Евгений Щепетнов
Серый властелин

Девушка инстинктивно сразу же переняла их способ передвигаться и существовать в этом новом мире – так же жалась к стенам, так же торопливо семенила и искоса поглядывала по сторонам.

Первой ее целью была лавка сапожника на углу базарной площади. Увы, здесь ее ждала неудача – вместо лавки чернело пятно, в центре которого лежала куча кирпичей и недогоревшие концы бревен. Внимательно осмотревшись, Амалия заметила, что в ряду лавок и мастерских, как дырки на месте зубов, зияют пустоты – вместо домов успешных торговцев и мастеровых. Она хотела было зайти в соседний дом – насколько Амалия помнила, там жил портной и располагалась хорошая пошивочная мастерская, – но передумала. Ставни мастерской закрыты, как будто люди забаррикадировались внутри дома.

Амалия отправилась в порт – благо что он находился недалеко от базарной площади, чуть ниже по кривой улице, именуемой, как ни странно, Портовой. В порту было злачное заведение, хозяин которого был связан с местными бандитами и промышлял продажей награбленного и краденого.

Амалия, когда Влад дал ей задание вычислить лидеров организованной преступности в городе, сразу вышла на этого портового барыгу, и болтаться бы ему на городской виселице, если бы он не пошел на вербовку. За то, что он поставлял сведения о происходящем в преступном мире, да и вообще в городских трущобах, его и не трогали. Это был один из основных агентов Амалии, звали его Гарсан, кличка же у него была Паук. Фактически это был один из главарей преступного подполья, отличающийся от своих подельников изворотливым умом, фантазией и деловыми качествами. Если кто и выжил в этом изменившемся городе, так это он. По крайней мере, Амалия на это надеялась.

Дорога в порт заняла минут двадцать – кривая улица тянулась, петляя из стороны в сторону, ветвилась узкими темными переулками, заканчивающимися тупиками или переходящими в сеть других переулков. Как помнила девушка, выход из некоторых переулков был через подвалы хибар, стоящих вдоль этих узких помоечных улочек, – заходишь в дом, и, если ты свой, тебя выпускали через специальный лаз на соседнюю улицу. Когда делали облавы на уголовных авторитетов, приходилось учитывать эту особенность здешних трущоб – Амалия сделала так, что никто не ушел. Остались лишь те, кто был нужен спецслужбам. Да это и не ново – всегда, во все времена и во всех мирах организованная преступность контролировалась спецслужбами. Хотели бы извести – извели бы за считаные месяцы. Значит, это не нужно.

Трущобы тоже потерпели ущерб – многие дома сгорели, некоторые как будто просели внутрь, обвалившись крышей. Девушка даже удивилась: ведь прошло совсем немного времени – как эти жилища могли прийти в столь ветхое состояние? Впрочем, сделаны они из фанеры, разнокалиберных досок, земли, строительного мусора и камышей – где уж тут противостоять непогоде и времени? Даже крестьянские дома, полуземлянки и то в сравнении с этими халупами казались дворцами. За мутными маленькими окошками, затянутыми то ли бычьими пузырями, то ли кусочками украденного низкокачественного стекла, двигались тени, виднелись какие-то огоньки – трущобы жили.

Амалии все время казалось, что кто-то смотрит ей вслед, – она оборачивалась, осторожно прислушиваясь, но никого не видела. В конце концов она подумала, что это сами трущобы, как многоголовый демон, следят за ней, почуяв чужого, пришельца, и только и ждут момента, чтобы ударить в спину. Давать такую возможность трущобам она не собиралась, а потому была предельно осторожна и готова к любому проявлению агрессии и насилия. Что может быть лучше беззащитной жертвы в виде хромой старушки? Наверняка у нее есть пара медяков, а жизнь такого убогого существа не стоит и одного медяка – по мнению большинства обитателей этих «фавел».

Слава богам, трактир «Черный парус» стоял на месте. Ставни были плотно закрыты, двери тоже, но сквозь тонкие щели пробивался свет, а из трубы шел дым. За ставнями слышались пьяные голоса, звенели струны и хрипло смеялись завсегдатаи этого заведения. «Черный парус» был местом встреч разбойников и воров, наводнявших, как и везде, припортовые зоны и рынки города.

