Евгений Прядеев
Люмпен
Глава 4
Мое возмущение поведением Сечкина было настолько велико, что я даже не сразу осознал, что именно он сказал.
– Закрой папку и больше никогда не трогай мои вещи без разрешения! – стараясь выглядеть максимально солидно и грозно, сказал я своему новому коллеге. – Не знаю, где тебя учили манерам, но в нашем подразделении не принято засовывать нос в дела сотрудников без их просьбы.
Потом подумал пару секунд и добавил уже немного тише.
– И даже после их просьбы надо десять раз подумать, прежде чем лезть в чужие расследования. Инициатива, как правило, любит инициативного!
– Да ну тебя, – кажется Сечкин решил на меня обидеться. – Тоже мне, правильный нашелся. Ты когда спать ложишься, этический кодекс под подушку не кладешь? Если нет, то к врачу обратись. У тебя все симптомы перегруженности работой.
И Роман с видом оскорбленной невинности прошествовал к своему столу. Я же, матерясь про себя последними словами, бегло пролистал скоросшиватель, а затем спрятал документы в сейф. Нет, не то, чтобы я действительно переживал, будто что-то пропало, но как же я мог так пролететь?!
Если об этом узнает Веденеев, он бы наверняка не удержится от длинной пространной лекции на тему «Разгильдяйство молодых неопытных сотрудников как причина грядущего Апокалипсиса». Нечто подобное однажды уже демонстрировалось в отделе, когда Зуич показал материалы дела кому-то из экспертов: пытаясь объяснить им, что именно хочет получить в результате исследований улики. В тот раз начальник распекал нас всех около часа, и по итогу досталось всем, а Зуич еще неделю ходил, как оплеванный.
Я прямо таки представил себе скривившееся от недовольства лицо Веденеева и его преувеличенно ехидный голос, которым будет рассказываться, какой у нас в подразделении беспорядок, проходной двор и как любой желающий может свободно заглянуть в материалы расследований.
«И почему же так происходит?» – звучал набатом в моей голове голос начальника. – «Долгие размышления привели меня к печальному выводу. В этих бумажонках нет абсолютно ничего ценного, что стоило бы скрыть от посторонних глаз! Их можно вывесить на заборе, чтобы преступники всех мастей долго смеялись над содержимым, а затем добровольно пришли сдаваться, считая нас всех настолько же безграмотными, как и автор писулек, не считающий нужным хранить их в неприкосновенности!»
Откуда же всё-таки этот Сечкин свалился на нашу голову? Почему действительно руководство согласилось взять его на работу в Службу Правопорядка, причем не куда-нибудь, а сразу в наш отдел? Наверняка, это папа постарался. Решил, видимо, что если и прятать сыночка, то в наиболее приличном месте. А Веденеев и сделать ничего не смог…
Хотя, с другой стороны, для папы поступок еще более нелогичный. Чем служба Романа может помочь их семейному бизнесу? Да и как вообще Сечкин-старший отпустил сына на работу в госоргане? Насколько я был осведомлен о нравах, царивших в семьях одаренных, у детей там не было особого выбора, кем они станут, когда вырастут.
Успех бизнеса, как правило, плотно опирается на фундамент из Дара, вернее, на те, в прямом смысле слова, «дармовые» преимущества, которые он дает своему обладателю. Вон, Семицветовы, например, по словам Пельменя, экономят буквально миллионы на удобрениях и разных агротехнических культурах. Если честные фермеры вынуждены мучиться с защитой своих посадок при заморозках или наоборот спасать посевы от чрезмерной жары, то одаренные просто обходятся своими способностями.
Интересно, а что именно они делают? Выводят какие-то особенные сорта растений или управляют погодой? Здесь мои познания заканчивались, и я мог заниматься только фантазиями.
Я представил главу клана Семицветовых с развевающейся седой бородой и потрясающим трезубцем, пытаясь вызвать дождь. Получилось достаточно смешно. Увидеть подобное в реальности должно быть не менее комично. Или это картинка из какой-то другой оперы?
