Евгений Шалашов
Будни наемника
Глава четвертая
Правосудие герцога
– Дорогой граф, как я рад нашей встрече, – обратился ко мне мой сюзерен герцог Деметрий фон Скилур, когда я вышел во двор, намереваясь посмотреть, как там Гневко. – Вы же идете в конюшню проведать своего боевого товарища? Не возражаете, если я пойду с вами?
– Почту за честь, – прижал я руку к груди, изображая радость.
Едва не под ручку с Его высочеством мы дошли до герцогских конюшен, убедились, что Гневко жует овес, сена у него в достатке, а напоят жеребца чуточку позже, после того, как изволит откушать.
Вообще-то я уже собирался возвращаться в имение, именуемое ныне Йорген. Думаю, Кэйт все глаза проглядела, да и мне хотелось вернуться в свой дом, выспаться в собственной спальне, а заодно расставить по местам трофеи, приобретенные по дороге – оружие и книги. Зима заканчивается, а мне еще исполнять обещание, данное брауни – заделывать оконце в подвал, чинить крышу. Нет, не самому, разумеется, но присмотр за работниками тоже труд, да еще какой.
И что это понадобилось герцогу? Вроде, юную принцессу я привез, она нынче отдыхает с дороги. Отдыхает – понятие условное. Это у меня опять разболелась спина, пришлось отдаваться на растерзание знахарей, мявших мой позвоночник и пить разные отвары. Мяли они меня послабее, чем брауни, зато лекарство оказалось действующим. Вот уже второй день не болит ни одна косточка, а лекари говорят, что и дальше болеть не станет, если я буду принимать лекарства хотя бы раз в неделю. А юная княгиня отдыхала с дороги своеобразно – носилась со своими девами-воительницами по полям и лесам Силингии, осваиваясь на новой родине. Так молодежь, что с нее взять? Сам такой был.
– Ваше высочество, я весь во внимании, – улыбнулся я. – Не поверю, что вы решили составить мне компанию в конюшне.
Герцог знал, что у меня нелады со спиной, поэтому не слишком обиделся, что вместо полновесного поклона я отвесил лишь символический. Удобно, кстати.
Судя по всему, повелитель меня караулил или гулял, в ожидании моего появления. То, что в это время я отправлялся проведать гнедого, во дворце известно. Стало быть, хочет от своего вассала чего-то великого и несбыточного, а иначе просто отправил бы за своим подданным слугу, с приказанием явиться пред светлые августейшие очи.
– Для начала, я хотел бы выбранить вас, – хмыкнул властитель Силингии. – Я изобразил полное неведенье, а герцог продолжил. – Юная принцесса требует на завтрак исключительно яичницу. Говорит, что к этой пище ее приучил граф Артакс, и ей она очень нравится. Теперь я опасаюсь, что девочка начнет кукарекать. Куда годится кукарекающая герцогиня?
– Главное, государь, чтобы она не начала нести яйца, – заметил я, сохраняя серьезный вид. – Кукареканье еще можно как-то объяснить – например, воспоминаниями детства, привычкой издавать боевые кличи, а регулярное появление яиц на троне придворные не оценят.
Мы с герцогом заулыбались, понимая, что пристрастие юной княгини к яичнице не столь серьезная беда. Еще несколько дней, девушку начнет мутить от вида жареных яиц и она начнет есть нормальную пищу, положенную юным аристократкам.
– Как я и думал, граф Артакс обязательно выкрутится, – хмыкнул герцог. – Но если серьезно, то у меня к вам иное дело. Как я полагаю, вы собираетесь домой? Когда рассчитываете уехать? – поинтересовался герцог.
– Сегодня выезжать уже нет смысла, а завтра с утра и выеду.
– Принц, а вы не могли бы задержаться на пару дней? – поинтересовался Силинг.
Ох, если обращается с неуместным титулом, не к добру. Герцогу точно от меня понадобилось нечто важное.
– К вашим услугам, государь, – склонил я голову, потом поинтересовался с должной иронией. – А пары дней на задержку хватит?
