Евгений Прядеев
Спящие секреты
Глава 4
Латунин
Очень сильно хотелось пить.
Пересохшее горло даже не пыталось выдавить из себя хоть какие-нибудь звуки, а какофония маленьких молоточков в висках настойчиво требовала жидкости.
Ощущение, что внутри головы сидит маленький трудолюбивый гномик, который решил развлечься игрой на нескольких барабанах сразу. Если попытаться расслабиться и прислушаться к череде непонятных звуков в голове, то может сложиться впечатление, будто бы гномик виртуозно исполняет мелодию какого-то бравурного марша.
Мы будем бить! Бить! Бить!
Нам дайте пить! Пить! Пить!
Мелодичное течение ручья мигрень напоминала мало, а вот жидкости с каждой секундой хотелось всё больше. Хоть какой-нибудь… И таблетку от головной боли. И поспать. Но сначала всё-таки попить, причём неважно чего, хоть воды из-под крана.
Александр Петрович прекрасно помнил то злосчастное утро, когда при пробуждении выяснилось, что в квартире отключили воду. Какая-то авария на линии, в кране пусто, а в холодильнике только чёрствый кусок засохшего сыра. Стыдно сказать, но вид сливного бачка от унитаза, полного желанной влаги, привёл тогда Петровича в неимоверный восторг.
«Животный восторг!» – поправил себя мужчина и, легонько охнув, отправился к холодильнику. Он уже давно был немолод, поэтому прекрасно осознавал, что ведёт не самый праведный образ жизни. Выражаясь русским языком, он просто катится вниз по наклонной плоскости, медленно убивая свой организм регулярными возлияниями.
Так часто бывает, когда у человека пропадают нравственные и физические ориентиры. У Петровича они исчезли. Не все сразу, постепенно, но все.
Допустив ошибку однажды, Петрович старался не наступать на такие же грабли повторно, поэтому теперь, покупая в магазине бутылку крепкого спиртного, всегда брал ещё и пакет однопроцентного кефира. Или даже два, как вчера вечером.
Весь жизненный опыт мужчины говорил о том, что лучше кисломолочного напитка при похмелье средства ещё не придумали. По крайней мере, рассол Петрович не любил с детства, а вода после обильных возлияний ему вообще не помогала.
– Синька зло, но пить не брошу, – пробормотал Латунин, рывком принимая сидячее положение на диване. Судя по всему, гномику в голове такая физическая активность совсем не понравилась, потому что боль не утихла, а, наоборот, усилилась. Пространство перед глазами качнулось в разные стороны, но затем глаза всё-таки сумели сфокусировать взгляд на таком знакомом натюрморте.
Чёрный массивный шкаф, под которым притаились гантели. Стул с небрежно брошенными спортивными штанами и компьютерный стол с ноутбуком. Гладильная доска с пыльным утюгом и табуретка.
Больше рассматривать было нечего. Впрочем, избытка мебели в квартире Александра Петровича не наблюдалось уже очень давно. Ну не считать же предметами интерьера криво прикрученные к стене полки, которые хозяин квартиры смастерил в лёгком алкогольном угаре из найденного недалеко от подъезда листа фанеры?
Сам Латунин считал свою однокомнатную квартиру исключительно тем местом, где можно принять душ и поспать в более-менее комфортных условиях, а значит, и морочиться с покупкой золотого унитаза и занавесок необязательно.
Хотя множество книг на этом образце выставки достижений народных ремёсел повергали в шок каждого, кто только получал возможность прикинуть их общее количество. Ещё общее удивление вызывали названия, выдавленные на корешках. Физика, математика, криптография, программирование…
Интересы Александра Петровича выдавали в нем крайне эрудированного и разностороннего человека, хотя поверить в это окружающим сейчас представлялось достаточно сложной задачей. Последние десять лет, почти сразу после развода, Петрович активно катился по наклонной плоскости вниз.
