Евгений Щепетнов
Монах. Боль победы
– Стоят! – убежденно заявил Андрей. – Я ведь хочу только добра…
Карета остановилась перед высоким двухэтажным домом, у ворот, украшенных позолоченными фигурками: воин, побивающий какое-то легендарное чудовище, напоминающее дракона.
Андрей усмехнулся – Шанти непременно что-нибудь сказала бы по этому поводу. Какую-нибудь необычайную гадость. Но ее не было – уже три дня она исчезала с таинственным видом, ничего не говоря Андрею, лишь отделываясь фразами типа: «Я работаю! Ты сам же предложил работу! Не лезь, я все тебе потом расскажу!»
Он и не лез, зная, что драконица все равно не выдержит и в конце концов расскажет о происходящем. Чем больше на нее нажимаешь, тем сильнее она сопротивляется. С Шанти тактика грубого давления не проходит, Андрей давно это уяснил.
В этом красивом доме живет Олра, бывшая его любовь и ныне официальная жена советника императрицы Андрея Монаха. Пока официальная жена. То есть можно сказать, что это его дом. Впрочем, по документам он и числится его домом. Хотя бывал Андрей тут совсем не часто, скорее, даже редко.
Солдаты охраны гарцевали перед воротами на своих сытых, высоченных лошадях, а кучер, сойдя с облучка, постучал в створку древком кнута:
– Эй, открывайте! Господин советник приехал!
В окошечко выглянул привратник, и через минуту ворота с противным скрипом растворились, открывая путь карете хозяина. Кучер вычурно выругался в адрес привратника, обвинив его в лености – даже петли смазать не может! – забрался на козлы, и карета въехала на широкий двор, выложенный гладкими каменными плитами.
Навстречу карете уже бежали несколько слуг во главе с мажордомом, высоким седым стариком, работавшим еще у прежнего хозяина, обедневшего и продавшего дом со всем содержимым – и со слугами в придачу. Он задыхался и, подбежав к Андрею, тревожно сказал:
– Наконец-то! Хорошо, что вы быстро приехали! Госпоже совсем плохо! Когда я посылал за вами, она еще не была так плоха, похоже, что у нее родовая горячка!
– Ребенок? – озабоченно спросил Андрей, вбегая в дом по ступеням широкой лестницы. – Ребенок жив?
– Жив! Слава светлому Господу нашему! Девочка! Госпожа Олра назвала ее Марго! Сказала, что вам, господин, понравится это имя.
Андрей нахмурился, но ничего не сказал. Олра верна себе – перед смертью она как бы дала понять, что знает о подмене, что Антана когда-то была Марго и Андрей был с ней близок. Впрочем, это ничего не меняло.
Андрей вбежал на второй этаж, где была спальня Олры, и бросил через плечо Зорану, своему секретарю, едва поспевавшему за хозяином:
– Жди здесь. Возможно, ты мне понадобишься.
Толкнул дверь и оказался в удушливой атмосфере сырости, железистого запаха крови и чего-то сладкого, как будто в комнате курили ладан или что-то подобное. Олра лежала в кровати, накрытая по шею, а вокруг суетились люди – четверо, вероятно, именующих себя лекарями.
Один из них сцеживал в плоскую тарелку кровь из руки женщины, второй что-то читал речитативом, подвизгивая на каждом слове, двое остальных перебирали сумки с резко пахнущими снадобьями, похожими на смесь навоза и селитры.
Губы Олры посинели – она умирала. Ее лицо было белым, как простыня, на которой она лежала. Увидев Андрея, женщина шевельнула рукой и попыталась что-то сказать, но не смогла, и ее бледная рука упала назад, на кровать.
– Вон все! – жестко сказал Андрей.
– Господин советник, мы… – начал тот, кто сцеживал у Олры кровь, но Андрей с размаху ударил его по лицу так, что отбросил шага на два.
– Вон твари! Она и так море крови потеряла! Ты чего, тварь, у нее последнюю скачиваешь?! Убью, сука!
– Но мы… дурную кровь…
– Я сейчас тебе самому дурную кровь выпущу! Всю! До капли! – Андрей шагнул к лекарю, и того как ветром сдуло – он выбежал следом за коллегами, позабывшими даже о сумках с дерьмовыми порошками, и прикрыл за собой дверь.