– Пока не знаю, все будет зависеть от посыльного и новостей, – не стал кривить душой герцог. – Я его жду завтра-послезавтра, а пока хотел бы пригласить вас на маленькое представление. Посидите часок-другой, а за это я угощу вас кавой.
Вот с кавы-то Его высочеству и следовало начинать. Мол – пойдем, дорогой Артакс, обсудим наши дела за чашечкой ароматного напитка, так все и решим.
Я ожидал, что герцог и на самом деле поведет меня на какое-нибудь представление, хотя бы на кукольное, но он повел меня во дворец, прошел с десяток шагов по длинному коридору и потянул на себя дверь, за которой, как я уже знал, вершится суд и расправа над местными жителями. Вернее, Его высочество разбирает там запутанные дела, с которыми не смогли справится судьи поплоше. Мне стало любопытно, а что за жалобы разрешает Его высочество? Понятно, что он не станет судить разбойников да убийц, с этими в герцогстве поступают просто – казнят лиходеев там, где поймали, не заморачиваясь тратами на прокорм, с ворами, мошенниками и мздоимцами государь тоже не станет разбираться, для этого есть городской суд, где наказанием за содеянное является либо оправдание, коли вина не подтвердится, либо отправка на работу в рудник, к гномам. Гномы, прежде чем заполучить дармового работника, проводили еще и свое расследование, использовав какую-то магию. Коли им пытались «всучить» невиновного, возвращали подозреваемого обратно, уведомив о том герцога. Вот в этом случае на рудник отправлялись судьи. Посему, городские суды всегда старательно изучали дела, искали веские доказательства. Гномы же заботились о заключенных, хорошо кормили, но спуску не давали и работать арестантам приходилось как миленьким. А еще исправно отправляли жалованье, положенное каторжнику, на покрытие ущерба.
В судебном зале стояли стол, за которым сидел нахохленный канцелярист, немедленно вскочивший на ноги, высокий стул с подлокотниками и спинкой, напоминающий трон и еще один стул, на который мне указал герцог.
Усевшись, Его высочество приказал:
– Заводите первого жалобщика.
Первым жалобщиком оказался мужчина лет сорока-сорока пяти, одетый в богатое платье, самого купеческого вида, пришедший на суд вместе с женушкой – на вид, совсем еще девочкой. Супруга была одета чисто, но скромно, напоминая бедную родственницу из провинции, либо приживалку, а не жену богача.
– Господин Кальтер, меховщик, желает расторгнуть брак со своей супругой, – монотонно забубнил секретарь, зачитывая лежащий перед ним документ, – фрау Лиис Кальтер, в девичестве Зунд, а также требует, чтобы оная Лиис вернула ему два талера, что господин Кальтер потратил на свадебные расходы, а также присудить с оной еще два талера за моральный вред, причиненный ему…
Он собирался читать и дальше, но герцог пресек его намерения, кивнув меховщику:
– Пусть господин Кальтер сам расскажет, отчего он хочет развода. Живые слова гораздо лучше передают содержание, нежели сухой текст.
Меховщик, поклонившись герцогу в пояс, принялся излагать:
– Ваше высочество, я желаю развода, потому что моя супруга развратная женщина. Она скрыла, что у нее есть ребенок, рожденный до брака. Не следует начинать семейную жизнь с обмана.
Мы с герцогом дружно посмотрели на юную женушку. Ишь ты, такая юная, а уже с ребенком?
– Как я полагаю, вы уже обращались к патеру, но он предложил вам простить жену? – поинтересовался герцог.
– Да, предложил, – нервно сказал Кальтер. – Патер сказал, что все люди совершают ошибки, и нужно помочь им исправиться. Но почему я должен терпеть обман, да еще и кормить ублюдка, рожденного неизвестно от кого?
– Если бы ваша жена до свадьбы сообщила, что у нее есть ребенок, вы бы женились на ней?
– Конечно нет, – фыркнул меховщик. – У меня два законных сына от первого брака, зачем мне содержать чужого ребенка? Я вдовец, мне нужен покой, а не вопли.
– А почему вы женились на Лиис?
