Евгений Николаевич Гусляров
Тюремный роман царицы
А таких же, равным образом, от нея же, бывшей царицы, к нему, Глебову, писанных ещё шесть писем. Да у него жь, Степана, выняты письма же о возмущении народа против царскаго величества.
Из розыскного Манифеста Тайной Канцелярии от 5 марта 1718 г. Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 245-247
Четвёртое письмо царицы-инокини Евдокии Степану Глебову (отрывок): Послала я, Степашенька, два мыла, чтоб был бы бел ты.
От Каптелины (приписка). Братец! не потачь побелися, так белее будешь. Прислать ли белил к тебе? Лучше белил будешь. Белися, братец, больше, что ты был бы бел.
Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 332
Письмо 5. Стешюнко, мой друг! Здравствуешь ли ты, свет мой! ничего не пишешь. Или какой гнев твой на нас?
От Каптелины. Братец мой, батюшко! Челом бью я тебе сорочкой с порты; а матушкины сорочки еще не поспели. Пока мою носи на здоровье, братец. Не зазри меня, что я тебе порты прислала: ты меня от всех опаси.
Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 332
Скоро ревность царицы надоела и Глебову; он бросил её, и сосланной царице осталось в утешение разъезжать молиться по монастырям и сёлам, где отдавали ей почести царския. Странно и замечательно, что в эту эпоху изобилия донощиков и охотников до подмётных писем, никто не донёс Петру о похождениях Евдокии, – всё обнаружилось только с приездом царевича Алексея Петровича в Москву, в Феврале 1718 года. Кто сделал донос Петру, от кого он узнал обо всём, остаётся до сих пор неизвестным.
Есипов Г.В. Освобождение царицы Евдокии Фёдоровны. Русский вестник, журнал литературный и политический, издаваемый Мю Катковым. Том двадцать восьмой. М. 1860. Июль, книжка первая. С. 183
Вообще поездки Царицы по монастырям были довольно торжественны. Впереди ехали верхом служители монастырские, потом карета Царицы с опущенными занавесами; она ездила постоянно с своим другом, старицею Каптелиною. Возле кареты Карло Иван Тереньтьев верхом, потом опять служители монастырские; за ними другая карета с платьем и рухлядью Царицы; потом коляска с монахинями и попом, за ними тянулись подводы (до 15-ти) с съестными припасами и напитками, тут же ехали и повара.
Есипов Г.В. Царица Евдокия Фёдоровна. Русские достопамятности. Т. 1, выпуск 5. М. 1863. С. 17-18
Здесь пропускаем подробности ея богомоленных путешествий по монастырям: оне почти все одинаковы.
И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 544
Письмо 8. Ах друг мой! что ты меня покинул? за что ты на меня прогневался? что чем я тебе досадила? Ох друг мой! Ох душа моя! Лучше бы у меня душа моя с телом разлучилася, нежели мне было с тобою разлучиться! Кто мя бедную обиде? Кто моё сокровище украде? Кто свет от очию моею отъиме? Кому ты меня покидаешь? Кому ты меня вручаешь? Как надо мною не умилился? Что, друг мой, назад не поворотишься? Кто меня бедную с тобою разлучил? Что я твоей жене сделала? Какое ей зло учинила? Чем я вас прогневала? Что ты, душа моя, мне не сказал, чем я жене твоей досадила, а ты жены своея слушал? Для чего, друг мой, меня оставил: ведь бы я тебя у жены твоея не отняла; а ты ея слушаешь. Ох, свет мой! Как мне быть без тебя? Как на свете жить? Как ты меня сокрушил? Изтиха что я тебе сделала, чем сделала, чем тебе досадила? Что ты мне мою винность не сказал? Хоть бы ты меня за мою вину прибил, хоть бы ты меня, не вем как, наказал за мою вину. Что твоё это чечениеге (sic), что тебе надобно стало жить со мною. Ради Господа Бога, не покинь ты меня; сюды добивайся. Ей! сокрушаюся по тебе!
