Евгений Новицкий
Смертельный дубль
7
– Знаете что, – вдруг сказал режиссер, осторожно присаживаясь на стул и приглашая молодого человека сесть на соседний, – давайте спокойно поговорим. Вы меня заинтересовали. Это ваше эффектное появление… Словом, я хочу познакомиться с вами поближе. Надеюсь, вы не возражаете?
Баклажанов вопросительно заглянул молодому человеку в лицо, но оно оставалось безучастным. Затем молодой человек нахмурился и заговорил каким-то злобным шипящим шепотом, от которого режиссера бросило в дрожь:
– Да что вы так смотрите, точно не узнали? Хотите берите, а нет – я к другим пойду, мне некогда.
Баклажанов побледнел и недоуменно развел руками.
– Что б-брать?.. Простите, я вас не понял. И напрасно вы говорите, что я вас не узнал. – Тон режиссера вновь обрел уверенность. Он даже захотел в шутку погрозить молодому человеку пальцем, но что-то его остановило. – Я вас очень даже узнал. Вы пробовались в моем фильме. Сожалею, что не сыграли в нем. Ну так сыграете в следующем – что за беда?
– Лихорадка, – хрипло произнес на это молодой человек. – Поневоле станешь бледный, коли есть нечего… Вещь, папиросочница, серебряная, посмотрите…
С этими словами молодой человек снова полез за пазуху, намереваясь что-то извлечь из нее, но Баклажанов вскочил со своего места и шумно заговорил:
– Слушайте, я понял, вы запомнили весь текст! Ну надо же! Столько времени прошло, а вы все помните. И это при том, что вы всего лишь пробовались, а не играли. У вас замечательные способности, скажу я вам… Только, простите, я… забыл вашу фамилию. Я очень хорошо вас помню в лицо… и по вашей игре… а вот фамилию забыл… Только не говорите, что Раскольников! – предупредительно закончил Баклажанов и робко засмеялся.
– Нет, не Раскольников, – сказал молодой человек после паузы. – Не Раскольников, а Топорков.
– Ах вот как! – воскликнул Баклажанов и мгновенно покрылся испариной. Только сейчас он вспомнил, что в последнее время у всех на устах было самоубийство актера Топоркова и его последующие брожения по студии в качестве призрака. – Что ж, теперь я этого не забуду… что вы Топорков, – пролепетал режиссер и как будто против своей воли отступил от посетителя на пару шагов.
– Конечно не забудете, – промолвил Топорков и улыбнулся страшной улыбкой. Баклажанов отшатнулся от него еще дальше.
– Значит, вы… это… – забормотал режиссер, не зная, что говорить, но чувствуя, что что-то говорить необходимо, – значит, вы не умерли? Я очень рад, что нет. Я, знаете, никогда не верю слухам и в этот раз тоже не поверил…
– А вот и напрасно, – усмехнулся Топорков. – Как раз в данном случае вам стоило поверить. Ибо я действительно мертв.
– Что вы, что вы! – захихикал Баклажанов, но тут же с усилием нахмурился и произнес почти строгим голосом: – Знаете, это не смешно.
– Чего уж смешного, – вздохнул Топорков. – В смерти нет ничего забавного. Недаром в кинокомедиях никто не умирает. Насколько я помню, вы никогда не снимали комедии, Лев Александрович?
То, что Топорков знал его имя и отчество, почему-то немного успокоило Баклажанова. «Если б он был призраком, он бы не мог знать, что я Лев Александрович», – мелькнула у режиссера не очень логичная мысль.
– Комедии? – переспросил он уже более расслабленно. – Вы правы, я их не снимал. Не мой жанр. А вы следили за моим творчеством?
– Пока не умер, я следил за творчеством каждого мосфильмовского режиссера, – отвечал Топорков.
– Я прошу вас: давайте оставим эти глупые разговоры про смерть, – взмолился Баклажанов. – Вы ведь живы. Куда живее меня, – почему-то добавил режиссер.
– Сегодня мы сравняемся, – с новой гадкой улыбкой пообещал Топорков.
В этих словах Баклажанов уже почувствовал совсем нешуточную для себя угрозу.