– Я знал ее с детства, потому что ее покойный отец много лет служил у меня приказчиком. Девушка казалась мне аккуратной, из нее должна получиться хорошая хозяйка, способная скрасить мою старость. Я считал, что Лиис чиста, а она оказалась шлюхой. Подумать только, она три года скрывала, что у нее есть ребенок!
Юная женушка стояла, закусив губу, но в глазах не было ни слезинки. Не похоже, что она раскаивалась в содеянном.
– Фрау Лиит, – мягко обратился герцог к девушке. – Все, что говорит ваш супруг – это правда? У вас есть сын? Когда же вы успели?
– Да, Ваше высочество, истинная правда, – глухо отозвалась девушка. – Я родила сыночка в пятнадцать лет.
– А кто отец?
– Отец – простой латник, из горожан. Он обещал жениться на мне…
В глазах девушки проступили-таки слезы, а герцог, почти по-отечески, спросил:
– А когда он узнал о вашей беременности, то отказался?
– Нет, Ваше высочество, он не отказывался. Он даже не успел ничего узнать, потому что погиб на войне с Ботэном. Я приходила к его родителям, но они отказались признать ребенка. Мол, Жак никогда не говорил, что у него есть подруга, так что, с какой стати они станут делиться пенсией, если у них еще двое младших детей? Покойный отец отправил меня рожать на ферму, к сестре и приказал никому ни о чем не говорить. Я очень скучаю по сыну и хотела сама его воспитывать, но после смерти отца мне остался лишь дом. Я думала, что господин Кальтер все поймет и простит, позволит взять ребеночка в наш дом или хотя бы позволит его навещать. А теперь, если мне придется заплатить расходы на свадьбу, у меня не останется ничего.
– Вот видите, Ваше высочество, эта шлюха считала меня дойной коровой… – заорал меховщик, брызгая слюной во все стороны, но наткнувшись на взгляд герцога, притих.
– Ваше высочество, вы позволите задать вопрос? – подал я голос, а дождавшись кивка правителя, спросил. – Какова сумма пенсии за погибшего воина?
– Пенсия равна жалованью, но все зависит от того, кем был воин. Если простой латник, то она составит пятьдесят пфеннигов, десятник – семьдесят, – любезно пояснил герцог, а я мысленно хмыкнул – в Швабсонии ни одному правителю не пришла бы в голову мысль платить семье погибшего солдата пенсию. Как помнил, у моего отца пенсионы полагались лишь престарелым слугам, да и то далеко не всем. А на пятьдесят пфеннигов в месяц в Силингии семья из пяти-шести человек сможет прожить если не припеваючи, то безбедно, да еще и отложить пфенниг-другой на черный день.
– А вот за гибель королевского жандарма сумма гораздо выше – один талер, – дополнил Его высочество свою речь, искоса посмотрев на меня.
Пропустив мимо ушей намек (это же герцог напомнил мне о гибели его жандармов в Черном лесу), спросил:
– Ваше высочество, если вы примете решение о разводе, вы же не станете возражать, если я назначу девочке пенсию из своих средств?
– Разумеется, нет, – усмехнулся герцог.
– В таком случае, с дозволения Вашего высочества, – склонился я в легком поклоне в сторону сюзерена, хотя уже принял решение, что в случае чего обойдусь и его без разрешений, – я дам своему ростовщику распоряжение, чтобы он ежемесячно переводил госпоже Лиис… не запомнил ее девичью фамилию, но секретарь мне потом запишет, некую сумму, сумму… – призадумался я, а потом решил не мелочиться, – пусть будет один талер в месяц, пока ребенку не исполнится шестнадцать лет. Еще я переведу фрау Лиис десять талеров единовременно, чтобы она смогла рассчитаться со своим мужем-пауком, имела приданное и вышла замуж за достойного человека.
– Хорошо, господин граф, доброму поступку не может быть возражений, – кивнул герцог, а потом, добавив в голос немного металла, изрек: – Итак, мой вердикт. Признать иск господина Кальтера к супруге справедливым, посему их брак считать расторгнутым. Касательно иска Кальтера к бывшей супруге, то он будет фру Лиит уплачен в размере двух талеров, но не более.
