Однажды в середине мая, когда я вышел из школы после уроков, ко мне подошёл мой одноклассник Талгат по прозвищу Некереков. История этого прозвища такова. Когда-то у его младшей сестрёнки разболелось ухо, и она проплакала почти всю ночь, мешая отдыхать домочадцам. Невыспавшийся Талгат уснул прямо на уроке английского языка, который проводил педагог, известный своими экстравагантными привычками.
Так вот, этот самый Моисей Маркович подкрался к спящему и ухватил его за ухо. Мальчишка подскочил от неожиданности, завопив спросонья:
– Не керек?! (Что надо?! – казахск.) Класс покатился со смеху. С тех пор и стали называть Талгата Некерековым. Некоторые уже с трудом вспоминали его настоящую фамилию.
Друзьями мы с Талгатом не были, просто жили по соседству в татарском краю – исторической части города с многочисленными двухэтажными домами старинной постройки. Низ у этих домов был каменный, а верх – бревенчатый. Встречались и одноэтажные домики. Нередки были затейливые крылечки, резные ставни, придававшие улицам праздничный вид. Кое-где возвышались унылые коробки кирпичных и панельных пятиэтажек, нарушавшие общую гармонию. В одном из таких домов жила семья Талгата, поскольку его отец работал чиновником средней руки в горсовете. Этим Талгат необыкновенно гордился, причисляя себя к элите нашего класса.
Настоящая элита ( дочка военкома, дочка директора универмага, сын начальника ГАИ и иже с ними) его своим не считала. Но он всё равно ходил, задравши нос. Некоторые черты его характера роднили его с легендарными Алдаром Косе и Ходжой Насреддином. Меня он считал лохом, после того, как убедил забраться в цветник за забором дома рядом со школой, приврав, что цветы нужны якобы на день рождения нашей новой учительницы математики.
– Вот подарим ей цветы, и хорошие оценки нам будут обеспечены, – убеждал меня пройдоха. Но вслед за мной в школе появилась разгневанная хозяйка цветника. И тут выяснилось, что никакого дня рождения нет и в помине. К тому же Талгат от своих слов отрёкся, поэтому все шишки свалились на меня.
Поэтому я, ожидая подвоха, с подозрением смотрел на приближающегося ко мне Талгата. А он, как ни в чём не бывало, огорошил меня вопросом:
– Жека! Как у тебя с деньгами?
– Полное затишье, – ответил я,подозревая, что он хочет у меня в долг просить..
– Тогда слушай! Я знаю способ, как можно деньжат раздобыть.
– Врёшь ты всё! – недоверчиво сказал я, помня, как он совсем недавно развёл меня историей о найденном им подземном ходе, ведущем с высокого берега реки в сторону мечети. На деле потом «ход» оказался полуобвалившейся норой, то ли барсучьей, то ли ещё чьей-то. Протиснуться туда не было никакой возможности. Только перепачкался я весь.
Однако следующей фразой Талгат просто сразил меня: – Если ты мне поможешь, то деньги будут у нас уже сегодня. Рублей шесть мелочью, если не больше.
Оказывается шустряк надыбал, что в маленькой пекарне на первом этаже одного из старых домов хлеб продают через окно. Для этого с оконной рамы снято нижнее стекло и вставлен деревянный короб. Щели между рамой и коробом заткнуты ватой. Мелкие деньги за хлеб пекари кладут прямо на короб со своей стороны. Проволочным крючком можно вытащить вату и выгрести деньги.
Короче говоря, мне в этом деле мне отводилась роль – постоять на шухере. До сих пор воровать мне не приходилось, не считая вылазок в сад соседки Романовны за вишней. И то я не наглел , брал понемножку, кусты не ломал. Видя мои сомнения, Талгат с присущим ему красноречием доказывал мне, что мы на эти деньги сможем целый месяц каждый день ходить в кино.
Напомню, что дело происходило в 1962 году, когда детский кинобилет стоил 10 копеек. – А можем и так сделать, – заговорщически шептал Талгат, – будем брать один билет, а когда начнётся сеанс, я открою из зала дверь на улицу и впущу тебя. Тогда денег почти на все каникулы хватит.
Приняв моё молчание за согласие, Талгат деловито продолжил:
– Значит так, стоять будешь на углу дома. Если увидишь, что кто-то идёт в нашу сторону, свисти. Свистеть –то умеешь?
Увидев, что с этим у меня порядок, Талгат повеселел: – Пошли прямо сейчас. Днём людей на улице поменьше, все на работе.
