Евгений Николаевич Михайлов
Второй круг
Из лучших побуждений
Корабль дальней разведки космофлота Сыновей Света, стартовавший в родной галактике, материализовался в окрестностях жёлтого карлика, расположенного в стороне от звёздных скоплений. Обнаружить что-либо интересное в таком захолустье многим представлялось маловероятным. Скептики даже настаивали на возвращении. Но командир корабля был непреклонен.
И удача всё же улыбнулась разведчикам. На борту царило радостное оживление. Исследователи обнаружили ещё одну лабораторию давно сгинувшей цивилизации Манипуляторов, существовавшую в автономном режиме на третьей от звезды планете. Косморазведчики почувствовали что-то вроде уважения к бывшим хозяевам лаборатории.
Ведь чтобы создать необходимые условия для её существования, Манипуляторы погасили вторую звезду в системе, а для стабилизации движения планеты придали ей искусственный спутник. Удивляло только явное пристрастие экспериментаторов к углеводородным низшим формам жизни, инвариантным весь период существования каждой особи, кстати очень недолговечный.
Эта недолговечность остроумно компенсировалась системой самовоспроизводства, заложенной на генетическом уровне для всего разнообразия видов, обитавших в лаборатории. Планета просто кишела организмами всех мыслимых размеров – от мельчайших до гигантских. Причём неуёмная фантазия Манипуляторов привела к размещению мельчайших – целыми колониями внутри более крупных существ.
Довольно длительное время корабль вращался по орбите вокруг лаборатории, занимаясь дистанционным изучением этого паноптикума. Многое из обнаруженного поражало воображение и казалось поистине невероятным.
Почему-то у всех этих биоконструкций не было предусмотрено прямой энергосвязи с космосом, и они вынуждены были постоянно пополнять энергию путём поглощения и переработки углеводородов. Иначе говоря, на этой планете все поглощали друг друга. Кроме того, для поддержания своей активности существа периодически впадали в анабиоз. Без этого наступал коллапс. Вокруг планеты существовала газовая оболочка, без которой эти создания, за исключением некоторых простейших, мгновенно погибали. Пагубно сказывались на них и незначительные колебания температуры, давления и состава этой газовой среды.
Почти все эти лабораторные твари, за исключением мельчайших, не эволюционировали вовсе, просто повторяя себя с каждым разом при воспроизводстве. Впрочем, выяснилось, что один из видов всё-таки обладал способностью прогрессировать и приспосабливаться к условиям существования. Это выражалось в умении создавать разнообразные ячеистые укрытия от внешних воздействий, а также устройства для перемещения по поверхности планеты и на небольшом отдалении от неё, что предполагало наличие примитивного разума. Но преодолевать гравитацию в полном смысле существа не умели.
Способ их общения между собой вызывал смех. Специальными органами каждое из существ могло создавать низкочастотные колебания газовой оболочки вокруг себя, воспринимаемой другими существами. Сам собой напрашивался вывод – к прямому обмену мыслями они не были способны. Так же сомнения не вызывала агрессивность этих носителей примитивного разума по отношению к существам других видов. Некоторых они подчинили себе, используя в качестве подсобных механизмов и энергетического сырья.
Руководство экспедиции приняло решение послать на планету разведочный зонд для детального изучения этого и других видов. Однако спускаемый аппарат попал в обширный грозовой фронт, поэтому место посадки пришлось изменить.
Вблизи оказалось только одно укрытие аборигенов, называемое ими «изба». Оно оказалось сооружено из останков убитых деревьев, очень интересной формы жизни, с которой впоследствии легко был установлен информационный контакт. Этим занималась вторая группа исследователей. Их доклад можно найти в Межгалактическом хранилище знаний.
Внутри избы находилось двое «людей» – самоназвание доминирующего вида биосферы. Экипаж зонда решил направить для контакта с этими особями биоробота в виде одного из существ, порабощённых людьми и проживающих рядом с ними.
В тот день Гурьяныч поднялся ещё затемно. Его нещадно колотил озноб с бодуна. Понимая, что выпрашивать у Аньки рублёвку на опохмелку бессмысленно, старик нашарил на печке кисет да спички и подался во двор. Усевшись на крылечке, скрутил цигарку, долго чиркал спичкой по затёртой коробочке, наконец прикурил. С наслаждением затянулся. Сладкая истома охватила организм. Глаза сами собой закрывались. Громкое квохтание где-то рядом нарушило блаженную дрёму. Гурьяныч покрутил головой и увидел недалеко от крыльца курицу. – Эге! – смекнул старик, – Курица-то не наша. Откуда же такая красавица взялась?
