Евгений Шалашов
Будни наемника
Пока я снимал седло, объяснялся с боевым товарищем, устраивал в тепло промокшие ноги и сапоги, к костру робко подошли два аборигена, выкрашенные синей краской. У них при себе имелись корзиночки, заполненные чем-то странным – склизким, переливающимся, напоминающим лягушечью икру, хотя какая икра глубокой осенью?
Старейшина и проводник принялись немедленно уплетать «яства», зачерпывая их пальцами, а я вытащил из седельной сумки лепешку и сыр. Хотелось солонины, но решил с мясом повременить. А вдруг это оскорбит туземцев? Вон, старейшина даже на сыр смотрит с отвращением. Ну и смотри, хрен с тобой. Мне тоже твоя еда не нравится. Еще им не понравился запах моих портянок и сапог, установленных возле костра, так и мне запах болота не нравится.
– Старейшина спрашивает – могут ли его люди вернуться к пляске мертвых? – спросил проводник.
– Да на здоровье, пусть пляшут, – отмахнулся я, а потом спохватился. – Почему мертвых?
– После пляски все болотники умирают, – сообщил Ниврад.
– ??
– Они умирают до весны, – успокоил меня проводник.
Типа, впадают в зимнюю спячку, словно медведи? А что, удобно. Улегся себе, дрыхнешь и есть-пить не надо. Хотя, зима-то уже заканчивается, какой смысл укладываться спать?
Раскрашенные люди появились словно из-под земли и принялись плясать вокруг костра, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я, поначалу, пытался рассматривать женщин, но бросив взгляд лишь на одну, успокоился. Не тот случай, чтобы смотреть. Увидишь такую, будут кошмары по ночам сниться. Из любопытства пересчитал народ. Насчитав двадцать пять человек разного возраста, вспомнил обрывок какой – то университетской лекции о том, что «примитивные племена не могут быть большими, потому что охотой и собирательством невозможно прокормиться на небольшой территории» задумался – а как же тутошние болотники живут без охоты? Что в болоте может быть съедобного, кроме ягод и мухоморов? Впрочем, если пляшут вокруг костра, как-то живут. И на зиму в спячку уходит, тоже плюс.
– Ты убил нашу богиню, – неожиданно сказал старик на чистейшем человеческом языке.
Мне бы удивиться, но не стал. Верно, подспудно ждал чего-то такого. Удивился другому. Это какую-такую богиню я убил? Потом до меня дошло, что речь идет о той лягушке-переростке, с кривым мечом. Как там ее? Зензибаба? Нет, Забазена. Надо же, запомнил. Эх, как жаль, что не сумел сохранить сикль для коллекции.
– Если ее убили, так что это за богиня? – хмыкнул я.
– Это наша богиня, другой нет, – угрюмо сказал старик. – Забазена спала в глубине болот сотни лет, но она была нашей хранительницей. Она и всего-то вышла насытиться кровью, а ты ее убил. Мы услышали ее смерть и проснулись. С тех пор не можем уйти в наши зимние жилища и пляшем здесь каждый день пляску смерти.
– Надо было вашей Забазене насыщаться в другом месте, а не тревожить честных людей. И она бы цела была, и вы бы спали, – буркнул я.
– Ты не хочешь стать нашим богом, убийца богини? – с надеждой поинтересовался старейшина. – Мы отдадим тебе наших женщин, научим жить под землей и под водой, спать до весны, а то и дольше. Для начала нужно задержать дыхание, это не трудно. Мы можем сварить тебе зелье из прошлогодних грибов и ты заснешь на тысячу лет. И мы тогда сможем опять уйти в жилища.
– Нет, не хочу, – ответил я, стараясь сохранить серьезный вид. В жертву каким-то древним богам меня хотели принести, но богом стать ни разу не предлагали. Сидеть в болоте тысячу лет, а потом вылезать наружу и «насыщаться»? И эти, «синие танцовщицы», предложенные как женщины. Брр… Грибочки прошлогодние, еще не легче. Нет, если грибов нажраться, так и страшные болотницы могут показаться красавицами, но лучше не стоит пробовать на старости лет. Нет уж, нет уж. Ищите дураков в другом болоте.
– Я так и думал, – вздохнул старик. – А он? – кивнул старик на коня, тщательно пережевывающего какой-то мох с кочки.
