Евгений Примаков
Будущее России
Особое место стратегических регионов
Проблема оптимизации экономических отношений между Центром и субъектами Федерации приобретает еще одно важное измерение: наряду с сокращением резких социально-экономических разрывов, между ними ставится важнейшая задача опережающего развития стратегически важных регионов, особенно Дальнего Востока и Восточной Сибири. Эта проблема проявилась не сегодня. Однако, к сожалению, она и в советский период, и в первое двадцатилетие существования Российской Федерации так и не вышла за пределы деклараций, концепций, нагромождения организаций, которым поручена ее реализация.
Не могу в этой связи не вспомнить о периоде, когда стал председателем созданного в 1988 году Советского национального комитета Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества. Формально комитет был образован как национальная ячейка, призванная способствовать приему СССР в Азиатско-Тихоокеанский экономический совет (АТЭС), – один из важных механизмов, способствующих развитию стран этого обширнейшего и, пожалуй, самого перспективного по экономической динамике региона мира. В АТЭС вошли США, Япония, Китай и другие страны. Эту политическую часть пути тогда прошли и мы. А экономическую? Комитет должен был обратить серьезное внимание и способствовать ускорению развития нашего Дальнего Востока и Восточной Сибири за счет более органичного их вписывания в мирохозяйственные связи АТР, конечно, не во вред единству нашей страны. С учетом гигантских расстояний, несомненно, более выгодными были и остаются непосредственные экономические отношения с расположенными вблизи от Дальнего Востока и Восточной Сибири азиатско-тихоокеанскими странами. Предусматривалась и внутренняя перегруппировка финансовых и экономических возможностей Советского Союза в пользу этих регионов. Не было никакого сомнения и в то время, что будущее России во многом зависит от того, сумеем ли мы поднять эту громадную, богатейшую, но чрезвычайно малонаселенную часть нашей страны. Площадь регионов, которым занимается Минвостокразвития, – почти половина России, но проживает здесь 7,5 % населения страны, а доля обрабатывающей промышленности составляет всего 3 % от общероссийской.
Полагаю, что уместно привести выдержки из записки, направленной на имя М. Горбачева, после того как с группой экспертов Советского комитета совершил поездку по Приморскому, Хабаровскому краям, Амурской и Сахалинской областям. В записке были отражены некоторые выводы, сделанные в 1988 году, – думаю, что они сохраняют актуальный интерес.
«1. Создалось впечатление – оно разделяется и местными руководителями, – что комплексная программа развития Дальневосточного региона, принятая в августе 1987 года, практически заваливается. Не обозначились даже подходы к началу ее осуществления. При этом она создавалась наспех, и поэтому в ней не учтен ряд важнейших для Дальневосточного региона проектов (пример: в программе нет строительства предприятий по производству извести, необходимой для обработки кислых почв, а это болезнь всей Амурской области, всего Приморского края).
2. Нет четкой внешнеэкономической ориентации этой программы. Позитивным является наметившийся на Дальнем Востоке интерес к расширению приграничной и прибрежной торговли с КНР, КНДР, Японией и Вьетнамом. Обозначился явно повышенный интерес к экономическому сотрудничеству с нами и со стороны наших соседей, особенно Китая. Однако уже сегодня настораживает ряд моментов, и главный из них – нежелание союзных министерств и ведомств выпускать из своих рук монополию на экономические связи с зарубежными странами. Созданные Центром внешнеторговые организации на Дальнем Востоке – а их там немало – не развернули достаточной работы, в том числе по информированию и помощи тем, кто вступает во внешнеэкономические сделки. Сказывается и неподготовленность кадров. Нужно здесь создавать школы бизнеса с привлечением иностранных специалистов.
3. Сложными подчас являются отношения между областями и краями. Много в них местничества. Один из примеров: завод „Фармахим“ в Хабаровске с успехом экспортирует в Японию некоторые уникальные лекарства, мог бы экспортировать больше – сдерживает нехватка сырья, а в то же время Приморский край продает такое сырье японцам в необработанном виде.
