Евгений Шалашов
Невеста наемника
Мы шли очень медленно. Курдула держалась за стремя, а с другой стороны ее поддерживал я. Стряпуха обошлась бы и без моей помощи, но мне бы тогда пришлось сесть в седло. Будь кухарка здоровая – сел бы, а так, как-то неловко. Надо начинать привыкать.
– Они меня у торговца сырами углядели, – рассказывала кухарка. – Гномий-то сыр только богатые люди берут. И я-то дура такая, не догадалась, что худое удумали. Видела ж их. Ну, оборванцы и оборванцы. Кто ж его знал, что грабители?
– А что бы сделала, если бы догадалась? – усмехнулся я.
– Стала бы ждать кого, чтобы идти не одной. Из наших деревень народ все время туда-сюда ходит. Дождалась бы, да и пошли бы.
– Так и ограбили бы всех вместе, – усмехнулся я.
– Не, эти разбойники трусоватые. Они лишь на одиночек нападают. Нападали, – поправилась Курдула. – Троица эта, она тут давно промышляла.
– А что, их разве никто ловить не пытался? – удивился я. – Городская ратуша куда смотрит? Где власть-то ваша?
– Если бы они в Урштадт промышляли, их бы давно поймали и повесили, – пояснила кухарка. – Но они же нарочно тут обустроились. С тех пор как госпожа Йорген земли заложила, за порядком тут никто и не следит. Господин Мантиз в городе, чего ему сюда ездить? Он один раз в год своего помощника посылает, за рентой.
– Безвластие, получается?
– Теперь вы и будете власть. Мужики наши как узнали, что в усадьбе хозяин появился, очень обрадовались. У нас, почитай пять лет, как никакой власти. Ни суд вершить некому, ни воров-душегубов ловить. Чья земля – у того и власть.
Я замолчал, переваривая очередную новость. Мало мне будет забот с домом и хозяйством, так придется еще и во все сельские дела впрягаться? А с какой стати?
– Подожди, голубушка, – попытался я выяснить истину. – Земля, допустим, моя. Но крестьяне-то свободные. Они эту землю просто в аренду берут. Почему они сами свою власть не выберут? Ну, там, старосту или еще кого.
– Ну, старосты у нас в каждой деревне есть. Они арендную плату собирают, за порядком следят – чтобы дома в чистоте блюли, дороги. Опять же, общинные земли есть – лес там, выгоны для скота, которыми все пользуются. Нужно следить, чтобы лес рубили по правилам, а иначе без дерева остаться можно, да чтобы пастухов вовремя нанять. Мало ли, что они свободные. А дома-то стоят на вашей земле. И пашут они вашу землю. Тут уж все как раньше. Ну, разве что – продать вы никого не можете, да до смерти запороть никого нельзя. Опять-таки – без согласия общины повесить вы никого не вправе.
– Получается – до смерти я запороть никого не могу, но выпороть вправе?
– А как иначе? – удивилась стряпуха. – Вы же суд будете вершить, а там без порки никак нельзя. Вон, на той неделе Герхард своему соседу Юзефу два зуба выбил. Он уже прибегал, спрашивал, когда к хозяину на суд Герхарда тащить? Можно и штраф назначить, но лучше розги. От штрафа-то вся семья пострадает, а от порки – только задница.
– А скажи-ка, Курдула, – решил я пошутить, – в первую брачную ночь невест к хозяину не приводят?
К моему удивлению, кухарка отнеслась к моей шутке всерьез.
– А тут, господин Артакс, даже не знаю, чего и сказать. При господах Йоргенах такого не было. Госпожа бы не позволила. А раньше было. Да, точно было. Но коли господин невесту в первую брачную ночь берет, то должен ей на хозяйство денег дать не меньше талера.
– Получается, девственность стоит талер! – хмыкнул я.
– Да какая сейчас девственность! – захохотала старуха. – Уже до свадьбы по сеновалам да по кустам лазят. На свадьбу порой идут – у невесты брюхо на нос лезет. Или в девках подоле приносят. Куда это годиться? Нет, многие, конечно себя блюдут, – поправилась Курдула. – Но в наше время девство все берегли, поголовно! Подожди-ка, господин Артакс, – забеспокоилась кухарка, переходя на ты. – А ты не право ли первой ночи хочешь?
– Нет, не хочу, – засмеялся я.
