Евгений Новицкий
Смертельный дубль
13
Утром почти не спавший в эту ночь майор снова был на «Мосфильме». За час до этого он позвонил артисту Парфенову и попросил его приехать к девяти на киностудию.
Актер пришел без опозданий.
– Здравствуйте, товарищ Жаверов, – с порога крикнул Парфенов, увидев одиноко стоящего милиционера.
– Доброе утро, – отвечал майор. – Хотя какое оно к черту доброе…
– Да, дела, конечно, – вздохнул актер. – Мне уже рассказали… Вы меня по этому поводу вызвали?
– Я вас не вызывал, – покачал головой Жаверов. – Я просто попросил вас прийти. Может, у вас были другие планы, тогда – великодушно извините…
– Да нет, что вы, – протянул Парфенов. – Я, наоборот, всегда рад помочь милиции.
– Ну и чудно, – улыбнулся одним уголком рта майор. – Давайте присядем и поговорим.
Актер и милиционер сели на стулья рядом с вахтой, словно специально приготовленные здесь для них. Ночного вахтера сменил другой. Жаверова тот видел впервые и заговорить с ним не решился. Хотя и он уже был в курсе происшедшего.
– Так вот, товарищ Парфенов, – доверительно обратился к актеру Жаверов. – Я специально обратился именно к вам по двум причинам. Во-первых, вы чуть ли не единственный из мне известных людей, которые общались с Топорковым в последние годы его жизни. Во-вторых, вы человек, как я погляжу, дельный, и вам можно доверять. Вы и напраслины не скажете, и нужного не утаите. Верно?
– Верно, – согласился Парфенов. – Только, товарищ майор, если насчет Топоркова, то тут вы меня, кажется, переоцениваете. Я не то чтобы с ним общался, просто несколько лет назад мы вместе снимались, ну, и пару раз разговаривали. Вот и все. А после этого я о нем – ни слуху ни духу…
– Да-да, – сказал майор. – Только тех, кто общался с ним после съемок того самого фильма, мы, милиция, и вовсе не нашли. Были мы в его комнатушке, которую он снимал у черта на куличках, так и там соседи ничего про него не сказали. Ни с кем он не разговаривал и даже как будто лицо от всех прятал. Прямо феноменальная личность какая-то получается…
– Да чего там феноменального, – скептически отозвался Парфенов. – Обыкновенный неудачник. В нашей профессии таких сотни. А то и тыщи.
– Но ведь не все кончают с собой, – заметил Жаверов.
– Не все. Хотя и такое, сказать по правде, не редкость. Чаще всего, конечно, просто спиваются.
– А Топорков – как, любил это дело? – Майор выразительно щелкнул себя по шее.
– Не замечал, – помотал головой Парфенов. – Как будто бы нет… Товарищ Жаверов, так почему вы снова им заинтересовались? Не думаете же вы, что он… – Актер даже недоговорил. Ему не хотелось распространяться при милиции о дурацких слухах, в которые сам он ни на грош не верил.
– Как же тут не заинтересоваться, товарищ Парфенов, – сказал тем временем майор. – Вам же известны эти ваши местные легенды, мифы и предания, так сказать, о призраке Топоркова?
– Вот вы правильно сказали, товарищ майор, мифы и предания, – невесело засмеялся Парфенов. – Конечно, умный человек и слушать такое не станет…
– К сожалению, в нашем деле, – вздохнул Жаверов, – приходится выслушивать и умных, и глупых. Глупых даже чаще. Просто потому, что их гораздо больше. То же и со слухами. Вы правильно делаете, что презрительно к этому относитесь. Но в нашем деле – опять же к моему личному сожалению – постоянно приходится на эти самые слухи опираться. И вы знаете, это помогает. Потому как никакой слух не рождается на пустом месте.
14
Парфенов помолчал, а потом сказал:
– Ну здесь-то известно, на каком месте все родилось. Повесился ведь парень. Для нас это событие. Никогда ничего подобного здесь не происходило. На моей памяти, по крайней мере.
Жаверов хитро посмотрел на артиста:
– Товарищ Парфенов, а вы все-таки абсолютно уверены, что в тот злополучный день, когда был обнаружен пресловутый висельник… словом, вы совершенно не сомневаетесь, что это был именно Топорков?