– А как же портфели? – недоумевал я.
– Это даже лучше. Пусть видят, что из школы идём.
Через несколько минут я с замиранием сердца стоял на углу старого дома, наблюдая за двумя улицами сразу. Талгат орудовал крючком в окне. Сделал он всё на удивление быстро. Прохожих, на наше счастье, на улице не оказалось. Лишь на противоположной стороне улицы прошла женщина с ребёнком в коляске.
Мы быстро спустились к реке и в прибрежных кустах пересчитали деньги. Их оказалось чуть меньше шести рублей. – Вот тебе два с полтиной, себе я трояк беру – по-хозяйски распоряжался Талгат.
Воодушевлённые успехом, мы двинулись в сторону кинотеатра «Луч». Именно там двери из зала выходили на улицу. Однако на ближайший сеанс детские билеты не продавались. Шёл какой-то фильм – оперетта. Талгат после минутного раздумья потратился на взрослый билет. – Ничего! – заявил он – Стой у дверей. Когда выключат в зале свет, я тебя запущу.
Однако наши действия вызвали возмущение остальных зрителей.
– Эй, Вы, пацанва! Ну-ка, закрывайте двери! – послышалось несколько голосов. Кто-то вроде отправился на поиски контролёра. Мы спрятались в глубине зала. Я со страхом ждал расплаты, почти не вникая в события на экране. «Талгат-то выкрутится, у него билет есть – крутилась мысль – А мне не сдобровать!»
Но всё обошлось. Добравшись домой, я завязал деньги по-старушечьи в носовой платок и спрятал в сарае между дров. Потом вдруг подумал, что сарай у нас не запирается и деньги могут найти. Вернулся, забрал деньги, решил спрятать их в подполе, где картошка хранится. А тут и мама с работы пришла. Не полезу же я при ней в подпол. Поэтому деньги остались пока в кармане брюк.
Отец, вернувшийся с работы, выглядел взволнованным.
– Слушай, мать! – с порога выпалил он – В пекарне-то всю мелочишку с окна вытащили!
– Мальчишки, наверное! – предположила мама.
– Вот и я так думаю! – тут отец заметил меня – А ну, иди сюда! Что вы делали с Талгатом возле пекарни?
– Не были мы там! – дрогнувший голос подвёл меня.
– Не ври гадёныш! Вас там видели!
– Никто нас не мог видеть! – эта фраза сгубила всё.
Отец побелел лицом, схватил меня и, перевернув вниз головой, знергично потряс. Узелок тут же вылетел из брюк.
– Что это?!– заревел отец. Пришлось сознаваться. Разгневанный родитель, прихватив улику, оправился на квартиру Талгата. Вернулся где-то через час.
– Ты представляешь, мать, – оживлённо рассказывал он,– этот паршивец не нашему чета, уже успел деньги припрятать. Так Айбек чуть не прибил его. Я уж заступаться начал. Короче говоря, я деньги в пекарню занёс и извинился. А ты, воришка, велосипеда к лету не дождёшься. Вот так!
Ночью я долго не мог уснуть. Всё ворочался, размышляя о превратностях судьбы. Потом подумал, что нет худа без добра. Всё-таки не стал отец руки распускать. Талгат появился в школе только через два дня. Со мной не разговаривал. А тут вскоре и летние каникулы наступили.
Осенью мы с Талгатом, не сговариваясь, записались в школьный кинокружок. Сказалась какая-то подсознательная тяга к кинематографу. Освоив узкоплёночную передвижку, не раз мультики показывали в подшефном детсадике. Дружба возобновилась. И тут Талгат выдал очередную идею: – Давай после восьмого класса поедем в Алма-Ату, в кинотехникум поступать. Будем кинотеатрами руководить, вот уж тогда насмотримся фильмов, причём бесплатно.
Моим родителям эта идея не очень понравилась, но я упорно стоял на своём. На вступительных экзаменах Талгат срезался на математике, а я поступил. Поэтому во взрослой жизни наши пути разошлись. Но мир тесен. Однажды всё- таки мы повстречались. Но это уже совсем другая история(С).
Пенсионер Сондыктанов по складу характера – человек завистливый. Эта черта проявилась в нём с детских лет. Он всегда завидовал сверстникам, получавшим на дни рождения игрушки, тут же требуя для себя таких же. В школе и институте завидовал отличникам, а на работе – успешным карьеристам. Теперь же завидовал тем, у кого пенсия была побольше его собственной.
