Автомобиль быстро катился по проселочной дороге.
– Мы толком так и не поговорили: как сейчас в Москве?
– Давят чекисты, – высказался Егор. – Твой Сарычев да баба еще одна при нем, Марией, кажись, зовут. Она у него замом.
– Значит, баба в Чека? – хмыкнул Фартовый. – Это что-то новенькое.
– А что ты хотел, какой режим – такие порядки.
– Повстречать бы ее, – зло процедил Фартовый, – я бы ей впендюрил!
Помолчав, он вынул из кармана револьвер и, взвесив его на ладони, вздохнул:
– За решеткой совсем от шпалера отвык. А с ним теперь и вправду на воле себя почувствовал.
Развернувшись, машина нырнула в темноту. Некоторое время ехали молча. По обе стороны плотной стеной тянулись кустарники. Ветки, растопырившись, со злорадством стегали по лобовому стеклу, царапали кузов. В одном месте колесо провалилось в колдобину, сильно ударившись рессорами.
– Сбавь обороты, Николай, – неодобрительно сказал Кирьян, – не хватало еще застрять в этой глухомани. Не пешкодралом же до Москвы идти!
– Тоже верно, – согласился водитель. – Ведь с таким пассажиром едем!
Одно время Николай Зайцев по кличке Колька-шофер работал водителем в крупном питерском меховом магазине. Занимался тем, что доставлял товар крупным заказчикам. Проработав с полгода, он однажды исчез вместе с большой партией меховых изделий. Первая же попытка продать похищенный товар свела его с московскими жиганами, которые потребовали пятьдесят процентов от реализации. Покочевряжившись для вида, Николай понял, что большего ему не раздобыть, и, получив обговоренный процент, сам запросился в компанию к Кирьяну.
Развалившись на сиденье, Кирьян покуривал, выпуская струйку дыма уголком рта. На душе было хорошо и спокойно, худшее осталось где-то в поезде, что застрял на станции. Трудно было поверить, что каких-то три часа назад он трясся в душном вагоне, а будущность упиралась в стену с отметинами от пуль.
– Если по-быстрому, то часа за полтора доберемся, – уверенно предположил Колька-шофер. – Тут дорога хорошая, накатанная.
– А я никуда не тороплюсь, – ответил Кирьян. – Не напорись на патрули. По ночам их до черта шастает!
– Не беспокойся, Кирьян, – примирительно заверил водитель. – Заставу проедем, а там дальше нас никто не достанет. Ксивы у нас тоже в порядке.
– А вот это для тебя, – протянул Егор Копыто сложенный вдвое листок бумаги.
– Ого! Мандат! «Удостоверение... Оперуполномоченный МЧК Крайнов Василий Федорович. Всем органам власти оказывать содействие в выполнении профессиональных задач подателю документа. Председатель Ревтрибунала Я.Х. Петерс»... Ксива верная?
– А то!
– Я с таким документом даже в Кремль могу войти!
– Откуда мандат?
– У нас в Чека свой человек.
Стараясь не порвать бумагу, Кирьян аккуратно сложил ее и спрятал в нагрудный карман.
У Краснопресненской заставы машину тормознули два бойца. Высокий красноармеец в длинной шинели уверенно преградил путь легковой машине. Правая рука придерживала за ремень трехлинейку. Другая лениво упала вниз, приказывая остановиться. Второй, едва ли не на голову ниже, стоял рядом и внимательно наблюдал за приближением автомобиля. Еще несколько человек стояли в стороне и на первый взгляд не проявляли никакого интереса к подъезжающей машине.
У небольшой каменной будки был установлен пулемет, повернутый стволом в сторону дороги.
– Спокойно, – сказал Кирьян. – Я сам буду говорить. – Посмотрев на напряженно застывшего Егора, бодро добавил: – Улыбку шире лепи, как будто корефана повстречал.
– Понял, Кирьян.
Место для заставы было выбрано удачно. Сразу за шлагбаумом – пустырь, любой, кто надумает вырваться из города, должен будет преодолеть сто метров открытого пространства, а сделать это под стволом «максима» очень непросто.
Колька нажал на тормоз. С обеих сторон к машине потянулось шесть человек. Четверо вооружены винтовками, а у троих у бедра в деревянных кобурах болтались «маузеры».
– Что-нибудь не так, командир? – весело спросил Кирьян.
Глянул в строгое лицо красноармейца и будто бы на пику напоролся.
