1914 год
Первого августа1 Николай II вызвал в Царское Село своего дядю, Великого князя Николая Николаевича, которого в семействе Романовых звали «Николашей». Закончив завтрак, государь курил, когда флигель-адъютант полковник Арсеньев доложил:
– Ваше величество, прибыл Великий князь Николай Николаевич.
– Проводите его в мой кабинет, – распорядился император, торопливо докуривая папиросу.
Раньше император и Николаша дружили, а потом между ними пробежала «чёрная кошка». Всему виной старец Григорий Распутин, которого Стана2(жена Николаши), познакомила с царской четой. Лукавый тобольский мужик, змеёй вполз в царскую семью. Освоившись, этот смерд начал покрикивать на свою прежнюю благодетельницу – Великую княжну Стану. Этого Николаша стерпеть не мог, и принялся убеждать Государя прогнать Распутина от себя. За старца Григория вступилась государыня – императрица Александра Фёдоровна, она настроила мужа против Николаши и Станы, вот и охладела дружба дяди с венценосным племянником.
– Судя по всему, дело движется к войне, – царь, мужчина среднего роста, поглядывал на верзилу Николашу снизу вверх, – вчера Сазонов3 дал ясно понять Сапари4, что Россия не оставит в беде Сербию. В ответ, тот потребовал не вмешиваться в их конфликт с сербами, заявляя, что Австро-Венгрию поддержит Германия.
– Ники, этого и следовало ожидать, – кивнул Николаша, – мы не можем отступиться от сербов, точно так же как немцы от австрийцев.
В семействе Романовых ещё с молодости Николая II звали «Ники», однако разговор был официальным, и государь, нахмурившись, холодным тоном, продолжил:
– Вам господин генерал надлежит вступить в должность Верховного главнокомандующего всеми русскими армиями.
– Слушаюсь Ваше императорское величество! – молодцевато вскинулся Николаша, щёлкнув каблуками.
Он не скрывал своей радости, и это покоробило императора. Николай II сам планировал возглавить армию. Вчера император вызвал к себе в Царское Село всех министров, и объявил, что если случится война, то он займёт должность Верховного главнокомандующего, однако его поддержал, лишь военный министр Сухомлинов, остальные высказались против этого решения, даже вечно сонный Председатель Совета министров Горемыкин, всегда и во всём соглашавшийся с царём, заявил:
– Ваше императорское величество, в столь трудное для нашей державы время, Государь должен находиться в столице, дабы всемерно способствовать укреплению воли народа к победе.
Все министры горячо поддержали Горемыкина. Никто из них не воспринял его патетичную речь всерьёз, не «в укреплении воли народа к победе» дело: Николай II плохой правитель, потому как невеликого ума человек, это видели все министры. На должности Верховного главнокомандующего, от царя проку не будет, ибо он не имеет опыта управления войсками, (в молодости он всего два месяца командовал эскадроном в полку Николаши, вот и вся его воинская служба). В Российской империи, ни один вопрос нельзя решить без Государя, а если он будет в Ставке, которая обоснуется далеко за пределами столицы, это внесёт лишнюю сумятицу в управлении государством.
Император подчинился напору министров, однако Николаше этого знать не полагалось.
– Вы будете находиться в должности Верховного главнокомандующего, пока я не прибуду в Ставку. Вам надлежит строго придерживаться плана ведения войны разработанного Генеральным штабом, – добавил царь ложку дёгтя, в огромную бочку медовой радости Николаши.
Покончив с делами, царь с женой поехали в Дивеевский монастырь5. Вернулись оттуда в половине седьмого вечера. Флигель – адъютант Арсеньев доложил, что звонил министр иностранных дел Сазонов и просил передать: «Германия объявила войну России».
«Ну что ж, по крайней мере, вопрос с Верховным главнокомандующим я решить успел, – подумал император. Тут же волна зависти окатила его сердце: – Сильно обрадовался Николаша».
Тот в своём дворце на Петровской набережной6 принимал военного атташе Франции генерала Пьера де Лонгиша и его помощника майора Верлена.
