Евгений Петрович Горохов
Хроники кровавого века 3: война великая

Двадцать пятого декабря в горах ударили тридцатиградусные морозы и завьюжили метели. Девятый и десятый корпуса османской армии, теряя в метровых сугробах замёрзших солдат, упрямо двигались вперёд. Однако силы людские небеспредельны, поставленную задачу смогла выполнить лишь 29-я пехотная дивизия. Сбив русские заслоны в горах, она заняла аул Баряуз в двадцати пяти километрах от Саракамыша.

В десятом корпусе две дивизии смогли пройти перевал: 17-я вышла к аулу Чатак, который находился в шести километрах от Саракамыша, следом, туда подтянулась 32-я пехотная дивизия, оставив половину личного состава замёрзшими в сугробах на перевле. Энвер – паша, планировав ударить по Саракамышу шестью дивизиями, а имел три ослабленных. Однако даже этих сил хватило бы туркам, ибо стараниями генерала Брехмана в Саракамыше почти не было воинских частей.

Мышлаевский запаниковал и принялся рассылать приказы по войскам об отходе в Тифлис. Сам он также решил отправиться туда. С огромным трудом генерал Юденич уговорил его не сдавать Саракамыш. Тогда Мышлаевский поручил оборону города Юденичу, и на автомобиле уехал в Тифлис.

Двадцать седьмого декабря турки перерезали железную дорогу Карс – Саракамыш, фактически лишив всю русскую группировку снабжения. Юденич же озаботился стягиванием войск к Саракамышу.

Двадцать девятого декабря трём пехотным дивизиям Османской армии, наконец, удалось полностью окружить Саракамыш. Одинадцатый армейский корпус Османской армии пробивался к Саракамышу по Пассинской равнине, но был остановлен русскими войсками.

Османские солдаты и офицеры были до предела измотаны переходом, и Энвер – паша издал приказ:

«Вперёд солдаты! В Саракамыше вас ожидают тёплые квартиры. Нельзя давать русским опомниться. Если русские отступят, то они погибнут, но если они примут бой, то драться нам придётся спиной к Карсу, откуда русские могут получить подкрепления. У нас один выход – разгромить русских до того как они успеют направить подкрепление к Саракамышу».

Двадцать девятого декабря османские дивизии начали штурм Саракамыша. Комендант города генерал – майор Воропанов имея в своём распоряжении два артиллерийских орудия, шестнадцать пулемётов, полторы сотни казаков и железнодорожный батальон, мог оборонять только вокзал. Это было самым важным местом в городе для русских войск.

Турки втягивались в город, и одновременно туда стали прибывать русские войска. Первыми были батальоны 1-ой Кубанской пластунской бригады генерал – майора Пржевальского, который сходу взял руководство боем на себя.

Вскоре в Саракамыш вошли 15,17 и 18-й Туркестанские пехотные полки, первый Запорожский казачий полк, 155-й Кубинский и 80-й Кабардинский пехотные полки.

Тридцать первого декабря генерал Юденич сгрупировал все силы Кавказского фронта и стал перерезать пути отхода девятому и десятому армейским корпусам первой Османской армии. Энвер – паша понял, что эту битву он проиграл, и стал отводить свои дивизии от Саракамыша.

Командующий отдельным сводным отрядом генерал Брехман получил от разведки сведения об отходе турок от Саракамыша, но от обиды, что его сняли с должности начальника Саракомышского отряда, эти сведения в штаб Юденичу не передал. В результате туркам удалось организованно отойти от Саракамыша. Но уходить обратно к Эрзеруму приходилось опять по горным перевалам. Сил на это не было!

В корпусах первой Османской армии начались дезертирства и сдача в плен.

Девятый корпус перед началом операции имел численность в тридцать тысяч штыков, в Эрзерум смогли вернуться восемьдесят солдат и сто шесть офицеров. Десятый корпус, также тридцатитысячного состава, в конце битвы имел три тысячи человек. Одиннадцатый корпус, ведя непрерывные бой в Пассинской равнине, из тридцати четырёх тысяч человек, потерял убитыми и раненными девятнадцать тысяч. Фактически первая османская армия была разгромлена.