– Вот и правильно, – выдохнула старуха с облегчением. – Иначе, никаких талеров не напасешься. Девство – оно что? Тьфу. Сейчас оно есть, а потом нет. А на талер можно корову купить. Вот, поживете немного, женитесь. Вы, конечно, человек уже не молодой, но не старик еще. По вам видно, что силы девать некуда, на двух молодых хватит.
Под разговор я и не заметил, как мы дошли до усадьбы. В отличие от вчерашнего утра, тут суетились люди – ставились леса, а на крыше разбирали черепицу.
– Однако! – только и сказал я.
– Вы уж нас простите, господин Артакс, – повинилась кухарка. – Но как только вы ушли, мы с Томасом подумали и решили – а скажем-ка мы, что новый хозяин обещал хорошо заплатить. Вот, народ еще с вечера и набежал. Вы же ругаться не станете?
– Все правильно сделали, молодцы! – похвалил я кухарку и ее мужа.
– Рано еще хвалить – только работу начали. Вы уж деньгами-то направо-налево не бросайтесь. Увидят, какой вы щедрый, цены заломят. У нас народ такой.
– Договорились, – кивнул я. – Я даже могу с тобой советоваться – сколько кому платить.
Довольная кухарка кивнула, а я засомневался – сумасшедшая она или нет? Если судить по этой беседе – вполне себе здравомыслящая старуха.
Мы обогнули дом и подошли к флигелю. Я уже хотел распрощаться с кухаркой и отправляться к конюшне, как распахнулась дверь и оттуда выскочила девушка. Подбежав к Курдуле, обняла ее.
– Это господин Артакс, – представила меня кухарка.
– Здравствуйте, – поприветствовал я девушку. Подумав, поинтересовался: – Вероятно, фройляйн Йорген?
– Кэйтрин Йорген, – подтвердила Курдула с легким вздохом.
– Добрый вечер, господин Артакс, – поздоровалась девица, цедя каждое слово сквозь мелкие зубы.
Я смотрел на фройляйн, она на меня. Кажется, оба остались недовольны. Передо мной была молодая особа, с тонкими губками и близко посаженными глазками. Плоская грудь под старым заштопанным платьем и вылинявший чепец обаяния не добавляли. Полагаю, фройляйн тоже узрела не рыцаря в сверкающих доспехах, а немолодого, давно не бритого солдата, одетого в потертый кожаный камзол и видавшие виды серые штаны, пришедшего забрать ее дом.
– Схожу посмотрю, как там конюшня, – зачем-то сообщил я, хотя и не должен был отчитываться ни перед бывшей хозяйкой, ни перед служанкой.
Оставив женщин на пороге, кивнул гнедому – пошли, мол, инспектировать.
Ремонтом конюшни мы с Гневко остались довольны. Дыры в стенах заделаны, плотники устанавливали новые ворота. И на крыше люди сидят, меняют черепицу. Если так дело пойдет, то и впрямь, к вечеру закончат.
– Здравствуйте, господин Артакс! – подскочил ко мне радостный Томас. Переведя взгляд на Гневко, расплылся в улыбке:
– Ух ты, какой красавец!
Мы с гнедым покосились друг на друга и кивнули. Наш человек! Разумеется, Гневко и так знал, что он красавец, но кому ж неприятно, если похвалят?
– Господин Артакс, а можно его погладить? – поинтересовался конюх.
«Ты как, не возражаешь?» – посмотрел я на Гневко, а когда тот раздул одну ноздрю, кивнул старику.
– Ох ты, какой красивый, статный! – ворковал конюх, оглаживая гриву и потирая бока жеребца. Гневко, к моей тайной ревности, просто-таки разомлел от ласки.
– Господин Артакс, может его расседлать? Пусть отдохнет. Устал, небось…
Гневко едва не заржал. Ему приходилось ходить под седлом целыми сутками. Бывало – у меня отваливалась задница, а ему – хоть бы хны. Все-таки, боевой конь, а не парадная кобыла для праздничных выездов.
Но расседлать коня разрешил. Мы никуда не спешили, а мне было нужно посмотреть на Томаса за работой. Не так уж часто я набирал себе слуг.
Томас, довольно ловко для своих лет, расстегнул подпругу, снял седло. Провел ладонью по спине, крякнул:
– Чистенькая спинка, ни ссадин, ни потертостей. Молодец твой хозяин, бережет он тебя! А тут чего? Шрам! А вот и еще один! И еще… – Повернувшись ко мне, конюх укоризненно спросил: – Как же вы так, господин Артакс?