Из когда-то красивого подтянутого молодого человека, с лёгкостью завоёвывавшего девчат на московских дискотеках, мужчина быстро превратился в не самого прекрасного представителя человеческого общества. В какой-то момент падение удалось затормозить, за что огромное спасибо надо сказать работе и непосредственному начальнику Петровича.
В один прекрасный день подполковник Морозов приехал к Латунину домой и прочитал целую лекцию о вреде алкоголя для мужчин среднего возраста. С учётом того, что накануне Александр Петрович в очередной раз позволил себе «лишнего», лекция включала в себя множество многоэтажных матерных конструкций, а также сопровождалась уборкой квартиры, выкидыванием мусора и периодическими тычками в район почек и печени Латунина.
– Нравится быть говном? – орал на подчинённого Морозов. – Что ты нюни распустил, как студень протухший? Не хочешь жить – разберись с этой проблемой! Только сам, без долгих рассусоливаний! Без отравления жизни коллегам и соседям!
– Обязательно, – обиженно хрипел Латунин, потирая поясницу после очередного тычка. Морозов был человек кручёный, неплохо подготовленный, поэтому воспитательные усилия начальника отдавались болью во всём теле. – Вот допью и тут же начну разбираться.
– Шутишь?! – в очередной раз взревел подполковник Морозов. – Здоровый мужик! Руки-ноги на месте! А ты работать не хочешь! Тебя для чего родина учила? Чтобы ты на себя руки накладывал? Чтобы бухал без продыху? Ты специалист, каких больше не делают, а ведёшь себя как маленький ребёнок! Ну сдохнешь ты, неважно – сам или от водки, а работать кто будет? Я один, что ли?
Латунин в очередной раз потирал бок и уныло кивал в такт крикам своего начальника. Не очень, конечно, хотелось признаваться, но слова Морозова падали на вполне благодатную почву. Александр Петрович действительно являлся крайне востребованным специалистом в своей специфической сфере деятельности.
В общем, поставленной цели Морозов добился. Латунин завязал, причём сам, без клиник и капельниц. Получил карт-бланш на самостоятельную работу и пять лет демонстрировал более чем выдающиеся результаты. Даже парочку госнаград заработал, несмотря на ярое сопротивление кадровиков и прочих бюрократов, помнивших загулы Петровича в особо тяжёлые жизненные периоды.
А потом Морозов умер. Вот так просто взял и «сгорел» на рабочем месте. Разговаривал с кем-то по телефону, положил телефонную трубку на стол и уронил рядом голову. Вскрытие показало обширный инфаркт, противоядия от которого медицинская наука пока не придумала…
Первый глоток кефира принёс мужчине воистину райское наслаждение. Петрович даже постоял пару минут с пакетом в руке, разглядывая причудливые разводы грязи на оконном стекле и прислушиваясь к ощущениям в организме. Уже почти полностью рассвело, но солнце пряталось где-то далеко за низкими серыми тучами, отчего создавалось впечатление, что день никак не хочет вступать в свои законные права.
Спешащие на работу люди в утренних сумерках выглядели сонными мухами, упорно ползущими к известной им одним цели. Прошедший вчера ливень оставил после себя большое количество луж, поэтому пешеходам непроизвольно приходилось выстраиваться в затылок друг другу.
Почему-то Петровичу это зрелище напомнило колонию трудолюбивых муравьёв, способных целыми днями напролёт таскать с места на место веточки и камушки. Куда, зачем? Сие муравьям неведомо, в их жизни все равно ничего больше нет, кроме этого бестолкового перетаскивания мусора.
Когда-то он жил так же, втискиваясь по утрам и вечерам в переполненную электричку, торопясь на службу в родную контору. Служба наружного наблюдения романтично выглядит только в книжках, а на деле это такая же муравьиная рутина.
Петрович успокаивал себя тем, что неплохая на общем фоне зарплата и некоторые социальные льготы дают его семье стабильность, а значит, есть ради чего жить и мучиться, но в одно прекрасное утро оказалось, что он ошибался. Жене хотелось чего-то большего, поэтому, вернувшись утром домой после ночной смены, Петрович обнаружил пустые шкафы и записку на кухонном столе.