Потери русской армии: шестнадцать тысяч убитыми и ранеными, и шесть тысяч обмороженных в корпусе генерала Леша, который Брехман непонятно зачем погнал на перевал.

Во всей этой круговерти Фёдор Балакирев смог разыскать свою 2-ю Кубанскую пластунскую бригаду лишь в начале января.

– Ну, подхорунжий наслышан, как хорошо ты воевал, – усмехнулся в свои пышные усы генерал Гулыга, – молодец не осрамил пластунов. Принимай под команду свою пулемётную команду.

Гулыга кивнул на погоны Фёдора:

– Чин для командира пулемётной команды маловат, так что с сегодняшнего дня считай себя хорунжим³⁶. И вот что я хочу тебе сказать Балакирев, ты всё же в Кубанской бригаде пластунов служишь, так что будь любезен носить черкеску.

Генерал усмехнулся:

– Ну, коли ты из уральских казаков, то папаху можешь свою оставить.³⁷

Он обернулся к начальнику штабы бригады полковнику Букретову:

– Как считаешь, Николай Андрианович хорошо будут смотреться на Балакиреве погоны хорунжего?

– Нацепит, посмотрим, – ответил полковник, не отрываясь от своих бумаг, – приказ о назначении командиром пулемётной команды, сейчас писаря напишут. Вообще-то, командир пулемётной команды – должность сотника.

Полковник улыбнулся:

– Так что Балакирев считай, что до чина сотника ты уже дорос.

В Саракамыше Федька повстречал своего друга подпоручика Абердина. Зашли в трактир выпили за Рождество и обмыли новое Федькино звание, заодно выпили за прошедший год.

– Четырнадцатый год для России был не слишком удачным, воевали плохо, – вздохнул Абердин.

– Интересно, какой будет тысяча деветьсот пятнадцатый год? – улыбнулся Федька.

– Хотелось бы надеяться, что лучше, чем прошлый, – Александр Абердин разлил по рюмкам водку.

Глава 4

1915 год

В начале войны все воюющие державы пытались воплотить в жизнь планы своих Генеральных штабов, разработанные в мирное время. Противники стремились разгромить друг друга фланговыми ударами, с последующим окружением. Первые полгода была маневренная война с лихими кавалерийскими атаками и долгими маршами пехоты. На Западном фронте германские войска не смогли в сентябрьских боях взять Париж, и отошли на рубеж реки Эна.

Тринадцатого сентября союзники не мудрствуя, ударили в лоб по германским позициям, они имели трёхкратное превосходство, и надеялись взломать немецкую оборону. Однако немцы, неся большие потери, устояли. Отчаявшись прорвать германскую оборону, французский Генеральный штаб, обратил внимание на открытый правый фланг немецких армий: между рекой Уаза и Северным морем, полоса в двести километров была совершенно неприкрыта немецкими войсками. Обходной маневр должна была совершить вновь сформированная вторая французская армия дивизионного генерала Ноэля де Кастельно.

Четырнадцатого сентября кайзер Вильгельм II сместил Мольтке – младшего с поста начальника Большого Генерального штаба за то, что не смог взять Париж. На его место был назначен генерал пехоты Эрих фон Фалькенхайн, тот тоже заметил незанятое пространство между рекой Уаза и Северным морем.

На Северном море находились порты Дюнкерк и Кале, через которые во Францию пребывали войска союзников, продовольствие и боеприпасы. Если занять их, можно лишить Францию помощи Великобритании.

Для этих целей Фалькенхайн переместил из Лотарингии 6-ю армию кронпринца Рупрехта Баварского.

Начальник отдела III B майор Николаи доложил Фалькенхайну, что Генеральный штаб французской       армии тоже разрабатывает операцию по окружению германских армий стоящих на реке Эна. Немцы начали маневр первыми, но союзники смогли уследить за перемещениями германских войск, и приняли контрмеры. Пошла череда встречных сражений, в которых противники старались охватить фланги друг друга. Разгорелись бои на реках Уаза, Сома, Изер и Ипр, около городов Лиль и Аррас. Стремясь, широким маневром окружить друг друга, союзники и немцы рванули к Северному морю, добежали туда одновременно. Впоследствии историки назовут эти бои «Операция: бегом к морю».