Я лишь развел руками. А что тут скажешь? В бою ведь не только мне перепадает, но и коню. И погибают кони значительно чаще, нежели всадники. И мой гнедой – что уж греха таить, жив до сего дня только потому, что его хозяин редко в атаки ходит, а больше командует. Виноват – теперь уже нужно говорить в прошедшем времени.
Гнедому же выговор конюха не понравился. Повернув голову к Томасу, слегка рыкнул:
– И-грр.
Получилось так убедительно, что Томас остолбенел. Очухавшись, конюх вытер вспотевший лоб. Поставив на место отвисшую челюсть, перевел дух. Покачивая от изумления головой, старик не сбежал, а принялся пошел осматривать копыта. Придирчиво осмотрел каждое, потрогал подковы, пощупал гвозди, поскреб – нет ли где затаившихся гнойников, остался доволен. Но дальше ему опять пришлось удивляться. Перекинув уздечку через голову коня, Томас потянулся к пряжке.
– Господин Артакс, а где мундштук?
Старик держал в руках уздечку, где все вроде бы было на месте – повод, ремешки, но почему-то отсутствовало грызло и кольца.
– Потеряли, – равнодушно ответил я. – А может, Гневко перекусил и выплюнул.
– Перекусил? А…
Кажется, Томас был скорее готов поверить, что жеребец способен перекусить грызло, нежели в то, что на узде его нет и никогда не было. Мы с жеребцом и так прекрасно понимаем друг друга, а чужое непонимание переживем. Зачем засовывать ему в рот железяку, причинявшую дикую боль?
Томас, внимательно осмотрел уздечку, понял-таки, что к чему и вымолвил:
– Я, господин Артакс, семьдесят с лишним лет на свете живу, но такого не видел.
– Так ты уже сам понял, что конь умница, – усмехнулся я.
– Да я не про коня, а про хозяина. Кони-то, они все разумные, а люди не очень.
– Все когда-нибудь бывает впервые, – хмыкнул я, повторяя расхожую мудрость. – Ладно, вы тут пока без меня побудьте, а я пошел. Да, вот еще что, – обернулся я к Томасу, – Оказывается, у вас живет дочь прежнего хозяина? С чего вдруг такая щедрость?
– Жалко девку. Дома лишилась, родственников нет, – вздохнул Томас. – А замуж ее кто возьмет? Бесприданница и на рожу не шибко… Вот мы с Курдулой ее и приютили. Вы уж простите, что сразу не рассказали. Думали, вдруг да прогоните девку.
– А теперь думаешь – не прогоню?
– Вы – хозяин, – пожал плечами Томас. – Земля ваша и дом, где мы живем, он тоже ваш. Но я так скажу, что гнать не стоит. Убытков от нее нет. Вы же, вроде бы, нас с Курдулой на службу берете? Ну, коли мы при службе, то пока живы, Кэйтрин прокормим. Раньше-то хуже было.
– Как хоть и жили-то? – заинтересовался я.
– Да так вот и жили, – вздохнул старик. – Огородик у нас небольшой есть – репу с морковкой сажаем. Куриц пять штук. Ну, я еще наловчился силками голубей ловить. Курдулу иной раз стряпать звали – на свадьбы там, да на похороны. Меня мужики звали, если с лошадками что не так – ну, кобыла разродиться не может, болезнь какая. Бедствовали, конечно, но с голоду не умерли.
– А дочка хозяйская на вашей шее и сидела?
Верно, конюху не понравилась моя усмешка и он принялся защищать нахлебницу.
– Почему же на шее? Она, хоть и господская дочка, не белоручка. И стряпала и стирала. К тому ж, девка она головастая. Советы всегда дельные давала. Она же, когда фрау Йорген слегла, все хозяйство по дому на себе тянула. Народ говорит – это фройляйн Кэйтрин с ростовщиком торговалась. Мол, за усадьбу и землю он ей семьсот талеров отвалил, хоть красная цена не больше трехсот.
«А Мантиз, злодей этакий, не постеснялся взять с меня целую тысячу!» – вяло посетовал я. Я до сих пор соизмерял здешние цены с теми, что были в Швабсонии. А там – или, как здесь говорят – по ту сторону гор, усадьба с землей потянула бы тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
– Господин Артакс, если вы не слишком спешите, можно я коня искупаю? – робко спросил Томас.