8
– Я вижу, вы сейчас не расположены… к серьезному разговору, – пробормотал режиссер, отступая еще на несколько шагов назад. – Я вижу, вы сегодня… простите, не в себе. Да и я тоже. Поздний вечер – мы явно оба устали. Давайте встретимся завтра утром, как говорится, утро вечера мудренее. У меня завтра как раз свободный день, и я подумаю… мы с вами вместе решим, какую роль… какую работу в кино можно найти для вас немедленно… понимаете, немедленно? – Последние слова Баклажанов уже почти прокричал.
Он находился на грани отчаяния, хотя сам не понимал почему. Конечно, у него не было сомнений, что перед ним не призрак, которых не существует и существовать не может. Но то, что Топорков, несомненно, был живой, как раз и пугало, хотя истинную причину этого страха режиссер не мог обнаружить, как ни пытался.
«Лучше бы он и впрямь покончил с собой», – говорил про себя Баклажанов, а сам все отступал и отступал в глубь павильона. Однако вскоре отступать будет некогда, и тогда… О том, что будет тогда, режиссер предпочел не задумываться, но он чувствовал, что будет что-то страшное.
– Ну так что же? – выкрикнул Баклажанов, которого крайне угнетало зловещее молчание Топоркова, особенно в сочетании с его пристальным неморгающим взглядом. – Давайте тогда до утра? Хорошо?
– Нет, не хорошо, – отчетливо прошептал Топорков.
Режиссеру послышалась в его интонации жгучая ненависть. «Он меня ненавидит! За что?» Баклажанов даже сморщился от непонимания.
– Вы хотите найти мне работу, – чуть повысил голос Топорков.
Режиссер не понял, было это сказано утвердительно или вопросительно, но на всякий случай подтвердил:
– Хочу.
– Поздно, – покачал головой Топорков. – Ведь я уже умер!
– Перестаньте! – изо всех сил крикнул Баклажанов.
– Незачем так кричать, Лев Александрович, – криво улыбнулся Топорков. – Вас уже никто не услышит. Час поздний – все разошлись по домам. Здесь только я и вы. Призрак и его недруг.
– Во-первых, вы не призрак! – запальчиво возразил режиссер. – Во-вторых, я вам вовсе не недруг! Зачем вы так говорите?
– Недруг, недруг, – повторил Топорков. – И еще лицемер. Что вы мне только не наговорили сегодня. И то, что я вас заинтересовал, и то, что вы, видите ли, возжелали познакомиться со мной поближе, и что работу в кино вам теперь неймется мне предложить… А где ж вы, спрашивается, раньше были? Когда я был жив? А?
– Я… ну… – Баклажанов не знал, что ответить. – Я вас, может, не разглядел сразу, не оценил. Ну простите меня за это! Такое бывает. Ни один актер не добивался успеха с первой попытки…
– Бросьте, – резко оборвал Топорков. – Всем хорошим актерам всегда удается преуспеть в профессии еще до тридцати. Исключений нет. Однако вы и вам подобные все-таки сделали таким исключением меня. Или, по-вашему, я недостаточно хорош?
– Хорош, хорош, очень хорош, – горячо закивал режиссер.
– Тогда почему же, – повысил голос Топорков, – вы доверили сыграть Раскольникова не мне, а этому фальшивому Бутафоркину?
– Может, я ошибся, простите, – залепетал Баклажанов. – Такое тоже бывает… И потом, я не соглашусь с вами. – Режиссер нашел в себе силы не во всем поддакивать взбесившемуся актеру. – Раскольникова сыграл хороший артист – нисколько не фальшивый. Разумеется, вы тоже не сфальшивили бы, но… вам просто не повезло, что поделать… Без этого в вашей профессии – никак…
Тут Баклажанов прекратил пятиться, поскольку уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. А Топорков продолжал надвигаться на него и говорить:
– Я был идеальным Раскольниковым, я! И вы не могли этого не оценить, если хоть сколько-нибудь смыслите в своей профессии! Выходит, вы сделали это нарочно. Я вам чем-то не понравился, или вы просто позавидовали моему таланту и поэтому лишили меня возможности сыграть роль, для которой я был рожден… Но ничего, я сыграю ее сегодня. Уже не перед камерой, а в жизни. И пускай вы будете моим единственным зрителем, зато вы наконец оцените меня по достоинству…
– Вы сошли с ума, – прошептал Баклажанов. – Пустите меня! – Он сделал попытку оттолкнуть Топоркова и побежать прочь, но сильная рука актера немедленно вернула его на место, с силой прижав обратно к стене.