Повернувшись к Олре, Андрей коснулся ауры и стал впитывать лихорадку, боль, всю заразу, которую занесли грязными руками повитухи. Он никак не мог привыкнуть, что этот мир не дорос до понятия «дезинфекция» и к тому, что каждые третьи роды заканчивались заражением роженицы, а каждые десятые обязательно заканчивались смертью новорожденного. Каждые двадцатые – смертью роженицы.
Мельком проскочили две мысли. Первая – надо реформировать систему медицинского обслуживания. И вторая – как и решил, нельзя подпускать ни одного человека к Антане во время родов. Сам примет ребенка.
Олра задышала легко и спокойно. Синюшная бледность ушла, но до полного выздоровления было еще далеко – организм не мог сразу восстановить утраченную кровь, для этого нужно время. Однако лечение пошло на лад, и от разрывов, полученных при родах, остались лишь небольшие шрамы, которые рассосутся в течение нескольких дней. Видимо, девочка была крупной, поэтому роды прошли тяжело. Да и квалификация этих чертовых лекарей оставляла желать лучшего.
Женщина очнулась. Она робко открыла глаза, как будто не веря в происшедшее, глубоко вдохнула, подняв полной грудью простыню, на которой виднелось ярко-красное пятнышко крови.
– Ты пришел… я так боялась, что ты не придешь… я звала тебя, звала, звала, кричала… и чуть не умерла. Ты знаешь, я папу видела. Но он меня прогнал. Я к нему потянулась, обняла его, а он улыбнулся, оторвал мои руки и толкнул назад, к тоннелю. Я летела… летела… летела… бах! И снова тут. И ты тут. Ты знаешь, у нас ведь родилась девочка. Я назвала ее Марго. Ты не сердишься? Ты не подумай чего плохого, милый, я тебя до сих пор люблю. Я никогда не причиню тебе зла, клянусь! Никогда, пусть я лучше умру! Дура я была. Ох, дура… надо было хватать тебя и бежать на край света, бросить все, забыть обо всем… но что теперь поделаешь. Все так, как оно есть. Правда же? Или нет? – Олра с надеждой смотрела в глаза сидящего рядом с ней на постели мужчины, а он молчал.
Его глаза говорили: «Прости, у меня в душе осталось еще что-то, да… но… место занято. Той, которой я оказался нужен больше». И Олра заплакала.
Она не плакала так с детства, когда соседский мальчишка сломал подаренную ей отцом игрушку. Плакала так, как не плакала никогда, будучи взрослой женщиной, – навзрыд, с воем, до обморока, как по мертвому. Впрочем, по мертвому и есть. Она оплакивала убитую ею любовь.
Отрыдавшись, Олра успокоилась и замерла, схватив руку Андрея и прижав ее к губам.
Андрей смотрел на женщину, бывшую когда-то для него самым близким человеком в мире, и думал о том, как мало нужно, чтобы дом, строившийся месяцами, а то и годами, разрушился. Стоит лишь толкнуть в нужном месте, подправить… и посыпались стены, завалили все, что было красивого, светлого.
– Все, успокоилась? – спросило он грустно. – Что же ты раньше за мной не послала? Это же не лекари, это шарлатаны проклятые! Поубивал бы! Через пару дней уже будешь на ногах. Как девочка? С ней все нормально?
– Да, слава Господу! Крупненькая, такая красавица! В нас с тобой. – Олра счастливо улыбнулась. – Я так мечтала о девочке, так ее хотела! Спасибо тебе! Не думала, что рожать так больно и трудно. Не ожидала.
– Делов-то, – лукаво усмехнулся Андрей. – Напряглась, щелк! – и готово. Чего преувеличиваешь-то?
– Тьфу! Треснула бы тебя! – рассмеялась Олра, довольная, что Андрей с ней шутит, как в былые времена. – Сам бы попробовал! Вас, мужиков, заставить бы рожать, тогда знали бы, как получаются дети. А то небось в вашем представлении это только лишь… м-да. В общем, худо мне пришлось. Спасибо тебе.
– Нечего благодарить, – досадливо отмахнулся Андрей, – не чужие ведь. Да, не чужие. Ты мать моей дочери. И я тебя не оставлю без помощи. Ты же знаешь.