Думается, что уже сейчас остро встает проблема создания в той или иной форме единого экономического района на Дальнем Востоке. Причем речь может идти, очевидно, не только, а может быть, и не столько, о координации, а о выделении из министерств и передачи местным органам соответствующих производств и ресурсов.
4. Главный тормоз роста производства на Дальнем Востоке – недостаток рабочей силы. Создается впечатление, что нельзя решить эту проблему за счет надбавок к зарплате, предоставления бесплатных билетов для поездок в западные районы СССР и т. д. Все это – паллиативные решения. По-прежнему большая часть приехавших, накопив деньги, будет возвращаться. Радикально решить проблему может лишь общий социально-экономический подъем в регионе. А он зависит от достаточных масштабов жилищного и другого культурно-бытового строительства, от надежности снабжения населения необходимыми ему продуктами. Для этого нужна целенаправленная работа. Уже имеющийся опыт показывает большую эффективность сдачи в аренду или в подряд небольших сельскохозяйственных угодий китайцам и корейцам (речь, правда, идет о единичных экспериментах, осуществляемых в Амурской области и Приморье и пока скрываемых даже от Центра из опасения, что это проводится на „незаконном основании“). Естественно, исключается продажа земли или бесконтрольное заселение иностранцами – этого допускать нельзя.
В строительстве вообще вопрос решается просто, особенно в районах, прилегающих к границе. В Благовещенск, например, китайцы предлагают завозить строительных рабочих на световой день. Вахтовый метод использования иностранной рабочей силы может применяться достаточно широко. Разве это представит для нас опасность?
И конечно, вопросы экономического и социального подъема на Дальнем Востоке нельзя решить без твердого внедрения принципа: все здесь должно быть открыто, что не закрыто по оборонным соображениям».
Президент Путин назвал опережающее освоение Дальнего Востока и Восточной Сибири основным проектом XXI века. Но и сейчас решается эта задача без комплексного плана. Звучит немало критики такого положения, следуют и кадровые изменения, но воз, как говорится, и ныне там, хотя некоторые подвижки все-таки обозначились. Выше уже говорилось о значении модернизации двух магистральных железных дорог – БАМа и Транссиба. Но этим дело не ограничивается.
Выступая на заседании правительственной комиссии в апреле 2014 года, глава Минвостокразвития Александр Галушка перечислил 16 наиболее эффективных проектов, находящихся в высокой степени готовности. Но они не запускаются из-за проблем с инфраструктурой. Министр предложил правительству профинансировать инфраструктуру для инвесторов из средств Федеральной целевой программы развития Дальнего Востока и Забайкалья. В целом, по словам министра, на каждый поступивший из бюджета рубль будет вложено 17 рублей из неправительственных источников. Среди компаний, представивших проекты, такие солидные инвесторы, как «Роснефть», «Норильский никель», «Металлоинвест», «Полюсзолото».
Однако можно ли считать, что уже состоялся переход от общеконцептуальных положений к выполнению конкретных проектов?
Вот где должны проявиться результаты, заложенные в государственно-частном партнерстве. Особенно это касается развития агропрома на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, значение которого в связи с курсом на импортозамещение резко возрастает. Можно ли считать, что этому уделяет большое внимание правительство? По словам генерального директора «Русагро», компания готова создать один из крупнейших в мире производственных кластеров в Приморье, но там даже нет доступа к газу. Через весь Приморский край идет магистральная газовая труба до Владивостока, но от нее почти нет ответвлений. Никто не предложил газопровод среднего давления[61].