Курица действительно была красива: высокая, с изящной шеей и маленькой гордой головкой. Оперение представляло собой замысловатый орнамент в светло-коричневых тонах. Преодолевая ревматизм, Гурьяныч поспешил с крыльца, надеясь схватить пришелицу.
– Можно будет дачникам продать, – подумал старик, бросаясь на курицу. Но та грациозно отступила в сторону, а охотник не удержался на ногах и ткнулся подбородком в кирпичное ограждение грядки. Зубы лязгнули. Гурьяныч, чертыхаясь, поднялся на ноги и повторил попытку. Правда, столь же безуспешно.
Теперь в ход пошли попавшие под руку куски кирпича, от которых курица ловко уворачивалась. Наконец старик загнал её под вишнёвый куст и кинулся туда со штыковой лопатой наизготовку. Однако непонятной курицы под кустом не обнаружилось. Исчезла куда-то.
– Ах ты ж курва такая! – озадаченно пробормотал Гурьяныч. Через несколько минут он уже докладывал о происшествии жене, ощупывая покорябанный подбородок. – Всё равно поймаю зар-разу! – твердил он.
Экипаж разведывательного зонда в свою очередь доложил товарищам на орбите о неудачной попытке контакта. Абориген-самец проявлял крайнюю агрессивность при низких мыслительных способностях, и совершенно не воспринимал мыслеграммы робота. Решено было повторить попытку.
А Гурьяныч тем временем соорудил ловушку из старой детской жестяной ванночки, перевернув её вверх дном. Один край ванночки был приподнят на распорку. Пшено служило приманкой. В нужный момент распорка выдёргивалась с помощью длинной бечёвки. На следующий день дед с бабкой по очереди сидели у окна, поджидая курицу.
– Вот она, вот! Попалась, туды её в качель! – заголосила старуха. Гурьяныч бросился во двор. Ловушка сработала, но… Курицы в ней не оказалось. Старуха винила в нерасторопности мужа, тот вяло огрызался.
На третий день он попросил у соседа ружьишко. Но стоило ему появиться вооружённым перед курицей, та вдруг начала стремительно увеличиваться в размерах. Вот она уже почти вровень с избой, а её оглушающий клёкот вселил в Гурьяныча такой ужас, что он удрал без оглядки в дом, бросив ружьё.
И тут робот принял совершенно чёткую мыслеграмму: – Странная какая-то курица. Никогда таких не видел. Она пытается хозяину что-то сказать, но он её не слышит, так же, как меня. Жаль, что цепь не даёт до неё дотянуться.
Сигнал исходил от небольшого четырёхногого существа, выглядывающего из деревянной будочки в углу двора.
– Кто ты? – спросила «курица», проанализировав мыслеграмму.
– Я – собака, – ответило существо, – Но откуда ты знаешь наш язык? – Это нетрудно. А что ты здесь делаешь? – Охраняю хозяина…
– Ты пойдёшь со мной – безапелляционным тоном заявил робот. Пёс вдруг почувствовал, что не может ему возразить. Они направились под вишнёвый куст, прикрывавший прямой переход в разведывательный зонд. Когда осмелевший Гурьяныч появился во дворе, пришлось ему удивлённо чесать затылок. Курица опять исчезла, а вместе с ней и дворовый пёс Пират. Капельки застывшего металла блестели возле собачьей будки – всё, что осталось от цепи.
Старик вышел за ворота, зовя собаку. Но не появился верный страж, прыгая как обычно от радости. Тут Гурьяныч заметил какой-то темневший силуэт за деревьями на опушке леса. Не раздумывая направился туда, будто кто-то подталкивал его в спину.
Вскоре перед изумлённым взором старика предстал блестевший в сумерках диск метров десяти-двенадцати в поперечнике. – Тарелка! Мать твою! – прошептал Гурьяныч и вдруг почувствовал, что не может сделать вперёд ни шагу, упираясь в невидимую упругую преграду. Назад ходу тоже не было. Преграда сомкнулась вокруг него наподобие кокона, который затем оказался втянут одним из шлюзов зонда.