– Подождите, Ваше высочество, – встрепенулся вдруг меховщик, – но если господин граф, не знаю его имени, назначит пенсию на воспитание ублюдка, то есть ребенка и даст моей супруге приданное, зачем же мне разводиться?
– А потому, что господин граф не назначит пенсию и ничего не даст законной супруге меховщика Кальтера, – усмехнулся я.
– Вы можете попытаться еще раз попросить руку и сердце вашей бывшей супруги, – добавил герцог.
Меховщик пытался еще что-то сказать, но в зале появились два стражника и они быстренько, но без особой грубости, выдворили теперь уже бывшего мужа из зала. Оставшейся стоять как вкопанной разведенной женщине я сказал:
– Фру Лиис, вам придется немного подождать с получением денег. Я сегодня отправлю письмо своему ростовщику, но деньги он сможет перечислить не раньше, чем через неделю.
– Ваш ростовщик, господин Мантиз, не так ли? – спросил герцог. – В Силинге есть представительство его конторы, поэтому вам проще зайти туда самому или отправить письмо. Личар, – кивнул правитель секретарю, – напишите письмо на имя Мантиза, а граф Артакс его подпишет. А чтобы не было никаких сомнений, я заверю документ своей подписью.
Девушку тоже пришлось выводить, потому что она зашлась от слез, пыталась целовать руки герцога и мои, обещала молиться за нас и чуть не забыла самое главное – письмо в представительство ростовщика. Кстати, мне бы все-таки не помешало и самому туда зайти, взять немного денег для возвращения домой. А герцог так и не вернул мне долг – тот самый талер, на который он нанимал меня для поездки в княжество Севр. Но напоминать о таком пустяке неудобно.
Пока секретарь раскладывал бумаги в ожидании очередного жалобщика, герцог сказал:
– Знаете граф, я хотел предложить вам должность главного судьи в Урштадте и его округи, теперь не стану.
– А что не так? – удивился я. Не то, чтобы я рвался занять какую-то должность – я вообще никогда не рвался в начальственные персоны, но фраза Его высочества меня все-таки задела.
– Вы думаете, что облагодетельствовали эту девицу? – с иронией поинтересовался герцог и сам же ответил. – На самом-то деле вы только что произвели на свет тунеядку.
– А как бы вы поступили, если бы меня рядом не было? – полюбопытствовал я, сознавая, что с государственной точки зрения Его высочество абсолютно прав. Вряд ли женщина, на которую нежданно-негаданно свалилось богатство, станет жить честным трудом.
– С супругом, безусловно, я бы ее развел, – раздумчиво сказал герцог. – Оставить юную фрау женой меховщика означало бы превратить в ад и ее жизнь, и жизнь ребенка. Кто знает, чем бы все могло закончиться? Разумеется, никаких компенсаций этому надутому индюку я бы не назначил. Коль скоро он обращался к патеру, а тот посоветовал простить супругу, значит Кальтер уже успел приступить к исполнению супружеского долга, попользовался ее юным телом, а за все на свете нужно платить.
– Но вы бы милостиво пристроили несостоявшуюся меховщицу в прачки или в посудомойки во дворец, чтобы она жила в честной бедности, – завершил я мысль герцога.
– Разумеется, – сухо ответил герцог. – Мы же не можем на основании только слов девицы признать, что ребенок действительно от погибшего латника, верно? Тем более, что пенсия за него уже выплачивается. Если я стану брать на веру слова всех беременных барышень, моя казна закончится быстрее, нежели ваш кошелек.
– Ваше высочество, как хорошо, что я не государственный муж, а уж тем более, не судья, – всплеснул я руками. – Иначе мне пришлось бы думать о последствиях, оценивать, как мое решение отразится на государственных интересах, заботиться о воспитании ваших подданных, зато как частное лицо я могу делать любые глупости.
Его высочество покачал головой. Вздохнув, посмотрел на секретаря, ловившего взгляд государя и уже готового метнуться к дверям за новым истцом, сказал:
– Передайте просителям, чтобы они меня сегодня не ждали. У меня возникли важные государственные дела. – Встав со своего стула-трона, герцог кивнул на выход: – Пойдемте граф.