– Знаю, – снова погрустнела Олра, – знаю. А может, мы с тобой, иногда, когда Антана не может…
– Давай не будем об этом, а? – прервал ее Андрей. – Лучше поговорим на другие темы!
– Понимаю, – кивнула Олра. – Как у тебя дела с армией? Я слышала – разговоры идут нехорошие. Вроде как жалованье задерживают. Ты выправил положение?
– Кто тебе сказал про армию? – насторожился Андрей.
– Я же бываю у вельмож. Благодаря тебе, кстати. Они пытаются заручиться моей поддержкой – так, на всякий случай. Я ведь жена самого могущественного человека в империи. Правой руки императрицы.
– Ага. Понятно. И что говорят?
– Говорят, что казна пуста, что армия волнуется и как бы скоро у нас не был новый император. Многие собрались бежать в провинцию, в свои дальние поместья, на всякий случай, пока гроза не пройдет.
– А что насчет лояльности? Основная масса как? Не собираются строить мне козьи морды?
– Какие морды? А! – Олра рассмеялась. – Иногда я просто теряюсь от сочности твоих высказываний! Ты пойми, я общаюсь с теми, кто тебе в общем-то лоялен или нейтрален. Те, кто тебя ненавидит, меня не принимают.
– Интересно. И много таких?
– Ну-у… половина. Не меньше. Но они тоже выжидают. После того как ты расправился с главарями мятежа, охоты бунтовать у них точно поубавилось. Боятся. Хотя связь с Гортусом, я думаю, держат. Шпионят для него, это точно.
Андрей помолчал, переваривая услышанное, и, кивнув головой, подтвердил:
– Да. Проблемы с деньгами есть. И большие. Временно я их решил, на пару недель максимум, но мне нужны деньги. Много денег. На ведение войны, на переоснащение армии. Если я успею провести реформу армии – война будет выиграна. Сто процентов. Но где деньги взять, ума не приложу. Я сунулся в имперский банк, взять заем – а он пуст. Почти пуст. Остались вклады мелких пользователей, по миллиону – два – три. Остальные успели изъять вклады. Вывезли золото. Банкиры разводят руками, мол, нет ничего. Перехватил пару миллионов, и то еле успел, граф Ситаран возмущался так, что чуть не описался от злости. Все выгребли. Вот и посоветуй – где взять деньги? Как добыть несколько десятков миллионов на армию, на перевооружение, на постройку завода, на все, что мне необходимо? Казна пуста. Что делать?
– Грабь, – ни секунды не задумываясь, ответила Олра. – Что ты на меня так смотришь? Грабь! Отбирай деньги! У тех, у кого они есть! У кого много денег! Подумай, у кого они есть, и забирай. Война окончится, ты выиграешь, и никто не вспомнит, на какие деньги ты ее выиграл и как ты их добыл. Победитель всегда прав.
– У нас говорят – «победителей не судят», – автоматически буркнул Андрей, взвешивая сказанное.
– Вот-вот, хорошо сказано, победителей не судят! – обрадовалась Олра. – Смотри, что получается: есть банк, в котором лежат деньги. Назрела война, люди свои деньги изъяли, лишив банк возможности финансировать государственные программы, фактически подрубив твои планы под корень. То есть они сработали как государственные преступники. Что тебе мешает объявить их таковыми? И забрать все, что у них есть? Повод можно найти, да. Придумать на самом деле. Пусть пять человек покажут, что такой-то отправлял их Гортусу, намереваясь заключить с ним соглашение. Гадко? Да. И что? Да наплевать! Главное – дело! Я тебе дам примерный список тех, кто сочувствует Гортусу, кстати, это самые богатые аристократы и есть. Стоп, чего ты улыбаешься? Вот негодный! Ты же это сам уже продумал, и давно! Я же тебя знаю, муж мой. Не хмурься, не хмурься… позволь мне хоть иногда называть тебя мужем. Ведь мы были когда-то счастливы… как я сейчас. И пока ты мой муж. Я тебе нужна, я верная, умная, преданная тебе. И я мать твоей дочери. Кстати, мы скажем ей, что ты ее отец?