Режиссер взмахнул руками и хотел что-то сказать, но у него уже не было слов.
А Топорков вновь сунул руку за пазуху своего пальто и извлек оттуда топор. Его лезвие угрожающе сверкнуло в свете софитов.
Баклажанов лихорадочно замотал головой.
– Это ведь не настоящий топор, правда? Он бутафорский, да?
Топорков самодовольно усмехнулся:
– Нет, он абсолютно настоящий, в отличие от вашего любимого Бутафоркина.
Актер легко перекинул топор из левой в руки в правую и сделал замах.
– Нет! Нет! – Режиссер закрыл лицо и стал приседать, вернее, сползать по стене.
– Прощайте, Лев Александрович… – Топорков снова усмехнулся. – То есть… прощайте, Алена Ивановна.
И он резко опустил топор обухом на голову Баклажанова.
9
В этот же вечер монтажер Васильева допоздна засиделась в монтажной. Режиссер весь день находился рядом с ней и руководил процессом, но когда стала приближаться полночь, не выдержал и отправился домой отоспаться.
Васильева же упорно продолжала работать. Она знала, что группа не поспевает к надлежащему сроку, ибо сдать полностью готовую картину следовало уже на следующей неделе. Не желая подводить своего любимого режиссера, Васильева поставила себе задачу: любой ценой завершить монтаж вовремя.
За полночь Васильева в очередной раз отлучилась в уборную, а когда возвращалась обратно, заметила свет в одном из павильонов.
«Кто это может там быть в такое время?» – подумала монтажер. То, что это может быть Призрак, почему-то не пришло ей в голову, хотя, как и большинство женщин на студии, она опасалась встречи с ним.
«Видно, какая-то парочка задержалась там после съемок, – заключила Васильева. Она хотела уже вернуться в монтажную, но любопытство взяло свое. – Я только осторожно загляну, и все».
Васильева на цыпочках подобралась к приоткрытой двери павильона и просунула в щель голову.
В тот же миг она пронзительно завизжала и стремглав бросилась прочь, не переставая голосить. По пустынным коридорам «Мосфильма» жутким эхом прокатился ее крик.
Глазам Васильевой предстала страшная картина. Монтажер наблюдала ее не более секунды, но этого хватило, чтобы навсегда запечатлеть ее в памяти. Она увидела тело крупного мужчины, лежащее на полу в луже крови. Но по-настоящему напугало Васильеву даже не это, а то, что над телом стояла длинная фигура в костюме Пьеро. В руке фигура держала окровавленный топор.
Васильева со всех ног бежала в то единственное место, где в этот час точно кто-то должен был находиться, – на вахту.
Вахтер, услышав крики, вышел ей навстречу и какое-то время недоуменно смотрел на почти летящую к нему женщину. Казалось, она стремится к нему в объятия.
Притормозив буквально в нескольких сантиметрах от изумленного вахтера, Васильева схватила его за руку и спешно заговорила:
– Скорее! Скорее! В милицию! Звоните в милицию! Там убили! Кого-то убили! Да вы меня слышите?!
– Слышу, слышу, – спокойно отозвался пожилой вахтер, привыкший ко всему подходить основательно. – В милицию так в милицию. Сейчас позвоним. Случилось-то что?
– Убийство, убийство случилось! – закричала Васильева. – Вы что, русского языка не понимаете?
Вахтер больше ничего не стал отвечать переволновавшейся женщине, подошел к телефону, набрал «02» и сообщил, что на киностудии «Мосфильм» «кажется, произошло убийство». После чего повесил трубку.
– «Кажется»?! – выкрикнула Васильева, вновь хватая вахтера за руку. – Почему вы сказали «кажется»? Мне ничего не показалось!
– Успокойтесь, – внушительно сказал вахтер, отстраняя ее руку. – Милиция разберется.
Слова «милиция разберется» успокаивающе подействовали на женщину. Она продолжала стоять очень близко к вахтеру, почти прижиматься к нему, отчего он почувствовал себя неловко.