Вот и сейчас, узнав, что сосед, по его глубокому убеждению человек никчёмный, получил бесплатную путёвку в санаторий, Сондыктанов места себе не находил. Устроил соседу допрос с пристрастием. Тот секрета из своего успеха не делал. Оказалось, что такая льгота для пенсионеров давно уже предусмотрена.
Выспросив всё подробненько, Сондыктанов наутро побежал в отдел социальной помощи подавать заяву. Таких, как он, желающих отдохнуть на халяву, оказалось немало. Заявление поставили на очередь. Где-то через год ему позвонили, чтоб оформлял курортную карту.
Жена сказала: – Ты бы себе тапочки новые купил для санатория-то. Следующей отличительной чертой Сондыктанова была прижимистость. Поэтому он отправился за тапочками на рынок, резонно посчитав, что в ближайшем магазине они будут дороже.
Купив недорогие тапки, он не спеша отправился домой, довольный собой. Однако, когда демонстрировал своё приобретение жене, выяснилось, что один тапочек больше другого.
– Куда же ты смотрел? – сокрушалась жена.
– При чём тут я? – огрызался муженёк – Я всего один тапок примерял. Значит, продавец неправильно к нему пару подобрал.
На следующий день с утра Сондыктанов отправился на рынок, но продавца с его товаром на месте не оказалось. Столик пустовал. Торговавшие рядом девчонки сообщили: – А Марата сегодня не будет. Приходите завтра.
Назавтра повторилась вчерашняя ситуация. Незадачливый покупатель начал злиться. Девчонки позвонили этому самому Марату на сотку, и он клятвенно пообещал разрулить ситуацию на следующий день.
– Говорила я тебе, чтоб не связывался с базарными торгашами – завела привычную песню жена. – Ладно, хватит! – вскипел Сондыктанов. Ушёл, хлопнув дверью.Вид у него был, наверное, достаточно грозный, потому что Марат заюлил: – Не переживай, батя! С кем не бывает! Извини!
Придирчиво осмотрев тапки и сунув их в пакет, Сондыктанов вдруг сказал:
– С тебя вообще-то причитается. За моральный ущерб.
– Какие проблемы, батя?! – отвечал Марат и тут же отправил в магазин парня, торговавшего по соседству берёзовыми вениками. Не прошло и пяти минут, как тот появился с бутылкой водки и пончиками.
Сондыктанов давно не пил водки, стараясь не раздражать свою гипертонию, но на даровщинку не удержался. С непривычки его быстро развезло. Да и день к тому же был жаркий. Поэтому прибыл наш герой домой в состоянии заметной эйфории, которая быстро улетучилась после вопроса жены: – А где тапки-то?
Только сейчас Сондыктанов осознал, что пакета у него в руках нет. В памяти совершенно не отложилось, как это могло случиться. Тоскливо-сосущее чувство потери мигом выгнало хмель. Растяпа терялся в догадках – то ли он забыл пакет в маршрутке, то ли на прилавке у Марата. Решил вернуться на рынок, не особо надеясь на чудо. Так и получилось.
– Ну, ты даёшь, батя! Тут уж я совершенно не при чём. Покупай вторую пару! – издевательски хихикал Марат. Выбора не было и Сондыктанов, вздыхая, полез в карман за кошельком. Получая тапочки, он не мог отделаться от мысли, что это – те самые потерянные и есть. Однако сказать Марату об этом он не решился. Зачем бездоказательно обвинять человека? За это может не поздоровиться. А жене он счёл за лучшее соврать, будто пропажа нашлась. Иначе долго бухтеть будет.
Выслушав вдохновенное враньё мужа, женщина смерила его долгим взглядом, затем вышла в соседнюю комнату и вернулась… с тапочками. – Это откуда?! – только и пролепетал Сондыктанов. – Дружки твои, доминошники принесли. Говорят, ты с ними долго лясы точил. А потом, уходя, и забыл свой пакет на лавочке. – А что же ты мне не позвонила на сотку об этом? Я бы не брал тогда вторую пару. Что мне с ней делать? – Да ты и так-то часто звонки пропускаешь, а тут шары залил, так и подавно! Действительно, в телефоне значилось три непринятых вызова.
И что вы думаете? Сондыктанов попёрся на базар третий раз за день. Марат уже собирался домой, укладывая товар в контейнер. Приветливость его как рукой сняло. Не дослушав старика насчёт возврата, он заорал: – Ты уже достал меня, папаша, своими выходками. Проваливай отсюда!