Приехав в Петербург, первым делом Николаша позвонил маркизу де Лонгишу и похвастался, что император назначил его Верховным главнокомандующим. Маркиз прихватив майора Верлена, поспешил во дворец Николаши. Великий князь принял их в своём домашнем кабинете.
– Ваше высочество, позвольте поздравить вас с назначением на столь высокий пост, – сказал Лонгиш, едва уселись в кресла, – признаться, я рад, что государь внял голосу разума, назначив именно вас. Мы осведомлены о том, что Николай II сам хотел командовать русскими армиями. Это обстоятельство не внушало оптимизма, ибо нужно признать, что русский император подвержен влиянию своей жены. При войне с Германией, давление на Государя его жены – немки наводят на грустные размышления.
– Не волнуйтесь генерал, отныне, командование русскими армиями находится в твёрдых руках, – улыбнулся Николаша. После возвращения из Царского Села, он пребывал в возбуждённом состоянии.
– Ваше высочество, позвольте вам представить моего заместителя, майора Верлена, – маркиз указал на своего длинного и тощего спутника, который ростом был ещё выше Николаши, – он будет находиться при вашей Ставке, для координации действий Франции и России.
– Мы выезжаем через десять – двенадцать дней майор. Ставка будет находиться в Барановичах, – кивнул Николаша.
При разработке плана предстоящей войны, Генеральный штаб русской императорской армии местом пребывания Ставки Верховного главнокомандующего выбрал городок Барановичи Минской губернии. Причина в том, что Барановичи узловая станция, через которую проходили три железные дороги: Москва – Брест, Вильно – Сараны и Баранович – Белосток. Удобное сообщение с фронтом и тылом. К тому же Барановичи равноудалённны от двух стратегически важных фронтов: Юго-Западного и Северо – Западного. На расстоянии одной версты7 от Барановичей дислоцировалась бригада железнодорожных войск с казармами и штабом. С началом войны, бригада выдвигалась к фронту, освобождая место для Ставки.
– Вы так быстро выезжаете Ваше величество?
– Мешкать нельзя, – улыбнулся Николаша, – Германия объявила войну России. Согласно плану Шлиффена – Мольтке, немцы планируют на Восточном фронте перейти к жёсткой обороне, а на Западном, за два месяца покончить с Францией, пока Великобритания не успела высадить на континент свой экспедиционный корпус.
– Да, я знаком с этими документами Германского генерального штаба, – кивнул маркиз, – надеюсь, общими усилиями мы не позволим немцам реализовать этот план.
– Вот для этого я и спешу в Барановичи, – Николаша закурил папиросу.
– Ваше высочество, раз вы заговорили о плане Шлиффена – Мольтке, – Пьер де Лонгиш нахмурил свои кустистые брови, – то согласно ему, Франция примет на себя основной удар Германии, которая выставит против России незначительные силы. Надеюсь, вы не оставите нас в беде.
– Хочу вас уверить господин генерал, что мы сокрушим германские войска в Восточной Пруссии, – сидя в кресле, Николаша вытянул свои длинные ноги. Он затянулся папиросой: – Я уже наметил некоторые изменения в плане Генерального штаба. Смею вас заверить маркиз, я горю желанием, помочь обожаемой мной Франции. Чёрт побери, я люблю французов!
Дорого обойдётся русским, любовь Николаши к Франции! Впрочем, будем справедливы, он не один повинен в том, что реки русской крови были пролиты в Первой мировой войне. Опять вопрос упирался в верховную власть, то есть в Самодержца российского. Царь Николай II был «без царя в голове», но это полбеды, плохо, что он не терпел в своём окружении умных людей – энергичных управленцев и талантливых военных. По этой причине он не смог должным образом подготовить к войне ни промышленность, ни армию.