«Саша, ты, наверное, хороший, но я устала!»
Записка до сих пор висела на холодильнике, прикреплённая магнитом с фотографией сына. Сейчас ему уже шестнадцать.
Петрович почувствовал, как к горлу подкатывает комок, и торопливо допил кефир. Трудолюбивый гномик в голове никак не хотел успокаиваться, хотя чувствовалось, что силы его значительно поиссякли.
– Синька дно, но мы в калошах, – пробормотал мужчина, а затем начал приседать. Никогда в жизни Петрович не следил особенно за своей физической формой. В молодости вполне хватало здоровья, подаренного природой, а в более зрелые годы – аргумента, что сотрудник «наружки» не должен привлекать внимания накачанными бицепсами. Особенно если чаще всего работает в образе бомжа или уличного забулдыги.
Но сегодня Александр Петрович очень хотел показать себя во всей красе, по крайней мере, насколько это будет возможно. Как-никак первый рабочий день. Да и работодатель, признаться, более чем удивительный.
На это объявление он наткнулся абсолютно случайно. Первым ощущением вообще было опасение, что это розыгрыш бывших коллег. По крайней мере, Петрович поначалу думал именно так.
«Частному детективному агентству требуется специалист в области наружного и технического наблюдения с опытом работы». И телефон.
Молодой женский голос, отозвавшийся на звонок, тем более уверил Петровича, что кому-то из приятелей стоит основательно начистить физиономию, но действительность перевернула всё с ног на голову.
Нет, поначалу всё выглядело именно так, как и положено в передаче «Розыгрыш». Недорогой офис в новом жилом комплексе, полупустая комната, в которой наблюдался самый минимум уюта, и симпатичная девушка с очаровательной улыбкой.
Всего этого оказалось вполне достаточно, чтобы Петрович непроизвольно начал озираться в поисках скрытых видеокамер. Он даже заготовил и мысленно отрепетировал оправдательную речь, дескать, всё понял сразу и просто хотел немного подыграть шутникам. Впрочем, от идеи начистить кому-нибудь физиономию он тоже не отказался.
Не дождавшись конфетти и криков «Сюрприз!» в первые две минуты, Латунин немного расслабился и решил, что основное действие начнётся чуть позже, с появлением нового актёра. Петрович даже предвкушал, что в дверь войдёт актёр с классической внешностью Клинта Иствуда времён расцвета. Волевое обветренное лицо, колючий взгляд, трёхдневная небритость. Шрам через всё лицо тоже, по идее, не помешал бы, но, скорее всего, от него реквизиторы откажутся.
Петрович осмелел настолько, что плюнул на все приличия и буквально потребовал себе чашечку кофе. Помирать – так с музыкой.
А вот дальше пошли сплошные удивления. Во-первых, кофе ему не дали. Причём сопроводив отказ словами, что он на бодрящий напиток пока не заработал.
Во-вторых, хрупкая стройная девушка, встретившая его на пороге офиса, оказалась и в самом деле директором детективного агентства. Самое смешное, что она к тому же была его единственным работником. Впрочем, на скромный взгляд Петровича, это было смешно, но неудивительно. Кто пойдёт работать к девочке, ничего не смыслящей в деле, которым она решила заняться?
Ну а в-третьих, Петровича взяли на работу. И даже аванс заплатили, что вообще уже ни в какие рамки не лезло. Именно поэтому Латунин позволил себе вчера небольшой банкет, а теперь судорожно пытался привести организм в порядок.
Александра, директор детективного агентства, сумела всколыхнуть в Петровиче какие-то давно похороненные струнки души, так что выглядеть перед ней плохо не хотелось. Особенно в первый день. И особенно выглядеть алкоголиком.
