Евгений Николаевич Бузни
От экватора до полюса. Сборник рассказов
Так что стоящим на открытом воздухе продавцам приходится быть весьма стойкими, как морально, так и физически. Сезон туристический начинается с наступлением светового дня, то есть весной, главным образом в марте-апреле, когда на Шпицбергене стоят самые лютые морозы, доходящие в апреле до тридцати пяти градусов. Вообще минимальная зарегистрированная температура на архипелаге составляет минус сорок семь градусов, но это уж крайне редко бывает. По этому поводу я любил шутить с туристами, говоря, что климат на Шпицбергене почти такой же, как в Африке и пояснял: В Африке температура бывает сорок градусов, и у нас здесь сорок, только там плюс, а у нас минус, разница в одну чёрточку. В Африке бывает плюс двадцать и на Шпицбергене плюс двадцать, только там это случается зимней декабрьской ночью, а у нас летним августом, да и то раз в несколько лет. В Африке пустыни песка, а у нас пустыни снега. Там можно затеряться и здесь. Так что, какая разница?
Разумеется, под ураганным ветром и в жуткий мороз никто не выходит на рынок, да и туристы тогда не едут. В остальное же время, чуть только завидят шахтёры приближающиеся по дороге снегоходы или заприметят вошедший в акваторию Баренцбурга туристический пароходик, так и мчатся с мешками и сумками полными сувениров к рынку молодые и постарше, солидные и не очень, чтобы стоять пять-шесть часов кряду на морозе в ожидании, когда туристы пройдут сначала в одну сторону, минуя рынок, затем станут возвращаться уже навеселе после тепло проведенного времени в баре. А если иметь в виду, что в период непрекращающегося светового дня, туристы прибывают на яхтах и катерках даже в ночное время, и продавцы ухитряются узнать об их появлении даже тогда и выскочить со своим товаром, то можно себе представить, сколь нелёгок этот труд продавца на ченьче.
Иностранцы за рубежом удивительно беспечны. При чём я имею в виду не только иностранцев у нас в России. Когда мы становимся иностранцами в других странах, происходит то же самое. Помню, как одна наша молодая переводчица, возвращаясь из Индии, оставила свою сумочку в такси и улетела в Москву без золотых украшений, которые там оказались. Таксист долго искал, куда обратиться, чтобы вернуть находку. Сообразив, наконец, что пассажирка была, скорее всего, русская, он обратился в Советское посольство, где уже знали о слезах улетавшей растерёхи. Другая женщина, боясь воров, положила свою сумочку с купленными драгоценностями, под матрац в номере гостиницы и уехала. В этот номер поселили других русских, и те, случайно обнаружив сумочку, сначала подумали, что это провокация и тут же заявили в консульство. Хозяина пропажи, к счастью, быстро нашли.
Туристы, прибывающие в российские посёлки, забывают и теряют что-то чуть ли не ежедневно. Часть пропаж обнаруживается быстро, если хозяин или хозяйка вспомнят об этом на пути к причалу, где их ожидает судно. О некоторых узнаём, когда звонят из норвежского посёлка норвежские гиды, сопровождавшие группу. Но бывали и весьма неприятные истории. Однажды на официальные переговоры к нам приехала делегация, остановившаяся на ночь в гостинице. Утром начались переговоры. Вдруг немолодая женщина, участвовавшая в этих переговорах, обнаружила пропажу сумочки. Все стали искать и волноваться. Я оставался спокойным, зная хорошо, что у нас ничего никогда не пропадало у иностранцев. Но женщина паниковала, уверяя, что сумочка была с нею всё время. Мы действительно, успели съездить с делегацией на экскурсию и побывали в магазине. Но нигде не видели её сумочки. Тогда я спросил, не оставила ли дама сумочку в номере гостиницы. Она ответила, что уже смотрела там, но ничего не нашла. Я предложил пойти ещё раз всем вместе. Мы пошли. Номер был пуст. Женщина машинально откинула подушку на постели, и там лежала её сумочка. Можно себе представить её смущение, возмущение других членов делегации, начавших кричать на неё на норвежском языке, и наше облегчение. Ведь она открыто заявляла, что сумочка была всё время с нею, и её обокрали.