– Документы, товарищи, – вежливо и одновременно непреклонно потребовал красноармеец.
Кирьян сунул руку в карман и неторопливо вытащил мандат.
– Торопимся мы, товарищ.
Красноармеец взял мандат. Внимательные строгие глаза буквально впились в документ, придирчиво изучая каждую букву. Кирьян с интересом рассматривал точеный профиль, с легкой горбинкой, – молод, не более двадцати пяти лет, черноглаз, вида жиганского. Такие парни не утруждают себя угрызениями совести. Пальнут между глаз и отправятся допивать остывающий чаек.
Прочитав документ, красноармеец тщательно сложил его.
– Куда направляетесь, товарищи?
– К председателю Ревтребунала товарищу Якову Петерсу, – не моргнув глазом, уверенно отвечал Курахин. – А разве нас в чем-то подозревают?
Подошедшие красноармейцы обступили автомобиль.
– Просто таков порядок, – спокойно ответил красноармеец, продолжая держать мандат. – А что вы собираетесь делать у товарища Петерса?
– Хм... Я должен отвечать вам и на этот вопрос?
– Да, – спокойно кивнул красноармеец. – Именно по его распоряжению выставлены заставы. Бандиты лютуют, в городе неспокойная обстановка.
– Хм... Вот оно, значит, как... Вы слышали, товарищи, с кем нам придется бороться? – обернулся Кирьян на присмиревшего Егора Копыто.
Внешне на лице жигана не отразилось никаких переживаний. Вот только у носа углубились морщины, придав лицу дополнительную жесткость. Правая рука скользнула под расстегнутое пальто. Достаточно моргнуть, чтобы Егор выхватил револьвер и в секунду выпустил четыре пули в обступивших их красноармейцев.
Останутся еще двое. Как быть с ними? Наверняка в будке остался кто-то еще – они тут же выскочат на выстрелы. А один из бойцов предусмотрительно подошел к пулемету. Рассредоточившись, бойцы начнут палить по отъезжающей машине, а проехать сотню метров открытого пространства под пулеметным огнем – весьма сложная задача.
– А может, оно и правильно, – неожиданно посуровел Курахин. – Время того требует. Сейчас какой только контры не встретишь. А едем мы к товарищу Петерсу вот по какому делу... Несколько часов назад бандиты на подмосковной станции отбили у конвоя уголовника Кирьяна Курахина по кличке Фартовый. Слыхали о таком?
– Это что, тот самый?
Вроде бы ничего не произошло, взгляд красноармейца по-прежнему суров, вот только интонации как будто помягчели.
– А другого нет.
– Как же ему удалось бежать? Такая охрана...
– Я сам об этом знаю очень немного. Нам позвонили со станции и сказали, что поезд был остановлен налетчиками. Пассажиры ограблены, а Кирьян отбит жиганами.
– Там же были чекисты!
– Им не повезло, товарищ... Бандиты расстреляли их, одного из них Курахин убил лично. Вопросы еще есть? А то нас товарищ Петерс заждался.
Красноармеец вернул «мандат»:
– Проезжайте! Извините за задержку, сами видите, что творится.
– Видим, товарищи! – с явным облегчением отозвался Кирьян, забирая документ. Упрятав его в карман, он спросил: – Только я никак не пойму, почему вы нас остановили. Неужели мы на налетчиков похожи?
Всего-то секундная пауза, показавшаяся Кирьяну вечностью.
– Кепка мне ваша не понравилась... Восьмиклинка, – признался, чуть смутившись, красноармеец, – такую обычно жиганы носят. А потом, у вашего товарища фикса золотая, – кивнул он на Егора Копыто. – Не часто встретишь такую у чекистов.
– Вот как? – удивленно протянул Кирьян. – О товарище Сарычеве приходилось слышать?
– Приходилось, – сдержанно отозвался красноармеец.
– Так это и есть тот самый товарищ Сарычев, собственной персоной, – показал он на Егора. – Если бы не его знаменитая фикса, так многие жиганы до сих пор на воле бы расхаживали!
– Много о вас слышал, товарищ Сарычев, – с почтением произнес красноармеец, – но вот встречать не доводилось. Рад знакомству!
Егор Копыто сдержанно кивнул, проклиная в душе разговорчивость Кирьяна. Тот был в своем репертуаре, не может обойтись без шуток. А ведь по лезвию ножа топает.
Красноармеец, отступив на шаг, распорядился:
– Дайте дорогу!