Звонок в дверь раздался в тот момент, когда Петрович уже закончил с приседаниями и пытался вспомнить, как делается мостик. Вопрос, зачем ему это надо, Латунин старался себе не задавать, понимая, что рискует таким образом потерять последние остатки решимости.
Незваный гость оказался настоящим знаком с небес, что самоистязание до добра никого ещё не доводило, а значит, нечего и начинать так развлекаться.
– Гражданин Латунин? – За дверью квартиры оказался капитан Чистяков Геннадий Геннадьевич, местный участковый. Невысокий, с аккуратным брюшком, проступающим даже через форменную тужурку, мужчина лет сорока вполне мог сойти за комбайнёра-передовика из какого-нибудь советского фильма. Почему именно комбайнёра, Петрович не знал, но, скорее всего, большую роль в этом ощущении сыграло лицо полицейского. Узкий лоб и широкие щёки украшались носом в виде картошки и глубоко посаженными чёрными глазками.
Впрочем, возможно, что Александр Петрович просто плохо знал уважаемого стража правопорядка. В конце концов, форма на нем сидела ладно, опытный офицерский взгляд отметил эту деталь машинально, а потрёпанная дерматиновая папочка наводила на мысль, что у себя в околотке полицейский не отсиживается, честно отрабатывая ножками вверенный ему участок ответственности.
С этим представителем власти Латунин до сегодняшнего дня никогда не пересекался, но по въевшейся в кровь привычке внимательно отслеживал всех должностных лиц, имеющих отношение к пятиэтажке, в которой у него была квартира.
Как зовут сантехника, какой номер у дежурного врача местной поликлиники и уж тем более – к кому бежать в случае пожара или ограбления. За последние тридцать лет эти сведения не понадобились Петровичу ни разу, но это же не повод ломать давно установленный порядок.
– Доброе утро, Геннадий Геннадьевич, – добродушно улыбнулся Латунин полицейскому. – Зайдёте?
Судя по всему, таким образом участкового встречали крайне редко. Чистяков собрался было что-то сказать, передумал и молча прошёл в квартиру мимо посторонившегося Латунина.
– Чай? Кофе? – предложил скороговоркой Петрович, но полицейский отрицательно помотал головой, ощупывая мужчину колючим изучающим взглядом.
«Почему полицейские никогда не верят в обычную людскую доброжелательность? – внезапно подумал Латунин. – Стоит, пытается сообразить, что я за фрукт, откуда знаю его имя-отчество. И подозрение, подозрение… Я уже заранее виновен во всех самых страшных и опасных преступлениях. И всё только потому, что веду себя не так, как большинство обычных людей. Что это? Профессиональная деформация или я просто преувеличиваю?»
Некоторое время мужчины с интересом разглядывали друг друга в полном молчании, а затем участковый решил нарушить его первым.
– Вы не ответили на мой вопрос, – проскрипел он донельзя казённым тоном. – Вы гражданин Латунин?
– Я гражданин Латунин, – с нажимом на местоимение ответил Петрович. – А вы?
– Ваш участковый уполномоченный. – Полицейский с готовностью продемонстрировал развёрнутое удостоверение. – У меня есть к вам несколько вопросов.
– Спрашивайте, – с готовностью согласился Петрович. – Только если можно побыстрее, мне ещё надо успеть собраться на работу.
Он улыбнулся участковому максимально дружелюбно, но ответной взаимности, к сожалению, так и не дождался. Наоборот, как и предполагалось, получил самый предсказуемый вопрос.
– И кем вы работаете? – взгляд Чистякова стал ещё более колючим.
– Сотрудник частного детективного агентства «Порядок». – Латунин с грустью подумал, что на работу такими темпами он наверняка опоздает. Не самое лучшее начало трудовой карьеры, но Петрович прекрасно понимал, что каждый следующий его ответ будет вызывать новые вопросы. Маленькие последствия предыдущего места работы.