– Конечно. Дочь должны знать своего отца. И ты будешь жить в императорском дворце. Мои дети должны воспитываться вместе, одинаково, пусть даже один будущий император, а другая… другая будет графиней. Скажу Антане, чтобы она указом пожаловала тебе графский титул. Мы сделаем по-хитрому – найдем хороших писцов, подчистим генеалогическое древо какого-нибудь исчезнувшего, захиревшего рода и впишем туда твоих родителей, якобы они дети одного из графов, а ты – соответственно графиня. И императрица, узнав об этом, восстановила справедливость, присвоив тебе титул. Она имеет на это право. Все будет отлично.
– Я люблю тебя. Какой ты умный, какой ты…
– Только не рыдай, ладно?! – рассмеялся Андрей. – Если любовь кончилась, это не означает, что не может быть дружбы и привязанности. Я же сказал, что не оставлю тебя и мою дочку… Дочку… – Андрей будто покатал на языке это слово и смущенное улыбнулся. – Никак не могу привыкнуть, что я стал отцом. И скоро стану им снова.
– Как, кстати, у Антаны дела? Скоро?
– Скоро. Ждем со дня на день. А ты переходила, да?
– Ага. Переходила. Предлагали мне попить порошков, чтобы выгнать ребенка пораньше, – я отказалось. Бред это все. Когда надо ребенку, тогда он и выйдет. Как Бог решит. Ее не тошнит?
– Кого? А! Анту? Нет. Отлично себя чувствует.
– Эх, мужчины, мужчины… я тебе про ребенка – а ты уже мыслями весь в деле, – рассмеялась Олра. – Да, наверное, это правильно. Для нас нет ничего важнее детей, а вы должны думать, как нам всем выжить. Отец тоже такой был. Наверное, потому я тебя и полюбила, что ты очень похож на моего отца. – Олра вздохнула и добавила: – Ладно. О любви потом. Слушай, а о церкви ты думал? Вот у кого денег море. Все жертвуют церквям. У них капиталы немереные. Объяви, что церковь как часть государства должна заботиться о его сохранности. Иначе… в общем… вижу, ты уже и это продумал. С тобой неинтересно, ты все знаешь! – рассмеялась Олра. – Хочешь посмотреть на малышку?
– Хочу! А можно?
– Глупый! Тебе все можно! Я твоя! Малышка твоя! Мы твои близкие! О чем ты говоришь?! Сейчас.
Она дернула за шнурок у кровати, где-то далеко раздался удар гонга. Дверь распахнулась, и в комнату заглянул озабоченный мажордом.
– Что… что, господин… госпожа! Ой, радость-то какая! Госпожа здорова! А эти идиоты лекари…
– Тебя как звать? – спросил Андрей у старика.
– Аким.
– Аким, открой дверь пошире и встань рядом, не загораживай проход… ага, вот так!
Андрей наклонился, поднял три лекарские сумки, взяв их в охапку, и со всей силы вышвырнул в коридор. Сумки с гулом пролетели мимо испуганного мажордома и, похоже, в кого-то попали, потому что в коридоре пискнули и заскреблись.
– Чтобы этих тварей, именующих себя лекарями, и на пороге больше не было! Увижу – убью! И ни медяка им! Все. Неси сюда малышку, я хочу на нее посмотреть.
– Сейчас, сейчас! – просиял старик. – Она наелась молока кормилицы, спит, такая красивая, такая славная!
Он исчез, и через пять минут в комнату вплыла здоровенная бабища, одна из самых больших женщин, которых Андрей видел в своей жизни. Ее груди напоминали арбузы, а ручищи были как у борца-тяжеловеса или штангиста. Этими руками она нежно прижимала к себе маленький кулек, терявшийся на ее телесах. «Штангистка» улыбнулась Андрею и прогудела как тихая сирена, если такие бывают:
– Здравствуйте, господин советник! Какая славная у вас малышка! Крупненькая! Здоровенькая! Поздравляю! Она красавица – вся в вас. И в маму. Наелась молочка и спи-ит… Хотите посмотреть на ручки-ножки? У нее все в порядке – и рученьки, и ноженьки. Я все проверила. Никаких безобразий. Славный ребенок. Молока у меня много, будет кушать и расти, кушать и расти… у-у-у… моя сладкая!