Непредвзятый анализ показывает, что настало время конкретных мер не только в отношении развития Дальнего Востока, но и других стратегических регионов. Группа авторов газеты «Коммерсантъ», оценивая выполнение соответствующих программ в регионах Северо-Кавказского федерального округа (СКФО), пришла к следующему выводу: «Попытка регионов Северного Кавказа добиться от правительства какой-либо дополнительной поддержки развития промышленности фактически провалилась… Правительство ограничилось формальными рекомендациями и даже почти не побеспокоило инвесторов просьбами расширить работу в проблемном регионе… Нужно развивать заводы, которые есть, но их перепрофилирования или строительства новых крупных производств пока нет на первоочередной повестке»[62]. А речь идет о необходимости именно первоочередной повестки, что связано уже и с необходимостью импортозамещения в области агросектора. Северо-Кавказский федеральный округ может сыграть заметную роль для решения этой задачи: нет проблемы с рабочей силой, благоприятные климатические условия, не исключается возможность возвращения специалистов. Министерство по Северному Кавказу, опираясь на мнения глав регионов округа, предложило помимо того, чтобы посадить до 2020 года 50 тысяч гектаров садов и виноградников, отнести к краткосрочной перспективе развитие химической промышленности и лесозаготовку. Впрочем, выясняется, что ограниченность госинвестиций позволяет реализовать большой потенциал импортозамещения в СКФО лишь в так называемом ручном режиме: поддержкой льготными энерготарифами и госгарантиями. Справятся ли региональные власти с крупными проектами импорто замещения в таких условиях – весьма проблематично.
Все большее значение будет иметь продуманная линия социально-экономического развития Крымского федерального округа. Это главное условие адаптации Крыма в системе Российской Федерации. Задача эта не из легких, особенно с учетом того уровня, с которого начинается процесс: ВВП на душу населения по данным 2011 года был в Крыму почти в 4 раза меньше среднероссийского, инвестиции на душу населения в 2013 году в 3 с лишним раза меньше российских. Средняя зарплата в Крыму составила в 2013 году 11,4 тыс. рублей, в Севастополе – 12,4 тыс. рублей, отстав в 7–8 раз от среднероссийской.
Опубликована Федеральная целевая программа развития новых субъектов РФ – Крыма и Севастополя, которая имеет свою специфику: половина средств из 654 млрд рублей, которые ассигнуются из федерального бюджета до 2020 года, придется затратить на строительство дорожной инфраструктуры, соединяющей Крым через Керченский пролив с остальной Россией. Бесспорна ориентация программы и на строительство новых линий электропередачи, дорог, больниц, туристско-рекреационных центров, реконструкцию газового хозяйства, индустриальных парков, налаживание водоснабжения. Предусматривается активизация частного бизнеса в осуществление ряда проектов.
Вместе с тем, судя по графику финансирования ФЦП по Крыму и Севастополю из федерального бюджета, на первом этапе – в 2014–2017 годах – инвестиции будут иметь скорее «подготовительный», инфраструктурный характер. Но существует и политическая сторона проблемы. Возможно, стоило бы обратиться к районам-донорам, крупным российским компаниям, которые могли бы принять участие в финансировании различных проектов, обеспечивающих ускоренное развитие двух новых субъектов нашей Федерации.
Одновременно представляется контрпродуктивным, когда в число первоочередных задач развития Крыма и Севастополя правительством выдвигается для незамедлительного исполнения создание в Крыму Крымского федерального университета путем объединения 7 действующих научных организаций и 7 вузов. Не финансовой и организационной поддержки тех вузов, которые уже существуют, а строительство нечто нового (кстати, по словам ректора Высшей школы экономики Ярослава Кузминова, «…у нас часто бывает, что все деньги уходят на строительство»). Объявлено, что финансирование начинается с 2015 года. «Крымские власти пока не знают, каким будет новый университет и на что будут потрачены деньги» – так оценили обстановку авторы газеты «Коммерсантъ»[63].
Создано несколько «территориальных» министерств в правительстве Федерации. Они занимаются развитием Дальнего Востока, Восточной Сибири, Крыма, а теперь уже и Северного Кавказа. Этот шаг призван изменить на правительственном уровне процесс принятия решений и их осуществления по стратегическим территориям. Очевидна целесообразность отказаться от такой практики, когда за федеральные целевые программы и другие государственные проекты отвечают все министерства и ведомства, имеющие к этому отношение. Такой подход даже в условиях координации на уровне заместителя Председателя правительства оказался в немалой степени несостоятельным.
Представляется, что территориальные министерства должны находиться в центре осуществления того или иного государственного проекта и на них в своей части работать другие министерства правительства. Сложится ли такая система – покажет будущее.