Однажды с отошедшего от причала туристического судна мне позвонил неожиданно капитан и, крича в микрофон, стал обвинять русских в воровстве, обещая заявить губернатору и потребовать прекращения контактов с российским посёлком. Суть была в том, что один из туристов заявил о пропаже фотоаппарата. Разумеется, я немедленно сообщил о пропаже директору рудника, который по обыкновению грозно рявкнул: «Весь рудник переверну, а аппарат найдём. У нас ничего не пропадает». Пропажа, конечно, тут же нашлась. Турист был на рынке и фотографировал там. Сделав очередной кадр, он положил фотоаппарат на минутку на чей-то прилавок и занялся покупками, вспомнив об аппарате только на борту отошедшего судна. Туристов в этот раз было много, и бедный продавец далеко не сразу обнаружил лежащую с краю чужую вещь. Потом стал спрашивать, но никто не признавал аппарат своим. Пропажу вернули, но, как говорится, осадок неприятный остался и, к сожалению, не единственный. Так что трудностью торгующих является и то, что их всегда подозревают в нечестности, хотя бы потенциально.
За много лет работы в Баренцбурге, встречая и провожая туристов и группы делегаций, постоянно проводя их через наш местный рынок, я так и не понял, как удаётся некоторым продавцам всегда оказываться на рынке, каждый из которых приехал сюда на совершенно другую должность, от которой его, естественно, никто не освобождал. Иногда я слышал от таких продавцов, что зарплата, которую он получает на руднике, для него лишь подработка, а основной заработок он получает на ченьче. Ну что ж, если вся страна сегодня превратилась в огромный ченьч, то что удивляться, если и на таком маленьком кусочке России это тоже стало заметно?
Полярная трагедия
Трагедий в Заполярье много. Впрочем, где их сегодня мало? Но здесь они всё же особенные. Люди живут между собой в основном дружно – не воюют, хоть и из разных стран собрались на крайний север. Разве что по пьянке схлестнутся между собой, но таких сразу выдворяют с архипелага, что из российского посёлка, что из норвежского. Это не событие и забывается почти сразу.
Но, скажу я вам, невозможно забыть, как два норвежских брата приехали на резиновой моторной лодке, что "зодиаком" зовётся, в российский посёлок к своим друзьям, да на обратном пути перевернулась лодка и унеслась по волнам, а братья бросились вплавь к берегу, и лишь одному из них посчастливилось до него добраться, второго же сковал холод Ледовитого океана и не выпустил. На том месте хотят теперь поставить памятник. Вот только, если ставить памятник по каждому, кого забрал север своей суровостью, то весь Шпицберген будет усеян мемориалами.
К примеру, только в прошлом году два человека погибли от лап и зубов белого медведя. Такой год неудачный для них вышел. Приехали две девушки на весенние праздники в норвежский посёлок Лонгиербюен и не прочитали будто объявление об особой активности медведей в том году да поднялись на гору над самым посёлком погулять. Пока любовались красивым видом с высоты, молодой медведь-трёхлеток, крадучись среди снежных холмов, шёл за ними, выбирая момент, и напал-таки. Одна подружка спаслась бегством, а вторая так и погибла. Кто знает, вдвоём, может, и одолели бы малыша, но велики глаза у страха, ну и медведь всё же силён зверь.
Второй случай произошёл уже осенью, под самый конец туристического сезона. На один из восточных островов архипелага высадились пассажиры последнего в сезоне туристического судна. Пошли они с гидом в одну сторону, а команда судна во главе с лоцманом направилась на другой край острова, где и встретилась с белым хозяином здешних мест. Лоцман был вооружён пистолетом и отчаянно выпустил семь зарядов в упор в лохматого великана. Но с каждым выстрелом зверь лишь больше свирепел и смял обидчика. Пистолет медведю, что укус комара: только злости добавляет.
Словом, жить на архипелаге следует, держа ухо востро. Ну да забывается об осторожности. Ведь до этих двух несчастных случаев семнадцать лет ничего подобного не случалось с медведями. Однако гибнут люди ежегодно. То на снегоходе в расщелину, скрытую снежным козырьком, свалятся, то судно морское на льдину или подводную скалу наткнётся, то вертолёт не так как надо посадят, то на шахте, добывая уголь, нарушат правила техники безопасности – всё трагедией оборачивается. И всякий раз горе от этого людям, и ослабляется оно только горестной обидой на север, на его тяжёлые условия. И именно она, эта обида, заставляет только что свершившееся несчастье ставить в один ряд с трагедиями, происшедшими ранее.