– У меня никаких сомнений и тогда не было, и сейчас нет, – несколько даже обиженно сказал Парфенов. – Я хорошо запоминаю лица. Да и не такой уж этот Топорков неприметный был, чтобы его не запомнить…
– То есть он все-таки был приметный? – хмыкнул майор. – Почему же его не хотели снимать в кино? У вас эта самая приметность, насколько я знаю, – самое важное…
– Так думают многие и заблуждаются, – снисходительно улыбнулся Парфенов. – Талант. Талант – самое важное. Без него в кино – никуда. А на втором месте – киногеничность. То есть, грубо говоря, такое свойство, когда человек почему-то хорошо выходит на пленке. Вот один хорошо выходит, а другой – нехорошо. И этого не объяснить. Бывает, в жизни – сущая серая мышь, а на экране – красавец или красавица. А бывает наоборот…
– Стало быть, видный и приметный Топорков просто не обладал этой вашей киногеничностью?
– Он и талантом особым не обладал, ежели честно, – вздохнул Парфенов. – По крайней мере, такое было общее мнение. Ну и действительно – на экране он тоже не очень выходил. Может, поэтому ему наконец и дали такую роль – Пьеро этого самого, что там у него все равно лицо замазано и не видно, какое оно там по-настоящему: киногеничное или не очень… Товарищ Жаверов, ну все-таки сейчас-то зачем говорить о Топоркове? Я понимаю, слухи и все такое, но тут же нет никакой подходящей почвы. Мистика какая-то получается. А такого не бывает… Или вы все-таки думаете, что повесился не Топорков, а настоящий Топорков живет на «Мосфильме» в костюме Пьеро и вдруг сегодня ночью еще и режиссера убить решился?..
– Вы знаете этого режиссера, которого убили? – спросил Жаверов.
– Баклажанова-то? Знаю, – сказал Парфенов. – Даже снимался у него в одном фильме. Давно еще. Вернее, это был не его собственный фильм, он тогда еще снимал на пару с другим режиссером… Но теперь-то его все знают. Он у нас один из таких, что ли, мэтров…
– Да, я поинтересовался его биографией и понял, что он действительно мэтр… Был мэтром, – поправился майор. – Оно и понятно: кому попало не доверили бы снимать «Преступление и наказание»…
– Что и говорить, могучая картина, – промолвил Парфенов.
– А вы не помните, Топорков пробовался на главную роль в этой картине? – вдруг спросил Жаверов.
– Кто его знает, – пожал плечами Парфенов. – Очень может быть. Он несколько лет кряду пробовался чуть ли не в каждой картине… И все без толку.
– Главный герой «Преступления и наказания» – Раскольников, – медленно произнес Жаверов. – Молодой человек, зарубивший топором некую старуху… – Майор замер, ожидая реакции Парфенова, но она его разочаровала.
– Совпадение, – бесстрастно сказал актер. – Если так рассуждать, то почему именно Топорков, который к тому же уже умер? На Раскольникова этого десятки актеров пробовались…
– Вполне может быть, что это совпадение, – хмыкнул Жаверов. – Но тогда оно тут не единственное. Свидетельница видела рядом с трупом человека в костюме Пьеро…
– Померещилось, – так же равнодушно отозвался Парфенов. – Известно – женщина… Да и можно понять. Когда убитого человека увидишь, еще и не то померещится… Я, например, никогда с убитыми не сталкивался, и желания столкнуться как-то, представьте, не возникает…
15
– Товарищ Парфенов, – сказал Жаверов после паузы, – если все-таки закончить с Топорковым… Причина его самоубийства кроется в том, что он не смог стать киноактером. Ведь так?
– Мы этого не можем знать, – покачал головой упрямый артист.
– Если так рассуждать, то мы не можем знать вообще ничего, – парировал майор. – Но мы способны догадываться об истинном положении вещей, и чаще всего с очень высокой вероятностью. Вот вы слышали такое выражение – «бритва Оккама»?
– Признаюсь, нет, – ответил Парфенов. – Первый раз слышу.
– Ну что вы, это известное понятие, – протянул Жаверов. – Его вывел один английский монах, еще в Средневековье. Но никакая мистика или религиозность тут ни при чем. Напротив, «бритва Оккама» – один из самых универсальных материалистических законов. Мы, милиция, те, кто расследует преступления, постоянно, так сказать, вооружаемся этой «бритвой»… Хотя большинство об этом, возможно, и не догадывается. Суть этого принципа в том, что при столкновении с какой-то загадкой или тайной – в природе ли, в обществе ли – надо найти наиболее простое, элементарное объяснение. То есть версий может быть сколько угодно – в том числе самых мистических и фантастических. Но, как правило и как показывает практика, разгадка почти всегда лежит на поверхности. Исключения чрезвычайно редки. Именно поэтому практически все преступления неминуемо раскрываются.