Красноармейцы, стоявшие на дороге, почтительно разомкнулись, и машина, просигналив на прощание, двинулась вперед.
– Только не гони, – предупредил Кирьян. – Не хватало после всего пережитого получить в спину пулеметную очередь.
Когда машина отъехала на значительное расстояние, Курахин облегченно вздохнул:
– Знаешь, эти сто метров мне показались самыми длинными в моей жизни. Останови!
– Зачем? – удивился Колька-шофер.
– Останови, сказал!
– Как скажешь.
Автомобиль остановился. Открыв дверцу, Кирьян снял с головы кепку-восьмиклинку и зашвырнул ее на обочину.
– Все, поехали!
– Зачем ты Сарычева-то приплел? – угрюмо спросил Егор.
Кирьян Курахин невесело усмехнулся:
– А потому что жить хотелось. Ты видел, как он нас разглядывал? Не знаю, что там его насторожило, но отпускать он нас не хотел. Да и легавые нас окружили, как охотничьи псы медведя!
– А если бы кто-нибудь из них знал Сарычева? Тогда что?
– Видишь, нам повезло, – безмятежно улыбнулся Кирьян. – На то я и Фартовый! Давай теперь к Дарье, заждалась меня краса ненаглядная.
Дальний свет фар высвечивал малейшие неровности на дороге, и автомобиль, мелко подпрыгивая, мчался в центральную часть города.
– Я вот что думаю, Кирьян, – осторожно подступился с разговором Егор Копыто. – А не зря ли мы подводы с добром отпустили? Нужно было сначала разделить и сваливать, а уж только потом своими делами заниматься.
– Вот что тебя мучает. Оставь! Куда они от Кирьяна Курахина денутся! За каждое кольцо спрошу! А потом – я так мечтал с этой сучкой рассчитаться, а ты мне говоришь про какое-то добро... Нет, не зря! – Глаза Кирьяна злобно блеснули. – Я у нее за все спрошу!
– Ну, если так, – неопределенно качнул головой Копыто. – А то знаешь ли, как тебя взяли, так разные разговоры пошли...
– Что за разговоры? – насторожился Курахин.
– Не обижайся, Кирьян, говорю так, как есть... Говорили, что ты уже не тот, что был раньше.
– И почему же?
– А сам подумай, как же это так получилось, что баба могла окрутить такого жигана, как Кирьян!
– Ах, вот оно что. Значит, баба такая умная.
Колеса автомобиля дребезжали по брусчатке, выколачивая мелкую дробь. Вот и Мещанский переулок, в конце которого дом, где проживает Дарья.
– Коля, глуши мотор!.. Побудь пока здесь, а мы с Егорушкой мою любаву навестим.
Кирьян бодро выбрался из салона. Огляделся. Давненько здесь не бывал. Типичная московская улочка, с многочисленными проходными дворами. Внутри неприятно ворохнулось, а ведь, провожая Дарью до калитки, он любил прогуливаться именно этой стороной, наиболее тенистой. И, облюбовав закоулок потемнее, не ведая греха, мял ее сдобное и аппетитное тело.
Подошел Егор Копыто.
– Нахлынуло? – посочувствовал он. – Брось!
– Пойдем, – решительно сказал Кирьян и, не оборачиваясь, зашагал к дому Дарьи.
Где-то в конце улицы, явно спросонья, закукарекал петух, а ему лениво, в басовитой тональности, отозвался в соседнем дворе пес – тявкнул два раза и, громыхая тяжелой цепью, скрылся в будке.
Вот и привычная калитка. Невысокий забор. Взгляд натолкнулся на треснувшую дощечку, которую он как-то случайно сломал. Внутри щемануло – на какие только глупости он не шел ради Дарьи! Взявшись за ручку, Кирьян не сразу открыл калитку.
– Постой, давай через забор, там нас никто не увидит, – вдруг сказал Кирьян. – А оттуда к двери.
В окне горел свет. В какой-то момент Курахина разобрала ревность. Значит, не забылось. Кирьяну некстати вспомнилось, с какой страстью Дарья билась под ним в любовной схватке, – пальцы до сих пор продолжали хранить тепло ее кожи, он помнил запах ее волос.
Пошло оно все к черту! Если не сопротивляться нахлынувшему чувству, то оно просто раздерет на части.
– Кирьян, что с тобой? – обеспокоенно спросил Егор Копыто.
– Ничего, – пожал Фартовый плечами.
– Мне показалось, что ты застонал.