В начале ХХ века, когда в Европе запахло большой войной, Генеральные штабы армий Франции, Германии и Австро-Венгрии, стали разрабатывать планы предстоящей компании. Во Франции они готовились под руководством начальника Генерального штаба маршала Жозефа Жофра, в Германии основную идею внёс генерал Шлиффен, а развил её Мольтке. В Астро – Венгрии планы разрабатывались под руководством начальника Генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа.
В России же, в течение девяти лет шла беспрерывная чехарда со сменой начальников Генерального штаба. Какая уж тут детальная проработка плана предстоящей компании! Причём Николай II остался верен себе – среди большого количества русских генералов, он умудрялся отыскивать самого бездарного. Когда выяснялась полная неспособность военноначальника возглавлять Генеральный штаб, его снимали, назначая ещё более тупого. Таким образом, в 1905 – 1914 годы, когда в других странах шла подготовка к войне, в России сменилось шесть начальников Генерального штаба. Однако план предстоящей кампании всё же был разработан, он включал в себя два варианта.
Вариант «А» (Австрия) – считался более вероятным. Дело в том, что благодаря русскому агенту полковнику Редлю, (сотруднику Генерального штаба армии Австро-Венгрии), русскому командованию были известны все пункты плана Конрада фон Гетцендорфа, и в общих чертах документ Шлиффена – Мольтке. В Генеральном штабе российской армии полагали, что силы Германии будут направлены против Франции, а основная тяжесть войны с Россией ляжет на плечи армии Австро-Венгрии. Её планировалось разгромить в течение двух – трёх недель, а потом с юга вторгнуться в Германию.
Вариант «Г» (Германия), предусматривал, что главные силы русских войск необходимо бросить в Восточную Пруссию, против Германии. Разгромив там немецкие войска, двигаться на Берлин. Впрочем, полагая, что в Восточной Пруссии русская армия победить немцев не сможет, в русском Генеральном штабе вариант «Г» всерьёз не рассматривался.
Немцы, рассчитывали широким охватом, (вторгнувшись в Бельгию), окружить французскую армию, и в течение трёх недель разбить её.
Начальник Генерального штаба армии Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф планировал разгромить русские войска за три недели в приграничных боях, и пока немцы на западе заняты Францией, оккупировать богатую хлебом и углём Украину. На юге, австрийцы расчитывали малыми силами разбить Сербию.
Начальник Генерального штаба французской армии Жозеф Жоффр согласно Плану № 17, собирался в оборонительных боях на границе с Германией отражать атаки немецкой армии, и ждать, когда русские в Восточной Пруссии нанесут поражение германской армии. Только после этого, Жоффр с помощью высадившихся на континент англичан, планировал наступать на Германию. В то, что немцы способны нарушить нейтралитет Бельгии, генерал Жоффр, даже зная детали плана Шлиффена – Мольтке, не верил, и возможность удара германской армии через Бельгию в тыл французам, не рассматривал.
Все собирались воевать не более трёх месяцев и победить. Потому, прочитав в газетах о начале войны, в Вене, Берлине и Париже народ ликовал.
Второго августа в Петербурге, Николай II стоя на балконе Зимнего дворца, глядя на огромную толпу, собравшуюся на Дворцовой площади, не удержался, и выступил с патриотической речью. Ох, как он сожалел в эту минуту, что все лавры победителя достанутся Николаше.
Великий князь Николай Николавич двенадцатого августа простился с императором и выехал в Барановичи. Ещё находясь в Петрограде, он телеграфировал генералу Жилинскому, командующему Северо-Западным фронтом: «Приступать к выполнению меропритий по плану «Г», разработанному Генеральным штабом». Одновременно командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов, получил указание приступать к реализации плана «А». Не успев доехать до Ставки, Николаша начал распылять силы русских армий.
Жилинский в Восточной Пруссии наступал двумя армиями: первую возглавлял генерал Рененкампф, второй командовал генерал Самсонов. Армия Рененкампфа пошла на север, наступая на город – крепость Кёнигсберг8. Самсонов, перейдя русско-германскую границу, двинул армию на запад.