В результате, никто не смог добиться поставленных целей, а фронт растянулся, и больше не было свободного пространства для манёвра. Во второй половине октября 1914 года Западный фронт замер и стал закапываться в землю, опоясывая себя рядами колючей проволоки. Манёвренная война окончательно перешла в позиционную, в которой Германская империя, воюя на два фронта, победить, не имела ни единого шанса. Утешало генерала Фалькенхайна то, что на Восточном фронте дела складывались хорошо.

В Восточной Пруссии 8-я германская армия под командованием фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга воспользовалась тем, что командующий Северо-Западного фронта Жилинский развёл армии Самсонова и Рененкампфа в разные стороны. Рененкампф получил приказ на севере брать крепость Кёнигсберг, а Самсонов двигаться на запад вдоль Мазурских озёр.

Двадцать второго августа Гинденбург, приняв от Максимилиана фон Притвица дела, уловил опасный для русских армий разрыв, и стал группировать корпуса своей армии полукольцом вокруг армии Самсонова, не мешая тому идти на запад.

Жилинский это угрожающее положение заметил на два дня позже Гинденбурга. Командующий Северо-Западным фронтом двадцать четвёртого августа даёт приказ армии Рененкампфа срочным порядком разворачиваться и двигаться ускоренным маршем на юг. Ещё четыре дня Яков Григорьевич Жилинский размышлял, стоит ли нарушать приказ Верховного главнокомандующего о наступлении в Восточной Пруссии, и останавливать Самсонова. Тот по инерции двигал свою вторую армию вперёд, и лишь двадцать девятого августа сообразил, что влез в немецкий мешок. Самсонов даёт команду к отходу, но немцы уже заняли все шоссейные дороги, и русским приходилось отступать через лес. Сказалось неумение штаба второй армии наладить управление войсками и организованно пробиваться из окружения. Немцы не могли плотно охватить армию Самсонова, и бреши в обороне были, но русская разведка их выявить не могла, офицеры были деморализованы, и предпочитали сдаваться в плен, чем со своими солдатами бродить по лесам и болотам.

Тридцатого августа генерал Самсонов, осознав полный разгром своей армии, застрелился. Генерал Рененкампф пытался пробиться на выручку второй армии, но Гинденбург смог задержать его, а тридцать первого августа армия Самсонова перестала существовать как боевая единица. Рененкампф одоздал ровно на одни сутки.

Генерал Жилинский снятый с поста командующего Северо-Западным фронтом, в разгроме армии Самсонова винил Рененкампфа. Удобной фигурой для битья был Павел Карлович Рененкампф – немец, к тому же в годы первой революции 1905 года немало русской крови пролил, подавляя восстания. Потому, впоследствии его стали обвинять в гибели армии Самсонова и историки, пишущие о Первой мировой войне. Но дорогой читатель, как известно: «Не суди, да не судим будешь», потому мы осуждать Павла Карловича не станем, ибо он строго выполнял все приказы генерала Жилинского, и просто-напросто не успел прийти на помощь генералу Самсонову, который сам влез в ловушку, расставленную ему немцами.

После разгрома второй русской армии, фельдмаршал Гинденбург был назначен командующим Восточным фронтом. Начальником штаба у него стал генерал – майором Эрих фон Людендорф. Кстати, если уж быть точным, то это он, а не Гинденбург, в августе уловил опасное положение армии генерала Самсонова. Именно Людендорф разработал тот великолепный план, в результате которого армия Самсонова оказалась в «мешке». Теперь Гинденбург и Людендорф обдумывали операцию по прорыву русской обороны. Планировалось, что войска Восточного фронта будут атаковать позиции русских с севера, а армия Австро-Венгрии с юга. Соединиться предполагалось возле польского городка Лодзь, окружив все силы Северо-Западного фронта.

Восточный фронт начал своё наступление одинадцатого ноября и две недели терзал русскую оборону. Бои были кровавые, но прорвать оборону Северо-Западного фронта не удалось.