Андрей наклонился над кульком и всмотрелся в лицо дочери – честно сказать, никакой похожести ни на кого он не увидел. Младенец как младенец – глазки закрыты, сопит носиком… красненькая.
– А чего она красная такая? – озабоченно спросил он. – Чего не розовая? И пятнышки какие-то… не болеет? – Он проверил ауру – нет, та сияла ровным светом, ни красных прожилок, ни черноты. На всякий случай Андрей добавил ей здоровья от себя, аура засветилась сильнее, а красные пятна вроде как побледнели.
– Хо-хо-хо! – как Санта-Клаус, заухала женщина-гора. – Ой, не могу! Простите, господин советник, не удержалась. Все мужики про это спрашивают. С чего ей быть розовой, когда она только что вылезла из… в общем, нормально это. Потом кожа очистится и будет розовенькая и красивенькая. Вас протащи через… хм… вы и не так пятнами покроетесь… хо-хо-хо… Подержите-ка ее. Не бойтесь, не бойтесь, она не стеклянная! Чувствуете, какая тепленькая, приятная? Ваша дочь, запомните, как вы взяли ее на руки в первый раз. Все когда-то в первый раз… – вздохнула она и приняла назад сверток с младенцем.
Андрей повернулся к Олре, хотел что-то сказать, и тут из коридора раздался озабоченный голос Зорана:
– Господин советник, господин советник! Посыльный! Срочно! Императрица рожает! Быстрее, вас требует!
Андрей ошеломленно обернулся к секретарю, хотел бежать, но Олра поймала его за рукав, приподнялась, нагнула за шею и поцеловала в губы, шепнув:
– Может, в последний раз. Прости уж за смелость. Удачи вам с Антой.
Женщина откинулась на подушки, следя за убегающим любимым, и горько вздохнула по ушедшему. Потом посмотрела на новорожденную, и ее лицо озарилось счастьем – вот она, дочь!
И все остальное показалось таким не важным, мелким, незначительным…
Глава 4
Секретарь подал графу Гегайло футляр, запечатанный печатью императрицы. Граф, полный мужчина лет сорока, с глазами навыкате и широким сальным лбом, посмотрел на этот футляр, будто в нем могла лежать ядовитая змея.
– Что это? Откуда? – воззрился он на секретаря Жасиора, человека лет тридцати, шестого сына мелкого чиновника управы. – Ты где это взял?
– У гонца, господин граф. – Секретарь, работавший у графа второй год, поклонился, усмехаясь в усы. Забавно было посмотреть, как у хозяина, наглого и самодовольного типа, трясутся поджилки при виде имперской печати.
– Какого гонца, болван?! – вспылил граф, стукнув кулаком по столу. – Ты можешь объяснить как следует?! Какого демона ты паясничаешь?
– Простите, господин граф! – еще ниже согнулся секретарь. – И мысли не было паясничать! Приехал гонец, передал привратнику грамоту, сказал, что это письмо императрицы, и все – ускакал! Я не знаю, что это такое. Оно запечатано личной печатью императрицы. Это все, что мне известно!
– Распечатывай! – приказал граф, глодая ножку фазана, запеченного под сильванским соусом с яблоками. – Читай, только почетче, я стал что-то плохо слышать.
«Жир тебя душит, гадина ты эдакая! – подумал секретарь. – А жалованье зажимаешь, гнида обжорская!»
Жасиор сломал печать и достал из футляра свернутый в трубочку листок бумаги. Она была ослепительно-белой – говорили, что советник императрицы наладил производство такой бумаги, отличающейся от привычной коричневатой, похожей на кожу. Эта приятно похрустывала и была на порядок выше качеством, чем прежняя.
– Читай, читай быстрее! – потребовал граф и даже отложил на время фазанье крылышко, которое собирался положить в рот.
– «Господин граф! – нараспев начал секретарь. – Я, Императрица Антана, приветствую Вас, своего верного подданного. В это непростое время, я уверена, каждый человек в империи думает о том, как помочь родной стране преодолеть трудности, связанные с тем, что мятежники пытаются начать братоубийственную войну. Как известно, победить в войне без армии невозможно, а на нее нужны средства. А где взять средства, если некоторые подданные забывают вовремя заплатить налоги? Уверена, что Вы просто забыли выплатить свой долг казне размером в семьсот восемьдесят тысяч золотых. Кроме того, как верноподданный, уверена, Вы не откажете казне в небольшом займе размером в десять миллионов золотых…»
– Сколько?! – прервал секретаря граф, вытаращив свои рачьи глаза так, что они чуть не выпали на стол.