От Каптелины. Братец мой друг, прости, прости, прости, душечка моя! Ох, сердце моё, прости! обманул ты нас; а матушка по тебе уже сокрушилася; уже тоску навела. Свет мой, ей разговариваю; а она без меры рвётся, лице свое бьёт, что ты ее покинул, и неутешно плачет.
Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 333
Глебов, опасаясь вредных последствий для царицы и для себя от лазутчиков, которыми окружена она была, сам стал удаляться от неё; но эта мера не спасла ни его, ни её от Петра, который конечно уже не из ревности к отверженной им жене, но для одного оправдания себя пред народом, произвёл строжайшее следствие не только над ними, но и над всеми, сколько-нибудь прикосновенными к этому делу. Он подозревал и жену и сына своего Алексея в тайном сношении с заговорщиками против него.
И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 545
Письмо 9. Радость моя! Есть мне, про сына отрада малая. Что ты меня покидаешь? Кому меня вручаешь? Ох, друг мой! Ох, свет мой! Чем я тебя прогневала, Чем я тебе досадила? Ох, лучше бы умерла, лучше бы ты меня своими руками схоронил! Ох, толи было у нас говорено? К доброй воли меня покинул. Что я тебе злобствовала, как ты меня покинул? Ей, сокрушу сама себя. Не покинь же ты меня, ради Христа, ради Бога! Прости, прости, душа моя, прости, друг мой! Целую я тебя во все члены твоя. Добейся, ты сердце моё, опять сюды; не дай мне умереть. Ей, сокрушуся!
От Каптелины. Братец мой! Матушка твоя по тебе неутешно плачет, в голос вопит по тебе. Уже так вопит, так вопит по тебе, что ты её покинул. Уже братец без меры, мол, добивайся ты сюды, друг мой!
От царицы. Пришли, сердце моё, Стешенька, друг мой, пришли мне свой камзол, кой ты любишь; для чего ты меня покинул? Пришли мне свой кусочек, закуся. Как ты меня покинул! Ради Господа Бога, не покинь же ты меня. Ей сокрушу сама себя! А сын-де мой сам поехал охотой на два месяца. Ох! сердце моё терзается по тебе. Не забудь ты меня, не люби иную. Чем я тебя так прогневала, что меня оставил такую сирую, бедную, несчастную?
Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 333-334
В это же время обнародовано объявление (манифест), в котором обнаруживалось преступление Суздальских виновных из писем и словесных признаний; но письма эти у меня все пропали, кроме того, которое епископ Досифей, запутавши многих своими вымышленными видениями, собственноручно писал к сводной сестре его царского величества, царевне Марье Алексеевне, каковое письмо найдено было в покоях царевны и заключало в себе следующее: (В этом письме епископ Досифей пересказывает знакомые уже нам свои видения с участием святого царевича Димитрия, который предрекает смерть Петра Первого и восхождение на трон царевича Алексея Петровича. – Е.Г.)
Вебер Ф.Х. Преображенная Россия Текст воспроизведён по изданию: записки вебера // русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1446
(При чтении Манифеста, создаётся впечатление, что всё следствие по делу бывшей царицы велось с исключительной навязчивой целью доказать, что она была всё же пострижена в монахини, Петру это надо было, чтобы подтвердить тот факт, что он исключительно и необратимо холост, ему необходимо было предстать таким перед Богом, перед Европой, перед собственным народом. И только потому в деле так жестоко и выпукло был сделан акцент на отношениях бывшей царицы и майора Глебова. – Е.Г.).
«И по привозе оных (суздальских преступников и подозреваемых) в Москву о вышеписанном розыскивано, и с розыску показали: а именно: Суздальскаго Спасскаго Ефимьева монастыря, иеромонах Иларион сказал, что он её, бывшую царицу, в вышеозначенное время постриг, и имя ей нарёк во иноцех Елена.