Доходы регионов: варианты роста
Основной путь к оптимизации федерального бюджета – сосредоточение сил на росте российской экономики в целом. Один из реальных его источников открывается в предложении помощника президента по экономическим вопросам Андрея Белоусова – понизить установленную в Резервном фонде «неприкасаемую сумму» в 7 % от ВВП до 5 % ВВП. «Для развития экономики страны эти 2 % ВВП в год могут означать очень много, – заявил Белоусов. – Это больше одного триллиона рублей в расчете на три года. Если мы примем такое решение, то начиная с 2015 года мы сможем тратить приличные деньги на дороги, на энергетическую инфраструктуру, на помощь регионам в ликвидации ветхого и аварийного жилья».
Заслуживают внимания и другие предложения. Председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, например, подняла вопрос о переносе из Центра на периферию головных офисов крупных компаний, начиная с госкомпаний. Насколько важно выполнение этого предложения, показывают факты. При общем падении налога на прибыль уже в 2013 году появились крупные налогоплательщики в семи регионах[64].
Для оздоровления бюджетного федерализма целесообразно увеличить долю бюджетов субъектов Федерации в налоговых поступлениях, собираемых на их территории. Давно уже предлагалось изменить пропорции раздела налогов между федеральным, региональными и муниципальными бюджетами. Сопротивление федерального правительства такому маневру понятно. Но поиску необходимого компромисса, возможно, способствовало бы рассмотрение вопроса об увеличении доли налогов в региональных бюджетах в связке с сокращением объемов трансфертов субъектам Федерации из Центра. Общей целью здесь должно стать повышение экономической самостоятельности региона.
Это несомненно скажется и на заинтересованности региональных и местных властей в повышаемости собираемых налогов. Еще на заседаниях правительства, которое я возглавлял, предлагалось, чтобы до дотационных субъектов Федерации доводилась, скажем, на период между выборами властей фиксированная ставка на пополнение федерального бюджета. Размеры этой ставки предусматривались в виде разницы между трансфертами из Центра и налоговыми отчислениями регионов в федеральный бюджет. Разница определялась как средняя за предшествовавший срок. Все заработанные и собранные сверх этого средства предполагалось оставлять в распоряжении регионов. Естественно, речь шла об обычных, а не об экстраординарных трансфертах. Помимо всего прочего, такая схема могла бы строго ограничить и субъективизм Центра, и лоббирование субъектов Федерации. Эту схему поддержал в беседах со мной целый ряд губернаторов, уверенных в том, что создастся серьезный стимул для увеличения сбора налогов и в конечном счете стимулирования социально-экономического развития регионов.
В качестве альтернативы этому подходу можно рассматривать позицию Минфина, не имеющую ничего общего с федерализмом. Еще в 2004 году министр финансов Алексей Кудрин предложил вводить внешнее управление в регионах, имеющих бюджетный дефицит. Такая линия нашла сторонников, считающих, что регионам следует выбирать между поддержкой из федерального бюджета и самостоятельностью в распоряжении финансовыми ресурсами. Конечно, картина далека от идеальной: большинство субъектов Федерации – реципиенты, формирующие свои бюджеты в различной степени за счет финансовых поступлений из Москвы. Но выходом из этой ситуации не может быть взятие под полный контроль центра финансовой деятельности субъектов Федерации.
Отход от «бухгалтерской позиции» в отношении субъектов Федерации отнюдь не означает отрицания необходимости жесткого контроля за расходами региональных и местных бюджетов, пресечения коррупционной практики, развивающейся на местах. Но это следовало бы делать, опираясь на здоровые элементы в субъектах Федерации, а не путем лишения их суверенных прав.
Внимание муниципалитетам
Жизнь выдвигает требование изменить положение местного самоуправления: определить его организационные и финансовые основы, распределить полномочия и финансовые ресурсы между местным самоуправлением и регионом. В России более чем 23 тысячи муниципальных образований – от крупного города до небольшого сельского поселения. Весьма важен отказ российского руководства от универсального подхода с определением тех социально-экономических функций, которые закрепляются за муниципалитетами. Это особенно относится к сельским поселениям, местные власти в которых практически недееспособны.