В начале декабря третья и четвёртая армии Австро-Венгрии также начали своё наступление, они смогли в боях у Лимановы сильно потрепать войска третьей и восьмой русских армий, отодвинули их от Кракова, заставили покинуть Западные Карпаты. Однако прорвать оборону русских австрийцы тоже не смогли.

В декабре на Восточном фронте от Балтийского моря до Карпатских гор, войска принялись зарываться в землю. Новый год все воюющие стороны встречали в окопах. Война ещё не ожесточила людей, и в Рождественскую ночь рядовые солдаты: немцы, англичане, французы и русские, сидя в своих траншеях, пели песни и поздравляли тех, кто в окопах, напротив. В некоторых местах и вовсе выходили из окопов, и на нейтральной полосе, встречались с солдатами противника. Люди угощали друг друга водкой, шнапсом и виски, играли на гитарах, гармошках и аккордеонах, вместе пели песни. Это была последняя ночь, когда в них оставалось что-то доброе. Все последующие военные годы вытравят из них человечность газами, и выбьют снарядами – Рождественская ночь 1916 года врагов примирить не сможет.

Второго января 1915 года начальник Большого Генерального штаба генерал Фалькенхайн вызвал к себе Вальтера Николаи.

– Зимнюю кампанию этого года майор, мы начнём с серии ударов в Восточной Пруссии и Галиции, – генерал провёл указкой по карте, висящей на стене, – нужно срезать выступ русского фронта около Варшавы. Мы уничтожим там несколько русских армий. После чего продвинемся вглубь России. Это заставит русского царя пойти на заключение с нами сепаратного мира. Для этих целей, снимаем с Западного фронта десять пехотных дивизии. Также в Германии нам удалось сформировать четыре резервных армейских корпуса. Они тоже пойдут на Восточный фронт.

– Я уверен господин генерал, мы сокрушим оборону русских! – щёлкнул каблуками Вальтер Николаи.

– Мне бы тоже на это хотелось надеяться, – улыбнулся Фалькенхайн. Он положил указку на стол, задвинул карту занавеской: – В прошлом, наши действия против русских грешили недостаточной продуманностью. У нас существенно хромает разведка. Это ваша недоработка майор.

– Я приложу все силы, чтобы исправить это упущение господин генерал! – щёлкнул каблуками Николаи.

– Оперативное управление особенно интересует состояние русских войск в районе Рык³⁸ – Райгород³⁹

Придя к себе, Николаи сказал своему адъютанту лейтенанту Кетлеру:

– Пауль, вызовите в Берлин Н-18.

В картотеке отдела III В Большого Генерального штаба под кодом Н-18 значился Вяйне Алто, представитель финской фирмы «Фискарас» в Стокгольме.

Генерала Фалькенхайна интересовало сосредоточение русских войск в районе Рык – Райгород. Это район дислокации 10-ой русской армии. В штабе этой армии начальником контрразведочного отделения служил полковник Мясоедов, давний агент Вальтера Николаи. Вяйне Алто ещё до войны планировался майором Николаи как связной в России с несколькими русскими агентами. Он финн и являлся гражданином Российской империи, вместе с тем, живя в Стокгольме, он мог выезжать в Германию.

***

Сильно удивила военная Москва Виктора Кудельмана, которого вся хитровская шпана звала Васькой Пуделем. Это был ловкий мошенник, специализировавшийся на подделке облигаций⁴⁰ и векселей⁴¹.

Отсидев три года в Орловском централе, вернулся Васька Пудель в Москву, и понял, что такое война. В городе было полным полно военных, многие здания были отданы под госпитали. Кудельман увидел странных военных – вроде форма как форма, и офицерские погоны на плечах, а на них вензель: «ВЗС»⁴².

– Кто это такие? – поинтересовался он у щупленького солдатика, с перебинтованной рукой, который курил возле здания «Ляпнинского общежития» на Большой Серпуховской улице.⁴³ Во время войны там разместилась команда выздоравливающих.

– Не военные это вовсе, – махнул рукой солдатик. Он презрительно сплюнул: – Их зем-гусары зовут.

– Какие гусары?! – ещё больше удивился Васька Пудель.