Надеюсь, не для исполнения великих дел? Лучше все-таки – кава.
Глава пятая
Правосудие герцога (продолжение)
Только мы с герцогом встали со своих мест, как молчаливый секретарь не просто вскочил из-за, а взлетел, словно перепуганный петух на насест и завопил:
– Ваше высочество, ради всего святого, умоляю, примите это семейство…
– Личар, я вам неясно сказал?
В голосе Его высочества было столько хладного металла, что любой нормальный человек осознал бы, что противоречить властителю – это сразу же отправиться либо в ссылку, либо на плаху. В крайнем случае – в тюремные казематы. Но что-то разладилось в голове у секретаря, если он, упав на колени, снова осмелился повторить:
– Ваше высочество, я вас умоляю. Вы же знаете, что я никогда ни о чем не просил ни для себя, ни для кого-либо, но эта семейка пытается попасть на ваш суд уже в третий раз. Они живут неподалеку от нас, почти соседи. Моя бедная матушка опасается ходить на рынок за покупками, потому что мамаша Нитуш бегает за ней по пятам, в голос рыдает и просит, чтобы ее сыночек, то есть я, помог ей с этим делом, грозится подать на матушку жалобу в городской совет за плохое воспитание сына. А я в последние дни боюсь возвращаться домой – она меня подстерегает возле двери и начинает плакать и напоминать, каким я хорошим мальчиком был в детстве и какой неблагодарной тварью оказался теперь.
– Может, следует посадить мамашу Нитуш в колодки, как сварливую бабу? Пусть посидит в ней пару часов, осознает, что не стоит гоняться за матушкой герцогского секретаря и пугать самого секретаря, потом и поумнеет? – предложил я, а герцог одобрительно кивнул.
– Да что вы, господин граф, разве так можно? – испугался секретарь. – Мамаша Нитуш, ко всему прочему, доводится мне крестной. Куда годится, чтобы крестная герцогского секретаря сидела в колодках, словно сварливая женщина? Все-таки, в детстве она приносила мне сладости, и даже несколько раз дарила пфенниги на день ангела.
Я не стал говорить, что бывали случаи, когда в позорных колодках стаивали и благородные люди, по сравнению с которыми и сам секретарь мелкая сошка.
– Эх, ну что же мне с вами делать, Личар? Вы действительно никогда не злоупотребляли своим положением, ничего не просили, хотя могли бы, – вздохнул герцог, сменив гнев на милость. Переведя взор на меня, Его высочество спросил: – Граф, уважим желание нашего юного канцеляриста?
Я только пожал плечами. На месте герцога я тоже уважил бы просьбу юноши, но потом поменял бы секретаря на более непробиваемого человека. Куда годится слуга, манипулирующий хозяином? С другой стороны, не так и много в герцогстве грамотных людей. Вон, и мне он сделал доброе дело, составив письмо для банковской конторы. Но если секретаришка так боится какой-то вздорной бабы, то что случиться, если за него возьмутся более серьезные враги? Впрочем, а скажите-ка откровенно, а кто же не боится сварливых женщин? По мне так лучше встретиться с тремя разбойниками в лесу, чем зацепиться языком с какой-нибудь вздорной сучкой. С разбойниками все просто – убил, и весь сказ, а что делать с языкастыми бабищами?
– Личар, напомните мне, в чем суть дела? – спросил правитель.
– Увы, подробности мне неизвестны. Мамаша Нитуш жалуется на своего зятя, но суть жалобы готова изложить только при личной встрече с Его высочеством. Она обращалась в жалобой в городскую ратушу, но там ее и слушать не стали, потому что не захотела излагать просьбу перед всеми членами, ходила к патеру и, тоже безрезультатно, а теперь у нее осталась только одна надежда – на вас, да на вашу справедливость.
– М-да? Любопытно, – зевнул во весь рот герцог. – Н-ну, заводите, то есть, приглашайте вашу сварливую крестную.