Крылошанки старицы Вера и Елена, которыя при том обряде (в действе были) сказали, что при них её постригли, и они в том действе были.
Старица казначея Маремьяна сказала, что её, бывшую царицу, у неё в келье постригли.
Суздальскаго собора ключарь Фёдор Пустынной, который у нея, бившей царицы, был духовником, своеручным своим письмом объявил, что она была пострижена, и он исповедывал её исповедью монашескою; а именно как в том его письме написано, и с него здесь копия: «Царицу Евдокию в монашеском платье он видал, и ведал, что она пострижена, и имя ея в иноцех Елена, и исповедывал ее монашескою исповедью. Сие письмо писал Фёдор Пустынной своею рукою».
Да он же Фёдор и Покровскаго монастыря протопоп Герасим и попы Герасим же, Иван Кузьмин, Иван Яковлев, Иван Андреев; дьяконы: Матвей Артемьев, Михайло Васильев, подьякон Иван Пустынной, да старицы: казначея Маремьяна, келейная ея, бывшей царицы, старица ж Каптелина, и простые монастырские служители, и другие персоны, которые по тому розыскному делу прилучились, сказали именно, что она пострижена, а монашеское платье скинула, и ходила в мирском…».
Из розыскного Манифеста Тайной Канцелярии от 5 марта 1718 г. Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 245
Спасский иеромонах Иларион о пострижении Евдокии показал: «Как прислан был указ с окольничим Семёном Языковым в Спасский Евфимеев монастырь, архимандрит Варлаам послал меня в Покровский девичий монастырь. Я пришёл с ним, Семёном, к нынешней казначее Покровскаго монастыря Маремеяне и в келье ея царицу постриг, под именем Елены, и отдал её под начало игуменье Марфе, которая уже умре. Как она сняла чернеческое платье, не знаю; о пострижении ея духовник Фёдор ведал»… Ключарь Фёдор Пустынный объявил, что царицу в монашеском платье видел и ведал о пострижении ея; исповедывал монашескою исповедью. Писал к ней Авраам Лопухин, что Государь хочет постричь сына… Покровскаго монастыря старица-казначея Маремеяна сказала: «У меня в келье постригали царицу; а подлинно ли постригли, не ведаю, для тото, что её постригли за завесом; чернеческое платье она носила недель с десять, или и больше, не помню; а после какой ради причины скинула, не знаю; только сказывала, что не отрекалась; после того всё ходила в мирском платье. А крылошанки были при пострижении Вера, Елена, да Каптелина»… Старица Каптелина: «Царица была пострижена; с того времени, и по снятии чернеческаго платья, мяса не ела и правило исполняла монашеское…»
Из материалов розыскного дела в феврале-марте1718 года. Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 206
Показания нескольких свидетелей и собственноручное признание Евдокии убедили Петра I в том, что его бывшая жена была пострижена в монастырь и, следовательно, его брак с Екатериной является действительным, а сын Пётр Петрович от второй жены – законным наследником.
Ефимов С. Московская трагедия (из истории политической борьбы в России при Петре I) // Россия XXI. – 1997. http://www.russia-21.ru
«Чтоб другие, смотря на такую казнь, впредь не злодействовали»
Привезённых допрашивали и пытали, одним отрубили головы, других секли кнутом и сечённых, с вырванными ноздрями, ссылали на каторгу. Ужасныя мучения развязали языки приближенных к Евдокии; они разсказали о ея сношениях с царевною Марией Алексеевной, враждебною Петру, о переписке с братом царицы Авраамом Лопухиным, и с племянником Григорием Собакиным и другими. При розыске в тайной канцелярии, арестовано и посажено в тюрьму более 150 человек, которым был престрашный допрос и пытки.