– Богатые баре, которые от войны отлынивают и во всяких тыловых конторах сидят, – солдатик усмехнулся, – вроде при армии, в форме ходят, а всё же от войны далече.

Солдатик рассмеялся:

– Наш начальник команды выздоравливающих полковник Иванов, им больно завидует. Сам Иванов тоже повоевать не успел, акурат на десятый день войны с сифилисом в госпиталь угодил, а оттуда к нам в команду выздоравливающих. Однако до конца войны у нас не отсидишься, всё равно на фронт отправят. Вот полковник Иванов и вознамерился из армии по болезни в зем-гусары уйти. Однако с сифилисом его никак не комиссуют. Теперь он планирует триппер подцепить и по девкам шляется, да пока не везёт, здоровым ходит.

– Боевой у вас полковник, – улыбнулся Кудельман.

– У нас в команде выздоравливающих, почитай все офицеры с паскудными болезнями. Один прапорщик Лузин с прострелянной коленкой.

Так за разговором Васька Пудель и познакомился с солдатиком. Звали того Иван Косых, был он из Рязанской губернии. Решили они отметить знакомство, и пошли в чайную «Петроград» около Рязанского вокзала⁴⁴.

– А ты мил человек, откуда? – поинтересовался Иван, когда шли в чайную. Он кивнул на Ваську Пуделя: – По тебе сразу видно, не местный.

– Как раз местный, – рассмеялся тот, – из тюрьмы я. На Орловском централе сидел. Слышал о такой тюрьме?

– Деревенский я, – вздохнул Иван, – тридцать лет в своей Егорьевке прожил, а в Рязани, что в пятидесяти верстах, всего два раза и был. Зато война в саму Пруссию закинула.

Косых с уважением посмотрел на Пуделя:

– Ты в тюрьму за политику сел?

– За неё самую, – соврал Васька Пудель.

Пришли в чайную, заказали по стакану чая и по бублику, а спиртного там не было.

– Погоди мил человек, – сказал Иван и достал из шинели бутылку.

– Что это?

– Динатурка, – пояснил Иван Косых.

– Нет, брат, лучше водки.

– Да где ж её родимую взять-то?! – развёл руками Косых. Он вздохнул: – Царь с начала войны сухой закон ввёл. Теперь водку только знатные баре пьют, она почитай червонец бутылка.

– Червонец?! – изумился Васька Пудель. Покачал головой: – Раньше на десять рублей можно было так гульнуть! Водка не дороже пятидесяти копеек стоила.

– Война, – Иван полез в карман брюк. Он достал оттуда смятый рубль: – Мил человек, не взыщи, нет у меня больше. Возьми рубль, все на хлеб хватит.

Взял Васька Пудель рубль у солдата, и распрощался с ним. Отправился он на Хитровку⁴⁵, там, в трактире «Сибирь» повстречал своего давнего приятеля Николая Сафронова по кличке «Сабан». Тот кореша вернувшегося из тюрьмы встретил достойно – стол накрыл. Половой⁴⁶ в чайнике что-то принёс.

– Теперь у нас так, – улыбнулся Сабан, – пьём не из графинов, а из чайников.

Он разлил по стаканам коричневую жидкость.

– Что это? – подозрительно спросил Васька Пудель. Он уже был научен, что в Москве нельзя пить всё, что наливают.

– Мы на Хитровке её зовём «ханжа», смесь клюквенного кваса и денатурата.

– Я почти все своё здоровье в Орловском централе оставил, – Пудель отодвинул от себя стакан с «ханжой», – здесь в Москве остатки на ваше пойло разменивать, не намерен. Вели водки подать!

– Водка больших денег стоит! – вздохнул Сабан. Он обвёл зал трактира рукой: – Здесь её пить некому.

– Как же вы живёте-то теперь?

– Скучно, – вздохнул Сабан.

– Где Наталья, красавица моя ненаглядная? – Васька Пудель достал пачку «Дюген». Рубля, что Иван Косых дал ему, как раз только и хватило на эти папиросы.