Возможно, старик и на самом деле хотел искупать гнедого, может просто хотел уйти от неприятного разговора. Что ж, не буду настаивать, да и Гневко никогда не возражал против купания.
Я вернулся к флигелю. Таковым его можно было бы назвать с большой натяжкой. Обыкновенный одноэтажный дом, не каменный даже, а фахверковый. Думается, флигелем называли для солидности. И, довольно-таки старый. У новых домов, сколько я помнил, деревянный каркас не торчит, а замазывается.
Задерживаться у входа и стучать я не стал, толкнул дверь.
Изнутри дом представлял собой именно то, о чем я думал. Единственная комната, с очагом посередине, грубый крестьянский стол, четыре тяжелых табурета, сундук и две лежанки. Одна, совсем узенькая, другая пошире. Здесь из каждого угла била нищета, но все было чисто.
Курдула лежала, а ее приживалка – или, как там правильней обозвать? – выжимала мокрую тряпку.
– Ну, как ты там? – грубовато поинтересовался я, усевшись на ближайший табурет.
Девица посмотрела на меня таким взглядом, что будь ее воля – испепелила бы. Конечно, вошел без спроса, уселся, не дожидаясь приглашения. В другое время она поставила бы на место наглеца, но пять лет голодной жизни чему-то научили. Курдула же, приподняв голову, сказала:
– Да все бы ничего, господин Артакс, да голова побаливает.
– Может, лекаря прислать? – поинтересовался я, хотя и так знал, каков будет ответ.
– Да зачем лекарь? – возмутилась старуха. – Голова и сама пройдет. Отлежусь до вечера.
– А рука? – настаивал я.
– Побаливает, опухла, но тоже ничего. Фройляйн Кэйтрин холодненькое приложила, уже лучше. Завтра и стряпать смогу.
– Ну, ты давай не торопись, выздоравливай. Спешить нам некуда, – поднялся я с места. Кивнул девице: – Пойдемте, фройляйн Йорген во двор. Пусть Курдула немного отдохнет.
Во дворике, куда мы вышли, я выцепил взглядом небольшую скамеечку, предложил:
– Присаживайтесь фройляйн.
– Я постою! – процедила девица сквозь зубы. Ясное дело – не хочет садиться рядом. Ну, ее право. А я не рыцарь и в присутствии женщины могу сидеть.
– Итак, фройляйн Йорген, – начал я, попытавшись устроиться поудобнее. – У меня к вам вопрос. Как вы собираетесь существовать дальше?
– А вам, скажите на милость, какая разница? – высокомерно изрекла дочь рыцаря.
– С одной стороны, никакой, – пожал я плечами. – Какое мне дело, кого мои слуги берут себе в приживалы? С другой, как хозяин усадьбы я должен знать, кто болтается на моей земле. Разве не так?
Наверное, лучше бы я ее ударил. Девица прикусила губу, пытаясь сохранить величие королевы в изгнании, но из ее глаз потекли предательские ручейки. Решил ударить больнее:
– Думаю, фройляйн Йорген, что роль приживалки при слугах, когда в ваш бывший дом въедет новый хозяин, вас не устроит. Возможно, вы захотите поискать счастье в другом месте. Уверен, многие купцы в Урштадте захотят иметь у себя в доме служанку знатного рода.
– А тут вы ошибаетесь, мессир, – глухо ответила девушка.
Боже правый – вот это самообладание! Кажется, я уже довел девицу до слёз, а дальше следовало ожидать либо истерики, либо бегства от меня куда-нибудь в поля и луга, а вот поди ж ты… Отвечает, хоть и сквозь слезы, но с достоинством. А уж как пренебрежительно она проговорила «мессир».
– В чём ошибаюсь? – не понял я.
– В том, что купечество радо увидеть дочь рыцаря в качестве прислуги. Я целый месяц обивала пороги и в Урштадте и в других городах. Искала любое место – служанки, горничной, даже прачки. Но везде получала отказ. Ну, разве что… – тут девушка замялась.
– Хозяйки борделя были готовы дать вам работу, – договорил я.
– Именно так. Одна маман даже сказала, что из-за моего знатного происхождения готовы смириться с моей козьей рожей, плоской грудью и кривыми ногами. Не знаю, – усмехнулась Кэйтрин, – как они ухитрились рассмотреть мои ноги?
– Как я понимаю, в бордель вы идти отказались, – резюмировал я.
– Лучше сдохнуть, – скривила фройляйн рот.