В судебный зал вошло целое семейство – невысокая кругленькая тетка средних лет, длинный сухопарый мужчина – вероятно, супруг, а еще молодая пара – она, рослая деваха, что называется «кровь с молоком», а он – тщедушный, с едва наклевывавшимися усиками, напоминавший скорее подростка, а не мужа.
– Итак, дорогие мои, чем я могу быть полезен? – ласково спросил герцог, когда вошедшие закончили с обязательными поклонами и приветствиями.
Окинув взглядом присутствующих, тетка сразу же заявила:
– Наша беда лишь для ушей господина герцога. Я хочу, чтобы посторонние вышли.
– Милочка, хотеть вы станете дома, а здесь я решаю – кто посторонний, а кто нет. Излагайте, а иначе я сейчас просто позову стражу и прикажу всыпать вам пять плетей за трату моего времени, – лениво сказал герцог. – И мне плевать, что вы не крепостная, а горожанка и жена бюргера, а уж моим латникам тем более.
При всей своей наглости тетка не рискнула проверять, имеет ли правитель право ее выпороть, нет ли, поэтому приступила к делу:
– Жалоба у меня на моего зятя… – Дальше мамаша Нитуш вытолкала вперед дочку. – Рассказывай деточка, что не так.
Статная девица, слегка зардевшись, замялась:
– Дело все в том… в том все дело… а дело-то вот в чем…
– Да уж говори все как есть дура! – толкнула мамаша дочку в спину, а потом, не выдержав, выпалила сама: – Все дело в том, государь, что дочка моя до сих пор целая, хотя они с Курцем уже полгода, как женаты. Вот.
– Стало быть, молодой супруг не хочет исполнять свои обязанности? – перевел герцог взгляд на дочь. – А вы, милочка, не пытались как-то вдохновить вашего супруга? – Его высочество властным жестом остановил пытающуюся отвечать за дочку мамашу и опять посмотрел на молодую женщину. – Ну же, дитя мое, скажите, мне можно знать.
– Да как не пыталась, – горестно вздохнула девица. – Я уж и так, и этак, и поцелую его, и поглажу, и … это самое, а он только ночную рубаху между ног зажимает, морду отворачивает, да пукает, словно от страха.
– Да я в его годы … – попытался что-то сказать супруг, но получив от дражайшей половинки локтем в ребро, притих.
– Так-так, – побарабанил герцог костяшками пальцев по подлокотнику и спросил: – Сколько лет юной супруге?
– Недавно двадцать исполнилось, – сообщила девушка.
– А сколько лет молодому мужу?
– Шестнадцать, – влезла мамаша Нитуш.
– Молчать! – рявкнул герцог так грозно, что даже у меня заложило уши, а жалобщики присели от страха. Ладно, что лужу не сделали: – Курц, сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – пролепетал парень.
– Значит, супругу четырнадцать, а жене двадцать, – раздумчиво проговорил герцог, снова побарабанив по подлокотнику. – Конечно, законом не возбраняется, если жениху четырнадцать лет, но вы, дорогие мои, каким местом думали, когда решили выдать замуж взрослую девушку за мальчишку?
– Так мы, это, головой думали, а чем же еще? – с обидой отозвалась мамаша Нитуш, а следом вступил в разговор и папаша:
– Мы с родителями Курца перетолковали, все и сладили. Мы ж бондари – и я, и Дюрекс, отец евонный, то есть, Курцев, – пояснил тесть юного супруга, – порешили наши мастерские объединить, чтобы, значит, дело расширить. Поособицу-то мастерские маленькие, но ежели, две в одну слить, так получается, что и большая. Вдвоем-то мы и работников больше наймем, и бочек побольше сделаем, а на бочки нынче спрос вырос, особенно на маленькие, в которых гномы масло перевозят. Ну, а детишек решили поженить, чтобы договор закрепить. Курц, даром что лет немного, сызмальства отцу помогал, а год назад уже и экзамен сдал на право именоваться мастером. Такой бочоночек сделал, что для ваших погребов впору! Девке моей все равно замуж идти, но жениха подходящего нет. Если по возрасту подходит, так либо не из наших, не из бондарей, а если из наших, то только подмастерье, без своего хозяйства, с таким ей век мыкаться, пока он в мастера не выбьется, а даже и выбьется, то на чужого дядю работать станет. А четырнадцать лет для парня – самый возраст. Не изгуляется, коли своя жена под боком. Я вон, в четырнадцать лет…
Бондарь снова получил локтем от супруги, а герцог изрек:
– Понимаю, что вы руководствовались благими намерениями и у меня нет оснований расторгнуть брак. Но поймите и вы, что невозможно заставить молодого супруга исполнять те обязанности, к которым он еще не готов. Даже я, собственной властью не смогу противоречить воле Единого и природе. Здесь вам даже маги помочь не смогут. Бывает, что и в четырнадцать лет юноша вполне созрел и внешне, и внутренне, но чаще всего он готов стать супругом позже.