Двадцатого августа у городка Гумбинен – Гольдап9 произошло встречное сражение восьмой германской армии Притвица и войск Рененкампфа. Бой был кровопролитным: столкнувшись в лоб, противники бились весь день, и к восьми часам вечера немцы стали отходить. В ночь с двадцатого на двадцать первое августа генерал Притвиц собрал военный совет. Немецкие генералы решали: что делать? Большинство высказывались: «Встать в жёсткую оборону и вести бой с русскими».
В комнату для совещаний вошёл майор Рункель, (адъютант генерала Притвица), и подал ему сообщение: «Радиостанция в Кёнигсберге перехватила переданный открытым текстом в эфире приказ 2-й русской армии генерала Самсонова, двигаться в тыл 8-й германской армии, вдоль Мазурских болот».
Максимилиан фон Притвиц тотчас же отдаёт приказ 1-му резервному корпусу ландвера10 и 1-ой кавалерийской дивизии, встать заслоном против армии Самсонова на реке Агерапп, а основные силы армии отходят к Кёнигсбергу. Это решение стоило карьеры генералу Притвицу – двадцать второго августа он был отстранён от командования восьмой армией, на его место назначен генерал Пауль фон Гинденбург.
На юге, 4-я русская армия генерала от инфантерии11 Антона фон Зальца, приступила к исполнению плана «А»: её дивизии пошли на Перемышль12. Сковав боем силы австрийцев, армия Зальца должна была препятствовать их отходу к Кракову. Генеральный штаб русской армии планировал окружить и разбить основные силы австро-венгерской армии у Львова.
По плану Генерального штаба армии Австро-Венгрии, первая армия генерала Виктора Данкля, должна была окружить и уничтожить русские дивизии, идущие на Перемышль. Две армии столкнулись в лоб, разгорелись жестокие бои. Зейдлиц совершенно потерял управление войсками, и русские корпуса стали беспорядочно отходить, оставив на реке Висла, неприкрытым коридор шириной в двадцать пять километров. Если бы австрийская разведка узнала об этом, то армия Данкля, легко выйдя в тыл русской армии, заняла бы город Люблин, важнейший железнодорожный узел, тогда все пути для снабжения русской армии и подвоза резервов были бы перерезаны. В этом случае катастрофа для дивизий генерала Зейдлица была неминуема. Однако разведка генерала Данкля территорию, не прикрытую русскими войсками на реке Висла не обнаружила, да и в штабе четвёртой русской армии только через сутки, двдцать пятого августа, разглядели эту угрозу. Но своими силами Зейдлиц участок на Висле перекрыть не мог, столько войск в резерве у него не было, так что угроза разгрома его армии сохранялась.
В первый же день по приезду Николаши в Ставку, генерал-квартирмейстер13 Данилов доложил ему об этой угрозе для четвёртой армии. Николаша приказал прибывающие из тыла в резерв Ставки части, направлять в распоряжение четвёртой армии. В составе этих войск была Уральская казачья дивизия. В неё входили четвёртый, пятый, шестой и седьмой Уральские казачьи полки. В третьей сотне 4-го Уральского казачьего полка служил казак Андрей Балакирев.
Его полк разгружался на железнодорожной станции польского городка Влодава. Их эшелон загнали в тупик, но выгрузку не объявляли, казаки решили – поедут дальше. Балакирев спрыгнул с теплушки14 и направился к зданию вокзала. Андрей собрался послать жене письмо в Москву. Он шёл вдоль воинских эшелонов забитых людьми, лошадьми, пушками и полевыми кухнями. Кругом сновали солдаты и офицеры, различных родов войск.
– Андрей! Кромешников! Босорылый! – услышал он чей-то крик.
«Кромешников» его мог звать только тот, кто родом из станицы Чаганская. Там Кромешником величали отца Андрея – Фрола Балакирева, который напившись на гулянках, хвалился, что род Балакиревых идёт от опричника Прони Балакирева, а опричников на Руси во времена Ивана Грозного звали «кромешниками».