Не успев испугаться по-настоящему, старик очнулся в кресле перед огромным экраном. В соседнем кресле сидел его Пират. Голову пёсика увенчивал шлем, похожий на ежа множеством сверкающих отростков.
Экран засветился, обозначив две фигуры, напоминающие инопланетян, какими их показывают в мультфильмах: длинные тонкие зелёно-серые тела, треугольные безгубые и безносые лица.
– Привет тебе, землянин! – услышал Гурьяныч бесцветный голос где-то внутри себя. – Мы, конечно, совсем другие, просто ваши органы чувств нас не воспринимают. Знай, что твой Коллега дал согласие на изучение в качестве представителя главенствующего вида вашей планеты. Они перспективнее вас. Но ты тоже представляешь интерес для Межгалактического Совета. Если согласен, то полетишь с нами. Если нет – вернёшься обратно.
Гурьяныч у себя в деревне таких мудрёных речей и не слыхал никогда, даже когда в клубе выступал лектор из города. Но последние слова запомнил. А когда увидел на экране стремительно удаляющийся земной шар, закричал.
– Нет! Нет! Я не хочу! В глазах у него потемнело. Очнулся всё так же в сумерках, на той же лесной опушке.
А дома Анька огорошила его фразой: – Ты посмотри, старый, что у нас в спальне творится. А там старенькая китайская люстра совершенно изменилась.Исчезли аляповатые листья-отражатели около каждой из трёх лампочек. Вместо них появились три изящные куриные головки, литые вроде бы из той же пластмассы, совершено одинаковые. Точно такие, как у недавней пришелицы. Чудеса, да и только!
Путь дауна
Этот младенец, названный родителями Павлом, появился на свет в сорок девятом году двадцатого столетия. Совсем недавно закончилась ужасающая по своим масштабам мировая война. Для мамы новорожденного – Риммы Антоновны это были вторые роды. Двумя годами раньше она впервые испытала радость материнства. Недоброжелатели, которые в подходящий момент отыщутся почти у всех, шептались о ней: – Старуха ведь, а туда же!
И то сказать, второго своего сына она родила в сорок три года. С первым мужем Леонидом у них детей не было за весь немалый срок супружества – четырнадцать лет. Получив в сорок втором известие о том, что пропал её благоверный в действующей армии без вести, Римма только в конце войны сочла возможным ответить на ухаживания фронтовика, комиссованного после тяжёлого ранения.
Когда же в сорок шестом году первый муж, уцелевший в немецком плену, вернулся после сталинского фильтрационного лагеря, Римма уже носила под сердцем своего первенца – Геннадия.
Разбитую чашку не всегда удаётся склеить, а супружество – и подавно. Леонид, ещё на что-то надеясь, согласия на развод не давал, поэтому Римма со вторым мужем Николаем так и прожила всю жизнь в гражданском браке.
В ту же пору возникший любовный треугольник не мог не привести к встрече этих мужчин. На вопрос Леонида: – Ты кто вообще такой? Николай ответил : – Я – муж вашей жены.
К великой радости Риммы претенденты обошлись без рукоприкладства, оставив право выбора за женщиной. Но впоследствии Леонид не раз ей с горечью высказывал:
– На кого же ты меня променяла? Одумайся!
Римма перевела дух лишь, когда Леонид нашёл себе новую женщину. А жизнь подкинула новый «сюрприз» – у новорожденного Пашеньки обнаружились признаки синдрома Дауна: круглое лицо с маленькими глазками, полуоткрытый рот, в котором язык едва помещался. Голову Паша склонял влево, как будто к чему-то прислушивался. Ребёнок явно отставал в развитии. Ходить начал поздно, а говорить – почти в три года.
Крестить своих малышей супруги так и не решились по причине крайне негативного отношения властей к церкви. А поскольку Римма Антоновна, между прочим, была хоть маленьким, но руководителем – возглавляла пригородный плодоовощной питомник, то могла и работы лишиться за такие «вольности». Местные сатрапы церемониться бы не стали.
Старший Пашин братишка, Гена по малолетству как-то не осознавал ситуацию, но когда пошёл в школу, сверстники его просветили в этом вопросе. Один из ребят постарше, приблизившись к нему на переменке, произнёс сакраментальную фразу: – А у него брат – дурак!