– Накатило... Забудь!
– В окно посмотри, – показал Егор. – Не одна твоя барышня.
В ответ Фартовый лишь невесело хмыкнул:
– Не скучает... А ты чего думал? Такие бабы, как она, одинокими не бывают. Кирьяна под боком нет, так она тотчас себе хахаля завела.
– А может, там Сарычев? – с затаенной надеждой предположил Копыто.
Курахин внимательно посмотрел на подельника: вот что значит родственная душа – об одном думалось!
– Хотелось бы.
Поднялись на крыльцо. Огляделись. На улице стоял их автомобиль, – Колька явно скучал, откинувшись на спинку, он глядел в молчаливую темноту.
– Мыслитель, мать его!
За дверью глухо раздавались голоса. Кирьян осторожно потянул за ручку. Дверь не поддавалась.
– Может, плечиком надавить? – предложил Егор.
– Обожди. Без шума нужно. Хочу сюрприз девоньке устроить. Где-то тут я прутик видел подходящий, – посмотрел Кирьян по сторонам. – Ага, нашел!
Подняв с земли тонкую ветку, Кирьян просунул ее в щель между косяком и дверью и осторожно приподнял крючок. Откинувшись, он негромко стукнулся о косяк.
Фартовый приоткрыл дверь. Из горницы доносились приглушенные голоса. Раздался женский смех – беззаботный, задорный, разодрав нутро Кирьяну, будто заточенным железом. Ему пришлось совершить над собой немалое насилие, чтобы не поддаться нахлынувшей ярости. В кулаке хрустнул раздавленный коробок спичек, причинив боль. Вытащив из кармана руку, Кирьян осмотрел ладонь.
– У тебя кровь, – кивнул на пальцы Егор.
Кирьян только отмахнулся. Его внимание привлекла кожаная куртка, висевшая в коридоре. Он тихо подошел к ней и быстро обшарил. Так... револьвер... хорошо, пригодится. А это что – удостоверение. Куракин развернул его. С фотографии на него глянуло знакомое лицо. Да это же Назар – бывший подельник, отчаянный жиган. В удостоверении же значилось, что это Никифор Васильевич Спирин – сотрудник уголовного розыска. Дела...
Сунув удостоверение в карман, Кирьян решительно шагнул к двери. Копыто, как тень, последовал за ним...
Услышав скрип отворяемой двери, Дарья испуганно обернулась. Курахин увидел, как у девушки от ужаса широко распахнулись глаза, а крик, уже готовый было сорваться с хорошеньких губ, тотчас был прикрыт узкой ладошкой. Мужчина, сидевший рядом с Дарьей, выглядел совершенно невозмутимым. Впрочем, люди с такой могучей комплекцией редко нервничают.
По уверенности, с какой он держался, чувствовалось, что в этом доме он частый гость.
– Здравствуй, Кирьян, – спокойно сказал мужчина.
– Здравствуй, Назар.
Дарья удивленно взглянула на своего гостя.
– Ты его знаешь?
Кирьян усмехнулся:
– Как же ему не знать меня, если мы с твоим хахалем когда-то вместе нэпманов щипали, как курочек! Слыхал я, что ты, Назар, теперь Никифор Спирин?
– Выходит, что так.
– Слыхал я о... подвигах Спирина Никифора, только вот никак не думал, что это тот самый Назар, с которым мы на каторге баланду хлебали. Пристроиться решил... Спецпаек, значит, для тебя будет получше, чем жиганская хавка.
Лицо Назара побледнело. Рот перекосило. Равнодушие давалось ему с трудом. Глаза, вопреки его воле, невольно косили в сторону револьвера, направленного точно ему в грудь.
– Ты не так понял, Кирьян, тут совсем другое.
Жиган отрицательно покачал головой:
– Бороду клеишь, Назар. Засухариться решил. Думаешь с большевиками фарт поймать. А только от нас ведь никуда не денешься. Или не знал?
– Кирьян, не делай глупостей. Я тебе буду полезен.
– Вот как. Что же ты большевикам про себя наплел?
– Наплел с три короба, поверили! – ободрившись, сказал Назар. – Сейчас в уголовке какого только элемента нет! И эсеры, и меньшевики, и анархисты... а чем мы хуже остальных? Я там на хорошем счету. Если каждый из нас будет на своем месте, так мы с тобой такие дела замутим! – с воодушевлением стиснул кулаки Назар.