Но то, о чём я хочу рассказать сегодня, не вписалось ни в какие рамки прошлого и навсегда останется в памяти жителей архипелага не только тем, что в истории Шпицбергена это самая большая катастрофа, унёсшая жизни сразу ста сорока одного человека, но и тем, что Российское правительство, чьи люди погибли на краю земли, не сочло нужным даже объявить траур по погибшим, тогда как с десяток лет тому назад подземный взрыв в норвежской шахте здесь же на архипелаге, оборвавший жизни значительно меньшего числа людей, заставил норвежское правительство подать в отставку, и в стране был выбран новый парламент. Видимо, когда идёт война в Чечне, а в больших и малых городах огромной страны ежедневно гибнут десятки людей то ли в мафиозных разборках, то ли просто от бандитской прихоти при полной безнаказанности, гибель сотни-другой людей в катастрофе уже не носит характер национального горя.
Трагедия, о которой пойдёт речь, произошла в горах самого далёкого архипелага, Шпицбергена, что норвежцами зовётся Свальбардом, но в водах окружающего его Северного Ледовитого океана, как в зеркале, отразилась трагедия развала бывшего могучего государства, трагедия каждого из нас. Я хочу, чтобы вы, мои дорогие читатели, почувствовали её, как свою собственную.
В этот день, двадцать девятого августа, погода в аэропорту Лонгиербюена была нормальной: дул небольшой ветерок, облака застыли желеобразно над головой, оставив достаточно видимого пространства и не создавая особых проблем садящимся и улетающим самолётам. Ранним утром один Боинг Скандинавских авиалиний уже отправился на материк, а теперь мы ожидали лайнер ТУ-154 Внуковских авиалиний из Москвы.
Как обычно, с семи утра мы начинали доставлять вертолётами полярников из российских посёлков Баренцбург и Пирамида к месту посадки. Своего аэродрома для принятия самолётов у нас на архипелаге нет. Когда-то норвежцы предлагали совместное строительство аэропорта, но тогда это показалось дорогим удовольствием, и наша сторона отказалась от участия в проекте, поэтому в Лонгиербюене появился чисто норвежский аэропорт, за посадки в котором наших вертолётов и самолётов мы всегда платим существенные суммы в твёрдой валюте. Но это другая тема, хотя к происшедшему имеет непосредственное отношение.
К десяти утра, когда предполагалось прибытие самолёта, почти все отъезжающие на материк уже ожидали в здании аэропорта, нетерпеливо прохаживаясь и поминутно спрашивая меня о последних сведениях. Естественно, ведь они собирались домой. В Москву приехали их родные для встречи. Здесь же находился и главный инженер рудника Баренцбург, который не собирался уезжать, а напротив, готовился встретить свою жену и двоих детей, возвращавшихся после летнего отдыха на материке.
Я получил информацию о том, что самолёт дал знать о себе от острова Медвежий – первого пункта радиосвязи с Лонгиербюеном, но посадка ожидается минут через десять. Затем добавили пять минут, через некоторое время ещё десять. Двадцать пять минут одиннадцатого я подошёл с вопросом о посадке к начальнику аэропорта. Нахмурившись, он сказал, что сам обеспокоен и направился на смотровую башню. Я последовал за ним.
В круглом остеклённом со всех сторон зале напряжённо звонили телефоны. Дежурный диспетчер пытался вызвать на связь самолёт. Другой диспетчер разложил на столе карту местности и стал показывать по линейке предполагаемое направление движения самолёта. Приближение трагедии я понял по-настоящему, когда начальник аэропорта сначала попросил меня уточнить число пассажиров и членов экипажа в заявленных списках, а затем поинтересовался сколько горючего может быть в самолёте и долго ли он в состоянии продержаться в воздухе.
Мы с беспокойством и ещё не оставленной надеждой смотрели на горы, откуда должна была совершиться посадка. Для пилотов предпочтительнее садиться со стороны моря и против ветра, но в этот день небольшой ветер дул с моря и на дважды повторенный запрос русского пилота с последнего пункта связи диспетчер Лонгиербюена ответил, что сегодня аэропорт принимает на посадку со стороны гор. Между тем их вершины были скрыты облаками, что и вызывало у всех особую тревогу.
А самолёт уже лежал разбитым, перевернувшись от страшного удара, и почти всем корпусом рухнув на плато горы с музыкальным названием Опера. Лишь хвостовая часть, мгновенно отломившись, скользнула вниз с девятисотметровой высоты, вызывая за собой снежную лавину.
Спутниковая система наблюдения за землёй мгновенно зафиксировала катастрофу и немедленно передала информацию на материк. Оттуда нам и позвонили, спросив, знаем ли мы о гибели самолёта.