И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 546
Мятежников, после упорного запирательства, повели к пыткам, которыя были неслыханно жестоки. После жесточайшего сечения кнутом, их жгли на огне, после огня опять секли, а после ударов снова подвергали огню. Так в Москве сменяются одни другими истязания на пытке. Царь так сделался недоверчив к своим боярам, что не верил в их добросовестность и опасался поручить им даже малейшее участие в допросе; сам составляет допросные пункты, сам допрашивает преступников, запирающихся доводит до сознавая, а тех, которые упорно молчат, приказывает подвергать жестокой пытке; для этой цели в Преображенском, где производится строжайший розыск, ежедневно разводимо было до тридцати костров и более.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. Цит. по: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 501
Тогда же, по именному указу государя, устроены по дороге заставы, разставлены офицерские караулы. Без подорожных, высочайше утверждённых, никто не мог ни приехать в Москву, ни выехать из нея.
Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 231
Около Кремля вновь втащили двух живых человек на колеса, изломав им предварительно руки и ноги; несчастные весь вечер и всю ночь изнемогали в невыносимых терзаниях под бременем бедственнейшей жизни и от ужасной боли издавали жалостнейшие вопли. Один из сих, младший годами, вынеся продолжительнейшие муки, полусутками пережил своего товарища. Между тем царь, роскошно обедая у боярина Льва Кирилловича Нарышкина, в кругу всех представителей иностранных держав и своих министров, долго отказывал им удовлетворить их убедительнейшим просьбам о пощаде несчастного от дальнейших мучений. Наконец, утомленный настойчивостью просителей, царь приказал всем известному Гавриле прекратить мучения живого еще преступника, застрелив его из ружья.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. Цит. по: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 185
Главные лица, замешанные во всём этом деле, кроме царевича и не раз упомянутого уже Кикина, были: бывшая царица Евдокия, или Авдотья, урождённая Лопухина, её духовник, сводная сестра его величества Мария Алексеевна, царевич Сибирский, боярин Степан Глебов, архиепископ Ростовский Досифей и казначей Суздальского монастыря.
Вебер Ф.Х. Преображенная Россия Текст воспроизведён по изданию: записки вебера // русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1446
Подозрительность государя дошла до невероятной степени: он усомнился было в преданности перваго своего любимца Меншикова; с трудом разсеял фаворит это подозрение.
Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 239
Сто пятьдесят мятежников проведены к Яузе. Говорят, что царь отрубил мечом головы восьмидесяти четырем мятежникам, причем боярин Плещеев приподнимал их за волосы, чтобы удар был вернее. Три меча были приготовлены для этого употребления. Один из них, когда царь им замахнулся, разлетелся вдребезги, и удар не последовал. Казаки, участвовавшие в этом мятеже, были четвертованы и после того посажены на позорный кол, для того, чтобы все знали, какая казнь ожидает впредь тех, которые, побуждаемые беспокойным духом, решатся на подобное дерзкое преступление. Пяти другим, имевшим более коварные замыслы, отрублены сперва руки и ноги, а потом и головы.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. Цит. по: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 124
«Степану Глебову, за сочинённыя у него письма к возмущенно на его царское величество народа, и умыслы на его здравие, и на поношение его царскаго величества имени и ея величества государыни царицы Екатерины Алексеевны, учинить жестокую смертную казнь; а что он о письмах с розыску не винился, что он их к тому писал, а говорил, яко бы писаны о жене его, а иныя и об отце, и о брате и о сыне; переменяя речь, и то видно, что он чинит то, скрывая тех, с кем он умышлял, и, прикрывая своё воровство, хотя отбыть смертныя казни; но те его письма о том воровстве явно показуют, да и он от них и сам не отпирался, что те письма писал цыфирью он, Степан; да и потому он смертныя казни достоин, что с бывшею царицею, старицею Еленою, жил блудно, в чём они сами винились имянно; а движимое и недвижимое имение всё взять на Государя».
Из приговора министров на Генеральном двое от 14 и 16 марта 1718 года. Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 197
Твердость этого Глебова во время мучений была невероятной, так что я сомневаюсь в том, чтобы в древней или новой истории можно было бы найти пример, похожий на этот.