В какой-то момент Кирьян размяк, даже морщины на лбу разгладились. Еще секунда – широко распахнет руки и примет в объятия бывшего подельника.
– Ты клятву жиганскую давал?
Бывший жиган нервно сглотнул:
– Чудак-человек, как ты не можешь понять...
– Ты не ответил.
– При чем тут клятва? – в отчаянии воскликнул Назар, взмахнув тяжелыми руками. – Я тебе о настоящем деле говорю!
– А вот теперь ты меня послушай... В жиганской клятве говорилось, что если ты отступишь от жиганского пути, то пускай тебя покарает рука твоего собрата. Признаешь?!
Назар сглотнул слюну и негромко сказал:
– Было дело, но тут ведь другое...
– Значит, и отвечать за свои дела надо.
– А только ты мне за бабу мстишь. Сначала ты ее того... А потом я ее употребил. Знаешь, а она хороша... уж больно мне хотелось посмотреть на ту бабу, из-за которой потерял голову сам Кирьян. А как потер ее, так понял, что ничего в ней особенного нет. Такая же, как все, вот только рожей посмазливее будет...
– Прекрати! – выкрикнула в отчаянии Дарья. – Какие же вы все сволочи!
– ...А когда я ее раскладывал, – яростно сверкнули глаза Назара, – она такая миленькая, такая беленькая, что...
Раздался выстрел, наполнив помещение запахом пороха, прервав откровения Назара на полуслове. Безвольное тело завалилось на бок, опрокинув стул.
Девушка, вжавшись в угол, боялась пошевелиться, со страхом наблюдая за Кирьяном.
Улыбнувшись, Курахин устроился рядом.
– Да ты вся дрожишь! – расчувствовался жиган. Голос у него был проникновенный, сочувствующий – ничего не осталось от того человека, каким он был всего лишь минуту назад. – Что это на тебя нашло? А может быть, это я тебя напугал? Пустое! Это же я, твой Кирьян!
– Да-да, я вижу, – кивала Дарья, сглатывая слезы.
– Даже прическа у тебя растрепалась, – продолжал сочувствовать жиган. – Давай я тебе ее поправлю. – Стволом револьвера он бережно убрал с ее лба прядь. – Вот так... Теперь ты у меня настоящая красавица!
– Спасибо.
– Пустяки... Если бы ты знала, девонька, как я по тебе скучал. Бывало, такая тоска накатит, что белый свет возненавидишь. Ты меня слышишь?
– Да, Кирьян, я тебя слышу, – торопливо закивала девушка.
– Я вот что думаю, Дашенька, как бы мы с тобой хорошо жили, повернись оно все по-другому. – Кирьян притянул к себе девушку. – Ну чего ты все ухмыляешься? – укорил он Егора. – Неужели в нашу любовь не веришь?
– Отчего же не верить-то?
– Тогда скажи, Егор, мы правда хорошая пара?
– Лучшей я не знаю.
Вдруг Кирьян отстранился от Дарьи. Некоторое время он разглядывал ее в упор, с заметным интересом, словно бы видел впервые.
После чего спросил:
– А ты ведь тоже меня любила, Дарья. Признайся, ведь любила?
Разговор затягивался. Отвернувшись, Егор спрятал ухмылку – одичал Кирьян в одиночестве, пусть душу отведет.
Егор Копыто подошел к окну и, раздвинув чуток занавески, посмотрел во двор. Его встретила ночь. Тихая, прохладная, равнодушная. Где-то у забора должен стоять автомобиль, отсюда не рассмотреть.
Брезгливо отпихнув ногой руку убитого, он вернулся к столу и устроился на освободившийся табурет.
Торопить Кирьяна не полагалось – пахан знает, что делает. А потом, Фартовый не лишен был чудачеств, не театр, конечно, но слушать занятно.
Неожиданно Кирьян нахмурился:
– Вот ответь мне, барышня, что же у тебя за натура такая – любить порочных? Сначала в одного жигана втюрилась, потом в другого! – брезгливо кивнул он на распластанный труп. – А может, тебе и третьего захочется?
Девушка отвернулась, закусив губу.
– Ты как, Егор, не хочешь побаловаться? Для друга мне ничего не жалко.
– А что, я готов, бабенка она справная, – мелко хихикнул Копыто.
– Кирьян, – взмолилась Дарья, – оставь меня!
– Знаешь, какая у меня мечта была, пока я у чекистов гостил? – Голос Фартового неожиданно посуровел.
– Какая?