– Очень интересно, – оживился участковый. – А по моим сведениям, вы не работаете, ведёте достаточно праздный образ жизни…
Мхатовской паузе в речи полицейских никто никогда не обучает, но это умение само собой появляется у каждого, кто успел проработать «на земле» хотя бы полгода. Впрочем, Петрович тоже «в поле» стоптал не одну пару кроссовок, поэтому прекрасно знал, что в эту игру можно развлекаться вдвоём.
Он смотрел на участкового и с удовлетворением наблюдал, как медленно набухает жилка на шее возле форменного кителя.
«Поделом тебе, – мстительно подумал Латунин. – Нечего напоминать людям об их ошибках, тем более когда не знаешь всех обстоятельств». Петрович ждал развития театрального этюда, а потом с горечью вспомнил, что опаздывает, и понял, что полного удовольствия получить не выйдет.
– Я военный пенсионер, – опередил Петрович уже открывшего рот полицейского. – После увольнения позволил себе небольшой отпуск. Законом вроде бы это не возбраняется. Теперь решил устроиться на работу, потому что пенсия, пускай даже военная, не так велика, как нам бы хотелось. Показать документы?
– Покажите, – кивнул Чистяков, зачем-то открывая, а затем закрывая молнию на своей дерматиновой папочке. Капитан выглядел обескураженным. Судя по всему, он шёл по адресу, твёрдо уверенный, что встретит здесь махрового тунеядца, к тому же не брезгующего запоями, однако все его мысленные построения рушились, как карточный домик.
Пенсионное удостоверение Александра Петровича было в полном порядке. Маргарита Павловна, кадровичка, ответственная за пенсионеров, достаточно тяжело и долго болела коронавирусом, так что Латунин выписывал свои документы собственноручно.
– Всё понятно, – разочарованно протянул участковый, возвращая Петровичу документы, которые за пару минут успел тщательно изучить и обнюхать. Единственное – на зуб не попробовал. Сожаление об этой упущенной возможности отчётливо сквозило в глазах полицейского, но не давать же ему в самом деле грызть официальные бумаги.
Латунин усмехнулся про себя собственной лихости, но уже буквально через секунду понял, что праздновал победу слишком рано.
– Александр Петрович, – уже предельно официальным тоном продолжил беседу участковый. – Я прибыл, чтобы опросить вас по поводу серии преступлений, связанных с исчезновением породистых кошек и котов в нашем микрорайоне.
Глава 5
Даниил
– Даниил Артёмович, кадры вернули ваш рапорт на отпуск!
Лист А4 медленно спланировал на стол, но Ревенькова не стала дожидаться окончания его плавного полёта и, долбя пол каблуками туфель, уже удалилась в другой конец кабинета.
«Сука», – привычно подумал про себя парень, не пытаясь, впрочем, озвучивать свои мысли. Анна Сергеевна наверняка догадывалась, что о ней думает коллега, но ни капельки не переживала по этому поводу. Иногда Даниилу казалось, что она искренне гордится тем, как о ней думают за глаза коллеги, причём не только мужчины, но и некоторые женщины. В любом случае Ревенькова ни на йоту не пыталась изменить своё поведение и продолжала гордо нести знамя твари в человеческом обличье.
Парень с тоской посмотрел на стандартный бланк рапорта с бесчисленным количеством виз и согласований и с тоской потянулся к служебному телефону. На том конце провода отозвались без промедлений.
– Жень, – грустно спросил Даниил, услышав знакомый голос. – Ну что у вас за обострение очередное?
Их кадровый куратор Женя, официально капитан Парамонов Евгений Сергеевич, был одним из последних живых воплощений оптимизма на государственном лайнере бюрократии. Судя по тому, что роста в кадровике насчитывалось едва ли сто шестьдесят пять сантиметров, а избыточного веса не водилось даже в теории, позитива в госслужбе оставалось всё меньше.
Однако даже плохие новости Женя умел сообщать исключительно радостным голосом, от которого казалось, что заканчивать жизнь самоубийством пока ещё рановато.