«Босорылый» – это уже кличка Андрея, когда он до войны проходил службу в 10-м Уральском казачьем полку. Казакам Войска Уральского одним из всех казачьих войск, на службе разрешалось носить бороду. Андрей в полку был единственный без бороды, за что и заработал свою кличку. Следовательно, позвавший его должен быть с ним из одной станицы, и вдобавок служивший в 10-м Уральском казачьем полку. Кто бы это мог быть?!
Балакирев оглянулся, возле здания вокзала стояла группа офицеров. Присмотревшись, он узнал есаула15 Колотова. Тот направился к нему.
– Здравия желаю ваше высокоблагородие, – вскинул руку к фуражке Андрей.
– Пойдём, отойдём в сторонку, поговорим, – взял его за локоть Колотов. Они завернули за вагон.
– В каком полку служишь казак? – спросил есаул, достав из кармана кителя портсигар, и закурил папиросу.
– В четвёртом Уральском казачьем полку, – стоя по стойке «смирно», докладывал Андрей. Хоть они из одной станицы, но Колотов все, же начальство.
– Можешь не тянуться, здесь нас никто из господ офицеров не видит, – улыбнулся тот. Есаул затянулся папиросой: – Есть ещё в полку кто из чагановских?
– Фёдор Басов и Николай Девяткин в первой сотне служат, – Андрей слегка расслабился
– Митька Краснов, брательник мой двоюрный, опять в десятый полк угодил, – Колотов щелчком выкинул окурок. Проследив его полёт, спросил: – Ну а твои братья, где служат?
– Прохор после ранения списан со службы подчистую. С младшим братом, Фёдором, мы в один день призвались, но куда он попал, пока не знаю.
– А я можно сказать с корабля на бал угодил, – Колотов достал носовой платок, снял фуражку и вытер пот со лба, солнце стало сильно припекать: – Только в академии Генерального штаба отучился, и началась война. Прибыл в дивизию, а генерал Кауфман отправил меня командовать школой подхорунжих16. Кауфман считает, что война будет долгой и кровопролитной, потому возникнет нехватка офицеров.
– Не хотелось бы такой войны, – вздохнул Андрей.
– Ну, нас не спросят, – усмехнулся Колотов. Он хлопнул себя по лбу: – Слушай Андрей, ты же институт закончил!
– Так точно, – кивнул тот, – политехнический в Санкт-Петербурге.
– Тебе образованному, сам Бог велел офицером быть! – рассмеялся Колотов. Он хлопнул Андрея по плечу: – Я тебя из полка в свою школу отзову.
– А в газетах пишут, война недолгой будет, и мы скоро победим.
– Вот от этих газетчиков все беды! – воскликнул Колотов. – В Петербуге все газеты трубят: «Мы победим! Государь вышел из Зимнего дворца, и народ бросился к нему, руки целовать. Да здравствует Государь!»
Колотов сплюнул:
– Забыли как сами же его девять лет назад «царём – кровопийцей» окрестили. Всему виной газетчики! В пятом году, они народ смущали своими статейками и революция случилась. Сейчас эти шелкопёры верноподданными патриотами стали.
– Интересно, только в России народ войне рад? – Андрей сдвинул фуражку на затылок.
Колотов задумался, снова достал портсигар из кителя. Сунул папиросу в рот, потом спохватился и предложил Андрею. Балакирев отказался, а есаул, закурив, сказал:
– Мне кажется, все люди в Европе с ума сошли, не только мы в России.
Затянувшись, грустно усмехнулся:
– Небось, в Берлине народ тоже кайзеру руки лобзает!
То, что творилось в августе 1914 года в Берлине, впоследствии литераторы и политики назовут «Августовскими переживаниями». Во всех газетах было напечатано сообщение о том, что Германия объявила войну России. Народ взвыл от восторга!
Четвёртого августа кайзер Вильгельм II с балкона Берлинского замка, выступая перед толпой, заявил:
– Я не признаю больше никаких партий! Для меня теперь существуют только немцы!