– Десять миллионов золотых, – равнодушно повторил Жасиор и продолжил: – «Как мне известно, Вы располагаете такой суммой. Только лишь недавно Вы забрали из имперского банка двенадцать миллионов золотых, мотивируя это желанием прикупить новое поместье и земли. Уверена, Вы поможете империи в такое непростое время и ссудите короне деньги под полпроцента годовых. Жду Вашего письма с датой и временем передачи денег в казначейство, с учетом задолженности по налогам. Императрица Балрона Антана». Дата, подпись.
– Это что такое?! Это грабеж! – яростно крикнул граф, и не успел затихнуть его крик, как в дверях появился мажордом.
– Господин граф! К вам граф Хаденор! Что ему сказать, вы его примете?
– Болван! Конечно! Веди его сюда!
Минут десять граф Гегайло яростно расхаживал из угла в угол, плюясь и ругаясь всеми черными словами, какие знал, потом уселся и стал ждать гостя, сцепив руки в замок так, что его толстые, как сосиски, пальцы побелели.
Граф Хаденор, высокий, импозантный мужчина лет пятидесяти, появился в дверях, держа в руках футляр, похожий на тот, что получил Гегайло. Он был хмур, сосредоточен и молчалив более обыкновенного. Без лишних слов и околичностей он кивнул на стол, где лежало такое же письмо, и спросил:
– Граф, что вы думаете по этому поводу? Сколько она вам выставила?
– Десять. А вам?
– Тринадцать.
– Ну да, вы же побогаче меня. А забрали из банка, наверное, пятнадцать? – усмехнулся толстяк. – Всегда считал, что держать деньги в банке – все равно что размахивать ими на перекрестке дорог: смотрите, сколько у меня есть!
– А зачем тогда клали на счет? – пожал плечами Хаденор.
– Ну не дома же хранить! Всегда было надежно. А как войной запахло, я и решил – могут пропасть денежки. И снял. И вы так же поступили, да?
– Да. И не жалею. На кой демон нам поддерживать этих выскочек? Якобы она происходит из семьи герцога Паленского, а он – из графов Ворновых! Лгут, как рыночные торговцы! Слепили документы, и все! Весь архив в руках императрицы, делай что хочешь. Так что будем делать, Габраил?
– Уважаемый Сермон, я только что получил это письмо. У меня голова кругом идет, я не знаю, что делать! Может, вы что-то посоветуете? Как я понял, у вас было больше времени, чтобы подумать над посланием. Когда вы его получили?
– Час назад. Почитал, подумал и сразу к вам. Послушайте, может, она прознала, что мы связались с Гортусом? Что его отец был приятелем моего и в школе учился вместе с вашим в одной группе?
– Нет. Они выскочки. Им никто ничего не скажет. Императрица и советник не нашего круга. Кстати, слышали? Якобы сын императрицы, будущий император, очень похож на советника!
– Перестаньте. Сколько ему – несколько дней? Три? Четыре дня? Как можно сказать, от кого он? Младенцы все на одно лицо. Хотя… слухи такие ходили. Уж очень этот тупой рубака близок к Антане. Женщины любят вояк…
– Вам-то это точно известно, – криво усмехнулся Гегайло. – Ходят легенды о ваших победах над дамами, граф. Замужними в основном.
– Перестаньте. Сейчас не до легенд. Итак, запрос императрицы. Что делать?
– Бежать, конечно. Уехать из города. Немедленно. Поехать в дальнее поместье, ближе к югу, и ждать Гортуса. Взять сильную охрану, погрузить золото, и в путь.
– Все золото?! Вы представляете, сколько оно весит? – хмыкнул Хаденор. – Вы же не сможете взять все! Вам понадобится караван из десяти возов! А мне из двенадцати. И охрана. Я только из хранилища банка возил их несколько дней. Кстати, у вас задолженность по налогам есть?
– А у вас?
– Девятьсот тысяч. За несколько лет.
– А чего не платили?