У Амалии не было готового плана действий. Если войти через центральный вход, она сразу обратит на себя внимание – такие грязные старушонки не сидят в залах трактиров и не общаются с главарями бандитов. С черного хода? То же самое, что заявить: «Я пришла встретиться с Пауком!» Вот посмеются… ну да, она их расшвыряет, раскроет себя, и что? Ей нужен этот шум? Совсем не нужен! А значит, что? Значит, надо думать…

Девушка огляделась по сторонам и, заметив скамейку под деревом у одной из хибар, посеменила к ней и уселась, зажав клюку между ног. Было довольно светло, и только хмурые тучи затемняли мир, создавая впечатление наступившего вечернего сумрака. Улицы казались вымершими, а редкие прохожие неслись так, будто за ними гнались все демоны мира.

Интересно, на какие деньги в этом трактире гуляют? Порт практически не работал – после захвата его викантийцами там осталось совсем мало целых строений, а корабли купцов теперь обходят столичный порт далеко стороной. Проедают старые запасы? Грабят оставшихся жителей? Скорее всего.

По улице промаршировал взвод викантийцев – несколько десятков человек, ощетинившихся оружием, в железных доспехах. Они кутались в какие-то накидки и выглядели столь грозно, сколь и смешно – климат столицы, гораздо более мягкий, чем климат севера Истрии, все-таки был слишком холодным для них, истых южан. Амалия отметила, что солдаты прошли мимо «Черного паруса», как будто его и не существовало. Вряд ли они посещают трактиры, в которых заправляют местные, – там им как минимум в тарелку плюнут, а как максимум – толченого стекла или яду подсыплют. Кому это надо?

Понаблюдав за трактиром около часа, Амалия заметила пятерых девиц, вызывающе ярко одетых и сильно накрашенных, что не оставляло сомнений в их профессиональной принадлежности. Они постучали в дверь трактира условным стуком, который Амалия, обладавшая тонким слухом, уловила совершенно отчетливо. И запомнила. Дверь открылась, и стайка девиц впорхнула внутрь, исчезнув, как облачко дыма над лесом под осенним ветерком.

Решение было найдено, и Амалия покинула скамейку, отправившись на поиски нужного объекта. Минут через десять она свернула в один из переулков – довольно чистый и ухоженный, во всяком случае, здесь не наблюдалось груд мусора и луж с содержимым ночных горшков. Это был Платяной переулок, где одевались и обувались обитатели «фавел», в том числе и «ночные бабочки». Амалия остановилась у лавки под вывеской с улыбающейся красоткой, выставившей вперед полушария, больше похожие на те ядра, которыми Влад топил вражеские суда. Постучала в дверь – молчание. Снова постучала – молчок. Повернулась спиной и стала методично долбить в дверь пяткой, надеясь, что грохот разбудит даже мертвых – если они там внутри все перемерли.

После десятого или пятнадцатого удара ее каблук не нашел опоры и провалился внутрь, ударил во что-то мягкое, ойкнувшее и заругавшееся отборным матом:

– Ты что, старая, охеренела?! Ты чего барабанишь, старая кошелка! Я сейчас тебе такого пенделя дам, что ты полетишь, как кусок дерьма, в придорожную канаву со скоростью осеннего урагана!

Подтверждая свои слова, лавочник попытался схватить старуху за воротник. Схватить-то ему удалось, а вот дать пенделя – не очень. В следующее мгновение он сам полетел в лавку, так что его ноги в мохнатых тапках вскинулись вверх, как клешни опрокинутого краба.

Лавочник вскрикнул от неожиданности и, лежа на спине, потер ушибленный затылок.

– Это как это?.. Ты как это?.. Ты кто?!

Амалия притворила дверь и закрыла ее на толстый дубовый засов. Не отвечая на вопросы валяющегося на полу лысоватого рыхлого человечка среднего роста, полноватого, с маленькими свинячьими глазками, девушка перешагнула через него и резко спросила:

– В доме кто-нибудь еще есть?

– Служанка… больше никого.