– Так и что, сколько мне ждать? – выпятила губу молодая жена. – Мне от подружек, которые замуж вышли неловко. Начнут рассказывать, а мне и неловко, ничего и не знаю. Да и самой…
Герцог развел руками:
– Вы, девушка, замуж шли добровольно, а ведь могли и отказаться. Вы же видели своего жениха до свадьбы? И что же вас подтолкнуло выйти замуж за ребенка? Вас патер спрашивал в храме – добровольно идете, или по принуждению? Спрашивал. Так что, терпите, ждите, пока ваш молодой супруг не созреет. А подругам… А кто сказал, что с подругами следует обсуждать все тонкости вашей жизни? И вот еще что… Если вы, в силу собственных желаний, захотите совершить глупость, то трижды подумайте. Надеюсь, вы меня поняли?
Когда семейство, смущенное и, донельзя озадаченное, покинуло помещение, Его высочество обратился ко мне:
– Видите, господин граф, какими делами приходится заниматься?
– Вижу, – кивнул я. – Приходится не только устранять несправедливость, но и взывать к голосу разума. А это, пожалуй, никакому судье не под силу. Вот мне подобное точно не под силу, потому что я посоветовал бы этой девице не терять времени в ожидании взросления мужа.
– Ну, это вы сейчас так говорите. Окажись вы на моем месте, вы призвали бы подданных внимать не только зову плоти, но и голосу разума. Граф, я сегодня провинился перед вами. Обещал напоить кавой, а вместо этого заставил слушать разную глупость.
– Нет, все было познавательно и любопытно. Теперь я знаю, что высший судья герцогства занимается самыми трудными делами.
– Давайте выйдем на свежий воздух? – предложил герцог. – У меня сегодня весь день какие-то совещания, суды, уже и голова начала болеть.
Мы вышли из зала заседаний через дверь для просителей.
– Ох ты, а уже вечер, не заметил, как день прошел, – загрустил герцог, глядя на сгущающиеся сумерки.
Вместе с герцогом мы пошли вдоль дворца, по дорожке, а сзади, без особого приказа пристроился латник с алебардой. Его высочество косо глянул на своего стража, но говорить ничего не стал. На мой взгляд, это правильно. Я до сих пор изумлялся, что правитель государства живет в помещении, не обнесенном стенами, без караульных башен и подъемных мостов, да и охраны маловато.
– Люблю здесь гулять, – пояснил герцог. – Окон нет, никто из придворных не пялится. Раньше здесь аллея была, но вырубили, после того, как деда едва не убили – убийцы за деревьями прятались. Жаль.
Мы шли молча, любуясь вечерним небом, звездочками, засверкавшими на нашем пути. Ишь, падают. Стоп. Какие звезды и почему они рядом друг с другом, да еще и увеличиваются в размерах с огромной скоростью?
Повинуясь невесть какому инстинкту, я задвинул герцога за спину, а потом рявкнул стражнику:
– Алебарду мне, живо!
Капитан дворцовой стражи потом вздует парня, но латник с перепуга отдал оружие, а я, перехватив древко половчее, стал ждать приближения несущейся на нас твари. Вот, уже можно рассмотреть, что это никакие не звезды, а два огромных желтых глаза с черными зрачками, а между ними клюв, напоминавший кинжал. Орфоэп твою в душу талер и два пьяных тоффеля с присвистом, это ж дракон!