– Знаете, – произнес вахтер, кашлянув, – может, ничего и не случилось…
– Как это ничего не случилось?.. – вновь громко заговорила и затрясла руками Васильева.
Но вахтер остановил ее порыв успокаивающим жестом.
– Я говорю, – продолжил он свое предположение, – может, это чего-то там снимают… Это же киношники – вечно чего-нибудь придумывают… И про убийства там всякие… Я вот давеча тоже смотрел картину, нашего как раз производства, мосфильмовского… Так там человек пять, что ли, за полтора часа укокошили… Вот и здесь, может, та же петрушка? Убили-то убили, да не в самом деле, а понарошку…
Васильева задумалась. Конечно, это могла быть съемка или репетиция. Но почему ночью? А главное – почему там был человек в костюме Пьеро, о котором столько разговоров в последнее время?..
«Нет, – твердо сказала себе монтажер, – это никакое не „понарошку“. Это настоящее убийство, которое совершил… призрак».
От этой мысли Васильевой стало нехорошо, и она вновь вцепилась в плечо вахтеру, на этот раз просто чтобы не упасть.
10
Вахтер был растерян, чего с ним почти никогда не случалось. Впрочем, он никогда и не попадал в подобные ситуации. Он не только с убийствами не сталкивался, но даже и с испуганными женщинами. Он вообще давно привык, что женщины не обращают на него внимания. А тут вдруг вылетела откуда-то нестарая еще дама и чуть ли не виснет на нем… Поневоле растеряешься.
Чтобы скрыть свое смущение, а главное, чтобы вновь обрести свою всегдашнюю уверенность, вахтер несмело предложил Васильевой:
– Может, я это… того… схожу посмотрю, пока милиции нет?
– Куда сходите? – Монтажер вновь с силой вцепилась ему в руку. Вахтер даже поморщился от боли.
– Так туда, – показал он свободной рукой в сторону павильона. – Вы же говорите, там убийство…
– Зачем же туда ходить? – громко прошептала Васильева, широко раскрытыми глазами глядя в лицо вахтеру.
– Так, может, действительно съемки или чего-нибудь. – Вахтер робко улыбнулся. – А мы зря милицию беспокоим…
– Нет уж, стойте здесь! – капризно-приказным тоном заявила монтажер.
– Хорошо, – покорно кивнул вахтер.
– Не бросайте меня тут одну! – Васильева вновь сжала мужскую руку выше локтя. Паника словно накатывала на нее волнами – не успевала женщина слегка успокоиться, как с новой силой начинала нервничать.
– Не брошу, не брошу, – ласково пообещал вахтер. – А хотите, вместе туда сходим!
– Ну уж нет. – Женщина замотала головой. – Будем ждать милицию!
– Будем. – Вахтер угрюмо кивнул, а после тяжело вздохнул.
Наконец объявилась милиция в лице двух человек – знакомого нам майора Жаверова и «безымянного» лейтенанта – последний никому не представился, и в анналы «Мосфильма» его фамилия не попала, в отличие от фамилии славного Жаверова.
– Ну что, «Мосфильм»? – звонко заговорил майор, приближаясь к вахтеру и Васильевой. – Опять у вас тут не слава богу? Прямо зачастил я к вам в последнее время… Что случилось? – перейдя на строгий тон, спросил Жаверов, когда подошел вплотную к двум поникшим сотрудникам студии.
– Пусть она говорит, – сказал вахтер, показав на Васильеву.
– Говорите, – обернулся к ней Жаверов.
Васильева довольно четко рассказала все, что видела.
– Так-так, – криво усмехнулся Жаверов. – Хотите сказать, ваш знаменитый самоубийца Топорков воскрес из мертвых? Чтобы, так сказать, утащить с собой на тот свет еще кого-то?
– Вот и я говорю, товарищ милиционер, – почему-то сразу обрадовался вахтер. – Не может такого быть…
– Потому что не может быть никогда? – задал странный вопрос майор, устремив цепкий взгляд на вахтера.
– Ну… наверно, – недоуменно произнес тот.
– Что ж, пойдем осмотрим место преступления, – предложил Жаверов, обращаясь к своему помощнику. – Где вы, говорите, это видели? – кивнул он Васильевой.
– В павильоне… я не помню в каком, – запнулась монтажер. – Но я сейчас вам покажу… Только знаете что? – Голос женщины внезапно обрел силу и уверенность.