Не отставали о других и социал-демократические газеты, до этого выступавшие против войны. Теперь они призывали к единению нации перед врагами, защищать Отечество от варварских орд русских казаков. Свой резкий разворот лидеры социал-демократов, ещё недавно в Рейстаге, голосовавшие против увеличения военных расходов, объяснили рядовым членам партии следющим образом:
– Карл Маркс высказывался против России, с её царским режимом.
Впрочем, воодушевление немцев после объявления войны России было столь массовым, что не было нужды доказывать что-то людям. Призывая к единению народа против стран Антанты, (России, Франции и Великобритании), социал-демократы перестали считаться «врагами нации».
В атмосфере всеобщей эйфории, немцы второго августа с восторгом прочитали в газетах указ о всеобщей мобилизации. Предписания явиться на призывные пункты получили четыре миллиона человек. В Германии во всех пивных и кафе справляли прощальные вечеринки те, кому предстояло идти на бойню.
В баварском городке Пассау, расположенном почти у самой границы с Австро-Венгрией, тоже провожали бюргеров в армию. Этот городишко расположился в месте слияния рек Ине и Ильце, впадавших в Дунай. Причём все три реки сходятся в одном месте, которое называется «Угол рек». Вода в каждой речке имеет свой цвет, поэтому на расстоянии нескольких сот метров поверхность Дуная становится трёхцветной.
Начальник отдела III В Большого Генерального штаба кайзеровской армии17 майор Вальтер Николаи стоя на берегу «Угла рек», невольно залюбовался трёхполосным Дунаем. Впрочем, обозревал он трёхцветную воду не долго, ему следовало спешить – необходимо управиться с делами за несколько часов, и возвращаться в Берлин.
В Пассау находились казармы 16-го Баварского королевского пехотного полка. Полк отправился на Западный фронт в составе 6-ой армии. Для подготовки пополнения был организован второй запасной 16-й Баварский королевский пехотный полк. Адъютантом этого полка18 служил майор Вернер фон Мирбах, бывший однокурсник Вальтера Николаи по академии Генерального штаба. Зная, что тот возглавляет разведку, Мирбах телеграфировал ему в Берлин, и просил срочно приехать.
«Вопрос твоей службы» – было в телеграмме.
Николаи застал Вернера в канцелярии полка. Он рассматривал небольшую картину, рядом по стойке «смирно», стоял рядовой.
– Ты занялся живописью? – усмехнулся Николаи, здороваясь с майором Мирбахом.
– Наш полк обзавёлся собственным художником, – ответил тот, кивнув на рядового. Вернер фон Мирбах положил картину на стол: – Это рядовой Гитлер. Он подданный Австро-Венгрии, но отказался служить в своей империи, а изъявил желание воевать в армии кайзера. Адольф Гитлер подал прошение королю Баварии Людвигу II, и тот разрешил ему служить в любом баварском полку. Гитлер захотел поступить в наш полк.
– Чем обусловлено ваше желание служить именно здесь? – поинтересовался Николаи.
– Шестнадцатый полк полностью набирается из добровольцев, господин майор, – вытянувшись «во фрунт» отрапортовал Гитлер, – а тот, кто отправился воевать добровольно, лучше осознаёт свой долг перед Германской империей, чем мобилизованный солдат.
– Разумно, – кивнул Вальтер Николаи. Он подошёл к столу Мирбаха, посмотрел на картину, повернулся к Гитлеру: – А почему вы отказались воевать за Австро-Венгрию? Мы же союзники, и у нас общие враги.
– Не желаю воевать за империю, в которой как в помойном ведре немецкая кровь перемешана с кровью евреев, чехов и поляков. От такой каши скверно пахнет. В Германской империи всё ясно и понятно, одна империя, один народ.
– У нас тоже живут евреи и поляки, – улыбнулся Вернер фон Мирбах.
– Но здесь они знают своё место! – резко ответил Гитлер. Он перестал стоять навытяжку: – Шесть лет назад, я поступал в Венскую художественную академию, но преподаватель – еврей забраковал мои картины. И всё это для того, что бы отборочный тур прошёл еврей, а не чистокровный немец! В Австрии евреи всем навязывают своё мнение: в искусстве, архитектуре и литературе. Я не желаю проливать кровь за интересы такой империи!