– У тебя есть платья для шлюх? Краски для лица?

– Хм… есть, да. Да вы кто?

– Твое какое дело?! Распорядись, чтобы служанка принесла сюда тазик с теплой водой, мыло и найди платья на мой рост и худощавое сложение. Поторапливайся!

Амалия стащила с головы платок и стала оттирать им лицо, испачканное в грязи.

У лавочника расширились глаза, и он ахнул, прикрыв рот рукой:

– Вы?! Да как вы решились?! За вас объявлена награда! Пять тысяч золотых! Да любой, кто вас выдаст, обогатится! А кто скроет – того принесут в жертву Аштарате! Особо мучительным способом!

– Послушай меня, – неприятно улыбнулась Амалия. – Если ты сейчас не сделаешь то, что я требую, предам тебя смерти особо мучительным способом я. И уверяю, способ этот будет очень непростым и очень мучительным. Когда-то там тебя поймают или нет оккупанты, а я вот она, тут. Что выбираешь?

– Да-да, сейчас, сейчас… – Лавочник побежал на другую половину дома, на ходу крича, чтобы служанка приготовила воду.

Через десять минут тазик с горячей водой уже стоял на табурете посреди комнаты. Рядом лежало мыло, чистое полотенце и небольшое зеркальце из полированной бронзы.

Амалия с наслаждением зачерпнула горячей воды и стала умываться, смывая грязь и остатки засохшей крови врагов, убитых ею в лесу. Потом она, не стесняясь хозяина лавки, разделась догола и протерла влажным концом полотенца все тело, чувствуя, как кровь быстрее побежала по жилам. В комнате было тепло, и после промозглой улицы и хождения в одежде, промокшей от дождя и стирки в ручье, это тепло казалось еще более приятным.

Лавочник разложил на стульях несколько платьев, чулки и платки, и Амалия, выбрав ярко-алое облегающее платье, стала одеваться. Натянув чулки, она почувствовала себя гораздо лучше, даже настроение улучшилось. Крепкие осенние туфли и почти новое пальто довершили наряд. Затем настал черед боевой раскраски – через двадцать минут в лавке стояла красивая девица, с пухлыми, ярко-красными губами, подведенными синим карандашом глазами, с налетом порока на совершенном лице.

Посмотрев на себя в зеркало, Амалия удовлетворенно кивнула – настоящая шлюха! Повязав на голову платок, она спрятала свои короткие волосы, и теперь была готова к посещению трактира.

Посмотрев на лавочника, девушка достала из-под юбки кошель с монетами и кинула на стол два золотых. Подумала, добавила еще один:

– Молчи. Узнаю, что болтал, рассказал обо мне, – найду и убью. А я узнаю. Понял?

Лавочник энергично закивал и бросился к двери, спеша выпроводить страшную главу Тайной службы на улицу.

Амалия вышла из лавки, и дверь за ней захлопнулась, как будто ее ударило ветром. Девушка усмехнулась – помнят еще, боятся, значит, жива еще. Откуда лавочник ее знал, она не задумывалась. Дел с ним она не имела, но те, кто живет в трущобах, должны много знать – так легче прожить. И вообще, немного подольше пожить. Может, видел где-нибудь с Владом – скорее всего так. Ей это было неинтересно.

Скоро она снова была у трактира. Прежде чем подойти, осмотрелась – ничего подозрительного, все тихо. Поднялась на крыльцо и постучала в дверь условным стуком. Дверь открылась.

В трактире было очень тепло, даже жарко. Гремела музыка – музыкант пел что-то разухабистое, с матом и прибаутками. Мужчины, вид которых сразу наводил на мысль о ножах и кастетах, что-то распевали не в такт музыке, гремели кружки, стучали ложки – жизнь шла своим чередом, как будто и не было никакого вторжения оккупантов.

Впустивший Амалию вышибала с недоумением уставился на нее:

– Ты откуда такая взялась? К кому? Я тебя не знаю!

– Я к Пауку. Он меня знает.

– Уверена? Как о тебе доложить?

– Скажи – старая знакомая, за жизнь хочет поговорить.