Да ещё глаза при этом выпучил и рот разинул. Все захихикали. Гена бросился на «обличителя», но в этот злосчастный день был унижен дважды – бесчеловечным глумлением над глубоко личным и горечью несостоявшегося отмщения. Силёнок явно не хватило.
А поскольку ребята ещё только приглядывались друг к другу, то для Гены открылась печальная перспектива – стать изгоем. В этот день он шёл из школы домой и чуть не плакал, стиснув зубы, в перепачканном и слегка разорванном костюмчике. Тогда он почувствовал, что начинает стыдиться брата и даже его ненавидеть.
Это чувство в нём крепло и развивалось. Он теперь искал повода досадить чем-нибудь брату: мог запросто толкнуть посильнее, сбить с ног. Мог даже бесцеремонно отнять у малыша конфетку или яблоко.
Паша молчал. У него, как и у всех даунатиков, напрочь отсутствовала агрессивность. Постоять за себя он не мог. Ему часто доставалось от чужих пацанов, а Гена и не думал за него заступаться. Более того, он продолжал свои издевательства. Родители поняли, что Бог старшенького умом не обделил (учился тот отлично), а вот трусость и жестокость в нём они как-то не разглядели, что и повлияло впоследствии на Пашину судьбу.
А пока что Гена пошёл на новый виток предательства. Желая как-то поднять свою репутацию среди одноклассников, он объявил, что Паша ему неродной. Его, дескать, родители усыновили после смерти какой-то их знакомой. Никакого стыда за свою ложь он не испытывал, постепенно сам начиная верить в придуманное.
Однажды негодник, продолжая свои издевательства, разбил братишке камнем голову до крови, якобы во время игры «в войну». Отец, конечно, выдрал узурпатора ремнём. Гена попритих, но при случае шипел где-нибудь из угла потихоньку: – У-У-У! Идиотина!
Между тем Паша идиотом не был. Пока жива была бабушка, в прошлом учительница, научился с её помощью читать. Да не как-нибудь по слогам, а вполне бегло и осмысленно. А вот писать она его не успела выучить.
После её смерти Паша всё же САМ освоил это непростое дело. Правда, имея перед собой печатные тексты, писал он тоже печатными буквами. Самое удивительное – практически без ошибок. Уму непостижимо, как он этого достиг. Другие дауны и рядом с ним не стояли.
Однако, когда к десяти годам, его всё же отдали в первый класс, ничего хорошего из этого не вышло. Не было рядом бабушки с её дореволюционным педстажем, и учёба у Паши не пошла. Вскоре пришлось забрать его из школы.
Но теперь жизнь для Паши обрела новый смысл. Забыты были детские шалости. Он всерьёз увлёкся чтением. Полюбил исторические взрослые книги. Читал и перечитывал Яна, Югова, Шишкова, Фёдорова, что-то себе выписывая в тетрадку. Интересовался народной медициной. Собирал газетные вырезки о траволечении. При этом не забывал помогать стареющим родителям по дому – дрова заготавливал, печки топил, воду таскал, поскольку Гена уехал в другой город, поступив там в техникум.
Старший вернулся через четыре года другим человеком. О приставаниях к Паше не было и речи. Однако где-то в глубине души сохранилась червоточинка, которая вылезет наружу впоследствии.
А пока что Геннадий пошёл работать, женился. Постепенно и квартиру получил. А младший, получая крошечное пособие по инвалидности, всё время жил с родителями –пенсионерами.
Когда их не стало, Паша остался один в родительском доме. Но старший брат стал сдавать дом квартирантам, переселив младшего в ветхий флигелёк, где он прожил лет шесть. Печку топить для него проблемы не составляло. Научился и немудрёную пищу себе готовить из концентратов, приносимых Геннадием. Одна отрада была – книги, да старенький чёрно-белый телевизор.
Вот вам и дурак! Не каждый умный выдержал бы такие условия. Стал и Паша постепенно прибаливать. Однажды совсем слёг. Геннадий, скрепя сердце, забрал его в свою квартиру.
А когда Паше немного полегчало, брательник с женой быстренько спровадили его в дом инвалидов-психохроников. Мотив был такой: квартира маленькая, а их самих с детьми – четверо. Пятому места нет.
– Вот получу квартиру на расширение, заберу его оттуда – успокаивал свою совесть Геннадий.