– А вы? Чего глупые вопросы задаете? – рассердился гость.
– Успокойтесь, Хаденор, мы с вами сидим на одном стуле. Платить, конечно, глупо – завтра Гортус придет, а мы деньги отдадим этой курице! И ее петуху! Уезжать надо. Деньги спрятать в поместье, а с собой забрать то, что уместится в одной повозке. Уверен, у вас есть тайник, который найдете только вы. И у меня есть. Так что даже если заберутся в дом, ничего не найдут. Впрочем, здесь оставим сильную охрану, и все будет нормально. Мы с вами самые богатые люди в этой империи, или одни из самых богатых, скажем так. Чего нам бояться эту выскочку? У нас сильная охрана, наемники плюс наши гвардейцы, которые не чета рохлям Антаны. Если что – пробьемся!
– Уверены? – прищурился Хаденор. – Говорят, что гвардия императрицы в последнее время стала гораздо боеспособнее. А еще этот самый спецназ, как его называют. Вырядились в странную форму, как грязную, всю в пятнах, и бегают, палят из этих штук – ружья называются. Не опасно будет выезжать?
– Демоны! – в отчаянии возопил граф Гегайло. – Что, горите желанием вывалить ей тринадцать миллионов?! Пока за нас не взялись – бежать надо! И прямо сейчас, в ночь! Иначе поздно будет. Вы как хотите, а я уже собираюсь. – Он посмотрел на Хаденора и вдруг за его спиной увидел небольшую черную кошку. Она как будто улыбалась, глядя на графа, и в ее глазах ему привиделся демонический блеск.
– Откуда здесь эта тварь?! – яростно крикнул Гегайло и, будто несчастная кошечка была виновата в его бедах, изо всей силы кинул в нее фарфоровой чашкой с остатками чая.
Конечно, не попал, только забрызгал темной жидкостью рукав камзола Хаденора. Пока извинялся, пока искал глазами кошку – та уже куда-то исчезла.
– В общем, Хаденор, я выезжаю. Что касается этих ружей – чушь собачья! У меня пятьдесят лучников да пятьсот солдат в полном вооружении! И здесь остается двести человек. Пусть попробуют взять!
Караван был готов через три часа. Доверенные слуги долго перетаскивали мешки из потайной комнаты в тоннеле под домом, следя за тем, чтобы кому не следует не увидели, где она находится. Затем граф собственноручно запер потайные двери хитрыми замками, подобрать отмычку к которым было невозможно. Его домашние уже сидели в карете – старший сын, с вечно недовольным, плаксивым лицом, похожий на отца как две капли воды, дочь, еле влезшая в очередное парчовое платье, и жена, надменно взирающая на своего мужа, менее родовитого, чем она. Она его всегда презирала.
После того как Гегайло взгромоздился в карету, заскрипевшую под его немалым весом, караван тронулся в путь. Управляющий поместьем остался стоять у ворот, провожая хозяина, а гвардия Гегайло и наемники, закованные в броню, ощетинившиеся клинками разнообразного первоклассного оружия, обступили карету живой, закованной в железо стеной, расталкивая случайных прохожих и нещадно хлеща плетьми куда попало. А попадало так, что некоторые падали, сбитые с ног ударом плети, утяжеленной свинцовыми шариками.
Вечерние улицы были пустынны. В последнее время деловая жизнь столицы угасла, затаилась в ожидании перемен и грядущей войны. Дождь, как будто напугавшись грозного вида графского отряда, заполонившего всю улицу от стены до стены, тоже притих, и даже ветер не колыхал поверхность больших луж и намокшие плюмажи шляп челяди графа.
До городских ворот они добрались за час – караван шел небыстро, да и огромная, лакированная черным лаком карета катила медленно, влекомая четверкой лошадей. Кроме того, три воза с деньгами, окруженные охранниками в блестящей броне, непробиваемой даже стрелой, не располагали к бодрой скачке.
Граф прикинул, что до первого поместья они доберутся к утру, – дорога от столицы до поместья была булыжной, так что особых хлопот не предвиделось.