Разгорелась ссора, перешедшая в драку. Молодость одержала верх. Но тут появилась полиция. Марат опомнился. Деньги вернул, не забрав даже тапочек. Пытался извиниться. Тем не менее, стражи порядка забрали его с собой.
Сондыктанов был доволен завершением непростого дня. Вот только фингал под глазом немного смущал. Но ведь он не вечен!
Когда я надоел своему лечащему врачу частыми жалобами на высокое артериальное давление, она назначила мне сосудистые препараты, которые вводятся через капельницу.
И вот я в процедурном кабинете, громко называемым «дневным стационаром». Улёгся. Воткнули. Лежал тихонько, чуть не задремал. Вдруг почувствовал урчание в животе.
Если уж я при своём плохом слухе это услышал, то дамочки на соседних кушетках – тем более. Заёрзали даже. Ну, раз такое дело, решил у них поинтересоваться, как они посмотрят, если я газы-то выпущу. На Малышеву притом сослался, что вредно их при себе держать.
Но дамы мою идею не поддержали.
– Вот ещё! – фыркнула одна и взялась мне объяснять, что сероводород вообще-то вреден в больших концентрациях.
– Да не будет большой концентрации,– успокаивал я её. Но она категорически была против, с опаской поглядывая на мой внушительных размеров живот.
Тогда я спросил её прямо, замужем ли она. После некоторой паузы женщина ответила, что не замужем, но это к теме разговора не относится.
– Ещё как относится! – возразил я – Если бы Вы были замужем, то понимали бы, что надо учитывать интересы и другого человека, а не только о себе думать. Моя жена, например, никогда и не пыталась вводить мне какие-то ограничения в этом плане.
– Бедная женщина! – вмешалась в разговор до сих пор молчавшая
Дама – Я бы от такого сразу ушла.
– Ух ты, ну ты – ножки гнуты! – возмутился я – Тактичнее нужно быть! У меня, например, и мыслей не возникало пенять жене на её запахи. Поэтому у нас с ней полное взаимопонимание.
– Вот так парочка – гусь да гагарочка! – съязвила первая дама.
Видя, что с такими эгоистками каши не сваришь, я обратился с тем же вопросом к медсестре.
– Ой, не знаю,– зарделась она и позвала старшую. Та, узнав, в чём дело, приняла соломоново решение. Через минуту меня на каталке вместе с капельницей вывезли в дальний конец коридора, где технички хранили свои тряпки и вёдра. Там отчётливо пахло хлоркой, и было довольно прохладно.
Мне такое совсем не понравилось. Спазмы мои улеглись, а вопли были услышаны. Меня вернули в процедурку. В животе снова заурчало. Но тут и лечебное время закончилось
Уходя, я не сдержался и «порадовал» дамочек доброй порцией сероводорода. Поставил, в лучших традициях нонконформизма, точку в нашей дискуссии.
Человек смотрел на собаку. А она смотрела на него, надеясь на помощь. Дело в том, что сегодня утром она потерялась и примерно час назад пыталась перебежать дорогу в поисках следа своих хозяев. Но получила страшный удар промчавшегося автомобиля. Истошно крича и заваливаясь на бок, она отползла на обочину. Здесь силы совсем оставили её.
А через час появился этот человек. Он молча курил и смотрел на собаку. Он мечтал стать суперменом и никого не бояться. Таким желанием он проникся ещё вчера вечером, когда обкуренные молокососы у пивного ларька отобрали у него кошелёк и подбили глаз.
Теперь он хотел стать суперменом и убить вчерашних обидчиков. Он полагал, что супермен может распоряжаться жизнями других существ по своему усмотрению. Ему ещё не приходилось убивать кого-нибудь. Но глядя на искалеченную собаку, он вдруг подумал, что вот её-то убить будет несложно. Собака догадалась о намерениях человека и смотрела на него умоляющим взглядом, пыталась встать, да не смогла.
Человек старался вызвать в себе злость к собаке, но злости не было.
Вздохнув, он отшвырнул окурок в сторону и поднял кирпич, как нарочно валявшийся неподалеку. Первый удар у него не получился. Кирпич лишь
вскользь задел собаку по голове, но она завизжала, объятая страхом смерти.
Чужой страх подзадорил человека. Это оказалось чертовски приятно – вызывать чей-то страх. Он снова и снова поднимал кирпич и силой опускал его, метя несчастному животному в голову. Наконец собака затихла.