– Мутная ты что-то, старая знакомая. Оружие есть?

– Нет. Где я тебе спрячу это оружие? – И Амалия, распахнув полы пальто, продемонстрировала платье, сидевшее на ней как вторая кожа.

– Н-да… тут не спрячешь – ухмыльнулся вышибала и шмыгнул перебитым бесформенным носом. – Стой здесь, сейчас я ему скажу.

Чтобы не привлекать излишнее внимание, Амалия отступила в уголок, за вешалку с верхней одеждой. Вышибала исчез за плотной массивной дверью, открывшейся и закрывшейся легко, без скрипа, видимо, петли были густо смазаны маслом. Появился он через две минуты и кивнул головой на дверь.

– Иди, он ждет! Он говорит, ты знаешь куда идти. – В глазах вышибалы было немое изумление – какая-то шлюха, а хозяин беспрекословно ее принимает, будто важную персону.

Амалия проскользнула мимо него, как уж в нору. За дверью оказалась лестница, и девушка по скрипучим ступеням поднялась наверх. Контраст – хорошо смазанная дверь и такие скрипучие ступеньки – навел ее на мысль, что это своего рода сигнальная система, чтобы было слышно, когда кто-то поднимается.

Паук по обыкновению сидел в своем кабинете в конце коридора. Здесь у него было что-то вроде конторы, где барыга принимал посетителей, скупал и продавал краденое. Дверь была полуоткрыта, и, заслышав скрип половиц, Паук крикнул бархатным голосом, под стать его благообразной внешности:

– Я жду, жду… проходите!

Встретишь такого человека на улице – никогда не подумаешь, что это один из самых опасных людей в столице. Этакий одуванчик, с седыми пушистыми волосами, длинной ухоженной бородой и залысинами на высоком лбу – ни дать ни взять профессор. Однако Амалии было известно, что на совести этого «профессора» десятки, а то и сотни загубленных жизней купцов, торговцев или тех, кто просто имел несчастье встать на его пути.

– Я так и знал, что это вы, госпожа, – усмехнулся Паук, увидев на пороге главу Тайной службы. – Какая еще женщина могла столь нахально требовать встречи со мной. И что вам от меня нужно? Кстати, замечу: вы теперь не власть, теперь здесь другая власть.

– А тебе не кажется, что эта власть ненадолго? Что еще вернется власть императора Истрии?

– Честно скажу – сомневаюсь. Хотя я сам бы желал, чтобы прежняя власть, прежняя жизнь вернулась. Мне было легче жить при той власти, а эта слишком уж жестока.

– Кроме того, – как будто не замечая слов Паука, холодно продолжила Амалия, – достать человека можно и не находясь у власти. Есть тысячи способов превратить его жизнь в сплошную полосу неудач или же вообще лишить его жизни.

– Понимаю, – усмехнулся Паук, и его глаза сверкнули красным, как глаза крокодила в лучах фонаря охотника. – Угрожаете – мол, руки длинные, достанем! Верю. Вам – верю. Ладно. Не о том речь. Что хотите? Какую информацию? Предупреждаю, информации у меня теперь немного, сильная власть не выносит соперников и уничтожает все преступные сообщества – так вроде называют нас ваши друзья-стражники? Наши организации практически полностью разгромлены, оборота товаров в порту нет, наши соратники разбежались. Какую информацию я могу вам дать?

Амалия по-хозяйски расположилась в кресле напротив стола, за которым сидел Паук.

– Мне нужно знать все, что происходит в городе. Какие настроения у горожан, как обстоят дела с продуктами в городе, как работают структуры власти оккупантов, как они работают с населением, где стоят гарнизоны, сколько их, ну и так далее. Уверена, что ты все это знаешь.