Нет, я очень сдержанный человек. Даже герой. Не знаю, как сумел удержаться не то, что от улыбки, а от ржанья, а ведь сумел! Впрочем, из жеребца получится неплохой бог.
Покосившись на Гневко, сказал:
– А мы его самого и спросим.
– Не надо, – отчего-то испугался старик. – Я и так вижу, что ваш четвероногий спутник откажется. Да и женщины наши ему не понравятся.
Это он верно сказал. Болотные женщины жеребцу точно не понравятся, он иных дам предпочитает.
Я дожевал сыр, заел лепешкой, потянулся к фляге. Отпив, подумал, что надо бы пополнить запас – вон, Гнедой напился из той лужи, значит вода хорошая.
– Так где нам взять нового бога? Если у нас не будет хранителя, мы никогда не заснем, – грустно спросил старик, словно я должен ему взять и выложить какое-нибудь божество. И где посередине болота его найду? Хотя…
– Так вы сами сделайте.
– Как? – обомлел старейшина.
– А вот так, просто.
Я вытащил кинжал и принялся ковырять почву. Тщательно освободив землю от корней, угольков и листьев, начал творить. Сначала изготовил основу из веточек и травы, а потом обмазал получившегося уродца мокрой землей. Ваятель из меня так себе, да и болотистая почва – это вам не гончарная глина, но спустя минут пятнадцать у костра стояла небольшая фигурка – кривая, с обсыпающимися руками, но готовая.
– Это я так, для примера, – смущенно сообщил я, втайне любуясь работой. Кому как, а мне эта земляная кукла нравилась.
Старейшина и разноцветные танцоры, оставившие пляску смерти, смотрели на изделие моих рук, словно на некое чудо. Они что, никогда скульптур не видели? Впрочем, откуда на болоте взяться скульптурам, если нет скульпторов?
– Вот вам и богиня, – сообщил я. Потом, на всякий случай, строго сказал. – Если я убил вашего бога, то могу дать нового. Он теперь ваш хранитель и вы можете уйти спать.
Все присутствующие, включая проводника, дружно опустились на колени вокруг земляной куклы, а я подумал – а стоит ли рассказывать о своем «изделии» на исповеди? В сущности, я сейчас создал идола, вместо того, чтобы рассказывать несчастным дикарям о Едином. Но теперь уже поздно. Вон, как вытаращились. Пожалуй, патеру придется обо всем рассказать, а уж он пусть решает – насколько серьезный грех я совершил. Надеюсь, святой отец поймет, что идол я соорудил не из злого умысла, а по глупости.
– Как ее зовут? – с благоговением спросил старейшина, взяв в руки куклу. – Или его?
– Никак. Лучше, чтобы у вашего бога не было ни имени, ни пола. Но вам придется позаботится, чтобы фигурка не осыпалась. Можно намазать клеем или краской.
– А в какой цвет? – деловито поинтересовался старейшина.
– А во все, которые у вас есть, чтобы ваш бог был и молодым, и старым, и женщиной, и мужчиной.
Раскрашенные люди дружно завыли и принялись отбивать поклоны не то мне, не то своему будущему богу. Нет, определенно придется мне выслушать от патера немало добрых» слов.
Глава третья
Когда встречают по одежде
– Вот, сами поглядите, господин ярл, с этой горы до деревни рукой подать, – сказал проводник.
Я бы не стал называть холм горой, но спорить не стал. Для жителя болот и равнин и холм, высотой в двести ярдов, за гору сойдет. А деревня на самом деле словно лежала на ладони – два десятка домов, хозяйственные постройки и постоялый двор, стоящий наособицу. Конюшня, возы с сеном. Суеты не видно. Значит, обоз с принцессой еще не прибыл, а иначе бы здесь все напоминала развороченный муравейник. И свежий снежок, покрывающий крыши и все вокруг. Красота!
– Я вам больше не нужен? – поинтересовался Ниврад.
– Да как сказать… – неопределенно протянул я, соскальзывая с седла. Ухватив проводника за плечи, кинул его лицом вниз, в прошлогоднюю жесткую траву, а потом уперся парню коленом между лопаток. – А теперь рассказывай, сволочь, почему ты меня к болотникам завел? Думаешь, поверю, что заблудился?
Проводник ответил что-то невнятное.
– Что ты сказал? – поинтересовался я. – Говори четко, чтобы я понял.