– Будто бы? – удивился Парфенов. – А мне казалось, далеко не все. Иначе какой резон преступникам этим заниматься, если их все равно поймают?
– В том-то и дело, что преступники об этом даже не задумываются, – посетовал Жаверов. – Да что там преступники – вот даже вы сейчас удивились. К сожалению, такое бытует мнение, что можно совершить преступление и остаться безнаказанным. Иначе, действительно, какой резон? Но здесь тоже можно применить «бритву Оккама», в ответе на этот вопрос. Кто чаще всего совершает преступления? Люди примитивные, недалекие. Они излишне самоуверенны, думают, что очень легко могут всех провести… А умному человеку, если даже и придет в голову нарушить закон, он все как следует взвесит и откажется от этой затеи. Все беды человечества – от недостаточно развитого интеллекта большинства его представителей…
– Как вы складно рассказываете, – уважительно сказал Парфенов. – Вот только насчет умных… Раскольников разве не умный был? Так что он не вписывается в вашу систему.
– Раскольников – вымышленный герой.
– А тот, кто убил Баклажанова? – подхватил Парфенов.
– Не исключено, это тот, кто подражает Раскольникову, – ответил Жаверов.
– Но он, значит, умный? Раз он читал такую сложную книгу?
– Может, он только фильм смотрел, – усмехнулся Жаверов. – В любом случае, когда убивают в подражание кому-то, это почти наверняка может сделать только психически больной человек… А психически больные как раз могут быть и умными… Но я к чему клоню, товарищ Парфенов. Если Баклажанова убили топором (а это так и есть) и если это сделал человек в костюме Пьеро (что тоже почти наверняка, поскольку у нас нет оснований не верить свидетельнице), то мы имеем дело, во-первых, с психически больным человеком, а во-вторых – с тем, кто был как-то связан с Топорковым. Сам Топорков этого сделать не мог, поскольку доподлинно установлено – прежде всего при вашей, товарищ Парфенов, помощи, – что он мертв. Следовательно, кто-то… мстит за Топоркова!
Закончив, Жаверов триумфально посмотрел на Парфенова, но тот по-прежнему был настроен скептически:
– Да что вы, товарищ майор… Кто бы стал за него мстить? У него и друзей-то не было…
– Мы этого не можем знать, – ответил Жаверов актеру его собственной фразой. – Как бы то ни было, товарищ Парфенов, если вы вдруг вспомните о Топоркове еще что-то важное, прошу немедленно сообщить лично мне. Мой телефон вы записали, я помню.
– Конечно, – кивнул артист. – А можно вопрос? Я вот не совсем понял…
– Да-да, что именно? – участливо отозвался Жаверов.
– Я про эту вашу бритву… Почему «бритва-то»?
– Ну как, – усмехнулся майор. – Бритва сбривает все ненужное. – Он показал на своем лице, как бритва это делает.
– А-а, – довольно протянул Парфенов. – Тогда понятно.
16
Жаверов энергично шел по коридору, намереваясь побеседовать с директором «Мосфильма» Сизовым.
Вдруг некий человек буквально перегородил майору дорогу.
– Простите, – вежливо обратился мужчина, – вы ведь майор Жаверов?
Милиционер усмехнулся и подумал: «Чувствую, скоро меня будет узнавать буквально каждый на этом „Мосфильме“».
– Вижу, страна знает своих героев, – с юмором ответил Жаверов.
– Ну как вас можно не узнать, – протянул мужчина. – О вас тут уже все наслышаны… Впрочем, я не просто так – у меня к вам дело.
– Слушаю, – кивнул майор.
– Товарищ Жаверов. – Мужчина вдруг вытянулся по-военному и заговорил официальным тоном: – Я готов оказать любую помощь следствию. – Майор молчал. – Ну так что скажете? – перешел на обычный тон гражданин.
Жаверов устало вздохнул:
– Ну для начала – кто вы такой?
– Артист, – как нечто само собой разумеющееся, сказал мужчина.
– Как вас зовут, артист? – слегка улыбнулся майор.
– Носиков.
– И чем лично вы могли бы помочь?
– Всем чем угодно! – отрапортовал Носиков. Казалось, если бы на нем был головной убор, он обязательно бы отдал честь.
– Это не ответ, – без энтузиазма отозвался Жаверов. – Вот если бы вы что-то знали, что-то слышали… Что-то конкретное. То, что может помочь в раскрытии преступления. Есть у вас такие сведения?
– К сожалению, нет, – развел руками Носиков.
– Чем же вы тогда хотите помочь?