Так Паша и оказался в обществе настоящих идиотов, кретинов и тому подобной братии. Что там происходило, трудно сказать. Несладко, видать, было. Снова слёг Паша. Делали ему операцию какого-то гнойника на бедре. Состояние больного после операции не улучшалось. Уход и питание в дурдоме этому не способствовали.
Когда Геннадий навестил брата, тот сказал ему: – Чувствую, что не выживу я здесь. Забрал бы ты меня домой.
Однако старший взялся уверять младшего, что дела его идут на лад, скоро он поправится. Его, конечно же, заберут… но немного позже. В последнюю их встречу Паша спросил брата: – Ты не знаешь, грачи прилетели уже?
– Кажется, прилетели, – рассеянно ответил тот.
– Это хорошо! – улыбнулся даунатик и прикрыл глаза.
Через два дня он умер. Случилось это на пасхальной неделе, в чистый четверг. Гоаорят, что души умерших в эти дни попадают прямиком в рай.
Здесь загвоздка в том, что Паша не был крещён! Пусть так, но душа-то у него была! И хотелось бы верить, что в небесной канцелярии сделали ему снисхождение за земные муки.
Хоронили его за счёт дома инвалидов, очень скромно. Гроб даже не был оббит. Геннадий опять успокаивал себя тем, что был в это время в командировке.
Печальный финал этой истории, хоть и был предсказуем, но всё-таки повлиял на мировоззрение Геннадия. Все жизненные неувязки, происходившие в дальнейшем, он теперь воспринимал, как отмщение высших сил за своё отношение к брату.
А шишки сыпались со всех сторон. На работе всё шло наперекосяк. Супружество катилось к разводу. С детьми тоже проблем хватало.
Геннадий принял крещение и покаялся. Священник отпустил ему грехи, но каким-то неуверенным тоном. И действительно, откуда ему знать об истинных намерениях Вседержителя?
Гибель Одинокого Волка
Многие женщины из панельной пятиэтажки по улице Пограничной в Омске считали Колю Скородумова из третьего подъезда натуральным алкашом. Так и говорили: – Не просыхает совсем. Не зря его жена выгнала. И сожительницу подобрал себе под стать – такую же пьянчугу.
Тем не менее, Коля себя алкоголиком не считал, хотя не отрицал, что любит выпить. Сколько бы он ни выпил накануне, а утром все видели его интенсивно занимающимся во дворе физзарядкой, занятия заканчивались пробежкой до реки и растиранием холодной водой. Зимой снегом растирался. Соседи смотрели на это с иронией.
– Ишь, выпендривается! – говорили недоброжелатели. Им было невдомёк, что Колина дружба с «зелёным змием» возникла вследствие непростых жизненных обстоятельств.
Ему исполнилось всего полгода, когда началась война. Отца сразу же призвали в армию, через год куда-то мобилизовали и мать. Она медиком была. Коля остался с бабушкой. После войны отец, хоть и уцелел, домой не вернулся. Мать тоже нашла себе нового мужа. Коля по-прежнему находился на попечении бабушки. Жили они в небольшом, но крепком ещё домике на Склоне. Так назывался городской район, спускающийся уступами с высокого правого берега реки к самой воде.
Коля с малых лет любил, забравшись на крышу домика, следить за величавым движением тогда ещё полноводной реки, воображая себя капитаном пиратского корабля. А пройдя по понтонному мосту, он оказывался на острове, густо поросшем зеленью. Здесь он представлял себя вождём индейского племени со звучным именем – Одинокий Волк. Имя, придуманное им самим, соответствовало его мироощущениям, потому, что рос мальчик без родительской заботы и ласки замкнутым и нелюдимым.
Тем не менее, особого беспокойства бабушке он не приносил. Лишь однажды в седьмом классе обвинили Колю в краже чужой собаки, дорогой к тому же. Бабушка сразила паренька словами:– Никогда не думала, что мой внук станет вором.
Коля плакал и говорил, что собаку передал ему одноклассник Витька и попросил её временно приютить, сказав, что уезжает на несколько дней. Теперь же Витька на все расспросы строил недоумённые рожи. Над Колей сгустились тучи.Однако следствию удалось найти следы пребывания этой собаки в витькином сарае. Коля бабушку, конечно, простил. А вот с посторонними стал вдвойне осторожен.