Но ещё до того, как на башне раздался звонок с трагической информацией, мы предложили срочно поднять в воздух один из наших двух вертолётов, стоявших здесь же в аэропорту, с тем, чтобы начать поиск самолёта. Норвежцы согласились и тут же подали машину для дозаправки топливом на случай длительного полёта. Однако теперь точные координаты падения были получены и возникла необходимость срочных спасательных операций. Никто ещё не знал в то время, что в этот момент вопреки здравому смыслу начиналась вторая трагедия.
Узнав о гибели самолёта, мы предложили тут же направить на спасение два наших мощных вертолёта МИ-8, отличающиеся высокой надёжностью в работе и управляемые очень опытными экипажами. Нам вежливо отказали, попросив быть наготове, но без разрешения не лететь, так как в воздух поднимают два малые норвежские вертолёта, а через сорок – пятьдесят минут в Лонгиербюен прилетят уже вызванные большие спасательные вертолёты. Норвежцы объяснили, что не хотят новых трагедий в связи с возможным столкновением вертолётов в воздухе.
Мы еще не знали, что норвежская администрация не сочла возможным допускать русских к спасательным операциям и взяла всю ответственность на себя.
Вот выписка из журнала губернатора Шпицбергена о ходе спасательной операции после авиакатастрофы:
10.30. Сообщение из башни аэропорта Лонгийра о потери связи с российским самолётом, который должен был совершить посадку в Лонгийре в 10.15.
10.43. Больница Лонгийра информирована, и группа медицинских специалистов немедленно была приведена в готовность к выезду для оказания помощи.
10.45. Главная спасательная служба Северной Норвегии, базирующаяся в городе Бодё, осведомлена о случившемся.
10.45. Башня сообщает позицию самолёта при последнем контакте – в 70 милях на востоке от радиомаяка.
10.47. Вылет из Лонгийра вертолета типа АН 530 для поиска самолёта.
10.53. Вызвано руководство местной спасательной службы Свальбарда.
10.55. Информирована и приведена в готовность региональная больница города Тромсё.
10.58. Спасательный вертолет "Супер-пума" вызван из Ню-Олесуна в Лонгийр.
11.02. Вызов штаба советников спасательной службы.
11.05. Дано указание направить ещё один вертолёт А8 530 на поиски самолёта.
Оно немедленно выполнено.
11.10. Самолёт "Дорние", находящийся над островом Амстердам (северо-западный Шпицберген), получил команду принять участие в поисковых работах и слушать по рации аварийные частоты.
11.11. Спасательному вертолёту "Си Кинг", находящемуся на пути к острову Надежды, приказано возвратиться в Лонгийр для разгрузки и вылета на поиск.
11.15. Вертолёты Аэрофлота находятся в Лонгийре. Могут быть использованы.
Здесь я позволю себе прервать цитирование журнала и сказать, что, как только стало известно о потере связи с самолётом, мы тут же предложили использовать наши вертолёты, но запись об этом появляется через сорок пять минут, то есть через час после гибели самолёта.
Очевидно, весь журнал составлялся значительно позже происшедших событий…
В то же время администрация Шпицбергена предоставила нам автобусы, чтобы отвезти ничего не знающих пока о несчастье полярников из аэропорта в посёлок и освободить зал на случаи транспортировки раненых. Но эта мера оказалась напрасной. Ни одного потерпевшего катастрофу ни в этот день, ни в последующий в аэропорт не привезли. Полицейский, прибывший первым на место крушения самолёта, сообщил по рации, что никого в живых не осталось и ни одного целого тела нет.
Но проследим дальше ход событий по журналу губернатора, которая сама в это время находилась на материке, а её обязанности временно исполнял вице-губернатор.
11.30. Башня сообщает курс прилёта самолёта – 120 с исходной точки в 18 кило-
метрах от аэропорта.
11.35. Вертолёт "Супер-пума" вылетает на поиск.
11.46. Получен список пассажиров – 129 плюс экипаж – 12 человек.
На самом же деле в тот момент у меня не было точных данных о числе пассажиров. Один пассажир, заявленный в списке, на посадку не явился, о чём мы узнали позже. Часть списков прибывающих пассажиров находилась у начальника аэропорта – до прилёта самолёта. Что касается членов экипажа, то их число я мог лишь предполагать, поскольку официальной заявки на полёт с указанием времени прилёта, фамилии командира экипажа и других данных от Внуковских авиалиний в тот раз мы не получили. Всё это ещё раз говорит о том, что записи в журнал губернатора вносились значительно позже и не являются точной хронограммой событий.