– Что? – хмыкнул Жаверов.
– Вы напрасно так себя ведете – вот что, – дерзко ответила Васильева. – Милиционеру так себя вести не полагается.
– Она просто переволновалась, товарищ майор, – встрял неестественно улыбающийся вахтер.
Васильева бросила на вахтера короткий презрительный взгляд и продолжила свою отповедь Жаверову:
– У вас какие-то неуместные шутки, смешки… И вот вы даже сказали, что Топорков был знаменитым. Вы прекрасно знаете, что он не был знаменитым… Но дело даже не в этом… Вот сейчас вы пойдете и увидите там мертвого… я не знаю, кто это, но, в общем, я надеюсь, после этого вы оставите свой тон…
– Все? – бесстрастно спросил у нее Жаверов.
– Все, – тихо ответила Васильева.
– Тогда пошли, – бросил майор.
Он, его помощник и монтажер двинулись к павильонам. Вахтер увязался было за ними, но Жаверов строго заметил ему:
– А вам полагается оставаться на вахте.
Вахтер смутился и понуро вернулся на рабочее место.
11
Теперь свет не горел уже ни в одном из павильонов, но Васильева уверенно показала на четвертый.
– Опять четвертый, – вслух сказал Жаверов. – Как и в прошлый раз…
Монтажер вздрогнула:
– Разве в прошлый раз этот же был?
Жаверов не ответил и первым вошел в павильон. Его помощник проследовал за ним и, удачно сориентировавшись, сразу обнаружил, где включается свет. Как только павильон осветился, Васильева тоже шагнула внутрь.
Все трое замерли на месте. Прямо посреди помещения на спине лежало тело мужчины. Кровь под ним уже запеклась.
Васильева зажала рот обеими руками и продолжала недвижно стоять на месте. Она вовсе не хотела смотреть на труп, но почему-то не могла отвести от него глаз или зажмуриться.
Жаверов и его помощник быстро опомнились и без страха подошли к телу. Майор присел на корточки у самого лица убитого, а помощник стал осматриваться кругом.
– Топор! – вдруг воскликнул помощник.
Услышав это, Васильева вздрогнула и еще сильнее зажала себе рот, словно боялась не выдержать и снова завизжать.
Жаверов подошел к помощнику. За одним из осветительных приборов действительно лежал окровавленный топор.
– Все ясно, – сказал майор. – Убийство.
Васильева хотела было возмутиться: «Конечно убийство! Что это еще может быть! Я вам сразу об этом сказала!» – но у нее не хватило сил сказать хоть одно слово.
Жаверов тем временем громко обратился к женщине:
– Подойдите, пожалуйста.
– З-зачем? – пролепетала она, не двигаясь с места.
– Может, вы узнаете… его? – Майор бесцеремонно кивнул на убитого.
При других обстоятельствах Васильева непременно стала бы выговаривать милиционеру и за эту бестактность, но теперь ей было не до того. Она не могла сделать и двух шагов.
Жаверов поморщился и буркнул помощнику:
– Иди помоги даме.
Лейтенант проворно подбежал к монтажеру и осторожно взял ее под руку. Васильева покорно пошла, однако все же зажмурилась.
– Гражданка… извините, как вас? – услышала она голос Жаверова.
– Васильева, – прошептала женщина. Свое имя и отчество она сейчас все равно бы не смогла выговорить.
– Товарищ Васильева, – продолжал Жаверов, – откройте, пожалуйста, глаза. Вы должны опознать жертву.
Услышав слово «жертва», Васильева зажмурилась еще сильнее.
– Ну что мне с вами делать, – вздохнул майор. – Убийцу вы, по вашим словам, разглядели, а на труп смотреть неспособны…
Сочетание «по вашим словам», как видно, по-прежнему выражало сомнение в ее свидетельстве, это покоробило и даже разозлило Васильеву (именно на это и был расчет Жаверова). Женщина открыла глаза и совершенно спокойно посмотрела на тело.
– Боже, – еле слышно произнесла она через несколько секунд. – Лев Александрович…
– Какой Лев Александрович? – участливо наклонился к ней Жаверов.
– Баклажанов. Режиссер. Какой кошмар! – отрывисто пробормотала Васильева.