В ту пору ни о каком телевидении и речи не было, поэтому Коля пристрастился к чтению. Иногда он даже читал бабушке что-нибудь вслух. После школы попытки поступить в институт не принесли успеха. Да Коля не очень-то об этом и сожалел. Существовать вдвоём на крошечную бабушкину пенсию было проблематично. Поэтому парень устроился работать почтальоном. Работа его устраивала, поскольку он всё ещё не слишком уверенно чувствовал себя среди людей.
В армии Колю определили в автороту. К концу первого года службы он и водительские права получил, да и физически окреп, меньше дичился окружающих. Здесь у него даже случился роман с одной белоруской. Чем-то он походил на киноактёра Сергея Филиппова, обращая на себя внимание многих женщин. И если верна поговорка, что женщины принимают решение с учётом размера мужского носа, то шансы у Николая были неплохие. Однако любовная увертюра не привела к продолжению. Коля разочаровал свою зазнобу, честно признавшись ей, что о семейной жизни и не помышляет.
Вернувшись домой, он продолжил легкомысленную политику в отношениях с женщинами, оправдывая своё давнее прозвище. Бабушка уговаривала его: – Хватит с шалавами хороводиться. Женись давай! Хочу внуков понянчить.
Однако Николай не спешил бабушкину просьбу исполнять. В стенах родного домика и произошла встреча, которая могла стать судьбоносной для Коли. Могла да не стала. Однажды он, вернувшись с работы, увидел, что бабуля разговаривает с какой-то молодой женщиной, угощая её чаем.
– Что, невесту мне привела? – пошутил Коля.
– Познакомься, внучок, это сестра твоя Валя, – огорошила его бабушка.
– Ничего не понимаю, что за сестра?
Через несколько минут Николай узнал, что его отец в начале сорок пятого года получил серьёзное ранение. На фронт уже не вернулся. В военном госпитале познакомился с операционной медсестрой. После войны они поженились. Валя – их единственная дочь. Живут в подмосковье. Отец, подполковник запаса, сейчас тяжело болен. Надежды на выздоровление практически нет. Поэтому просит сына приехать. Повидать его хочет перед смертью. Есть у него задумка – устроить Николая в хорошее военное училище, где начальником его однополчанин.
Выслушав это всё, Коля твёрдо сказал: – Нет, Валечка! Никуда я не поеду. Обходился я до сих пор без отца, обойдусь и сейчас. К тому же бабушка уж старенькая. Как я её брошу? Да и не хочу я офицером быть. На "гражданке" мне как-то лучше,– усмехнулся он, поняв двусмысленность последней фразы.
– Не обижайся на отца, – уговаривала Валя, – не зря же говорится "не судите, да не судимы будете".
Однако Николай стоял на своём. Уходя, Валя спросила: – Что же мне передать отцу?
– Скажешь, что не нашла меня – вновь обретённый брат был непреклонен.
Когда за Валей закрылась дверь, бабушка со слезами на глазах обняла внука: – Правильно, Коленька! Что бы там делал, среди чужих людей?
После этого случая Николай заметно посерьёзнел. Часто его можно видеть на берегу реки, где он подолгу смотрел на быстротекущую воду. К радости бабушки, он всё-таки женился в год своего тридцатилетия.
Обстоятельства его знакомства с будущей женой весьма необычны. Поэтому о них следует рассказать. Летом семидесятого года Коля проводил свой отпуск на турбазе под Алма-Атой. Альпинизмом ему не доводилось заниматься, но здесь хватало горок нулевой категории сложности, казалось самой природой предназначенных для новичков. Горушка, которую Коля выбрал для себя, выглядела достаточно безобидно, поэтому прямо с утречка наш герой к ней отправился в одиночку, как и положено Одинокому Волку. 1800 метров – это вам не Хан-Тенгри*, но молодому человеку пришлось изрядно попотеть, пока добрался до вершины.
Панорама сверху открывалась великолепная. Коля закрыл глаза представляя себя парящим орлом. Красота, да и только! Спускаться, между прочим, оказалось труднее, чем подниматься. К тому же небольшой дождичек смочил траву на тропе, увеличив перспективу проехаться на пятой точке метров пятнадцать – двадцать, пока за что-нибудь не зацепишься.