В памяти всплыл школьный учебник литературы и что-то про сказки какой-то древней страны, существовавшей еще до катастрофы. У Сечкина что ли спросить? Только вот как сделать это аккуратно, чтобы не получить в ответ насмешки по поводу моей вопиющей безграмотности?
Ладно, обо всяких глупостях можно подумать и позже. Сейчас надо заняться делом.
Я вздохнул и начал изобретать, в какое ещё место можно отправить запрос по поводу расследования, чтобы материалы смотрелись как можно солиднее. В голове продолжали настойчиво крутиться слова Сечкина о том, что он знает, кто убийцы моих несчастных, но боязнь упреков со стороны Веденеева останавливала меня от расспросов и по этому поводу. Ещё капитаны ушли из кабинета по каким-то неведомым мне делам… Вот как же всё не вовремя!
С другой стороны, если бы Зорин со Столетовым были на месте, то Роман наверняка не решился бы сунуть нос в мои бумаги. Да уж, дилемма…
Покосившись украдкой в сторону Сечкина, я с удивлением увидел, что он даже не думает изучать врученный ему Уголовный кодекс, а, развалившись на стуле и закинув ноги на стол, что-то сосредоточенно изучает в наладоннике. Ну вот и что ему сказать? Что у богатых свои причуды?
Эти мобильные устройства, по форме напоминавшие небольшую плитку шоколада, не так давно появились на рынке и стоили уйму денег! Я как-то поинтересовался ценой и сразу же постарался забыть о существовании такого чуда техники, потому что озвученная сумма не сильно отличалась от размера моей годовой зарплаты.
Наша Служба разорилась ровно на одно такое устройство, для генерала, и еще одно, по слухам, ушло технарям, которые разобрали его на молекулы для каких-то своих целей. Изверги! Я бы такую вещь только в руках носил, не доверяя карманам, и каждую пылинку сдувал с экрана.
– Рома, – предельно вежливо позвал я коллегу, не зная, как правильно вести себя после недавней нашей стычки. – Ты сейчас занят?
– Очень, – отозвался Сечкин, не меняя положения тела. – Ловлю дзен и чувствую, как постепенно флюиды оперативных премудростей проникают в мое тело.
– Я вообще-то серьезно, – повысил тон я, вспоминая, что этот богатенький наглец вообще-то убийца и новичок в нашем отделе. – И, судя по твоей позе, незаметно, чтобы ты был занят делом.
– Что еще тебе не нравится? – тем же тоном ответил Сечкин, но ноги со стола всё-таки скинул. – Побежишь теперь жаловаться на нерадивого лейтенанта старшим товарищам?
– Даже не собирался, – наверное, излишне горячо возразил я. – Но мне интересно, что именно ты хотел рассказать про материалы моего расследования?
– Да что ты! – самодовольно воскликнул этот индюк, наконец, поднимая на меня глаза от наладонника. – А я уж было подумал, что ты так никогда и не спросишь! Вы же тут все профессионалы, сотрудники элитного подразделения!
– Я такого не говорил, – заметил я, не слишком рассчитывая, что буду услышан.
– Мне спасибо тебе за это сказать?! – чуть ли не подпрыгнул на стуле Сечкин. Только сейчас я понял, что всё его спокойствие было напускным и на самом деле его трясет от злобы. – Не успел я в кабинете появиться, как все тут же встали в позу обиженных невинностей. Ах, посмотрите! Кого судьба-злодейка послала нам в коллеги! Не «пончики», а девочки из интерната! Кто мне пять минут назад лекцию читал о правилах поведения? Не ты ли?