– Согласен выполнить любое ваше приказание, товарищ майор!
– Товарищ Носиков, – вздохнул Жаверов, – вы как будто комедию сейчас передо мной ломаете… Я слышал, что вы, актеры, любите розыгрыши, но сейчас, право же, неподходящий случай…
– Да что вы, товарищ майор. – Носиков прижал руки к груди. – У меня и в мыслях не было… Я что, не понимаю, что ли? Убийство произошло! Какие тут могут быть шутки, розыгрыши? Я абсолютно серьезно предлагаю вам в этом деле помощь! Потому что мне… небезразлична судьба этого дела, и мне искренне хотелось бы поучаствовать… посодействовать раскрытию…
– И как вы себе представляете это ваше содействие?
– Ну, я не специалист, поэтому к вам и обратился… Чтобы вы, так сказать, стали моим наставником в этом деле… Я бы мог, например, устроить слежку, собрать улики, опросить свидетелей…
– Все это делают представители милиции, – сухо сказал Жаверов. – И потом, при чем здесь слежка? За кем вы собираетесь следить?
Носик приблизился к самому уху майора и шепотом произнес:
– За тем, кто выдает себя за призрака…
– А почему вы шепчете? – невольно рассмеялся Жаверов. – Вокруг нас никого нет. Только призрак и может услышать. Но вы, как я понимаю, сами предполагаете, что это ненастоящий призрак…
– Ну конечно, товарищ майор! – воскликнул Носиков. – Кто сегодня верит в настоящих призраков?
– Насколько я слышал, на «Мосфильме» кое-кто верит, – заметил Жаверов.
– А, ерунда, – отмахнулся Носиков. – Сами себя только пугают. Никто не верит, поверьте!.. И простите за тавтологию, – добавил актер, подумав.
17
– Так вы полагаете, – спросил Жаверов, – тот, кто выдает себя за призрака, причастен к убийству режиссера Баклажанова?
– А что тут полагать? – пожал плечами Носиков. – Свидетельница же видела.
– Вообще говоря, вы верно рассуждаете, – сказал майор. – Но и тут могут быть нюансы. Скажем, убийца мог воспользоваться слухами и нарочно надеть костюм Пьеро. Чтобы всех сбить с толку.
– Вот-вот, – горячо закивал Носиков. – Мне это тоже в голову пришло!
– Ну и за кем тогда следить? – снова спросил Жаверов. – Если все так, едва ли убийца во второй раз вырядится подобным образом.
– А вдруг он на этом не остановится… – предположил Носиков.
– На чем? – хмыкнул майор.
– На одном убийстве. И совершит следующее.
– И снова в костюме Пьеро?
– Не исключено.
– Да уж, – протянул Жаверов. – Тогда это уже совсем балаган будет…
– Вернее сказать – балаганчик, – добавил актер.
– Почему балаганчик? – не понял майор.
– Ну это известная пьеса Блока. Там действуют Пьеро, Арлекин, Коломбина и так далее.
– Насколько я знаю, здесь уместнее вспомнить сказку Толстого «Золотой ключик», – заметил Жаверов.
– Да, правильно, – вздохнул Носиков. – Просто вы сказали про балаган, и у меня сразу эта ассоциация… Ну а все-таки, товарищ майор, как вы собираетесь искать убийцу? Станете опрашивать всех, кто хорошо знал Баклажанова, выяснять, были ли у него враги, недоброжелатели?..
– Вы, я вижу, и сами все знаете, – сказал Жаверов.
– Я просто детективы люблю читать, – поделился Носиков. – С детства это у меня. Я даже хотел стать сыщиком…
– Что же не пошли в милицию работать?
– Да вот, – с досадой развел руками Носиков, – проклятое лицедейство поманило… Не удержался и стал артистом.
– Жалеете, значит? – понимающе сказал майор.
– Нет, – отмахнулся Носиков. – Меня все устраивает. Но все-таки до сих пор хочется реализовать мечту юности, так сказать.
– И вы решили, что убийство вашего коллеги – подходящий случай?
– Ну что вы, – сконфузился Носиков. – Я бы посовестился назвать Льва Александровича своим коллегой… Режиссер все-таки выше актера.
– Вы, пожалуй, правы, – задумчиво произнес Жаверов. – Интересно, все ли актеры так считают?
– Амбиции, конечно, у всех у нас есть… Но большинство актеров, я думаю, понимают, что главный в кино – режиссер… Товарищ майор, – вдруг что-то сообразил Носиков, – так вы думаете, что это какой-то актер сделал?