Эх, глупая барышня. Ты еще не понимаешь, как тебе повезло, что рядом оказались верные слуги и крыша над головой. Как бы запела, если бы действительно оказалась на улице? Если у женщины выбор – сдохнуть от голода или идти на панель, восемь из десяти отправляются на панель. Хотя, очень даже возможно, что Кэйтрин из двух оставшихся.
– А в монастырь не пробовали?
– В монастырь, господин Артакс, идут из-за веры, а не из-за куска хлеба, – отбрила она. – Я же пока не готова уйти из мира. – Смерив меня взглядом, фройляйн, поинтересовалась: – И, вообще, разговор с вами мне неприятен. Я, как вы выразились – являюсь приживалкой при бывших слугах, но вам лично я ничем не обязана. И я устала от общения с вами.
– Я же вам предложил присесть, – хмыкнул я. – Фройляйн, наш разговор еще только начался.
Девушка, развернувшаяся, чтобы уйти, остановилась и посмотрела через плечо с неким любопытством.
– Я уже все сказала. Вещей у меня нет, собирать нечего. Попрощаюсь со стариками и уйду.
– Мы еще не говорили о самом главном, – подавил я усмешку. – Или вы решили, что я затеял весь разговор лишь для того, чтобы оскорбить вас? – Не давая девушке открыть рот, мстительно добавил: – А я считал вас умнее…
От изумления, фройляйн Йорген присела рядом со мной. Спохватившись, слегка отодвинулась.
– Вы хотите предложить мне работу? Хотите, чтобы я осталась служанкой в своем собственном доме? Бывшем доме, – опустила она голову, но резко вскинула подбородок: – Если предложите, я останусь.
– Нет, фройляйн Йорген. Я хочу вам предложить стать моей женой, – сообщил я, изумляясь собственному предложению.
Идея обзавестись женой пришла мне в голову прямо сейчас, потому что, часом раньше, вызывая девушку на разговор, я хотел предложить ей должность экономки. Судя по словам Томаса – Кэйтрин Йорген прекрасно выполняла обязанности управляющего имением. Но управляющий в юбке – как не очень… Пусть она считается экономкой, но будет управлять имением. И, даже пять минут назад я готов был признать ее экономкой. Всего лишь. Что же такое со мной случилось? На кой мне понадобилась жена?
Если изумился я сам, то что тут сказать о Кэйтрин? Сказал бы – сидела, словно громом пораженная, но это будет неверно. Гром, как учили меня когда-то – это всего лишь звук, а поражает молния.
– Господин Артакс, а вы в своем уме? – поинтересовалась девушка. – Вы меня видите первый раз в жизни.
– Это единственное, что вас смущает? – парировал я.
– Нет, не единственное, – опять прикусила губу Кэйтрин. – Меня много чего смущает.
– Мой возраст? Или дочь рыцаря не может выйти замуж за бывшего наемника?
– Нет. Разница в возрасте у нас с вами лет двадцать, может и больше. Но для мужчины быть старше женщины – ничего страшного. Мой отец был старше матушки на пятнадцать лет. Да и общественное положение, – усмехнулась она, – после пяти лет нищеты меня меньше всего смущает. Кого удивишь мезальянсом?
– Никого, – согласился я. – Нищая титулованная знать сплошь и рядом поправляет свои дела, отправляя дочерей замуж за богатых купцов, а нетитулованная – даже за ремесленников.
– Меня смущает другое, – продолжила девушка. – Вы меня не любите, а я вас…
Тут Кэйтрин слегка задумалась. Наверно, в начале нашего разговора в отношении меня у нее была ненависть, а потом презрение. Даже если и остались какие-то недобрые чувства (а они остались!), высказать их в лицо человеку, сделавшему предложение руки и сердца, язык у девицы не поворачивался. Пришлось придти ей на помощь.
– Ну, вы меня тоже не любите. Тем более, что я вас очень старался обидеть.
– Вы делали это нарочно? – изумилась девушка. – Кто же вы после этого… Вы – подлец.
Кэйтрин попыталась вскочить, но я удержал ее. Удивился, что силенок в этом тщедушном теле оказалось гораздо больше, чем ожидалось. Усадив девушку на место, спросил:
– Так вы мне так и не ответили – согласны вы или нет?
Кажется, Кэйтрин хотела плюнуть мне в лицо. Но удержалась. Спросила сквозь зубы:
– Разве можно выйти замуж за подлеца?