– Даня! – обрадовался Парамонов знакомому голосу. – Как дела? Ты какой-то грустный сегодня.
– Я всегда грустный, – на автомате парировал Даниил. – Особенно когда мой отпуск внезапно оказывается под угрозой. Почему мой рапорт вернули?
– Ах, это! – Фонтан эмоций никуда не исчез, а внутреннюю энергию кадровика можно было почувствовать даже через телефонную трубку. – Даня, у тебя в инструктаже по мерам безопасности Осетии не хватает.
– Чего не хватает? – В первую секунду Даниилу показалось, что он ослышался. – Зачем мне Осетия? Я вообще-то в Питер собираюсь ехать.
– Это неважно, – голос кадровика по-прежнему разливался ручейком дружелюбия. – Указиловка из центра пришла, теперь надо указывать, что ты предупреждён о запрете поездок в Абхазию и Южную Осетию.
– Так это заграница, нам и так туда нельзя, – искренне не понимал суть проблемы молодой человек.
– Даня, ну что я могу сделать, шеф эту строчку в рапортах теперь в первую очередь смотрит, – добавил отчаяния в голос кадровик, но прозвучало все равно фальшиво. – Там делов-то, заедешь к нам, мы рапорт перепечатаем, и все в ажуре будет.
– А потом мне ещё три дня на нем визы собирать, – тоскливо пробормотал Даниил, понимая, что спорить бесполезно. – Ладно, завтра постараюсь приехать.
– Отлично, – почти что прокричал на том конце провода Евгений. – Буду ждать!
Положив телефонную трубку, Даня спрятал лицо в ладонях и чуть было не застонал от нахлынувших эмоций. Вот именно в такие моменты и начинаешь ненавидеть государственную службу.
С одной стороны, бесконечное количество регламентов и инструкций значительно упрощает жизнь, особенно в тех случаях, когда человек, скажем так, не особенно умный. Всё уже придумано до нас, любой шаг и каждый чих давно прописан в каком-нибудь нормативном акте или наставлении.
А с другой… Мама дорогая, ну как же достала эта религия «всеобщей бюрократии» и её бесчисленные адепты. Периодически складывается ощущение, что эти люди в детстве мечтали стать не космонавтами, а контролёрами. Кадровики, финансисты, секретари…
Иногда Даниил ловил себя на мысли, что тратит на бессмысленную войну с бюрократами столько времени, что на основную работу уже и не остаётся ничего.
«Что я здесь делаю?» – тоскливо подумал молодой человек и непроизвольно горько усмехнулся. За последние несколько лет он столько раз задавался этим вопросом, что тот превратился в некую словесную мантру.
«Мне тридцать лет, в моём возрасте люди уже губернаторами становятся». – Следующая мысль тоже не была новой, но царапала душу всё с теми же противными ощущениями.
Казалось бы, произошедшая ситуация не отличалась какой-то неординарностью, подобные происшествия в их конторе случались с каждым с определенной степенью регулярности, но почему-то именно сегодня Даниила накрыло особенно остро. Неужели он хочет чего-то экстраординарного или запрещённого? Просто-напросто отправиться в законный отпуск, который, на секундочку, был спланирован его руководством ещё в прошлом году и обозначен в графике, этим же руководством радостно утверждённым.
Какая, к чертям собачьим, Осетия, да простят его великодушно жители этого прекрасного региона? Теперь из-за этого очередного изменения в установленной форме инструктажа он бесплатно приобрёл целую тележку незапланированного геморроя. Ему надо отпрашиваться, ехать из Королёва в Москву, потому что кадры сидят там и к нему, такому красивому, естественно, не поедут. Получить новую форму рапорта, вернуться, завизировать рапорт у Гэндальфа, в том числе подписать у него же новую форму инструктажа, опять поехать в Москву, получить штампики об отсутствии задолженности перед секретариатом и ответственным за оружие, расписаться в журнале инструктажа по технике безопасности… Никому не кажется, что инструктажей слишком много?