– Слушай, а ты что, ожидал чего-то другого? – я почувствовал, как моё лицо начинает гореть от возмущения. Вообще-то, это дурной признак. Так-то я тихий и терпеливый, но иногда у меня может упасть планка, как называл это преподаватель «рукопашки» в институте. Сейчас со мной происходило что-то из этой серии…
– Ты убил шесть человек! Ты признался в этом! – я понял, что практически ору на собеседника. – Ты дебил или действительно не понимаешь, что сделал? Читай по губам! Ты! Убил! Шесть! Человек! Ты даже не раскаялся в этом! Ты сидел на допросе и улыбался, как будто ничего не произошло и всё само собой разумеется! И что после этого? Твой папа позвонил нашему генералу и устроил тебя к нам в отдел! Зачем тебе это нужно? Смеяться над нами, что ты весь такой замечательный, и у нас руки коротки тебя достать? Копаться в чужих документах? Сидеть ноги на стол и плевать в потолок! Ты никто без папы, пустое место! С чего ты взял, что кто-то будет относиться к тебе иначе?
В этот момент в моей голове мелькнула мысль, что сейчас Сечкин меня убьет! Не знаю, какие именно слова задели его за живое, но в я увидел, что в его глазах зажегся огонь лютой ненависти! Его кулаки сжались, а воздух вокруг меня как будто бы стал плотнее! Но меня несло, и я не собирался останавливаться!
Я кричал и в этом яростном крике выплескивал все сложности и обиды, которые мне пришлось пережить на пути к месту в этом подразделении, все комплексы, которыми богато наградило меня детство в глухом поселке и беспросветная жизнь родителей от зарплаты до зарплаты, все те придирки, которые постоянно получал от старших коллег и начальника отдела!
И если бы Сечкин сейчас сделал хоть движение в мою сторону, то я не знаю, что бы произошло!
– Молчать! – рык Веденеева подействовал на меня, как ушат холодной воды. Начальник отдела, набычившись, стоял на пороге кабинета и напоминал дикого кабана, изготовившегося к броску. – Что за крики? Дурь девать некуда? Что вообще здесь происходит?
– Разговариваем, товарищ майор, – хмуро процедил Сечкин, не сводя с меня ненавидящего взгляда. – Немного не совладали с эмоциями.
– Чтооо? – задохнулся от ярости Веденеев. – А ну смирно! Я вам покажу эмоции! Ты что, Сечкин, рассчитываешь, что твой папа будет постоянно прикрывать твои художества? Неприкасаемым себя возомнил?
– Никак нет, – хмуро ответил Роман, переводя, наконец, взгляд на майора. – И мой отец никому не звонил.
– Это неважно, – совершенно нелогично на мой взгляд, отреагировал на реплику Сечкина Веденеев. – Калмыков, у тебя что, работы нет? Расследование завершил? Или ты себя матерым волком вообразил? Решил на новичке командный голос потренировать?
– Никак нет, – глухо ответил я, пытаясь унять дрожь в коленях. Выплеснувшийся адреналин настойчиво искал выход из организма, поэтому чувствовал я себя сейчас не очень комфортно.
– А что тогда? – уже тише спросил у меня начальник. – Рассказывал новому коллеге, как вкусно кормят в столовой? Так до обеда еще далеко, его заработать надо!
– Товарищ майор, – громко вклинился в начинающий набирать обороты разнос Веденеева Сечкин. – Мы обсуждали материалы дела старшего лейтенанта Калмыкова, он показал их мне для примера, как строится работа подразделения. Мне кажется, что я знаю, кто совершил все эти убийства. Разрешите проверить мои предположения?
Если выразиться мягко, то Веденеев удивился. Судя по пробегавшему по его лицу шторму, в его голове сейчас появился целый рой вопросов, и он просто выбирал, какой из них задать первым.
– Роман Владимирович, – размеренно произнес он таким тоном, как будто только что зашел в кабинет и никакого всплеска эмоций не было и в помине. – Хотелось бы напомнить, что вы решили стать сотрудником отдела расследований Службы правопорядка. Мы тут не играем в загадки. Если у вас есть какие-то мысли по расследованию вашего коллеги, то изложите их в письменном виде и представьте своему наставнику. А потом, может быть, если ваши мысли покажутся нам с капитаном Зориным разумными, мы примем их к сведению. Вам понятно?
