Translit – Евгений Клюев

Когда у меня спрашивают, как пишет Клюев, я выдыхаю заветное «Огоо», потому как бывает как: ничего толком и сказать не можешь, особенно только вырвавшись из контекста, сплошные эмоции, но потом, погодя, начинаешь сравнивать и анализировать речь, приемы, раскладывать по полочкам, складывать целое и дробить на частное, вот здесь вот он вот так вот, а вот здесь оказывается это, а потом – бах, а это больше всего было похоже на повседневный поток информации в глаз, мозг, его последующую фильтрацию, деление на осознанное и отложенное, на применимое и нет, а то что нет – вдруг раз – и применилось. Да не просто так, а стало реальностью. Что характерно, если бы я умела писать, я бы хотела писать так, как Клюев. Первое, что бросается в глаза – абсолютное, призрительное равнодушие к школьным учителям русской литературы, ярым ценителям одной реальности, где СПГС котируется твердой валютой, потому как делить и дробить, перебирать мысли, формы, мыслеформы и формомысли можно бесконечно, и как только ему покажется, что нет – можно добавить еще одну параллельность, размножая геометрической прогрессией количество комбинаций, перебираясь из одной в другую как бы невзначай (а вдруг не заметят).Так и двойники. То здесь, то там, а может быть нигде, а может и везде одновременно, множась ложью, быть может шуткой, но каждым сказанным словом становясь похожим на кого-то другого, а быть может, в какой-то момент, даже на себя самого, как у Radiohead «I'm not here. This isn't happening» – поймите эту фразу, переверните реальность. Идея, стиль, движение – всё как надо, всё, как я люблю в этой книге, всё, как на духу, как будто сама писала, как будто кто-то нашептывал, что писать. А тем временем, где-то там, в Бристоле (трость, пальто, старинный дом), сижу еще одна я, которая ненавидит, не понимает, отрицает все тайное и неявное, весь этот завуальный мистицизм, все эти шуточки-забавочки, каламбуры, непереводимую на иные языки игру слов. Или это я там, или это я, но уже здесь. Слова материальны ровно настолько, насколько ты ощущаешь свое право на их действие, как рычаг давления на то, что скрыто, но в конце концов так или иначе, что приводит к тому, что сказано.Translit в каком-то смысле книга буддистская, религиозная в лучшем понимании этого слова, основанная на вере и негласных законах и правилах жизни, на случайностях и переплетениях нитей реальности, проходящая галопом по канве, изнанке, матрице мира, выцепленное где-то на грани интуиции понимание сущности вещей, их беспрестанное вливание одно в другое, вплоть до размытия этих самых границ отделяющих меня от тебя, потому что взгляд направлен вовнутрь, а не наружу. Всё есть едино, всё есть течение и перетекание, а потому, что уж удивляться, что где-то там есть десятки других я, если я есть они.Вместе с тем, в романе присутствуют герои и места, незыблемые, основой погрязшие в самом сознании – фиг извлечешь, не перельешь, не сдвинешь с места, они якорем держат сознание и осознание личности в рамках допустимой человечеством нормы, без которых можно навеки потерять себя в этом бесконечном потоке сущностей, перебиться, разлететься и больше не собраться вместе, что кстати, совсем уж не плохо, но человеком ты вряд ли в таком состоянии сможешь существовать, обретя мир, потеряешь форму. Ложь, как элемент давления на реальность в таком обществе обретает огромную силу, рушит границы твоей личности, перебирая тебя, вталкивая куда-то еще, создавая, в том числе чужим обманутым сознанием совершенно параллелельную реальность: других людей, места, передергивая целые города, страны, быть может, земные шары.А потому, если хотите быть цельным, видеть и не терять нить реальности – просто перестаньте врать. Не держите ничего в себе, для того, чтобы слова работали не обязательно, чтобы они были неправдивы. Больше говорите о любви, привязанности, добросовестности и вдохновении. Меньше едких, саркастичных и грубых слов. Читайте эту книгу, наслаждайтесь.

Это что-то невероятное, мозговыносящее, отталкивающее и притягивающее одновременно. Понять замысел, оценить и получить удовольствие сможет далеко не каждый. У меня, например, понять и оценить, кажется, получилось, но вот что до удовольствия… не уверена… Но впечатления точно очень сильные.Я довольно долго не могла попасть в ритм этого произведения. Искала нить сюжета и не видела ее. Перед глазами проходил какой-то поток сознания, сумасшедшая фантасмагория, многослойная и нереальная, которая очень медленно, страница за страницей затягивала в паутину слов, сплетенную автором. И в этой паутине запутались города, люди, поступки. И я тоже запуталась и хотела вырваться, потому что не люблю, когда не на что опереться, когда границы реальности размыты настолько, что, кажется, еще немного и потеряешься сам в ирреальном мире Translitа.