Ниврад продолжал бурчать нечто нечленораздельное. А, так он просто не может говорить. Слегка освободив парню голову, убрал колено и ласково попросил:
– Давай, лягушоночек, рассказывай, а иначе не видать тебе моих медяков. Так они у трактирщика и останутся, а ты здесь, воронам на радость.
– Я не за медяки шел, – с обидой отозвался проводник. – Мне старейшины приказали ярла, который богиню убил, то есть вас, к ним привести, чтобы он нашим богом стал. Решили, что ярл от такой чести не откажется. Я за вами три дня шел, думал, не выполню приказ, домой возвращаться не стану, а тут такая удача. Но вам бы никто плохого не сделал. И времени вы нисколько не потеряли.
В общем-то, ничего нового я не узнал, а то, что проводник меня куда-то заводит, понял еще на болоте. И что мне с этим парнем делать? Убить? Пожалуй, не стоит. Он ведь и на самом-то деле ничего плохого не сделал, зато провел меня самым коротким путем.
– Ты сам-то, кем будешь? Болотником? – поинтересовался я.
– Мать у меня человек, а отец – болотник, – пояснил парень. – Я поначалу у матери жил, но меня постоянно на болото тянуло, к отцу. Теперь я и там, и тут.
М-да, и какая человеческая женщина решилась забеременеть от болотника? Впрочем, в жизни еще и не такое бывает.
– Ладно, проваливай, – ослабил я хватку, потом передумал. – Хотя, постой. Что это за дрянь вы со своим старейшиной ели?
– Личинки голубых мух, – ответствовал Ниврад. Кажется, проводник слегка обиделся за слово дрянь.
– Какие личинки зимой? – удивился я.
– Голубые мухи живут в торфяниках, у них нет крыльев, зато откладывают личинки круглый год. Это самое вкусное, что я когда-либо ел.
М-да, мухи без крыльев, да еще и голубые. Личинки… Тьфу.
– Ярл, уж если вы меня не убили, то скажите – отчего вы не захотели стать богом?
И что ответить? Пускаться в теологические дебаты? Так в них мои друзья по университету сильны, но не я. А говорить, что верю только в Единого, тоже нет смысла.
– Иди, – только и сказал я. – И не задавай глупых вопросов.
Провожая парня взглядом, примерился к его спине – вон, лопатки торчат, так и просят всадить клинок между ними. Врать не стану – если бы болотник побежал или просто ускорил шаг – завалил бы и угрызениями совести не мучился, а метать клинок в сгорбленную спину противно. Нет, определенно становлюсь слишком добрым.
– И-го? – поинтересовался Гневко.
– Не стоит, – отмахнулся я, заскакивая в седло. Понимаю, что гнедой, которому ходьба по болоту понравилась еще меньше, чем мне, очень хотел догнать проводника и лягнуть полуболотника пониже спины, но коли уж мы его отпустили живым, так и калечить не было смысла.
В этой деревне мы останавливались, хотя я ее и не помнил. Столько деревень попадалось на моем пути, а уж постоялых дворов и того больше. Пейзане не бедные – дома не фахверковые, а каменные. Крыши, правда, крыты не черепицей, а соломой, смешанной с глиной, но это нормально, это дешевле и практичнее.
Я был неправ, думая, что на постоялом дворе нет суеты. Вон, хозяин с подручным выкидывают из дверей старую солому, устилавшую пол в общем зале, тащат свежую. Что ж, молодцы, готовятся к приезду принцессы.
Я въехал, спешился и повел Гневко в конюшню. Однако, на пути возник крепкий рыжебородый мужик, вставший у ворот, словно часовой, решивший умереть, но не пропустить неприятеля. Это он зря. Коли умрешь, неприятель сам пройдет.
– Ты куда прешь, морда? – рыкнул рыжебородый.
– А ты кто, конюх? – поинтересовался я.
– А какое твое собачье дело?
Что-то меня здесь неласково встречают. Может, сразу в ухо дать? Впрочем, к конюхам я отношусь гораздо терпимее, нежели к остальному люду. Наверное оттого, что от них зависит благоденствие моего жеребца. Ладно, морду я ему позже набью, как уезжать стану.
– Расседлаешь, овса задашь, водичку гнедой свежую любит, – кротко сказал я, намереваясь вручить рыжему узду.