– Она на Лубянке промышляет, – ответил Сабан, – там во дворе доходного дома «Россия», двухэтажная гостиница, вот она клиентов в её номера и водит.⁴⁷

Десять лет назад Наталья, шестнадцатилетней девчонкой пришла из деревни в Москву, и устроилась служанкой к генералу Разумовскому. Двадцатилетний генеральский сынок попользовался Натальей, а когда она сообщила, что беременна, хозяйка Разумовская, выставила её за порог, да ещё и причитающееся жалование не заплатила. Что было делать бедной служанке?! В деревню ехать, там отец вожжами до смерти забьёт. Сидела она и горько плакала возле Хитровского рынка, там её и повстречал Васька Пудель.

Он оплатил врача, который сделал Наталье аборт, приодел её. Исподволь, обучал, объясняя, как красивая девица может зарабатывать деньги. Наталья оказалась прилежной ученицей, пользовалась большим спросом у клиентов. Со временем из хитровской ночлежки переселилась в меблированные комнаты, но Виктора Кудельмана не забывала, встречала ласково. Увидев, расцеловала, привела в свои апартаменты, где принимала клиентов. Там наконец-то Васька Пудель смог выпить водки.

– Москва от денег пухнет, все их на войне зарабатывают, – они лежали утомлённые от любви и водки. Наталья погладила Пуделя по голове: – Сейчас, только ленивый дурак без денег ходит. На спекуляциях и военных поставках разное жульё такие деньжищи огребают.

Наталья улыбнулась:

– В последнее время их ловить стали, для них даже тюрьму отдельную выделили «Каменщики»⁴⁸. Знаешь такую?

– Знаю, – Пудель поцеловал Наталью в щёку.

– Хоть и есть для этого жулья своя тюрьма, но воровать меньше не стали, – Наталья рассмеялась, – людишек, что возле войны крутиться, столько развелось, что никакой полиции на них не хватит. Так что если будешь слушать меня, расскажу как деньги зарабатывать.

– Сначала приятное, а о делах потом, – Пудель повалил Наталью на кровать.

– Никогда ты не разбогатеешь, коли об этом всегда думать будешь, – хохотала та.

Вечером Васька Пудель нашёл Сабана в хитровском трактире «Каторга». Тот сидел в компании ещё одного фартового человека – Яши Кошелькова,⁴⁹ пили своё пойло.

– Хватит гробить здоровье ханжой, – Васька Пудель поставил на стол две бутылки водки. Он сел на стул: – Слушайте меня, и водку пить будете, а не эту бурду.

Васька вылил ханжу из стаканов на пол, и налил туда водки.

– Это можно, – оживился Яша Кошельков.

– Значит так, работаем вчетвером. Кто четвёртый, вам знать не полагается. Завтра в десять вечера, ждите меня в подворотне «Утюга»⁵⁰. Я на пролётке подвожу вам пьяного клиента. Оприходуете его, но берёте только золото и деньги.

Сабан и Яшка Кошельков всё сделали, как велел Васька Пудель. Тот, играя роль ямщика, подвёз к «Утюгу» пьяного купчишку, который обнимался с какой-то дамочкой. Кудельман вышвырнул купчишку в подворотню и укатил, а там его приняли Сабан и Кошельков. Задушили заготовленным шнурком, да обшарили карманы.

Тем временем Васька Пудель отвёз дамочку, и вернулся к «Утюгу». Закинув труп в пролётку, отвезли на Пречистенскую набережную. Утопить купчишку в Москве – реке должен был Яша Кошельков. Уж больно ему приглянулось пальто купчишки, и он забрал его себе. В темноте подходящего камня Яша не нашёл, а просто дотащил труп до полыньи и сбросил, в надеже, что сам утонет.

Московская сыскная полиция располагалась по адресу малый Гнездиковский переулок дом 5/3, а с другого конца этого же дома (точный адрес Большой Гнездиковский переулок дом 3/5),⁵¹ находилось Московское охранное отделение полиции, оно ведало политическими делами.

В январе 1915 года начальником Московской сыскной полиции был назначен Карл Петрович Маршалок. По существу, труп со следами удушения, найденный на Пречистенской набережной, было его первым делом в роли начальника уголовного сыска. Маршалок был опытным сыщиком, и работу организовал умело. На белье, которое было на трупе, обнаружили метки иностранных магазинов, из чего сыщики сделали вывод, что это приезжий. По всем полицейским частям города поступило указание:

«Проверить все гостиницы. Не пропадали ли у них постояльцы?»