– Знаю. Ну ладно, слушайте. Мы живем в загоне для скота. Все население столицы – скот. В любой момент мы можем оказаться на жертвенном алтаре. Время от времени хватают первых попавшихся и совершают жертвоприношения. Вначале все думали, что эта власть такая же, как и любая другая, установят свои порядки, и все пойдет по накатанной – приспособимся к этим законам и снова заживем. Ан нет, завоеватели сразу дали понять жителям столицы, что мы скот. Первое время еще можно было уйти из города с семьей, со скарбом. Теперь бежать из города нельзя. Беженцев легко отследить по повозкам, вещам. Заворачивают обратно. Скоро начнется голод. Люди спасались тем, что придумал ваш маг… как его там?.. Макобер? Везде, где только можно, выращивают мясницу. На всех клочках земли, на всех газонах маленькие огородики, которые жители защищают, как свой дом. Этим и живут. Но скоро стукнут морозы – мясница померзнет. Что есть? Нечего. Вот такая ситуация. Этот город – огромный загон, в котором люди лишь корм для завоевателей. Думаете, это пустые слова? Нет. После того как людей приносят в жертву, их тела скармливают летающим драконам. Они очень любят человечину… Попытки бунта пресекаются незамедлительно и жестоко. Убивают всех, кто живет рядом с зачинщиками, правых и виноватых. Говорят – эти земли слишком для вас хороши, надо освобождать их для викантийцев и аштарийцев. Пожили – и хватит. Мастеровые работают на армию вторжения – шьют, куют. Фактически в рабстве, за еду. Уйти не могут. Город-тюрьма, вот что это такое.

– А как ты-то тут устроился? Я смотрю, тебя не трогают, трактир если и не процветает, то явно на плаву. – Амалия подозрительно прищурилась, внимательно глядя в глаза Пауку.

Тот выдержал взгляд и пожал плечами:

– А куда мне деваться? Живу… во все времена и при всех властях людям нужно пить-есть, всегда находятся люди, у которых есть деньги, и они желают веселой жизни. Вот и кручусь как-то…

– Ну-ну… – неопределенно протянула Амалия, раздумывая над услышанным. – Расскажи-ка о том, как организована служба в городе, где стоят войска, где ходят патрули, ну и так далее – все, что знаешь.

Паук начал рассказывать, и не менее получаса Амалия слушала и впитывала сведения о вражеском гарнизоне, иногда перебивая и задавая вопросы. Наконец Паук замолчал, выдохшись. Амалия тоже не нарушала тишины, и слышно было, как внизу, в питейном зале, шумят посетители и гремят стулья по полу.

– Ты куда сейчас пойдешь? Где ночевать будешь? – неожиданно спросил Паук. – Нет-нет, не подумай чего плохого, я просто хотел предложить – можешь переночевать у меня, комнаты свободны, посетителей мало. Только шлюхи с клиентами. Выбирай любую комнату и ночуй!

– Нет, спасибо, у меня есть где переночевать, – отвергла предложение Амалия. Ночевать ей было негде, но в мозгу тренькнул тревожный звоночек – то ли Паук глазами как-то стрельнул в сторону, то ли еще что-то, но ее предчувствие говорило: уходи отсюда! Быстрее уходи!

– Мне пора. – Амалия поднялась с кресла и решительно зашагала к выходу. – Я тебя еще навещу, и не раз.

– Да-да, конечно, – засуетился Паук, вскочив из-за стола. – Может, задержишься – поужинаешь, выпьешь? А там и видно будет?

– Нет. Ухожу. – Амалия застегнула пальто и вышла в коридор.

Чувство тревоги не покидало ее, хотя она и не могла понять, чем это вызвано. Но раз тут запахло неприятностями – правильно будет сбежать как можно быстрее. Что она и сделала.

Через пять минут Амалия уже шагала по грязной улице вверх, к центру города. Пока она посещала портного, а затем Паука, тусклый день сменился не менее тусклым вечером. Пора подумать о ночлеге. У Амалии был в запасе еще три адреса людей, которые на нее работали. Один из них, мясник, жил в получасе ходьбы отсюда – туда девушка и направилась.

Неожиданно она заметила в темном переулке справа от себя какое-то движение и молниеносно поднырнула под летящую на нее сеть. Раздался отборный солдатский мат, и вдруг улицу наводнили десятки людей, выскакивающих из переулков справа и слева, а также из домов.