– Да куда ты… – попытался возразить мужик, но его рука уже оказалась в моем захвате. Он дернулся, было, пытаясь вырваться, но упал на колени, горестно застонал, глаза наполнились слезами. Вкладывая в помятую ладонь узду, еще раз напомнил:
– Расседлать. Напоить и накормить. – Посмотрев на перемазанные ноги гнедого, засохшую грязь на брюхе, круп, в разводах ржавой болотной тины, добавил. – И почистить жеребца не забудь. Я сейчас еду закажу, перекушу и проверю. И не вздумай грубить, руку оторву, а заодно и язык.
Конюх хотел что-то сказать, но не рискнул, предпочитая остаться с жеребцом, а не с хозяином. А вот это он зря. Гневко просто устал с дороги, но его копыта могут нанести ущерб человеку больше, нежели мои руки.
Убедившись, что конюх, со стоном и причитанием повел гнедого в денник, пошел на постоялый двор. Но туда меня тоже не хотели пускать.
– Чего надо, бродяга?
Неужели мой вид напоминает бродягу? Ну, подумаешь, сапоги измазаны, плащ грязный, штаны тоже просятся в стирку. Странно, я по болоту не полз, а вот измазаться умудрился. И гнедой, к слову, задницей по кочкам не елозил, а перепачкался. Нет, чтобы я еще хоть когда-нибудь отправился в болото!
– И что за день такой? – вздохнул я. – Мне бы поесть, а еще комнату для отдыха.
Хозяин вместе с помощником, видом напоминавшего вышибалу, засмеялись.
– Охренел? Сюда сейчас настоящая принцесса прибудет, а с ней свита – рыцари, а еще барон фон Скилур с самим Артаксом, – с гордостью сообщил хозяин.
А что, принцессы бывают ненастоящие?
– Ничего, они мне не помешают, – ответил я, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Ишь ты, с самим Артаксом.
Трактирщик с подручным удивились такой наглости, но в драку пока не вступали, решив урезонить нахала словесно.
– Мы второй день чистоту наводим, понимаешь? Ну куда ты, чушка болотная прешься? Ты нам свежие полы попачкаешь, а мы только что соломы натащили.
– Есть хочу, – сообщил я. Вздохнув, спросил. – А ты что, не узнал меня?
Хозяин смерил меня пристальным взглядом. Видимо осознал, что бродяги не носят с собой мечи, а одежда, хотя и запачканная, но недешевая. Да и коня моего он видел. Такой жеребец не у каждого состоятельного рыцаря бывает.
– Морда, вроде, знакомая, – нерешительно пробормотал он. – Верно, в охранниках служишь, при купцах? А где твой хозяин? И обоз его где? А почему грязный? Сразу скажу – хрен вам нынче, а не постой, у нас люди познатнее стоят.
– При купцах… – хмыкнул я. – А если я Артакс и есть, что скажешь?
Хозяин с вышибалой переглянулись и принялись хохотать так, что из конюшни им ответила какая-то лошадь. Отсмеявшись, трактирщик протер глаза кулаком и сказал:
– Ишь, Артакс он… Да знаешь ли ты, как Артакс выглядит? Он – во! А ты? Весь грязный, словно пикша болотная и тиной воняешь. Ну, парень, ты и шутник. Ладно, хрен с тобой, я нынче добрый. Проходи, садись в уголок, накормим чем-нибудь. Напакостишь – убирать заставлю. Но как обоз во двор въедет, то не взыщи, я тебя выгоню, чтобы ты своим видом похабным нашу будущую герцогиню не пугал.
Я мысленно загрустил. Вот ведь, как бывает, когда грязная одежда не соответствует внутреннему содержанию.
Скромно усевшись в конце длинного стола, я принялся ждать. Минут через пять, когда терпение уже начало иссякать, а в брюхе забурчало, дородная девка плюхнула передо мной миску с каким-то варевом.
– Что это? – поинтересовался я, с опаской заглядывая в миску. Нюхать вообще не рискнул.
– А сам не видишь? – ухмыльнулась деваха. – Каша перловая. Вчерашняя, правда, но, если голодный, так и такую съешь. Свиньи едят, не жалуются.