Хакобо Фитц Джеймс Стюарт, герцог де Лириа-и-Херика. Донесение о Московии в 1731 году // Вопросы истории. №5, 1997. С. 85
Несомненно, Глебов имел любовную связь с царицей Евдокией. Ему это доказали показаниями свидетелей и перехваченными письмами государыни к нему. Но, несмотря на эти доказательства, он неизменно продолжал отрицать обвинения. Он оставался твёрдым в своих показаниях и ни разу не выдвинул ни малейшего обвинения против чести государыни, которую он защищал даже во время самых различных пыток, которым его подвергали по приказу и в присутствии царя. Эти пытки длились в течение шести недель и были самыми жестокими, которым подвергают преступников, желая вырвать у них признание.
Вильбуа. Рассказы о российском дворе. // Вопросы истории. №12, 1991
Какими чувствами руководился Петр, начиная этот процесс и в особенности придавая ему такой жестокий характер? Нельзя представить себе ревности по отношению к этой отверженной супруге, забытой и скрывавшейся под монашеской рясой, да к тому же известна его снисходительность к проступкам подобнаго рода. Таким образом, этот процесс является в этом отношении совершенным исключением. Переписка Евдокии с ея любовником могла лишь удостоверить их полную невинность в политическом смысле: там нет других вопросов, кроме любви. Бывшая царица очень легко поддалась попытке получить обратно своё мирское платье, поддалась мечтаниям, поддерживавшимся среди ея окружающих, о возврате в более или мене близком будущем былого блеска; но и с той и с другой стороны не шли дальше надежд. Не была ли Евдокия в этом обстоятельстве жертвой другой ревности и другого гнева? Пропустим ещё семь лет: Пётр умер, и это событие, которое можно бы счесть счастливым для заключённой, послужило сигналом к новому отягчению ея участи: её извлекли из монастыря, отвезли в Шлиссельбургскую крепость, и поместили в подземную тюрьму, населённую крысами. Больная, она имела для своих услуг только одну дряхлую служанку, которая сама нуждалась в помощи и уходе. Её держали там два года. Кто сделал это? Тот, кто теперь царствовал: Екатерина Первая. И вот тут и есть, может быть, ответ на вопрос, поставленный мною выше.
Валишевский К. Пётр Великий. М.: «Образование». 1908. С. 110
Между тем во всём этом деле, заметим мимоходом, во всём розыске, нет ни слова о Царевичи Алексее Петровиче и об отношениях к нему казнённых преступников. Выбраны
для осуждения их совсем другия вины – оставление монашескаго платья, поминание на ектениях, связь с Глебовым. Все эти вины такого рода, что не могли влечь за собою подобнаго уголовнаго наказания. Все эти вины, вероятно, известны были прежде и оставлялись без внимания, тем более что противная сторона не отличалась же слишком строгою непорочностию. Предать их теперь суду, счесть их достойными такого страшнаго наказания, было действием другаго разсчёта и вместе совершеннаго произвола, – новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса. Если б Пётр решил кончить дело с женою и сыном сам по себе, без суда, без манифестов, без цитат из Священнаго Писания, из Уложения, то его оправдать, или, по крайней мере, собрать circonstances attenuantes в его пользу, объяснить, было бы для безпристрастнаго изследователя, для строгаго историка, гораздо легче.