Даниилу всегда казалось, что регламент убытия сотрудника в отпуск когда-то давно придумывал серийный сексуальный маньяк-неудачник. Насиловать и убивать он по какой-то причине боялся, а возможность самовыражения извращённой фантазии найти хотелось. Судя по всему, именно в период очередного жгучего обострения инструкция сама собой родилась.
Юноша был просто уверен, что, дописав сей гениальный документ до конца, маньяк-неудачник испытал самое большое удовольствие в жизни и окончательно отказался от половых контактов с женщинами. Они его больше не прельщали.
Ну какие, скажите на милость, у него могут быть долги перед центральным секретариатом, если он никогда в жизни не получал там документов?! Ну вот никаких, даже обёртку от туалетной бумаги «Радость»!
Или зачем нужна подпись ответственного за оружие, если за время службы пистолет Даниилу выдавали исключительно подержать на несколько минут в тире. Регулярно, спору нет, стрельбы для сотрудников центра организовывались ежеквартально, но личного или закреплённого оружия у юноши не было.
Приехал раз в три месяца на стрельбище, выстрелил шесть раз в сторону мишени, три пристрелочных, а затем три контрольных, и до свидания. Хорошо ещё, что Даниил умудрялся каждый раз в мишень попадать, а иногда и вовсе выбивать сплошные десятки, но иначе как чудом подобные результаты называть было бы ошибкой.
А вот подпись ответственного за оружие получить надо. Вдруг за последние три месяца что-то изменилось и ты теперь с автоматом под подушкой спишь. Ты-то наивный думал, что перья внутри в кучу сбились, оттого и жёстко, ан нет. Это автомат тебе в щеку упирается.
Теперь вот ещё и новая форма инструктажа по мерам безопасности. Даня от старой смеяться не разучился, но прогресс не стоит на месте.
«Сотрудник предупреждён об опасности купания в открытых водоёмах».
Когда-то бабушка что-то подобное говорила, провожая маленького Даньку на речку. «Утонешь – домой не возвращайся». Или, может быть, зря он так плохо думает об авторах инструктажа и записанное предложение добавляет сотрудникам процент плавучести? Не зря же в этой же самой бумажке написано об опасности катания на коньках? Причём, судя по всему, опасно кататься всё в тех же открытых водоёмах.
Диспансеризация, сдача дел, отметки в отпускном о прибытии и убытии… Бравый маньяк постарался от души и наверняка только что не родил сам себе сына в процессе написания инструкции. Да и не мог он родить человека, ибо рожал регламент убытия сотрудника в отпуск.
Самое интересное, что весь этот бесконечный калейдоскоп маразма ради двух несчастных недель мнимой свободы. Да-да, это не квест с итоговым призом в миллион долларов. Вся канитель задумана ради того, чтобы сотрудник минимум неделю потом пил исключительно крепкие алкогольные напитки, заливаясь крокодильими слезами счастья, что его всё-таки отпустили.
«Зачем это всё мне надо? С моими способностями вообще работать противопоказано», – продолжал терзать себя молодой человек, не убирая ладоней с лица и очень стараясь не заорать в полный голос от осознания окружающего идиотизма.
– Даниил Артёмович, вам плохо? Что-то случилось? – участливый голос прозвучал настолько неожиданно, что юноша даже непроизвольно вздрогнул и поднял взгляд на подошедшую женщину. Ревенькова смотрела на молодого человека с неподдельным испугом и участием. – Может быть, таблетка какая-то нужна?
Анна Сергеевна испытующе глядела на юношу, как будто пыталась увидеть что-то внутри Даниила и понять причину его переживаний.
«Иногда она даже бывает вполне себе нормальным человеком, – неожиданно для себя подумал Даниил. – Жаль только, что не так уж и часто».
– Всё в порядке, Анна Сергеевна, – криво улыбнулся Даниил. – Голова немного заболела. Сейчас пройдёт, спасибо вам большое.