– Я пока еще ничего не думаю, – отрезал Жаверов. – Ну а вы как считаете? Может актер убить режиссера? Если абстрактно на это посмотреть…
– Не думаю, – покачал головой Носиков. – По крайней мере, если только по рабочим причинам – кому-то там режиссер от роли отказал, – то это совсем неправдоподобно. Вот если по личным мотивам…
– А личные – это что? Режиссер у актера жену увел? – усмехнулся майор.
– Вот в это еще можно поверить! – сразу оживился Носиков. – Актеры – народ импульсивный, сгоряча могут дров наломать…
– Только, боюсь, наш случай – не тот, – сказал Жаверов. – Тут все указывает на заранее обдуманное убийство.
– Да и Лев Александрович ни у кого жену не уводил, – подтвердил Носиков.
18
– Значит, вы не знаете никого, у кого могли бы быть личные счеты с Баклажановым? – спросил Жаверов.
– Лично я – никого, – ответил Носиков. – Это был очень хороший человек.
– Про покойников всегда так говорят, – грустно заметил майор. – А Топоркова вы знали?
– К сожалению, нет, – покачал головой актер.
– Стало быть, и про него ничего сообщить не можете?
– Увы… Но, товарищ майор, он же действительно умер?
– По всей видимости, – отвечал Жаверов. – Да только либо убийца все обставил так, чтобы мы пошли по ложному следу и заинтересовались покойным Топорковым, либо этот самый убийца и впрямь как-то связан с Топорковым…
– Интересная мысль, – почесал подбородок Носиков. – Месть за погубленную актерскую судьбу…
– То есть такое вы допускаете? – спросил майор.
– Ну вот если бы Топорков, – стал рассуждать Носиков, – перед смертью рассказал какому-нибудь своему очень близкому человеку, что хочет умереть из-за того, что его не снимают, а потом пошел и на самом деле повесился… Если бы так было, то в принципе можно себе представить, что этот близкий человек от горя пошел расплачиваться за своего Топоркова… В состоянии аффекта, – добавил Носиков и самодовольно посмотрел на Жаверова, ожидая очередного комплимента своей подкованности.
Но майор на этот раз не стал хвалить актера:
– На убийство, совершенное в состоянии аффекта, наш случай, как я уже сказал, не походит… А что касается близкого человека… Кто бы это мог быть? Женщина? Очень сомнительно, чтобы такое могла осуществить женщина…
– Значит, мужчина, – сделал логичный вывод Носиков.
– Среди других актеров и вообще киношников у Топоркова друзей вроде бы не было, – продолжал вслух рассуждать Жаверов. В артисте Носикове он словно бы нашел своего временного «Ватсона», наивного и благодарного слушателя-собеседника. – Тогда следует предположить, что это кто-то посторонний… Он заранее проник на студию, затаился… Такое возможно, как вы думаете?
– Очень запросто, – подтвердил Носиков. – Знаете, как у нас говорят: на «Мосфильме» есть места, куда не ступала нога человека…
– Выходит, лучшего места для совершения преднамеренных убийств не придумаешь…
– Выходит, что так, – сказал актер с какой-то даже радостью.
– Хорошо, что здесь у вас в основном люди благородной профессии – творческой, – произнес Жаверов, глядя в лицо Носикову. – А то бы мне прописаться у вас пришлось… Вы ведь на моем участке как раз…
– Ну что ж, по-моему, лучше «Мосфильм», чем «малина» какая-нибудь, – усмехнулся Носик.
– Вот это вы верно сказали, – улыбнулся Жаверов. – Ладно, товарищ Носиков, был рад знакомству, ну а сейчас мне к директору надо…
– К Сизову, что ли? – воскликнул актер. – А чем он вам поможет?
– Он – директор.
– Вот именно! Сидит у себя в кабинете и непонятно что делает. О чем он может вам рассказать? Вы лучше расспросите тех, кто настоящим делом тут занимается – актеров и так далее…
– Товарищ Носиков! – строго обратился к нему Жаверов. – Если вы прочитали уйму детективов, это не дает вам права учить милицию, как ей расследовать преступление…
– Ой, простите, товарищ майор, – сразу осекся актер. – Я ничего такого не имел в виду – чтобы учить там. А насчет директора вы и сами сейчас поймете, что я прав… Великодушно извините, если что. И обращайтесь, пожалуйста, я всегда в вашем распоряжении.
– Я это учту, – сказал Жаверов и чеканным шагом направился к двери директорского кабинета. – Кстати, как его имя-отчество? – вдруг обернулся он к Носикову.
– Николай Трофимыч, – подсказал артист.