– Но, товарищ майор… – Сечкин явно ожидал другой реакции на свои слова. – Вы не понимаете…
– Нет, это вы не понимаете, товарищ лейтенант! – жестко оборвал его Веденеев. – Есть порядок работы, который придумали задолго до вашего появления на свет, и вы еще слишком молоды, чтобы считать себя самым умным! В письменном виде капитану Зорину! Вам понятно?
– Понятно, – вздохнул Сечкин. Этот раунд он проиграл без вариантов.
– А если вам что-то не нравится, то вы можете зайти ко мне с листом бумаги и ручкой, – добил уже упавшего соперника Веденеев. – Я продиктую вам форму рапорта на увольнение.
И уже обращаясь ко мне, удовлетворенный начальник добавил:
– Калмыков, через десять минут жду у себя в кабинете! С материалами дела!
К моему удивлению, у себя в кабинете Веденеев вел себя не в пример спокойнее, чем я мог предположить. Конечно, товарищ майор не упустил случая выдрать меня за то, что в материалы расследования суют нос все кому ни попадя, но все это было как-то неискренне, понарошку.
Я даже начал подозревать какой-то подвох, потому что подобное поведение начальнику было несвойственно. Еще больше я удивился, когда, пролистав бумаги и похмыкав себе под нос, Веденеев решил оставить скоросшиватель у себя.
– Посмотрим вечером, что там твой брат по разуму насочиняет, – объяснил он мне, убирая папку в ящик стола. – Вдруг действительно ценная мысль проскользнет… А то всё возишься с этим делом, конца края не видно…
Я хотел было ответить, что дело вовсе не такое простое, как ему кажется, но потом решил всё-таки промолчать. Жизнь сама рассудит, кто из нас прав.
– И еще, Калмыков, – уже в дверях остановил меня Веденеев. – Сечкин не так прост, как может показаться на первый взгляд. Не надо нарываться на драку с ним. Он, если ты помнишь, шесть человек недавно убил и не поморщился. Он одаренный, и ему все твои разряды по рукопашному бою глубоко до одного места.
– Я понял, товарищ майор, – кивнул я, прикидывая, из каких побуждений начальник вдруг решил дать мне такой совет.
– А раз понял, то не забывай приглядывать и сообщать руководству обо всём подозрительном, – совсем уж, на мой взгляд, нелогично завершил свою мысль Веденеев. – Не надо воспринимать его, как коллегу. Сечкин в нашей системе человек случайный, и это факт. Я уверен, что он не протянет в отделе даже месяца. Единственное, что пока непонятно, это зачем действительно его к нам занесло?
– А почему его тогда взяли к нам в отдел? – осмелился я задать вопрос, который действительно был мне непонятен.
– Потому что так надо, – резко отрезал Веденеев. – Молод ты еще решения руководства обсуждать. Свободен!
Вот и поговорили, что называется. У меня в кабинете сидит сотрудник, который никому не нужен, но от которого никто не отказался. Интересно, а как ему самому живется под крылом своего папы? Неужели приятно каждый раз слышать, когда ему напоминают, что он не самостоятельная личность, а лишь приложение к влиятельному папаше?
Возвращаться в кабинет не хотелось. Я зашёл в кабинет к коллегам и обнаружил на месте одного лишь Стаса Михневича, который сосредоточенно писал что-то в блокноте.
– А, это ты, – обменялся он со мной рукопожатием. – Сильно досталось? Что вы там умудрились с этим щёголем не поделить? Не трогай ты его, он явно у нас в отделе надолго не задержится. Зачем зря подставляться? А Пельмень с Зуичем на какую-то встречу умотали, вроде как информация по краже на Солнечной есть у кого-то. Вася приболел, но я ему сразу сказал, что рано ещё купальный сезон открывать. Зато хоть можно поработать в тишине и покое, сейчас поручение допишу и пойду девочкам в машбюро кланяться, чтобы перепечатали побыстрее.