Спустя четыре часа, Маршалку позвонил пристав 2-го Арбатского полицейского участка Жичковский, и сообщил, что в меблированных комнатах Хромовой, пропал финский купец Вяйне Алто. Почти одновременно с этим агент сыскной полиции Ахромеев доложил: « Половой трактира «Каторга» Иван Ильин, доносил, что Яков Кошельков появился в трактире в новом клетчатом пальто».

Яшку арестовали, а дальше пошли дела неподведомственные Московской сыскной полиции. Направился Карл Петрович Маршалок к своему соседу – начальнику Московского охранного отделения полиции жандармскому подполковнику Мартынову.

– Александр Павлович, кажется, я влез в твой огород, – Маршалок уселся на кожаный диван в кабинете Мартынова.

– Раз влез на мою делянку, поведай, что нарыл, – жандарм достал коробку папирос «Гербовые», угостил сыщика.

– Охотно, – ответил тот, прикуривая.

Рассказал Маршалок, что нашли в Москве – реке труп финна Вяйне Алто. За его убийство арестованы известные на Хитровке разбойники Николай Сафронов по кличке Сабан и Яков Кузнецов по кличке Яша Кошельков.

– Третий их подельник Васька Пудель, это Виктор Кудельман, который недавно освободился из тюрьмы, – Маршалок потушил окурок в пепельнице, – Сабан и Кошельков говорят, был у них и четвёртый, но его они не знают. Только думают, что это женщина.

– Погоди Карл Петрович, ты мне всё толкуешь про дела уголовные. А где же тут мой интерес?

– Яша Кошельков с покойничка пальто снял, а мы его у него изъяли. За подкладкой пальто вот что нашли, – Маршалок вынул из внутреннего кармана пиджака бумаги.

В это же самое время, Васька Пудель прибежал к Наташе. Та только что проводила клиента, и на столе остались недопитая бутылка шампанского, конфеты и немного фруктов в вазе.

– Сабана и Яшу Кошелькова взяли, – выпалил он, и налил себе остатки шампанского в фужер. Залпом выпил: – Сука Кошельков на пальто чухонца позарился, на нём и погорел. Сдал нас с Сабаном. Меня корешок, Ванька Страус успел предупредить, и я сразу к тебе.

– Что же теперь будет?! – побледнела Наталья и плюхнулась на разобранную постель.

– Не бойся! Сабан и Кошельков о тебе ничего не знают, лица твоего в пролётке разглядеть не могли, – Пудель взял из вазы персик, надкусил: – Мне из Москвы бежать надо.

Он улыбнулся:

– Россия большая, найду место, где схорониться, через год вернусь, – сел на кровать рядом с Натальей. – Не бойся подруга, мы ещё попьём с тобой шампанского.

Жандармский подполковник Мартынов, получив бумаги от Маршалка, немедленно выехал в Петербург, точнее Петроград. С первого сентября 1914 года столица Российской империи стала именоваться на русский лад. Там на улице Таврической в доме 17 располагалось контрразведочное отделение Главного управления Генерального штаба, которое возглавлял жандармский полковник Ерандаков. Изучив бумаги Мартынова, он немедленно вызвал в Петроград начальника контрразведки Северо-Западного фронта Батюшина.

Полковник Батюшин, просмотрев бумаги, сообщил, что в них отображена дислокация частей десятой армии их фронта.

– А начальник контрразведки там полковник Мясоедов, – задумчиво произнёс он.

– Опять этот Мясоедов! – хлопнул ладонью по столу Ерандаков. Он вскочил со стула и нервно заходил по кабинету: – Сколько разговоров было, что Мясоедов германский шпион! Депутат Гучков ему в лицо такие обвинения бросал, и даже на дуэли по этому поводу с ним стрелялся. И что же?!

– Началась война с Германией, и он начальник контрразведки армии, – улыбнулся Батюшин. Он достал портсигар, закурил папиросу: – Таковы порядки у нас Василий Андреевич.