Амалия за секунду оценила ситуацию: все пути отступления – улица, переулки – были отгорожены сетями, и кольцо медленно смыкалось. Амалия рванула с места так, что лопнул подол ее алого платья, и попыталась перепрыгнуть сети – увы, неудачно. Сети предусмотрительно были укреплены на шестах, и девушка с разгону врезалась в эту мягкую, коварно плетущуюся стену.

И тут все завертелось, закружилось – толпа захватчиков, состоящая из крупных, массивных мужчин, навалилась на запутавшуюся в сетях Амалию. Она ворочалась как медведь или, скорее, носорог – если можно сравнить с носорогом невысокую худенькую девушку. Впрочем, наверное, можно, потому что результаты ее разрушительной деятельности и стальных мышц носорога были сопоставимы.

Первые ряды нападавших полегли убитыми или ранеными – даже зная о ее необычайных способностях, они не ожидали столь чудовищной физической силы в хрупком на вид теле. Амалия, рыча как пантера и завывая как гиена, рвала тела всех, кто к ней прикоснулся, – одному руку, другому голову, третьему ногу…

Враги кричали, стонали, все вокруг было залито кровью. На Амалию накручивали и накручивали все новые слои сети, сделанной из необычайно крепкого материала, обматывали веревкой, параллельно стараясь сорвать с нее одежду и добраться до амулетов, которое гасили все удары. Наконец кто-то удачливый умудрился сорвать черный алмаз, висевший на шее Амалии, и тут же на девушку посыпались тяжелые удары. На этот амулет была завязана и ее система регенерации, так что восстановиться было нечем.

Этот «удачливый» немедленно поплатился жизнью за свою шустрость – почти теряя сознание, Амалия последним усилием свернула ему шею, – но дело было сделано. Амалия лежала на земле спеленатая, как муха в паутине паука, и бессильно смотрела в темнеющее осеннее небо. Сквозь туман в голове толчками горячей крови билась горькая мысль: «Все. Теперь все. Жаль, что так все закончилось. Эти живой меня не выпустят. Мучиться буду долго – тело крепкое. Прости, Влад… не надо было лезть сюда».

Она последним усилием воли послала в пространство мысль – то ли прощальную, то ли мольбу о помощи, – а вдруг услышит? И усмехнулась про себя – ее ментальные способности никогда не были на высоте, увы. Амалия закрыла глаза – теперь оставалось только лишь принять свою участь, какой бы она ни была.

Вокруг суетились люди, стонали и матерились. Ее несколько раз пнули в бок, да так сильно, что, если бы не ее модифицированные кости, ребра бы точно сломались.

– Ты чего, болван! Убьешь – Шамасс тебя в жертву принесет за такие дела!

– Да эта сука наших положила шестнадцать человек! А еще десять покалечила! Я бы эту тварь…

– Тихо ты! Я тебя самого сейчас!.. Велено доставить ее живой и по возможности невредимой! Вам же было сказано, что девка очень опасна. Вы сами вызвались идти, вознаграждение получили – чего теперь ныть? Амулет ее подобрали?

– Подобрали. Странный он какой-то, никогда такого не видал – с черными камнями. Интересно, из чего сделан?

– Тебе какая разница, болван?! Берите ее на руки и тащите, темнеет уже.

– А что с ранеными?

– Давай за повозкой, и пятеро останьтесь тут, охраняйте раненых.

– А что насчет моего вознаграждения? – неожиданно прозвучал знакомый Амалии бархатный голос. – Это я вам ее сдал, где получить обещанные пять тысяч?

– Все вопросы к Шамассу! Я тебе что, трактирщик, с собой пять тысяч ношу?! Обещано – значит, получишь. Или не получишь. Это не мое дело. Все, отвали. Ребята, аккуратнее тащите. Узнаю, что ее повредили, уронили или еще чего – вы пожалеете, что родились. Пошли! Всем смотреть по сторонам, в случае нападения те, кто тащит девку, – в центр строя, и беречь даже ценой своей жизни. Она очень нужна Шамассу. Уж не знаю зачем…

Дорога показалась Амалии вечностью – ее исподтишка щипали и били, к концу пути тело немилосердно болело и горело, как будто ее протащили по земле за лошадью несколько верст. Глаза ей завязали, так что видеть, куда ее несли, она не могла. Больше всего она жалела, что оставила свою клюку-меч возле лавки портного – спрятала возле входа, прикопав в кустах. Странно бы выглядела проститутка с клюкой, вот и пришлось оставить. С мечом они ее так бы легко не взяли…

Загромыхали ворота, распахнулись двери в помещение. Ударяя пленницу о косяки, ее пленители начали спускаться в подземелье – голоса гремели эхом в замкнутом пространстве:

– Сюда ее давай. Тут прикуем!