Собрание документов по делу царевича Алексея Петровича вновь найденных Г.В. Есиповым с приложением рассуждения М.П. Погодина. М. 1861. С. IV
Ходившие в то время слухи о бывшем, или ожидаемом ещё, восстании в России были совершенно неосновательны, и при этом случае я должен заметить, что хотя и нельзя отрицать того, что некоторые отдельные лица питали в себе разные возмутительные помыслы и были недовольны настоящим правлением; но простой, тёмный народ, никогда не поднимающийся без вождей, так страшно запуган, и безопасность царского трона так прочно установлена, что плохо пришлось бы недовольным, если б они вздумали посягнуть на восстание: ибо царь вполне может рассчитывать на преданное ему войско. Для возмущения необходимо, чтобы духовенство или знатнейшие бояре пошли впереди. Но большинство попов в России люди низкого происхождения, без связей и богатства, всю же светскую знать из целой России царь призвал в Петербург и постоянно имеет её на виду, перед своими глазами; поэтому невероятно, чтобы этот монарх, пока он жив, мог чего-либо опасаться. Хотя Русское дворянство искони отличалось покорностию и преданностию царям своим, но черты эти в прежнее время были ничто в сравнении с теперешними.
Вебер Ф.Х. Преображенная Россия Текст воспроизведён по изданию: записки вебера // русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1447
Пётр с молодых лет был отвлечён от семейнаго очага войнами, путешествиями, трудами на пользу России. Но заботился ли он, в самом деле, о воспитании в своём наследнике преемника, достойнаго себя и способнаго продолжать его дела, о чём стал повидимому так безпокоиться, когда уже было поздно и будущий преемник его успел давно и облениться и испортиться? Мы видели, что царевич быль им заброшен и именно в те годы, когда о нём больше всего нужно было заботиться. Отец сам поселил его близ той среды, которая заведомо была враждебна его делу. Затем, не смотря на железную волю свою, он был околдован прелестями Екатерины и под влиянием ея и Меншикова, стал ещё более отдалять от себя сына для выгоды их и привенчанных своих детей. После того он женил Алексея против его воли и стал оскорблять и его, и его супругу. Только что Екатерина рождает ему перваго сына, он отдаёт сыну письмо с угрозами и требованиями. Сын просится в монастырь, положим и не совсем искренно, хотя последствия доказали, что он предпочитал сидеть в австрийских крепостях, даже без духовника, не смотря на своё ханжество, возвращению к отцу, где его мучили, оскорбляли и окончательно спаивали. Пётр сам отлагает решение на полгода и сам же, по истечении срока, упрекает сына за то, что тот не отвечает, и зовёт его в Копенгаген. Царевич скрывается и находит убежище. Гнев Петра не знает пределов; он хочет и поймать царевича, и грозит цесарю, и хитрит с ним. Что же ему за дело до этого ненавистнаго сына, который так кстати избавил его от себя? Неужели этот жалкий, пустой юноша опасен для России, которая трепещет одного взгляда Петра? Неужели в его воле отнять у отца власть и переиначить его дела? Нет, этого не мог думать Пётр или это могло быть только второстепенным соображением. Он хотел возвращения царевича, чтобы поставить на своём; чтобы наказать его в отмщение за стыд, который он нанёс ему в Европе, узнавшей тогда близко каково жить при Петре и его кровным; чтобы казнить своих, хоть и немногих, недоброжелателей; чтобы удовлетворить этой инстинктивной потребности деспотизма, у которой из рук ушла жертва; наконец, по ненависти к сыну и угождению Екатерине. Для этого он употребляет всевозможныя средства, даже самыя неразборчивыя: шпионство, угрозы, подкупы, наконец, обманы, перед которыми ничто обман царевича, который не искренно соглашался постричься и впоследствии скрыл при допросах разныя обстоятельства побега, из которых некоторыя мог и просто забыть. Пётр положительно и безусловно обещал отрёкшемуся от наследства сыну полное