– Вытягивать из тебя клещами жилочку за жилочкой, чтобы видеть, как ты от боли на стенку лезешь.
– Не делай этого, прошу тебя! – взмолилась Дарья.
Кирьян поднялся.
– Думал сам ее, собственными руками... А как увидел эти глазища, понял, что не смогу, – честно признался жиган. – Будто бы переворачивается во мне что-то. Никто так мне в душу не заглянул, как эта баба! Знаешь что, Егор, сделай это сам. Я тебя во дворе подожду.
– Как скажешь, Кирьян, – с видимым равнодушием согласился Егор. – Мне-то не впервой. – Сорвав со стены бельевую веревку, Копыто подступил к девушке. – Иди сюда, моя красотуля, я тебя сейчас приголублю!
Дарья отшатнулась.
– Не делайте этого, умоляю вас!
Кирьян вышел, громко хлопнув дверью. Спустившись с крыльца, Кирьян поймал себя на том, что он уже вычеркнул Дарью из списка живых. Из-за двери раздавался ее голос, очевидно, она умоляла пощадить ее, но в действительности от нее осталась всего лишь тень, так сказать, оболочка, не вызывавшая в его груди ни малейшего душевного отклика. Это как пожелтевшая от времени фотография, стоящая на чужом комоде и в чужой комнате. Держишь ее в руках, всматриваешься в лица, и ничего в душе не шевелится. Потому что снимок давний, а люди, запечатленные на фотографии, уже давно ушли.
Ожидание было недолгим. Громко стукнув дверью, вышел Копыто. В руках сумка.
– Как ты ее?
– Узел на шее затянул, – буркнул Копыто, – она как-то хрюкнула и голову набок закинула.
Кирьян нахмурился:
– Без подробностей. Что в сумке?
– Барахлишко собрал. Кое-какие шмотки были, не пропадать же добру. Ей-то уже без надобности, а вот нашим марухам в самый раз будет.
– Оставь! – сказал Кирьян.
Егор удивленно захлопал глазами:
– Шутишь, Кирьян? Чего это легавым-то оставлять?!
– Мне от этой сучки ничего не надо.
Сказано было тихим усталым голосом, но Егор понял, что сейчас не самый подходящий момент для возражений.
Зашвырнув сумку в глубину двора, буркнул:
– Пускай тогда поищут.
Егора Кирьян знал давно и доверял ему. Жиган он верный и рисковый. Умеет подчиняться, но и сам не промах. Фартовый знал, что у Егора есть сестра, которую тот очень любит и держит подальше от своей воровской жизни. Бережет, значит. Не любит, когда другие жиганы расспрашивают его о ней. Небось и барахлишко тоже ей подсобрал. Ничего, обойдется...
Уже не таясь, жиганы вышли на пустынную улицу и спешным шагом направились к машине. К их удивлению, на улице ее не оказалось...
– Что за хренотень? – невольно выругался Кирьян. – Где машина? Да я твоему шутнику ноги на шее завяжу!
– Не горячись, Кирьян, – увещевал его Копыто, – что-то здесь не так. Прежде за ним таких шуток не наблюдалось... Глянь туда! – кивнул он в сторону кустов.
Под кустом боярышника, скрючившись, лежало безжизненное тело.
– Никак Колька?
– Он самый. Кто же это его так крепко приголубил? Эх, машину жаль!
Взяв водителя за плечи, Кирьян перевернул его на спину. Негромко простонав, Колька открыл глаза.
– Где машина? – тряхнул Кирьян его за плечи.
– У-у, – ухватился он ладонью за голову. – Не знаю.
– Ты хоть помнишь, что произошло? – подошел Егор.
– Не помню... Голова гудит... я ведь из машины даже не вылезал. Услышал, что кто-то идет, думал, что вы. Повернулся, а меня хрясь по кумполу... И я отключился.
Кирьян нахмурился:
– Ты хоть рассмотрел, кто тебя по макушке звезданул?
– Где тут, – только простонал Колька. – Хотя постой... Помню, что кожанка на нем была... Такая, какую чекисты носят. Я только головой успел слегка дернуть, ладно хоть живой.
– Машина – вещь приметная, просто так ее не спрячешь. Узнаю, что кто-то из своих, – убью!
– Да где их теперь разыщешь, – безнадежно махнул рукой Егор. – Заприметили нас, когда мы сюда подъезжали, вот и увязались.
– Ладно, чего лежишь? Простудишься! Нас на блатхате девоньки ждут.