– Эй, ты смотри, она сильна как бык, может и цепи порвать!

– Эти не порвет. Даже бык не порвет. Держите ее руку, заковывать буду.

– Не-э… так не пойдет! Тащи сюда воронку и дурманящую жидкость, я не буду ее освобождать без этого. Эта тварь голыми руками убила шестнадцать человек и десять покалечила! Это же демоница! Ослабнут путы – нам тут всем конец.

– Да-а? А по ней не скажешь… ладно, сейчас принесу.

Минут пятнадцать было тихо, слышалось только дыхание да скрип сапог переминающихся с ноги на ногу солдат, потом дверь снова открылась.

– Вот. Хватит и быка уложить этой гадостью.

– А она не подохнет? Смотри, Шамасс с тебя живого кожу снимет, если она помрет.

– Не… я дозу знаю. Отключится, через сутки очнется. Заливай ей в глотку.

– А чего я-то? Ты палач, ты и заливай!

– Я палач, а за то, чтобы моим клиентам заливать в глотку дурман, мне не платят. Это твое дело. Заливай, а я погляжу!

– Ну и скотина же ты, Мардук… Кстати, ты мне еще пять серебряников должен, не забыл? Вот хрен тебе когда еще в долг дам!

– Ну ладно, ладно, залью, я пошутил! Держите ей башку! Эй, сучка, пасть свою раскрой! Раскрой, говорю! Все равно залью! Ну что делать – она зубы сжала, не дает воронку вставить!

– Забей ей воронку туда!

– А зубы?

– Хрен с ними, с зубами! Есть другие предложения? Нет? Давай!

Палач приставил к передним зубам Амалии воронку и сильно ударил сверху рукой – трубка скользнула по зубам и рассекла десны, отчего рот наполнился кровью. Палач поправил воронку и еще раз ударил – никакого эффекта.

– Глянь, какие зубы крепкие! Мне бы такие. Никак не пробить! Надо дыру пробивать чем-то, а то и воронка сломается. Щас я молотком…

Палач загремел какими-то инструментами на железном подносе, оттянул губы девушки и с силой опустил узкий молоток на ее передние резцы. Зубы хрустнули и сломались, а Амалию захлестнула дикая боль, с которой мало что может сравниться.

– Ну вот, теперь можно и воронку засунуть, и еще чего поинтереснее – шлюхе-то без передних зубов оно как раз! – заржал командир группы захвата. – Заливай, только смотри, чтобы осколками зубов не подавилась!

– Переверните ее, вытрясите зубы. Эй ты, лучше сама выплюнь, а то сейчас пальцем залезу!

Амалия, почти потерявшая сознание от боли, выплюнула на пол осколки зубов, ее снова положили на спину и сунули в рот хобот воронки. Секунду спустя из него потекла горькая, пряная жидкость. Амалия попробовала выплюнуть, но ей зажали нос, и через пару минут, не выдержав, она вдохнула воздух ртом, а чтобы не захлебнуться, стала глотать дурманящий напиток. Вскоре он начал действовать – боль ушла, сознание растворилось в темноте, и Амалия впала в забытье.

Влад лежал на двуспальной кровати, растянувшись рядом с уставшей, посапывающей Ариной и размышлял о планах на будущее. Он уже стал засыпать, когда вдруг перед ним возникло лицо Амалии. Она смотрела на него горестно и печально, сказала: «Прости. Прощай», и ее изображение исчезло.

Сон как рукой сняло, Влад стал размышлять – что же это было? Так и не придя ни к какому выводу, решил, что завтра свяжется с замком. Скорее всего, просто какой-то кошмар привиделся. С этими мыслями он уснул.