Но книга не отпускала. Она притягивала мастерской игрой слов и смыслов, манила фантомными образами и странными пространственными изломами, завораживала атмосферой. Казалось, что между Тверью и Копенгагеном возникла чудовищная воронка, в которой исчезает существующий мир, оставляя после себя лишь обломки здравого смысла. Это было ужасно… и прекрасно… Без всякий сомнений, в филологическом плане книга шикарна, такой сногсшибательной лингвистической феерии я еще не встречала. Проблема в том, что ни абсурдизм, ни постмодернизм никогда не были в списке моих предпочтений, поэтому и впечатления такие… двоякие. Я даже оценку книге поставить не могу. Потому что, с одной стороны, по всем характеристикам она однозначно заслуживает высшего балла, с другой – слишком уж она избирательная, не для каждого читателя подходит.

Отдаю должное мастерству автора, отличная вещь, жаль, что совсем не моё…

Слова-которые-сказаны-что-то-означают-даже-если-ты-ничего-не-имел-в-виду.

Слова определяют реальность. Слова определяют сознание. Иногда слова определяют всё.Именно поэтому (и ещё потому, что всё, что бы я не написала, будет translit'ом, в той или иной мере искажающим авторские смыслы) мне так сложно говорить об этой книге, и, хотя не сказать ничего было бы легче, я всё больше убеждаюсь, что это было бы неправильно. Из точки A в точку B – как в задачках для третьего класса – движется человек; но постепенно возвращение домой становится для него путём к нему самому: собрать себя по отражениям и воспоминаниям, по придуманным именам и отголоскам прошлого.Translit – не только роман-петля, но и, мне кажется, роман-лабиринт. Нетрудно заблудиться там, где повествование дробится, раздваивается, – расслаивается, – рассказчиками становятся разные герои, а на месте одной сюжетной линии образуются сразу четыре…

Да и не может быть по-другому в книге, где повсюду двойники, рожденные силой слов:

Нет вокруг нас случайных слов! Любое прозвучавшее слово уже повлияло на все будущие слова сразу, ничего не может быть произнесено без последствий, а написано – и подавно.

Любой язык, по Клюеву, – сила созидающая; ложь, высказанная словами, становится правдой, вернее, одной из версий правды. Человек, берущий псевдоним, непроизвольно создаёт двойника, себя-другого; ребёнок, играющий в безобидное, казалось бы, это-не-я-это-один-мальчик-на-меня-похожий, создаёт этого мальчика-на-него-похожего; наконец, переведенное на английский название нашей страны порождает незнакомую нам землю, ведь Russia – отнюдь не Россия. В Translit'е Клюев играет с действительностью, рассматривает её в профиль и анфас, с виртуозной легкостью абсурдирует казавшееся очевидным. Часть этой игры – тексты-вставки, одновременно служащие и условными границами между частями книги, и смысловыми дополнениями. Казалось бы, они выбраны наугад; создается иллюзия, будто мы прочитываем их параллельно с романом (что необычного в работе, допустим, со словарём или в рассматривании расписания самолётов?), и из-за подобного взаимодействия непохожих на первый взгляд текстов рождается новые слои и оттенки понимания.И постепенно действительность сама включается в игру. Отсюда – и слова-которые-сказаны… – фраза из совсем другого произведения, раз за разом приходящая на ум, и отчетливое узнавания собственных почти бессознательных мыслей в раздумьях героев, и удивительнейшее совпадение – рецензия на книгу Манон, танцовщица Антуана де Сент-Экзюпери, прочитанная мной практически сразу же после первого же упоминания в романе мимессы Манон и добавившая глубины восприятию её образа. В этом романе есть всё, что можно пожелать: яркие образы и потрясающие идеи, непредсказуемый (и всё еще туманный для меня) финал, есть, в конце концов, ни на что не похожий, завораживающий стиль, для которого хочется создать новый термин – клюевский, потому что я не знаю ни одного подходящего для него эпитета или сравнения.

Любой текст – транслит: на поверхности одно, внутри – другое, не верь, не обманывайся, не-пей-из-лужицы-станешь-козленочком…

Читать и перечитывать. Читать и перечитывать, играя с реальностью в слова.