Хотя нет, у драконов не бывает таких черных крыльев, но тоже не легче. Эх ты, тварь крылатая.
Размеры крыльев оценивать не стал, не до того, а рубанул алебардой по левому глазу чудовища, метясь в зрачок. Ух ты, тварюшка дернулась в последний момент, поэтому удар смазался и пришелся не в глаз, а в основание твердого, словно каменного клюва, даже лезвие жалобно звякнуло и отскочило, но твари это все равно не понравилась. Она заорала, но как-то тоненько, не в соответствии с габаритами, крылатую гадину слегка развернуло. Но бестия сумела удержаться в воздухе, отскочила, выгибая огромные крылья в противоположную сторону, как не смогла бы сделать простая птица, набрала высоту и атаковала нас вновь. Но теперь я рубанул справа налево, метясь в крыло. Есть!
Все-таки, как хорошо, что даже крупный летающий объект в результате воздействия извне меняет траекторию полета. Вот и сейчас, летучая тварь, заполучив удар, пусть и не отрубивший, но повредивший ее крыло, перевернулась и рухнула вниз, на камни, огласив падение тонким подвизгиваньем.
Надо отдать должное герцогу и подскочившему латнику. Молодцы, не растерялись, а дружненько, в два меча добили заразу, а я стоял в позе усталого героя, только что завалившего дракона. Не то, чтобы огромного, но опасного.
Конечно же, как только опасность миновала, набежали стражники, пытавшиеся взять Его величество в плотное кольцо и ощетиниться клинками, готовые сразиться с любым врагом.
– Граф, вы спасли мне жизнь, благодарю, – с чувством сказал герцог, пожимая мне руку, а потом вопросительно хмыкнул, кивая на поверженную птицу: – Или эта пташка прилетела за вами?
В мертвом виде бестия выглядела поменьше, чем при жизни – не больше барана, а ведь пока летела, казалась размером с быка, а то и крупнее. Ну да, и перья встопорщены, и крылья раскрыты. Теперь, со смятыми перышками, со сломанными крыльями, так вроде и ничего. Птица как птица, только большая, похожая на откормленную ворону.
Вернув алебарду латнику, я задумчиво почесал запотевший затылок. Хотелось бы верить, что «птичка» прилетали к герцогу, а не ко мне. Но кто знает? На всякий случай поделился соображениями:
– Меня проще завалить по дороге. А здесь дворец герцога, так что, гостья летела к вам. И время-то угадали, и место. Тут и охраны нет, а стена глухая, без окон. И Его высочество в этом месте по вечерам гулять любит. Так что, государь, это была ваша птица. А вообще, что это за тварюга такая? Я в природе таких ни разу не встречал.
– Я тоже, только слышал, что из простой и приличной птицы можно вырастить монстра, – вздохнул герцог. Повернувшись к стражникам, приказал. – Заберите бестию, занесите внутрь и отправьте кого-нибудь за бароном Скилуром, пусть глянет. Волшебство – это по части дядюшки. Сумеет понять – что за тварь, а нет, пусть прикажет из нее чучело сделать, поставим в парадном зале. Гости, особенно после пира, в восторг придут. Граф, вы не станете претендовать на добычу?
– Это всецело ваш трофей, Ваше величество, – усмехнулся я. – Пожалуй, после пира кое-кто из гостей, может и пить бросить, или решит, что пришла белая горячка. По мне, так ее только на огород поставить, ворон пугать.
– Жалко ворон, – всерьез сказал герцог. – Хорошая птица, умная.
Полностью согласен с Его высочеством. Сам ворон уважаю, хотя и стараюсь не вспоминать о том, что творят эти умные птицы после сражения с трупами или с телами тяжелораненых? Но птицы они всего лишь птицы, а не те, кто и устраивает эти поля.
– Право слово, мой дорогой граф, вы сегодня опять в ударе, опять совершаете добрые дела, – положил мне на плечо руку мой сюзерен. – За один день облагодетельствовали бедную сиротку, а заодно совершили подвиг.