– Хозяина позови, – приказал я, расстегивая плащ, чтобы тот не мешал движениям. – Я ему эту кашу в глотку забью, а то, что останется, тебе засуну…
Не стал уточнять, в какое место стану засовывать, а девка открыла рот, чтобы достойно ответить, тут же его и закрыла, увидев, что под испачканным плащом скрывался дорогой камзол и массивная золотая цепь (ее, кстати, я получил от князя в ознаменование титула ярла) тут же его закрыла.
– Бегом! – рявкнул я на служанку и та умчалась.
Нет, я бы все перетерпел, все простил, но только не перловую кашу, непригодную к употреблению человеку.
Ко мне тем временем неслись хозяин и вышибала с дубинкой. Чего они, нюх потеряли? Я запустил миской в рожу хозяина, а пока тот отплевывался, перехватил вышибалу за руку, отобрал кабацкое оружие и как следует припечатал жирную харю к свежевымытой столешнице, отчего та сразу испачкалась.
– Ты чем благородного графа кормишь, тварь? – рыкнул я.
– Виноват, господин граф, – пролепетал трактирщик, видя мою благородную ярость. – Не признали. Вот, как плащик с себя сняли, увидели, что вы господин Артакс. – Ткнув в бок приспешника, зашипел. – Проси прощения у благородного графа.
Вышибала, пытаясь прикрыть разбитый нос кулаком, размазал кровь, что-то залепетал.
– Мне не ваши извинения нужны, а еда.
– Ваше сиятельство, так не готово у нас ничего. Плиту чистили да белили, даже перловку на костре варили. Мы же принцессу ждем, сейчас привезут барашков да хрюшек, резать начнем.
– Делать больше принцессе нечего, как на вашу плиту смотреть, – фыркнул я. – Ладно, яичницу с ветчиной сготовь, и хлеб с сыром тащи. Скажешь, что не сумеешь зажарить, я костер прямо посередине комнаты разведу, а яичницу из твоих причиндалов сготовлю. А пить тащи либо квас, либо каву, если есть.
Кажется, трактирщик здорово перепугался за сохранность своих бубенчиков, хотя, на самом-то деле, я даже бараньи яйца никогда не ел, а кое-кто считает их изысканным блюдом, но пусть боится.
Эх, как меняет отношение к человеку его одежда. И всего-то стоило скинуть с себя грязный плащ. Скоро служанка поставила передо мной свежий хлеб и тарелку с сыром, а чуть позже передо мной водрузили дымящуюся сковородку яичницы с ветчиной. И, только я принялся есть, как во дворе раздался какой-то шум, конское ржание, а в общую залу вбежала юная принцесса. За ней, кланяясь до соломы, застилавшей пол, шел хозяин.
– Ваше величество, ваше сиятельство, – лепетал трактирщик, путая титулование. – Мы думали, что вы попозже прибудете, обед еще не готов.
Но Инга фон Севр, увидев меня, проигнорировала слова хозяина, а устремилась к своему незадачливому телохранителю.
– Граф Артакс, а вы уже здесь? – удивилась девушка. – Я думала, что вы лежите больной, на постоялом дворе. Думала, примерещилось, что Гневко в конюшне стоит.
Как требовал этикет, я встал, изобразил поклон и поинтересовался:
– А вы, сударыня, избавившись от меня, решили развлечься?
– Так обоз этот тащится, словно беременная улитка, я и решила, что поеду побыстрее, – наморщила мордашку юная княгиня, а потом поинтересовалась. – А что вы такое едите? – Принюхавшись, догадалась сама. – Яичница с ветчиной. Я тоже хочу.
– Так и подсаживайтесь ко мне, здесь на двоих хватит, – хмыкнул я, кивая остолбеневшему трактирщику. – Тащи вилку для Ее высочества.
В моей родной Швабсонии, даже при дворе какого-нибудь захудалого барона ни у кого бы не хватило фантазии кормить яичницей девушку из знатной семьи, да еще прямо со сковородки. А тут нравы попроще и скоро принцесса Инга бойко уплетала мою порцию и это у нее так славно получалось, что я жестом приказал хозяину – мол, сделай еще. Нет, хорошо, когда девочка кушает с аппетитом, но я рисковал остаться голодным. Разделавшись со второй порцией, принцесса с довольным видом похлопала себя по брюшку, скрытому кольчугой:
– Вкусно. И почему при дворе яичницу не подают?
– Потому что она считается едой пейзан и солдат, – пояснил я. – Дворянство должно питаться благородной пищей.