Худой как щепка, Михневич обладал удивительной способностью делать несколько дел одновременно. Вот и сейчас, вывалив на меня ворох вопросов и ненужной мне информации, он так и не оторвался от своей писанины, продолжая покрывать лист мелким бисером букв.
Но в этом была вся суть Стаса. Он постоянно находился в движении. Начав говорить, он мог успешно построить диалог за себя и собеседника, вроде бы даже не интересуясь его реакцией на сказанное. Причём водопад слов сопровождался непрекращающимися движениями тела, и со стороны казалось, что Михневич состоит из отдельных механизмов, свободно болтающихся на каких-то шарнирах. Даже грива густых русых волос никогда не слушалась расчески и постоянно меняла облик оперативника.
Всё это периодически приводило в бешенство любящего порядок Веденеева и вводило в ступор задержанных, которые не сразу понимали, что перед ними находится не Шалтай Болтай из старой сказки, а внимательный профессионал, не упускающий не одной детали.
Стас был первым претендентом на повышение в отделе, даже несмотря на то, что Зуич с Пельменем были старше его и соответственно работали дольше. При всем этом Михневич был очень компанейским человеком, доброжелательным и надежным. Окружающие его искренне любили и думаю, что желали ему хорошего больше, чем Стас просто мог себе представить.
– Как ты думаешь? Зачем Сечкин пришёл на работу к нам в отдел? – спросил я у Стаса, поймав паузу в его потоке словоблудия.
– Прячется от чего-то, – ответ последовал молниеносно. Причём настолько быстро, как будто Стас что-то знал, а иначе откуда у него такая уверенность? – Или от кого-то…
– Вообще не вижу логики, – признался я. – Других мест, что ли, нет?
– Может и есть, – оторвался от своей писанины Мицкевич. – Но всё равно, он здесь ненадолго. Пойми, мы для него не больше, чем мимолетное развлечение. Что ему у нас делать? Наша зарплата для него слезы, он наверняка за вечер в кабаке больше спускает. Да и не привыкли выходцы из таких семей жить по строгим правилам, а с нашим Веденеевым иначе у него и не получится. Так что, помяни моё слово. День-два, максимум неделя, и мы снова забудем о его существовании…
Стас хохотнул и добавил:
– Ну только если он опять кого-нибудь не убьёт!
В этот момент он вырвал из блокнота лист и выразительно посмотрел на меня. Всё понятно, творческий процесс завершён, Михневич собрался в машбюро, значит пора и мне на выход. Кабинеты в нашем подразделении было принято запирать.
«Как впрочем и документы в сейф прятать», – подумалось мне, глядя на то, как Стас пружинистым шагом двигается в сторону лестницы. «А некоторые нерадивые сотрудники до сих пор не могут это запомнить и получают по шапке».
За время моего отсутствия в кабинете изменилось мало. Зорин со Столетовым до сих пор не вернулись, а Сечкин всё также сидел за столом и желания вступать в беседу особо не демонстрировал. Единственное отличие, на этот раз он уже не копался в наладоннике, а корпел над листом бумаги с автоматической ручкой в руках. Судя по всему, он и впрямь решил изложить в письменном виде все свои мысли о моем расследовании.
Я сел за стол, но в голову не лезло ни одной дельной мысли. Это утро явно нельзя было занести себе в актив. Молчащий и периодически что-то хмыкающий себе под нос Сечкин отвлекал от работы и постоянно возвращал мои размышления к залету с материалами дела.
– Рома, а ты действительно думаешь, что знаешь, кто убил этих семерых? – в конечном итоге не выдержал я и решил кардинально прояснить ситуацию.
– Да, – коротко ответил Сечкин, просматривая только что сделанные записи.
– И объяснить что-то мне ты видимо не собираешься, – предположил я, впрочем, заранее предвидя ответ заносчивого коллеги.