– Надеюсь, что вы будете храбро воевать за Германию, – улыбнулся Николаи.
– Да господин майор! – вновь вытянулся по стойке «смирно» Гитлер. Он посмотрел на Мирбаха и продолжил: – Только позвольте заметить, что умение чётко маршировать, вряд ли мне понадобиться на войне. А две недели, которые я нахожусь в полку, занимаюсь только тем, что марширую по плацу.
– Вы не правы рядовой, – майор Мирбах, убрал в шкаф картину Гитлера, – умение чётко выполнять команды, прививает новобранцу основы армейской дисциплины. Вдобавок, занятие маршировкой делает солдата более выносливым. Наш полк с первого дня войны на Западном фронте. В Лотарингии он столкнулся с частями седьмого французского корпуса. В боях возле канала Рейн – Марна, полк смог захватить двенадцать орудий и взять в плен двести французских солдат и офицеров. За два дня ожесточённых боёв, убитыми и раненными потеряно до трети личного состава, однако полк выстоял и не отступил, нанеся урон врагу. Впечатляющая победа! Но чтобы дойти до неё, полку пришлось совершить многодневный переход, от которого двадцать процентов нижних чинов угодили в лазарет: одни до крови стёрли ноги на марше, другие отравились, обожравшись груш и яблок во французских садах. Потери полка от кровавых мозолей и поноса точно такие же, как и в битве с врагом. Это немыслимо! Потому рядовой знайте, время вашего обучения здесь не пройдёт даром. Вы отправитесь на фронт опытным воином, а не пушечным мясом. Теперь идите.
– Есть! – Адольф Гитлер отдал честь и вышел из кабинета.
– Позволь поздравить тебя с новым назначением, – Николаи протянул руку Мирбаху.
– Спасибо, – тот пожал руку друга. Майор Мирбах улыбнулся: – Честно говоря, я сильно возмущался, когда полковник Лист объявил мне, что на фронт с полком я не иду, а остаюсь муштровать новобранцев. Даже козни старика Листа усмотрел в этом, однако как выяснилось он здесь ни при чем. Это умные головы у вас в Большом Генеральном штабе решили так.
– Между прочим, я первый, кто узнал о твоём назначении начальником оперативного отдела в штаб первой армии, потому что как раз находился в кабинете Мольтке19, когда он подписывал приказ.
– Понятно, – Вернер фон Мирбах достал портсигар. Он угостил папиросой Николаи: – Когда меня вызвали в Берлин чтобы объявить о назначении, я заходил к тебе в отдел, но мне сказали, что ты в Дюссельдорфе. Вот и пришлось вызывать тебя в Пассау, однако поверь, дело того стоит.
В железнодорожном вагоне, глядя на мелькающие за окном поля и рощи, Николаи вспомнил философские размышления своего приятеля доктора Блау:
– Любой практикующий врач подтвердит вам Вальтер правило парных случаев, – болтал, потягивая коньяк доктор, – если привезли пациента, проглотившего чайную ложку, сиди и жди, когда поступит ещё один идиот с ложкой в животе.
«Видимо не только в медицине существует парный случай», – усмехнулся Николаи, вспоминая, как забегали глаза Вернера фон Мирбаха, когда он завёл речь о танцовщице Мата Хари, предлагая воспользоваться её услугами как агента. Точно с такой же идеей, неделю назад к Вальеру Николаи обратился вице-президент Берлинской полиции Макс фон Грибель.
– Удивительная женщина! – восклицал полицейский. У того розовели уши, когда он вспоминал о ней: – Поверьте моему чутью майор, она идеально подойдёт вам для работы.
Грибель сложил белые ручки на массивном животе:
– В Берлине Мата Хари танцевала в театре «Метрополитен». К нам в полицию поступил сигнал, что её танцы оскорбляют нравственность, ибо она выступает в голом виде. Я должен был проверить достоверность этих сведений, и посетил «Метрополитен».