Человек оглядел мокрый от крови кирпич и бросил его в кусты. Тут он заметил на шее собаки ошейник с какими-то жетонами.
– «Ишь ты!» – усмехнулся человек и пошел прочь. По дороге он проанализировал эпизод и остался собой доволен. Он решил, что двигаясь вот так – от простого к сложному, ему удастся стать настоящим суперменом.
Весной набухшая река вгрызалась в обрывистые берега, обрушивая их. Молодой красавец-тополь, как ни цеплялся корнями за землю, но оказался в воде. Река с урчанием подхватила его и потащила неведомо куда. На отмели река выдохлась, да так и бросила свою добычу.
Дно в этом месте было илистое и корни дерева, почувствовав под собой благодатную почву, уцепились за неё. По стволу двинулись живительные соки. Тополь, хоть и лежал плашмя, но на той стороне, что выступала из воды, весь покрылся зелёными листочками, погнал молодые побеги.
Жизнь продолжалась. Надолго ли? Что будет зимой и в следующее половодье? Тополь об этом не думал. Он радовался каждому мгновению, отличающемуся от небытия.
Я, проходя по мосту, каждый раз смотрел на отмель внизу и радовался вместе с тополем. Собственные недуги не казались мне такими уж страшными. Я чувствовал, что нужно бороться за жизнь до конца и приветствовать каждый её миг.
Шёл над землёй сорок первый безжалостным вихрем
Чёрным потоком враги устремились к столице.
Красная армия, стоя в крови по колено,
Натиск чудовищной силы сдержать не могла.
Власти решили тогда поскрести по сусекам.
Вождь призывал населенье к священной войне.
Бабы опухли от слёз, мужиков провожая,
Чуя нутром, что теперь уж не свидеться им.
Марши бравурные горестный плач заглушали,
И в эшелоны садились, вздыхая украдкой,
Люди постарше и толпы зелёных юнцов.
Был здесь Ванюшка, лихой гармонист деревенский,
Свадьбу сыгравший всего лишь полгода назад.
Деву Марию прося о спасении мужа,
Сунула в руку ему образок молодуха.
Мчался состав с новобранцами, вёрсты глотая,
Но под удар авиации вражьей попал.
Пламенем адским горели вагоны и люди,
Вспарывал землю неистовый ливень свинцовый.
Души погибших, с телами своими прощаясь,
В скорбное небо одна за одной уходили.
Все уцелевшие выли от злости бессильной –
Было винтовок две штуки, и те у конвоя.
Раненых стоны звучали хоралом зловещим.
Наш гармонист крепко пальцами стиснул иконку.
– Дева Мария! Спаси и помилуй! – молился.
То же шептал он, когда санинструктор-девчонка
Плача, тащила его на себе сквозь туман.
Долгое время он был между жизнью и смертью,
Сразу лишившись обеих раздробленных ног.
Серые будни в больничной палате томили.
Горем своим поделился с супругой в письме.
Был потрясён, не дождавшись из дома ответа.
– Значит, не нужен я ей! – бились мысли в мозгу.
Долго не думал, пошёл на вокзал побираться.
Но оказалось и там всё не очень-то просто.
Люди лихие собрали увечных в бригаду,
Дали гармошку ему, испытав для начала.
Деньги пройдохам пришлось отдавать до копейки.
Скудно кормили, но водка была каждый день.
Ночь коротая в подвале на грязном матрасе,
Деве Марии молился по-прежнему он.
Как-то под вечер прикрыл он глаза, полупьяный,
И поутихла гармошка в усталых руках.
Но, как во сне, пала вдруг перед ним на колени
Женщина с радостным криком: – Нашёлся, родной!
Наш гармонист поутру вместе с милой женою
Ехал домой, чтобы встретиться с сыном своим.
Дома, окрепнув, не мог оставаться без дела.
Вспомнил, что раньше неплохо умел рисовать.
Стал создавать на холсте Богоматери образ,
Чудо спасенья явившей в кровавую ночь.
И получилась картина настолько реальной,
Что вызывала собою всеобщий восторг.
Так и прославился наш богомаз по округе,
Силой таланта безумье войны осуждая.
Звали порою Ивана расписывать храмы.
Цену не гнул он, смущаясь всегда при расчёте.
Умер над фреской, с любимою кистью в руках.
Спит он теперь, осеняемый Вечным Покоем.
Имя его не забыли ни дети, ни внуки .
Жив до сих пор он в чудесных твореньях своих.