– А зачем? – с видом посмотрел на меня Роман. – Я хотел тебе помочь, но ты вместо этого начал учить меня жизни. Сиди теперь и кусай локти!
– Да уж, – в сердцах выдохнул я. – Я смотрю, что ты друзей ты умеешь заводить профессионально.
– Мы не друзья, а коллеги! – достаточно жестко отреагировал Сечкин. – Вы тут все тоже с распростертыми объятиями навстречу ко мне не кинулись.
В чем-то, конечно, он был прав, крыть нечем. Но выскочек нигде не любят, а в нашем отделе тем более.
Эту простую истину наглядно продемонстрировали вернувшиеся через пару часов Зорин со Столетовым. Судя по всему, по дороге в кабинет они уже успели побывать у Веденеева, поэтому завалились в кабинет с соответствующим настроем. Я как раз блаженно переваривал недавно съеденный обед и потихонечку ощущал, как ко мне возвращается хорошее расположение духа, как на голову свалились два голодных, к тому же злых капитана.
И началось!
Сначала прилетело мне от Столетова за разбрасываемые документы и несоблюдение добрых двух десятков должностных инструкций. Где-то в глубине души я понимал, что наставник утрирует, но ссылка на пункт приказа, что в сортир «по большому» можно ходить только с грифованной туалетной бумагой убил меня напрочь. Впрочем, как и упоминание, что существуют нормы положенности по ее использованию в зависимости от размера трусов, которые носит сотрудник.
А потом эти два злыдня принялись за Сечкина. Когда Рома с гордостью продемонстрировал Зорину густо исписанные листы бумаги, то он явно рассчитывал хотя бы на серьезное обсуждение своих мыслей, возможно даже в компании с начальником отдела, но все воздушные замки господина лейтенанта разрушил оглушительный хохот…
– Коля, смотри, – потрясал листами бумаги Зорин, смахивая со щеки несуществующую слезинку. – Растет смена-то! Будет теперь кому написать летопись нашего прославленного подразделения. Пускай в жанре ненаучная фантастика, но хоть как-то!
– Какая фантастика, – начал кипятиться Сечкин, пытаясь забрать своё сочинение у Зорина. – Я излагаю только факты.
– Ага, конечно, – не успокаивался его наставник. – Извлечение энергии из человеческого тела не изучалось с научной точки зрения, но лечение многих болезней в центре доктора Долчанова происходит именно таким способом. Поэтому к убийствам, несомненно, причастны члены семьи уважаемого медика.
Столетов перестал улыбаться и уже серьезным тоном перехватил эстафету от приятеля:
– Лейтенант, ты только честно скажи, никаких таблеток не принимаешь? Или это стресс от убогости обстановки в нашем кабинете? Ты понимаешь, что Долчанов – это врач с мировым именем? К нему очередь на лечение на год вперед, несмотря на цены! И его дети не придумали ничего более умного, кроме как начать людей убивать? Так ты карьеру в нашей Службе точно не сделаешь…
Короче, полоскали Сечкина они долго… Он поначалу пытался что-то объяснить, но Зорин со Столетовым в словесных поединках не одну собаку съели. Поэтому какие бы аргументы не приводил наш новый «Шерлок Холмс», они моментально разбивались о стену сарказма и недоверия.
В конце концов, Рома просто сдался. Он замолчал и нахохлился, как воробей в зимнюю стужу. Потом с таким же мрачным видом процедил ответы на вопросы по параграфам Уголовного Кодекса и, судя по всему, с трудом дождался окончания рабочего дня.
– Завтра мы его уже не увидим, – с довольным видом констатировал Зорин. Судя по всему, это было единственное, что его волновало относительно Сечкина. – Баба с возу, кобыле легче.
Веденеев вернул мне скоросшиватель с материалами дела молча, как будто утреннего инцидента и не случалось. Если честно, я ожидал от него хоть каких-нибудь комментариев в адрес Романа, но начальник отдела не проронил ни звука.