Полицейский беззвучно рассмеялся и его дряблые щёки мелко затряслись:
– Признаюсь, во время танца на ней было мало что из одежды.
Встретившись взглядом с Вальтером Николаи, он покраснел и продолжил уже серьёзно:
– Я посетил Мату Хари в гримёрке и заявил, что эти танцы безнравственны, поэтому полиция Берлина вынесет постановление о запрете на её выступления. В ответ она сказала, что танцы её чисты и непорочны, они угодны восточному богу Шиве. В конце беседы Мата Хари предложила: «Приходите вечером ко мне в гости, я буду танцевать специально для вас. Эти танцы стоят очень дорого, но вам они обойдутся бесплатно».
Полицейский вздохнул:
– Она танцевала голая среди лепестков роз, а потом подарила мне ночь любви. В постели Мата Хари была столь же искусна, как и в танцах. Я в жизни не испытывал такого наслаждения! Удивительная женщина, из любого мужчины она способна вить верёвки, и я разрешил ей продолжить выступления.
– Вы говорите, что у Мата Хари контракт с театром «Метрополитен». Каким образом я могу использовать её? – пожал плечами майор Николаи.
– В связи с началом войны, «Метрополитен» разорвал с ней контракт. Мата Хари через нейтральные страны собралась выехать в Париж, однако здесь в Берлине она задолжала портному за сценические костюмы больше шестидесяти четырёх тысяч марок. В залог портной забрал её меха. Сейчас Мата Хари отчаянно нуждается в деньгах.
После разговора с Максом фон Грибелем, майор дал указание сотруднику своего отдела лейтенанту Кригеру, чтобы он собрал всю информацию об этой танцовщице. Через несколько дней лейтенант положил справку на стол майора Николаи:
«Мата Хари – сценический псевдоним, настоящее имя Маргарета Гертруда Зелле. Родилась 7 августа 1876 года в городе Леуварден, Нидерланды. Была замужем за капитаном голландской армии Рудольфом Мак Леодом. С 1895 года семья жила на острове Ява (Голландская Ост-Индия). В браке родились двое детей: сын Норман – Джон родился 11 марта 1897 года – умер 27 июня 1899 года, дочь Жанна – Луиза родилась 2 мая 1898 года, в настоящее время живёт с отцом.
В 1897 году из-за пьянства и измен мужа, Маргарет Гертруда Зелле ушла от него, и сожительствовала с другим голландским офицером Ван Редесом.
Живя на Яве, изучала малайские и индонезийские танцы. В 1903 году Маргарет Гертруда Зелле развелась с Рудольфом Мак Леодом и прервала отношения с Ван Редесом. Причём муж через суд отобрал у неё дочь.
Оставшись без средств к существованию, Маргарет Гертруда Зелле перебралась в Париж, и под псевдонимом «леди Греша Мак Леод» выступала в цирке наездницей. В 1905 году взяв псевдоним «Мата Хари», что на малазийском языке означает «Глаз дня» или «Солнце», стала танцовщицей. Живя в Париже, гастролировала по Европе, заводила богатых любовников, которые дарили ей подарки и снабжали деньгами. Однако Мата Хари постоянно испытывает финансовые затруднения, ибо проигрывает большие суммы в казино».
Прочитав справку, Вальтер Николаи решил разработать мероприятия по вербовке Мата Хари, но начались суматошные дни, и он на время забыл о ней, а Вернер фон Мирбах напомнил.
Майор Мирбах, спустя два дня после разговора с Вальтером Николаи, устроил для офицеров полка прощальную вечеринку в винном погребке Ковальски, и уехал на войну. Штаб первой армии располагался в бельгийском городке Монс. Вернер добрался туда утром двадцать девятого августа.
– Вовремя вы прибыли майор, – начальник штаба армии генерал-лейтенант Герман фон Куль, даже не взглянул на предписание, которое ему протянул Вернер фон Мирбах. Он кивнул на карту, расстеленную на столе: – Нам предстоит много работы.