Поместье большое, окруженное мощными стенами, даже можно сказать – крепость, так что взять там графа будет очень трудно, особенно с его войском. Оттуда он разошлет гонцов в остальные свои поместья и скоро соберет войско, сравнимое с императорским. Денег у него хватает, оружия тоже. Несмотря на свой смешной облик, граф был совсем не дурак. Наоборот, он обладал трезвой головой и ясным умом, не зря Хаденор в первую очередь бросился именно к нему. Гегайло умел в определенный момент выбрать правильное решение.
Неожиданно отряд остановился. Граф открыл дверцу кареты и подозвал секретаря. Жасиор выслушал приказание, пришпорил коня и поскакал в голову колонны, узнать, что там случилось. Через несколько минут вернулся и со слегка растерянным видом доложил:
– Господин граф! Ворота закрыты! Стражник сказал, что у него приказ не выпускать вас из города.
– Что-о-о?! Это как понимать?! Да я их… я их… в порошок сотру! Я их уничтожу!
– Габраил, мне все это не нравится, – слегка гнусаво сказала графиня. – Чувствую, это неспроста. Не спеши. Выясни, в чем дело. Как бы беды не было…
– Думаешь, они закрыли ворота в связи с письмом? – нахмурился Гегайло. – Впрочем, я сейчас узнаю.
Пыхтя как паровоз, Гегайло вывалился из кареты и мимо строя своих латников пошел к воротам. Перед опущенной стальной решеткой стоял парень в солдатской одежде, с алебардой и точил лясы с какой-то рыжеволосой красоткой. Они увлеклись разговором, смеялись и обращали на знатного вельможу и отряд латников внимания меньше, чем на муравейник.
Граф, кипя от злости, подошел к парочке и только тут заметил, что парень был одноглазым – часть лица закрывала черная повязка, а на виске шрам, как будто через глазницу что-то прошло и вышло через висок.
Парень мельком глянул на подошедшего графа, которого сопровождали секретарь и командир графской стражи, сорокалетний мужчина с жестким, угловатым лицом и прищуренными, как у кота, глазами, и снова отвернулся к звонко рассмеявшейся собеседнице. И только когда Гегайло рявкнул, соизволил обратить на него внимание:
– Вы граф Гегайло? Замечательно. И вы спрашиваете, почему ворота закрыты и какого хрена вас не выпускают? Отлично. У меня грамота, которую я обязан вам отдать, предварительно прочитав во всеуслышание.
– А кто ты такой? – презрительно процедил граф, мучительно вспоминая, где он видел этого наглеца.
– Я Зоран, секретарь первого советника императрицы, – спокойно ответил парень, и граф наконец-то вспомнил: да, этот наглец всегда был рядом с советником! И девицу он где-то видел…
– Так вы готовы выслушать указ императрицы, господин граф? Он касается персонально вас.
– Читай, а потом открывай ворота, иначе мы их сами откроем, – прорычал граф. – Хамы! Наглецы! Пороть вас надо, твари безродные!
– «Я, Императрица Балрона милостью Божьей, Антана, объявляю: граф Гегайло, который вопреки моей воле попытался скрыться и лишить корону принадлежащих ей денег в виде укрытых от нас налогов, а также будучи уличен в связях с бунтовщиком и богоотступником Гортусом, объявляется государственным преступником и подлежит императорскому суду. Имущество графа Гегайло и его состояние конфискуется в пользу империи, а сам он будет препровожден во дворец для решения его судьбы. Всякий, кто осмелится оказать ему помощь, материальную или военную, также объявляется государственным преступником и подлежит наказанию в соответствии с законами Балрона. Императрица Антана, сего года, сего числа, четыре часа пополудни, императорская резиденция». Вот, господин граф, получите указ. Вопросы есть? Сами сдадитесь или же нужно прибегнуть к силе? – Наглое лицо парня светилось довольством, он как будто не видел стоящих напротив него нескольких сотен тяжеловооруженных солдат и ему нравилось играть с судьбой.
– К силе? – ошеломленно переспросил Гегайло. – К силе?! – Он завопил так громко, что вспугнул птиц, клевавших лошадиное дерьмо немного поодаль, на дороге, возле серо-желтой лужи грязной воды, перемешанной с лошадиной мочой. – Ты что, идиот?! Открывай ворота, одноглазая помесь свиньи и петуха! Иначе мы их сейчас сами откроем! А тебя повесим на этих самых воротах, дебил!