прощение, даже уверял его, что судьба его улучшится, клялся в том Богом и Его судом, лишь бы он возвратился; до самаго приезда царевича в Москву он обнадёживал его в письмах позволением жениться на Афросинье и обещанием безнаказанности. Но, только что Алексей Петрович в Москве, сцена переменяется. Вместо того, чтобы удалить несчастнаго и жалкаго сына, втихомолку заставив его подписать отречение, и издать манифест о назначении наследником Петра, начинается какое-то злобное торжество всенародно, во дворце и в соборе, для отречения царевича, и выдаётся самый оскорбительный для него манифест (3-го февраля 1718), где говорится о заботах, о его воспитании, о милостях к нему (чего никогда не бывало), где отец, как бы забыв собственное поведение с первой супругой и проступки против седьмой заповеди, упрекает сына за нелюбовь к покойной жене и связь с Афросиньей. В тот же день Пётр обещает сыну своё прощение, но уже не безусловно, как было, когда дело шло о том, чтобы уговорить царевича отказаться от покровительства цесаря, который положительно объявил, что он ни в каком случае не выдаст сам Алексея. Теперь несчастному объявляется милость, если он не только торжественно отречется от престола, но и откроет всех участников бегства, то есть ценою предательства. На другой день Пётр задаёт сыну вопросные пункты ещё с новыми, более подробными требованиями признаний и с угрозою лишить его жизни в случае какой либо утайки. Дело ясно: царевич поверил ложным уверениям и возвратился, обнадёженный в безнаказанности; страх заставляет его погубить своих сообщников; но и это не спасает его: малейшая забывчивость с его стороны, и предлог для предрешённой уже казни готов. Таково начало этой судебной процедуры, длившейся почти целый год в атмосфере казематов и застенков, при работе дыб, висков, медвежьих ящиков, которые вели страдальцев к колу, колесованию, увечьям и пр. Мы не станем входить здесь в подробности этого ужаснаго дела, в котором играла роль и бывшая супруга Петра с своим любимцем Глебовым, и сестра его, и были жестоко пытаны, казнены и сосланы лица светския и духовныя, знатныя и незнатныя, мужчины и женщины, а имение их описывалось на царя. Малейший оговор на кого-нибудь, и оговорённаго везли в Москву или Петербург из самых отдалённых концов России, к розыску, т. е. пыткам, которыми «con amore» распоряжался сам Пётр. Скажем только, что если все эти ужасы переносились терпеливо, то это служит новым доказательством, что Петру нечего было опасаться сына; он был слишком силён для того, чтобы сделана была попытка ниспровергнуть власть, которая могла позволять себе подобныя действия. Розыск произвёл то, в чём нельзя было и наперёд сомневаться. Злодейских умыслов царевича положительно не доказано. Открыты только пустыя надежды, ничтожныя перешептыванья, с немногими, большею частию ничтожными людьми; жалобы на несносное положение своё и нерешительныя действия без плана и точных намерений, для исполнения которых и средств бы у него не было. Словом узнано только то, что было известно в общих чертах и прежде и за что обещано было прощение.
М. Лонгинов. Из рецензии на VI том «Истории царствования Петра Великого» Н. Устрялова. Сборник Общества любителей российской словесности. М.,1859. № 32, отд. II. С. 5-8
У Лобнаго места воздвигли высокий эшафот. Близь него выстроили стенку: на ней, с именами виновных, написаны были длинные списки их преступлений.
Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 257
Умягчённые нравы наши преподаёмым нам кротчайшею Владычицею нашею Катериною Великою воспитанием и примером ея милосердия увольняют меня от описания казни помянутых оскорбителей Величества и общаго спокойствия возмутителей; но грубые того времени народные нравы не могли инако быть поражаемы, как подобными сему жестокостьми, и мы не можем ни о чём судить справедливо, ежели не перенесёмся мыслями к тем временам, которыя описываем.