Ну что ж… Значит так тому и быть! Разбираться в хитросплетениях политических решений старших товарищей мне абсолютно не хотелось. Всё, чего я хотел прямо сейчас, это мой диван и ужин.
– Руслан, – оклик со спины оказался для меня более чем неожиданным. Развернувшись, я с недоумением уставился на подходившего ко мне Сечкина. Сейчас он уже не напоминал того нахохлившегося попугая, которым казался буквально пару часов, когда слушал нравоучения от разошедшегося Зорина.
К молодому человеку вернулись его самоуверенность и так раздражающая меня широкая улыбка.
– Ты сильно торопишься? – спросил у меня Сечкин и судя по его выражению лица, он явно рассчитывал, что я уделю ему время.
– Чисто теоретически, да, тороплюсь, – никакого желания тратить время на общение с этим хлыщем у меня не было, поэтому я сделал попытку развернуться и уйти, но не тут-то было.
– А куда? – схватившая меня за локоть рука мне категорически не понравилась, но и устраивать драку пока не очень хотелось.
– Отстань от меня, – дернул я конечностью и убедился, что хватка у моего нового коллеги вполне напоминает стальную. – В отличии от некоторых я живу бедно, поэтому на домработницу еще не заработал. Поэтому мне надо в магазин, потом приготовить ужин, съесть его и лечь спать, чтобы с утра, не опаздывая быть на работе.
Я, конечно, нес сейчас полную околесицу. Приготовление бутерброда из хлеба и сыра с колбасой особо много времени не занимало, но объяснять это Роману желания не было. Мне просто не хотелось с ним разговаривать. Не знаю, как объяснить, но с его появлением атмосфера в кабинете неуловимо изменилась, и я за сегодняшний день устал до чертиков. Все мои мысли сводились к чашке горячего кофе и интересной книге, тем более что я недавно взял в библиотеке несколько древних детективов.
Самое интересное, что Зорин со Столетовым моего увлечения книгами не понимали, считая трату времени на чтение абсолютно пустой затеей, а вот Веденеев как раз наоборот меня похвалил. В своеобразной, конечно, манере. Что-то из серии, что изучение букв способствует развитию аналитического мышления.
– Давай совместим полезное с приятным, – не отставал от меня Сечкин. – Я приглашаю тебя поужинать, а ты уделишь мне время и обсудишь со мной один вопрос. Идет?
Вот тут я задумался по-настоящему. Было дико любопытно, как выглядят столичные рестораны. Сам я в подобном заведении был всего один раз и то, когда вместе со Столетовым выезжал на осмотр места происшествия. Темный пустой зал с погашенными люстрами произвел на меня тогда достаточно гнетущее впечатление, да и возможности поразглядывать обстановку особенно не было.
Тем более, никаких обязательств на себя брать не требуется. Посидеть, поговорить… В конце концов, может быть, и вправду от такого общения будет какая-то польза. Кто его знает, как там наша жизнь повернуться может.
– Ты платишь, – быстро сказал я. Сколько стоит ужин в подобном заведении, мне естественно тоже было неизвестно, но подозреваю, что очень и очень накладно для моего старлейского кошелька.
– Вообще не проблема, – передернул плечами Сечкин. – Едем?
Наличие у лейтенанта Службы правопорядка собственного автомобиля к этому моменту уже абсолютно не удивляло. Вопрос вызвала только марка. Угловатый джип больше напоминал какой-то армейский внедорожник, чем машину гражданского предназначения. Кроме того, сложный иероглиф на решетке радиатора не имел ничего общего с аскетичной буквой «Зет» латинского алфавита или головой коня на грузовиках «КАМАЗа».
Роман привычно забрался в салон и насмешливо посмотрел на меня, все еще разглядывающего автомобиль. Заметив его взгляд, я поспешил сесть на пассажирское сиденье, но тут же удивился еще больше. Звука мотора не было слышно.
– Здесь стоит электрический двигатель, – пояснил коллега, заметив мое недоумение. – Ты едешь в машине производства компании «Сечкин, великий Сечкин и все остальные».