Ко всему этому можно добавить и конфликт между руководителями различных ступеней власти, особенно главами субъектов Федерации – губернаторами и мэрами крупных городов – центров таких регионов. Дело не только, да, пожалуй, не столько в субъективном факторе, которому подчас уделяется столь большое внимание в СМИ, а в объективном характере таких противоречий. По всей видимости, они неизбежны, но это не означает, что не следует предпринимать главным образом законодательные меры для их смягчения. В США[65], например, наряду с распределением функций между различными этажами власти и обозначением совместно выполняемых функций – налогообложение, регламентация деятельности корпораций, обеспечение благосостояния населения, – законодательно предусматриваются зоны, в которых федеральный Центр, штаты и местные органы власти могут договариваться о перераспределении полномочий сторон. Согласно 10-й поправке к Конституции США, полномочия, которые не отнесены исключительно к ведению федерального Центра[66], сохраняются за штатами и муниципалитетами. К ним отнесены такие функции, как здравоохранение и социальное обеспечение; высшее образование на уровне штата; регулирование деятельности малого бизнеса, страхования и сельского хозяйства; разработка природных ресурсов для внутреннего рынка и другие. Что касается местных органов власти, то они отвечают за начальное и среднее образование; местную полицию и пожарную охрану; муниципальный транспорт; городские налоги; строительство и поддержание дорог на их территориях; общественные работы и социальное обеспечение населения.
В целом в США проявляется тенденция освобождения федерального Центра от части обязанностей и перехода к координации мероприятий штатов и контролю за их исполнением. Но это не означает отказа Центра от запретительных функций – конгресс в ряде случаев, например в вопросах экологического контроля, огранивает права штатов.
Осуществление функций различных уровней власти базируется на принципе «мои полномочия – мой бюджет». Собственными налоговыми полномочиями наделены федеральное правительство и штаты. Местным органам власти штаты могут передавать права по установлению и сбору налогов. Ставка делается на самофинансирование. Из федерального бюджета выделяются гранты регионам, рассчитываемые по численности их населения и душевому доходу, а также помощь депрессивным районам. Но финансы самих штатов и местных органов власти являются основным источником их финансовых ресурсов. Почти половина объема всей целевой финансовой поддержки осуществляется и Центром, и штатами, при условии софинансирования нижестоящими органами власти. Штатам разрешается привлекать кредиты на долговременной основе только на капитальные расходы и на покрытие кассового разрыва в выполнении бюджета. Налог на прибыль корпораций распределяется между всеми теми штатами, где они действуют.
Естественно, что наша практика в отношении местных органов власти имеет свою специфику – отрицать это бессмысленно. Вместе с тем, как представляется, необходимо ознакомиться с опытом федерального бюджетного строительства в других странах. Тем более что органы местного самоуправления, как заявил президент Путин, «…должны стать в полном смысле состоятельными, и прежде всего в финансовом плане»[67]. По его словам, в 2013–2016 годах муниципальные бюджеты за счет перераспределения налоговых поступлений должны получать дополнительные доходы. Наряду с этим, естественно, есть и другие рычаги, способные вызвать финансовую заинтересованность муниципалитетов в развитии производства, инфраструктурных проектов, сферы услуг.
В последние годы внимание к проблемам местного самоуправления возросло. Принят ряд поправок к существующему закону, вводящих новый тип муниципального образования – город с районным делением, а также расширяющих в политическом плане полномочия субъектов Федерации в их отношениях с муниципальными образованиями. Однако еще сохраняются пробелы в таком законодательстве, в основном по такой немаловажной теме, как межбюджетные соотношения. При этом необходимо отказаться от того, что многие реформы осуществляются без предварительной экспертизы и дифференцированного подхода. В результате местное самоуправление, отвечающее за социальную ситуацию на своей территории, не участвует в принятии спущенных сверху решений, что в ряде случаев болезненно сказывается на интересах населения. К примеру, так произошло при начавшемся укрупнении больниц и учебных заведений путем в том числе и территориального их переноса.
Общий вывод таков: необходимо разработать комплексную, экономически обоснованную и юридически выверенную стратегию развития бюджетного федерализма в России.
