завесу тайны. Если он еще в состоянии, хоть что-то приоткрыть.
Домой добирался долго. То ли мысли путанные мешали сосредоточиться на дороге, то ли три пинты пива. В голове постоянно вертелась мысль – «А ведь сейчас таких людей уже не делают!»
Нет, конечно, в нашей жизни тоже есть место героизму. В прессе и по телевизору, бывает, промелькнет коротенькое сообщение или репортаж на эту тему: «Подросток из Ростова на Дону спас сестру из горящего дома», или «Молодой курсант предотвратил ограбление»… Но, то какие-то мелкие герои. И совершают они какие-то мелкие героические поступки. И делают они это довольно редко.
Я шел по зябким вечерним улицам родного города и вглядывался в лица прохожих и гадал, кто из них мог оказаться настоящим героем. Ни в пропойце с помятым лицом, приглядывающимся ко мне из отражения в стекле автомобиля, ни в каком-либо другом человеке, шагающем мне навстречу, я героических ноток не углядывал.
«А, может, просто время не настало?» – Думал я.
А какое время необходимо для героизма? Что нужно увидеть, пережить, прочувствовать такого, чтобы к двадцати с небольшим годам стать тем, кого потомки назовут героем? Или просто достаточно жить в особенное время, в особенном месте, в особенной стране?
– И обязательно в окружении «Особенных людей», – зачем-то вслух добавил я, спугнув кота, прятавшегося под соседской машиной.
Ладно, утро вечера мудренее. Может, на трезвую голову идеи о героизме из народа начнут припекать с новой силой?