Ревенькова в ответ только кивнула и ещё несколько секунд вглядывалась в лицо юноши, как будто хотела убедиться в том, что он её действительно не обманывает. Затем ещё раз кивнула и направилась к своему столу.
Даниил вздохнул и энергично потёр лицо руками. Минута слабости и эмоций закончилась, надо было двигаться дальше.
Хорошо ещё, что сегодня почти все коллеги отсутствуют, а то так быстро расспросы бы не закончились. Так-то в кабинете их сидит шестеро. По нынешним меркам всеобщей нехватки чего угодно в государственных конторах практически неплохо. По крайней мере, комната площадью в тридцать квадратных метров в отдельных курилках приравнивается к стадиону, а возможность отгородить себе шкафами и сейфами угол, как сделал Даниил, вообще позволяет заподозрить сотрудника в тяге к излишней роскоши.
Центр занимал здание, переделанное из какого-то производства, поэтому кабинетов было не очень много, но все они отличались большими размерами и высокими потолками. Вот и приходилось сидеть, где впятером, где вшестером, а где-то и всемером.
Поодиночке располагались только сотрудники из числа начальников, но их в центре насчитывалось всего несколько человек, так что их размещение в проблему не превратилось.
С другой стороны, в подобном положении дел находились даже некоторые плюсы. Например, аналитический отдел Даниила оказался собран в одной комнате, все шесть штатных единиц. В случае возникновения вопроса или просьбы о помощи от коллег даже не требовалось подниматься со стула. Можно было просто немного повысить голос – и все сразу в курсе происходящего.
Сидя в своём закутке за шкафами, Даня мог по полдня общаться с коллегами голосом, так и не увидев их лиц, что, впрочем, молодого человека вполне устраивало. По этому поводу даже достаточно неплохая песня есть, о физиономиях коллег и желании их лицезрения.
Однако гораздо больше юноша любил такие дни, как сегодня. Зинаида Павловна, специалист по африканскому континенту с внешностью весёлой старушки из детских сказок, уже третий день бюллетенила дома с невесть где подхваченной ангиной. Китаист Василий и американист Геннадий, ровесники Даниила, загорали в тёплых краях, находясь в отпуске. Анастасия Пална, требующая от всех, кроме руководства, чтобы её называли Палыч, собиралась в декрет и сегодня проходила какое-то очередное обследование. Если бы ещё и Ревенькова отсутствовала, то день в личной градации Даниила считался бы праздничным.
Малочисленность подразделения объяснялась важностью задач, стоящих перед сотрудниками, хотя с этим пунктом юноша мог бы и поспорить. Он вообще в последнее время крайне критически относился ко всему связанному со службой, регулярно задаваясь вопросом о сущности бытия и необходимости присутствия его сознания на работе.
Даниил вздохнул ещё раз, посмотрел на черное от кофейного налёта дно опустевшей чашки и потянулся к телефону. Идти к кофеварке было лень, а вот к Гэндальфу заглянуть придётся.
Михаил Иванович, начальник Дани и всего аналитического отдела, носил причудливую фамилию Серый, что наверняка ещё с детства становилось объектом различных шуточек и аналогий. У подчинённых благодаря фамилии достаточно быстро нашлось прозвище Гэндальф, тем более что внешность шефа вполне соответствовала киношному персонажу. Высокий и худой мужчина давно вплотную приблизился к шестидесятилетнему юбилею, но по-прежнему сохранял острый ум и превосходное чувство юмора.
Михаил Иванович никогда не ругался на подчинённых и всегда разговаривал тихим голосом, но собеседникам данное обстоятельство никогда не мешало слышать каждое его слово. Периодически Даня убеждал себя, что подобное умение наверняка результат какого-то мощного заклинания, но тут же понимал, что его предположения беспочвенны. Серый был материалистом до мозга костей и считал, что любое потустороннее явление поддаётся анализу путём логического обоснования.