– Глупость какая, – скорчила удивленную физиономию Инга. – Разве может быть неблагородной пища, если она вкусная? – Я только пожал плечами, а юная принцесса, как это бывает с подростками, задала новый вопрос. – Граф, а как вы оказались здесь раньше нас? И как ваши раны?
– Раны притихли, не беспокоят, – постучал я на всякий случай по столу. – А раньше вас, так я просто дорогу срезал, проехал по болоту.
Тем временем нам принесли бокал вина для принцессы, а мне большую чашку, заполненную чем-то темным, напоминающим каву, но пахнущим как-то иначе.
– И что это? – поинтересовался я.
– Цикорий, – подобострастно отозвался хозяин. – Кавы у нас нет, но этот напиток не хуже.
Я отхлебнул. Нет, до кавы этому пойлу далеко, но пить вино, после той злополучной ночи, мне не хотелось.
– Кстати, а что за пикша болотная? Никогда о таких не слышал, – поинтересовался я, вспомнив эпитет, которым меня наградил трактирщик при встрече.
– Пикша болотная – это кабанчик, что на болоте живет, – вместо хозяина постоялого двора ответила принцесса. – Но у него вместо копыт лапки, как у утки. Охотник увидит пикшу, думает, что кабан, пойдет за ним, а эта сволочь его в самую трясину заводит, откуда выхода нет. Но если охотник умелый, да на мокроступах, он эту пикшу свободно на копье возьмет. Правда, мясо у нее жесткое, тиной воняет, но есть можно. надо.
Вона, какие твари на болотах встречаются.
– Ступайте прочь, – царственно взмахнула ручкой принцесса, а когда трактирная прислуга, пятясь задом, удалилась, спросила: – Граф, вы за кого посоветуете мне замуж выходить – за герцога или за его сына?
Я чуть цикорием не подавился. А мы за кого ее сватали? А, мы сватали ее за герцогскую корону, а не за человека.
– А сами-то вы за кого хотите? – поинтересовался я.
– Да мне, в общем-то, все равно, – наморщила носик принцесса. – С детства знаю, что дочери князей по любви замуж не выходят, так что, какая разница? Про герцога Силинга слышала, что властитель достойный, боец умелый, только он старый. А Вильфрид, как говорят, государственными делами заниматься не хочет, оружие в руках держать не умеет, все больше просвещением пейзан занимается. Зато наследник престола еще молодой.
Я не стал говорить девушке, что выбор станет делать не она, а Деметрий фон Силинг. Понравится властителю девица – женится сам, а нет, заставит выйти замуж за сына.
– А тут, принцесса, ничего не могу сказать. Приедете, сами решите. Герцог правитель, станете ему опорой, наследника еще одного родите, а там, глядишь, через ребенка власть приобретете. Станете женой молодого Силинга, то после смерти отца – то есть, свекра вашего, будете сами страной править, пока супруг школы да университеты открывает. А оружием владеть вы его сами и обучите, если терпения наберетесь.
Принцесса задумалась. Возможно, решила задать еще какой-нибудь вопрос, на который мне не хотелось бы отвечать. Спросит, например, как себя вел Вильфрид, когда был на той стороне гор, что отвечать? Что сын герцога, позволявший обижать себя всем, кому не лень, вел себя как тряпка? К счастью, от ненужных вопросов меня спасло появление двух воительниц, сопровождавших принцессу. Девушки начали греметь железом, снимая с себя лишние доспехи.
– Госпожа Инга, – обратилась одна из амазонок к принцессе. – В конюшне к вашей кобылке пристает какой-то нахальный жеребец, похожий на гнедого ярла Артакса. Он уже выгнал всех остальных коней во двор, а конюху врезал копытом.
– А сама кобылка не против? – подал я голос.
– Нет, кобылка не против, даже наоборот, – отозвались воительницы в один голос, а лишь потом изумились: – Ярл Артакс? Вы как здесь оказались?
– Тогда не стоит мешать, разберутся сами, – отмахнулась принцесса. – Гнедому Артакса можно к моей кобыле поприставать, хуже не будет. Глядишь, жеребенок симпатичный появится.
Чем хорошо жеребцам, так это тем, что в отличие от людей им не надо заботиться о будущих детях, платить их матерям деньги на содержание потомства, а иначе я бы уже давно разорился.