Голиков И.И. Деяния Петра Великаго, мудраго преобразителя России, собранные и достоверных источников и расположенныя по годам. Сочинение И.И. Голикова. Том десятый. Издание второе. М. 1839. С. 48
Рано утром, 15 марта, Красная площадь покрылась народом: на крышах, заборах, галлереях, стенах, всюду виднелись головы любопытных. Вскоре толпа заволновалась. Из Кремля истомлённые тюремным заключением, истерзанные жесточайшими пытками, вышли в длинной процессии: генерал-маиор Степан Богданович Глебов, епископ Досифей, Никифор Вяземский, Александр Кикин, казначей Суздальскаго монастыря Баклановский и до пятидесяти священников, монахов, монахинь и других лиц… Духовник царевича Алексея, Яков Игнатьев, первый склонил голову под топор палача. За ним по очереди ложилась Пустынной, Воронов, Афанасьев, Дубровский. Лопухин последним положил свою голову на плаху, обагрённую кровью. Замечательно, что во все царствование Петра, гордый брат царицы, негодуя на нововведения, упорно устранялся от какой-либо службы. Тщетно монарх предлагал ему должности почётныя: Абрам Фёдорович до самой смерти оставался непреклонен. Как он, так и его сотоварищи приняли смерть безстрашно: смело всходили на эшафот, бросали прощальные взгляды на толпы молчаливаго народа, крестились и клали головы. После кровавых пыток и теснаго заточения, смерть казалась им лучшею долей, спасением от страданий. Только Дубровский, состоявший при царевиче в качестве переводчика, показал малодушие: громко кричал он, что гибнет безвинно, что приговор несправедлив; но вопли несчастнаго раздавались в пустыне. Его втащили на плаху, разорвали рубашку, топор сверкнул, и палач подхватил за волосы окровавленную голову.
Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 257, 259-260
По окончании расправы его царское величество изволил ужинать у генерала Гордона, но был невесел и очень распространялся о злобе и упрямстве преступников, с негодованием рассказывая генералу Гордону и присутствовавшим московским вельможам о закоренелости одного из осужденных, который в минуту, как лечь на плаху, осмелился сказать царю, стоявшему, вероятно, слишком близко к плахе: “Посторонись, государь! Это я должен здесь лечь”. Из 150 Человек только трое, сознаваясь в преступлении и государственной измене, просили его царское величество, в присутствии которого давали свое показание, о прощении, а потому государь освободил их от смертной казни и простил им их преступление, так как они оказали себя достойными царской милости. На следующий день назначена была новая расправа, на которую царь приглашал генерала Гордона, так как он желал казнить преступников новым, еще неизвестным его народу способом – не топором, а мечом. В тот же вечер многократно упомянутый мной Александр ездил в карете на все перекрестки города и часто показывал обнаженный меч, давая тем знать, с каким нетерпением ожидает он кровавой трагедии следующего дня.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. Цит. по: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 124
«За два дня до отъезда моего в С.-Петербург» – доносит резидент Плейер цесарю, – происходили в Москве казни: маиор Степан Глебов, пытанный страшно, кнутом, раскалённым железом, горящими угольями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, и при всём том ни в чём не сознавшийся, 13-26 марта посажен на кол часу в третьем пред вечером и на другой день рано утром кончил жизнь. В понедельник 17-28 марта колесован архиерей Ростовский, заведывавший Суздальским монастырём, где находилась бывшая царица; после казни, он обезглавлен, тело сожжено, а голова взоткнута на кол. Александр Кикин, прежний любимец Царя, также колесован; мучения его были медленны, с промежутками, для того, чтобы он чувствовал страдания. На другой день Царь проезжал мимо. Кикин ещё жив был на колесе: он умолял пощадить его и дозволить постричься в монастырь. По приказанию Царя, его обезглавили и голову взоткнули на кол. Третьим лицом был прежний духовник царицы, сводничавший её с Глебовым: он также колесован, голова взоткнута на кол, тело сожжено. Четвёртым был простой писарь, который торжественно в церкви укорял Царя в лишении царевича престола и подал записку: он был колесован; на колесе сказал, что хочет открыть Царю нечто важное; снят был с колеса и привезён к Царю в Преображенское; не мог однакож от слабости сказать ни слова, и поручен был на излеченье хирургам; но как слабость увеличилась, то голова его была отрублена и взоткнута на кол; а тело положено на колесо. При всём том думают, что он тайно открыл Царю, кто его подговорил и от чего обнаружил такую ревность к царевичу».