Полковник Ерандаков пристально смотрел в лицо Батюшину:

– Что с вами Василий Андреевич? У меня, что на лбу узоры рассмотрели?!

– Вот что Николай Степанович, поезжайте к себе, и установите за Мясоедовым наблюдение, а мы здесь начнём разрабатывать комбинацию, – очнувшись от своих мыслей, велел Ерандаков.

Ему на ум пришла занятная идея: в Петрограде на излечении находился подпоручик 23 Низовского пехотного полка Колаковский. Этот полк в августе 1914 года входил в состав второй армии генерала Самсонова.

Десятого августа 1914 года Колаковский со своим взводом производил разведку в районе Мазурских озёр в Восточной Пруссии. Взвод нарвался на эскадрон германских драгун, в скоротечном бою, Колаковский был ранен в ногу и брошен своими солдатами. Так он угодил в германский плен.

После лечения в госпитале, был направлен в лагерь для военнопленных под городом Регенсбург. Яков Колаковский ещё в гимназии, проявлял склонность к изучению иностранных языков. Владел немецким, французским и английским языками. Сидя в плену, практиковался разговаривать по-немецки. Посчитав, что сможет сойти за немца, Яков в декабре 1914 года сбежал из лагеря и смог перебраться в Швейцарию. Оттуда приехал в Россию.

Полковник Ерандаков решил подставить Якова Колаковского Мясоедову, что бы тот через него передал сведения германцам. Однако война на то и война, что бы противники преподносили друг другу сюрпризы.

Седьмого февраля 8-я германская армия генерала Отто фон Белова начала наступление из района Мазурских озёр. Она ударила во фланг 10-ой русской армии генерала Сиверса. Причём в этом деле разведданных от полковника Мясоедова Вальтер Николаи так и не дождался, но немцы и без этого были осведомлены о бедственном положении армии Сиверса.

Верховный главнокомандующий русскими армиями Великий князь Николай Николаевич был одержим идеей, взять Берлин. Подстрекаемый представителем французского Генерального штаба майором Верленом, Николаша требовал от командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского наступать.

В русской армии уже свирепствовал «снарядный голод»: на одно артиллерийское орудие приходилось всего по три снаряда. В Восточной Пруссии осенью раскисли дороги, были трудности с подвозом войскам питания и боеприпасов. Всё это генерал Сиверс пытался втолковать Рузскому, но тот упрямо гнул своё: «Только вперёд!»

Фадей Васильевич Сиверс как мог, саботировал приказы командующего фронтом, однако немцы как назло отходили без боя, и Сиверс вынуждено наступал. Наконец командующий Восточным фронтом Гинденбург убедился, что фланги русских сильно растянуты.

Седьмого февраля 1915 года 8-я немецкая армия генерала Отто фон Белова навалилась на 3-й Сибирский корпус генерала Радкевича. Восьмого февраля, 10-я германская армия генерала Эйхгорна, смяла фланги армии Сиверса. Немцы начали охват 3-го армейского корпуса генерала Епанчина. Сибирский корпус Радкевича стоял намертво и Отто фон Белов дальше продвинуться не смог. У Епанчина дела обстояли хуже. Эйхгорн его теснил, генерал Епанчин запаниковал и приказал своим дивизиям отступать, о своём отходе он не уведомил ни штаб 10-ой армии, не своего соседа, генерала Булгакова – командующего 20 армейским корпусом. Немецкие 21 и 39 пехотные корпуса вклинились между войсками Епанчина и Булгакова, заняв городок Липск.

Сиверс стал спешно отводить свои части назад, пытаясь выйти из окружения, пока корпуса Епанчина и Булгакова могли сдерживать немцев. Пятнадцатого февраля Булгаков, понимая, что почти окружён, решает, отводить свои дивизии на восток. Опять русских подвела плохо налаженная разведка. Булгаков, как ему было предписано генералом Сиверсом, пошёл к городку Липск, а там уже были два германских корпуса. Двадцатому армейскому корпусу следовало идти на северо-восток в район городка Август, где держал оборону 3-й Сибирский корпус генерала Радкевича, но строго выполняя приказы командующего фронтом, Булгаков влез в «котёл» под Липском.