– Конечно можно, – ответил я, пожимая плечами. – Сколько женщин выходят замуж за подлецов, но узнают об этом слишком поздно? У вас, фройляйн, очень выигрышная ситуация – еще до свадьбы будете знать, кем является ваш будущий муж. Но могу вам сказать, что в большинстве своем – все мужчины подлецы и сволочи.
– Мой отец не был подлецом! И мой брат не был! – вскинулась девушка.
– Значит, бывают и исключения, – не стал я спорить. – Так все же, фройляйн Кэйтрин, вы примете решение сразу или дать вам время?
– А если я скажу – нет, что тогда?
– Ничего, – пожал я плечами. – Если вы скажете нет, значит, вы скажете нет. Я немного поплачу, но ваш отказ как-нибудь переживу.
– Нет, господин Артакс, вы определенно не в своем уме, – покачала головой девушка.
– Все может быть, – согласился я. – Пока служил, меня столько раз били по голове, что немудрено было ее и повредить. Ну, а если серьезно, то отказать – ваше право. Разумеется, никто не будет вас выгонять. Живите. Но, боюсь, вам будет очень неуютно рядом с новым хозяином. Впрочем, если захотите уйти – ваше право. Я даже готов дать вам денег на первое время.
– Господин Артакс, мне надо подумать, – начала фройляйн, – я не могу сказать… Ой!
Перед нами появился седой старичок, одетый в короткие кожаные штаны, белую рубаху и замшевый жилет. Обычный старичок, не считая того, что роста в нем было не более четырех футов, а сивая борода почти касалась земли. В руке старикашка держал увесистую палку.
Справившись с первым испугом, я дружелюбно спросил:
– А ты что за чудо такое? Неужели тоже решил на ремонте подзаработать? Дедушка, давай я тебе денег просто так дам. Чего тебе на старости лет убиваться?
– Я вот тебе сейчас по лбу-то как засвечу, чтобы глупости не говорил! – замахнулся дед на меня. – Я на этом доме двести лет убиваюсь, а конца-края не видно.
– Ты, дедушка, лучше бы палками не махал, – начал я злиться. – А не то…
И тут я получил чувствительный тычок в бок от потенциальной невесты. Опешив от неожиданности, настороженно спросил:
– Фройляйн Кэйтрин, что это значит?
– Господин Артакс, помолчите, – огрызнулась девица.
Я послушно притих, изумленно хлопая глазами, а старичок дробно расхохотался. Отсмеявшись, сказал:
– Вот так-то лучше. Я ведь чего пришел-то? Пришел сказать, чтобы ты, девка, замуж за этого человека шла.
– А… – пискнула что-то Кэйтрин, а старичок немного рассерчал:
– Я тебе, дура дурацкая хоть раз худые советы давал? Я пять лет в пустом доме живу, стерегу. Наконец-то хозяина дождался! А надобно, чтобы и хозяйка была. Иди за него замуж, не кочевряжься. Не выйдешь – точно уйду. В городах дома строят, нам везде рады.
Погрозив на прощание палкой, старик пропал. Не ушел, не убежал, а просто исчез. Не то растворился в воздухе, не то провалился сквозь землю. Не поленившись, я встал, посмотрел, присел на корточки и пощупал землю. Никакой дыры или ямы, сплошная земля, поросшая лютиком с одуванчиками. Есть еще кротовья нора, но старик в нее не пролезет.
– Хм… И куда старикашка подевался? – буркнул я. – Двести лет он тут убивается! Все кругом с ума посходили…
– Господин Артакс, – осторожно поинтересовалась девушка. – А вы что, никогда брауни не видели?
Я не сразу и понял – о чем это она говорит.
– Брауни? Это домового, что ли?
– Можно и так сказать. Говорят, раньше у них были коричневые волосы, из-за того и прозвали так – брауни. Но потом они поседели, а прозвище осталось. Нашего брауни только седым помнят.
– Думайте фройляйн Кэйтрин, не торопитесь с ответом, – заторопился я. – С Томасом и Курдулой посоветуйтесь.
Если бы я не видел старикашку своими глазами, не поверил бы… но, с другой стороны, день-то сегодня солнечный. Голову напекло, примерещилось. Нет уж, поеду-ка я лучше в город. Наверное, стоит отвлечься – побродить по лавкам, побывать у оружейника. Где там мой Гневко? И еще бы распорядиться, чтобы покойников закопали.