Вскоре Николай услышал жалобные женские крики, сорвавшихся с тропы неудачниц.Спустившись ниже, он увидел двух растерянных девчат. Оказалось , что Веру и Риту, отдыхавших на этой же турбазе, тоже потянуло в горы. Альпинисты из них оказались никакие. К тому у Веры был явный вывих стопы.
Делать нечего. Молодой человек взвалил пострадавшую себе на плечи, велев держаться покрепче. К счастью девушка лишним весом не обладала. Так и спускались с передышками. На турбазе вывих быстро вправили и назавтра Верочка, как ни в чём не бывало, появилась на танцах. К удовольствию Николая, девчата оказались его землячками. Они в начале июня сдали экзамены за четвёртый курс пединститута и отдыхали перед рывком к диплому. Теперь троица прониклась взаимной симпатией. Знакомство продолжилось и по возвращению домой.
Сочтя происшедшее знаком судьбы, Коля начал серьёзно ухаживать за Верочкой. А та развитию отношений не препятствовала, хотя о близости и слышать не хотела. Поддразнивала парня: – Ты за кого меня принимаешь? Правильно говорят, что вам, мужикам, только одно и надо. Не спеши! Осенью и поженились. У невесты имелась наследственная благоустроенная квартира, куда и перебрался Николай из бабушкиной избушки. Вскоре молодожён с удивлением обнаружил, что семейная жизнь ему не очень-то нравится. Медовый месяц ещё куда ни шло, а вот потом перспектива видеть рядом с собой одно и то же лицо радости не вызывала. Да ещё, когда это лицо пытается какие-то права качать.
Вера стала намекать мужу на продолжение образования Ну как же! Она без пяти минут педагог, а он – простой шофёр. Николай отшучивался, говоря: Ну, вот станешь директором школы, возьмёшь меня к себе водителем.
В то же время его огорчала отсутствие изюминки в интимных отношениях и полное равнодушие жёнушки к бытовым вопросам. Готовить пищу она не умела и не собиралась учиться. Так и жили на полуфабрикатах. А бельё таскали в прачечную, хоть и стиральная машинка имелась.
Николаю уже намекнула небезызвестная Риточка, что замужество нужно было Вере для того, чтобы избежать распределения в далёкий аул после института.
Одинокий Волк вынести этого не мог. Молодожёны расстались, несмотря на то, что Вера уже ждала ребёнка. Коля с себя ответственности не снимал. Алименты на содержание появившейся дочери выплачивал регулярно, благо, что работу нашёл себе неплохую – водителем автофургона на хлебокомбинате. Хлеб по магазинам развозил. Жил он теперь на квартире, хозяйка которой всегда могла составить ему компанию и за столом, и в постели. Там наш герой окончательно подружился с алкоголем, убедившись, что с его помощью мир грёз становится ближе и ощутимей.
Тем временем в городе началась масштабная реконструкция застройки. Древний архаичный Склон пошёл под снос. Коля с бабушкой получили двухкомнатную квартиру в новом доме на левобережье. Бабушка снова завела старую песню про внуков, но так их и не дождалась.
После бабушкиных похорон Коля первый раз запил по-чёрному, пытаясь заглушить боль утраты единственного по-настоящему родного человека. Очнувшись в один из дней в своей кровати, он с удивлением обнаружил лежащей рядом с собой какую-то женщину.
– Тебя как зовут? – лениво поинтересовался Коля.
– Тоня, – ответила женщина.
– Откуда же ты взялась?
– У тебя память отшибло, что ли? Я же с тобой вместе на хлебокомбинате работаю. Посидели вчера после работы в кафешке с девчонками. У Дуськи Колотиловой день рождения отмечали, помнишь? А потом ты меня к себе пригласил…
– А борщ ты умеешь готовить?– внимательно глянул на гостью хозяип и, получив утвердительный ответ, добавил: – Тогда оставайся.
Так началась их совместная жизнь. Тоня бабёнка была неплохая. Немного потрёпанная, но вполне ещё сексуальная. В меру хозяйственная. Единственным крупным её недостатком было пристрастие к алкоголю, не меньшее, чем у Коли. Нередко ссорились, до драки. Потом мирились в постели. Рожать ему Тоня не стала. Было у неё двое дочерей – подростков, которым Коля великодушно разрешил здесь же поселиться.Это не соответствовало статусу Одинокого Волка. Но куда же их девать-то?