– Серьезно? – в эту секунду я был готов поверить во что угодно. Количество эмоций и новых впечатлений за один день явно перекрывало не только месячную, но и годовую норму.
– Что именно? – чуть ли не расхохотался Роман. – Если ты про название фирмы, то нет, это шутка. Отец бы никогда не допустил подобной мерзости. Если ты про электрический двигатель, то поверь мне, у него помимо плюсов есть огромное количество минусов.
– Ну-ну, – только и сумел ответить я, разглядывая салон и приборную панель автомобиля. Машин на острове было не так уж и много, однако не надо думать, что я приехал в столицу совсем уж из деревни. Просто до этого салоны авто попадались мне попроще, и вид множества электрических лампочек завораживал.
Автомобиль резво, но также тихо, двинулся с места. Сечкин вел машину уверенно, чувствовалось, что у него достаточно приличный опыт в этом деле. Почти не притормаживая на поворотах, Рома быстро довез меня до большого здания с круглой крышей, которая, судя по всему, была переоборудована в летнюю террасу. Сейчас там стояла установка с цветомузыкой, добавлявшая атмосферу праздника во все происходящее.
Парковка перед заведением была заставлена не самыми дешевыми автомобилями, среди которых бродили компании веселых молодых людей. Многие из них, судя по всему, уже успели приобщиться к крепким алкогольным напиткам, но это ничуть не портило градус общего веселья. Повсюду слышался смех и громкие разговоры.
– Ресторан «Панакея», – пафосно объявил Сечкин, выключая двигатель. – Самые натуральные продукты для вашего здорового питания.
Он открыл дверь и меня сразу же оглушила громкая музыка, льющаяся из открытых дверей заведения и бьющая по моим не привыкшим к подобному шуму ушам. Сам бы я к такому месту не подошел и на пушечный выстрел. Здесь для меня дорого было всё!
Даже одежда на окружающих стоила баснословных денег, и я в своих стареньких джинсах чувствовал себя не в своей тарелке. Сечкину же вся окружающая шумиха, судя по всему, была не в новинку. Он махнул мне рукой и уверенной походкой устремился в сторону входа.
Идя за ним, я непроизвольно обратил внимание, что, увидев Рому, многие затихают и чуть ли не начинают тыкать на него пальцами. Голоса вокруг стихали как по мановению волшебной палочки, и продолжались лишь тогда, когда Сечкин удалялся от говоривших на приличное расстояние.
Охранники на входе тоже замешкались при виде нашей парочки, но Рому всё-таки пропустили. Я намерился было прошмыгнуть вслед за ним, но тут один из бодигардов преградил мне путь.
– Извините, но это частное заведение, – твердым тоном заявил он мне, упирая широкую, как лопата, ладонь мне в грудь. – Мы вынуждены отказать вам в обслуживании.
– Эй! Эй! Эй! – заметил мои трудности Рома. – Он со мной, пропустите его!
– Вы абсолютно уверены в благонадежности вашего друга? – строго спросил второй охранник у Сечкина. Почему мне стало так обидно. Что я даже собрался возмутиться и полез в карман за удостоверением. Судя по всему, Рома мое движение заметил, потому что он приобнял меня, заблокировав руку и задушевно ответил охранникам:
– Да вы что, ребята? Это ж мой друг детства! Он просто пытается быть ближе к народу, поэтому и одет так странновато…
Охранники продолжали смотреть на меня с подозрением, но Сечкина, видимо, здесь знали в лицо и причем достаточно неплохо.
– Хорошо, Роман Владимирович, – наконец сказал один из них. – Проходите!
Мы сделали шаг ко входу, но поужинать в ресторане сегодня мне, видимо, не светило.
– Сам пришёл, – услышал я удивленный голос вышедшего навстречу нам молодого человека. За его спиной толпилось человек десять, и они все с нескрываемой злобой смотрели на Сечкина. – Решил всё-таки сдохнуть?