– Ясно, – снова вздохнул Жаверов. – Что ж, вы можете идти… Впрочем, нет, что это я… вы с этим вашим, как его… вахтером, будете понятыми. Где у вас здесь ближайший телефон?
12
Только теперь Жаверов вызвал тех, чье присутствие необходимо в таких случаях, – фотографа, эксперта, следователя прокуратуры. Как видно, майор и впрямь не верил в то, что совершено преступление, покуда своими глазами не увидел труп.
В качестве понятого в павильон наконец пришел и вахтер. Помощник Жаверова временно остался вместо него на вахте.
– Что же это вы, голубчик, даже не сделали попытки задержать преступника? – с напускной строгостью обратился к нему майор.
Вахтер укоризненно посмотрел на стоящую поодаль Васильеву, по-прежнему пребывающую в ступоре, и махнул рукой.
– Так ведь… не мог отлучиться… а она…
– Ладно-ладно, вы все правильно сделали, – оборвал его Жаверов. – А то еще тоже, не ровен час, получили бы топором… Вы мне только скажите: после того как к вам прибежала товарищ Васильева, из здания кто-нибудь выходил?
– Нет, – уверенно сказал вахтер. – Да и кому уходить… Давным-давно все ушли…
– Угу, – удовлетворенно кивнул Жаверов. – Значитца, надо понимать так, что убийца все еще здесь, на студии?
– Кто ж его знает, – пожал плечами вахтер. – Может, он того… через окно вылез?
– Через окно – это, конечно, – почесал в затылке Жаверов. – Ну а что, если он все еще здесь? Ведь не исключено такое?
– Не исключено, – согласился вахтер.
– А если он здесь, где именно он мог бы быть, по-вашему?
– Кто ж его знает, – снова сказал вахтер. – Мало ли где…
– Черт возьми, ну где бы вы посоветовали его поискать? – воскликнул Жаверов.
– Да не знаю я! – Вахтер и сам начал раздражаться. – Я никого не видел, а прячется он где или в окно вылез, это мне неведомо!
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнул майор. – Да вы подскажите мне только, какие у вас тут есть укромные места. Где кто-нибудь мог спрятаться, схорониться, понимаете?
Вахтер впервые (пожалуй, даже впервые в жизни) посмотрел на милиционера снисходительно:
– Вы никак «Мосфильм» наш обыскивать собрались?
– Ну, обыскивать не обыскивать, – отозвался Жаверов, – а куда-то ведь можно заглянуть…
– Да вы хоть всю ночь здесь ищите, хоть вдесятером, все одно – толку не будет, – махнул рукой вахтер. – Тут даже один только главный корпус за день не обойти. А вся наша территория – это тридцать пять гектар без малого…
– И убийца может быть где угодно, – задумчиво кивнул Жаверов. – Да, ваша правда, оцеплять здесь что-то бесполезно… По горячим, значитца, следам его не возьмем…
– А по каким возьмете? – заинтересованно спросил вахтер.
– Ну, по каким? – вдруг весело посмотрел на него майор. – Ежели не по горячим, то тогда, понятно, – по холодным. Но возьмем в любом случае, ты, дед, не переживай…
Вахтер обиделся на «деда» и угрюмо отошел в сторону.
А майор уже интересовался тем, как идут дела у эксперта:
– Что с отпечатками?
– На топоре ни одного, – посетовал эксперт. – А вокруг – миллион самых разных.
– Ну, это понятно, – хмыкнул Жаверов. – Тут кино снимали. Я почему-то не думаю, что убийца из этой съемочной группы… Хотя, кто знает…
– Кому вообще надо убивать кинорежиссера? – подал голос фотограф.
– Не скажи, Гришенька, – покачал головой майор. – Артисты – люди чувствительные. Обидел кого-нибудь этот кинорежиссер не на шутку, до слез там довел, в роли отказал, а потом его этот самый актер с топориком и подкараулил…
– Вы про такое слышали хоть раз? – сухо спросил следователь прокуратуры.
– Все когда-то бывает в первый раз, Сергей Ипатьевич, – отозвался Жаверов.
– Тогда в съемочной группе все-таки надо поискать, – не очень уверенно сказал эксперт.
– Поищем, – пообещал Жаверов.