Тем не менее – дальнейшие записи:
11.47. Сообщение в "Крипос" идентификационной группы Осло в лице директора Арне Беркос.
11.56. Команда из десяти добровольцев Красного Креста в состоянии готовности.
12.00. Дана команда, запрещающая всякие передвижения в аэропорту, кроме связанных с поисково-спасательными работами.
12.06. С вертолета "Си Кинг" сообщают, что на горе Опера обнаружены обломки разбитого самолета.
12.10. Отдан приказ команде Красного Креста выехать к радиомаяку в долине Адвент.
12.15. С вертолета "Си Кинг" сообщают координаты места аварии – Север 78.12.72, Восток 16.05.53. Обломки самолёта найдены на горе Опера в стороне долины Хелветиа. Хвостовая часть и двигатели упали вниз, корпус самолёта находится на плато.
12.20. Бригада из четырнадцати пожарников направляется с оборудованием из Лонгийра к радиомаяку.
12.22. Судно береговой охраны "Нордкап" сообщает, что идет в Лонгийр. Их вертолёт "Динке" может прибыть в Лонгийр около 14.30.
12.27. Добровольцы Красного Креста и пожарники прибыли на радиомаяк.
12.30. Губернатор Анн-Кристин Олсен сообщает, что прибудет в Лонгийр сегодня в 21.00.
12.36. Сообщение с места аварии: прилетели три медика и полицейские. Признаков жизни нет. Нужны термопалатки.
Позволю себе вновь прервать цитирование журнала и прокомментировать записи, по которым получается, что лишь через два часа с небольшим после катастрофы норвежцы оказались на месте аварии и определили, что "признаков жизни нет". Между тем доставить врача из посёлка в аэропорт можно было сразу же – российские вертолёты с тремя членами экипажа на каждом могли оказаться на плато горы Опера максимум через десять минут.
В то же время губернатор Шпицбергена предложила автобусы, чтобы отвезти ничего не знающих пока о несчастье полярников из аэропорта в посёлок, чтобы освободить зал на случай транспортировки раненых. Но эта мера оказалась напрасной. Ни одного потерпевшего катастрофу ни в этот день, ни в последующий в аэропорт не привезли. Полицейский, прибывший первым на место крушения самолёта, сообщил по рации, что никого в живых не осталось и ни одного целого тела нет.
Главный инженер рудника Баренцбург, готовившийся к встрече своей семьи, переспрашивал несколько раз, не веря, потом разрыдался и улетел в российский посёлок. Там он неожиданно услышал по российскому центральному телевидению сообщение о том, что пятерых пострадавших уже привезли в Лонгиербююен, и тут же позвонил мне, умоляя сообщить имена спасённых, а я вынужден был снова бить по его нервам словами, что никаких спасённых никто на самом деле не привозил, а телевидение врёт с чьих-то слов, ибо только что по рации с места катастрофы сообщал норвежский врач об отсутствии кого-либо живого.
(Только в скобках скажу, что и тогда не поверил этой информации, не верю и сейчас после всего, что узнал и увидел. Не мог полицейский, а затем врач осмотреть так быстро почти полторы сотни тел, многие из которых оказались в действительности почти целыми, но наваленными друг на друга и под обломками самолёта или в снегу. Убеждён и поныне, что во всех случаях нужно было немедленно посылать наши вертолёты с бригадами спасателей на поиски хотя бы одного живого, которого можно было бы попытаться спасти. Тогда только не разворачивалась бы вторая трагедия. Да, потом прилетел большой специальный спасательный вертолёт "Суперпума" и с помощью прибора с высоты определил по температуре тел, что живых среди них нет, но это было потом, когда живой организм мог успеть замёрзнуть).
Между тем мы связывались с Москвой и, наконец, узнали, что министерство по чрезвычайным ситуациям готово направить свой самолёт для участия в спасательных работах. Сообщаю об этом норвежцам. Они вежливо благодарят, но не разрешают совершать посадку в этот день, так как опечатали все контрольные приборы, которые решили проверить на правильность показаний, и потому откроют аэропорт лишь в десять утра следующего дня. Об этом никакой записи в журнале губернатора не делается.
Что же касается сегодня, то для жителей российских рудников, оказавшихся в Лонгиербюене проводится в местной католической церкви панихида по погибшим, затем здесь же и частично в здании школы всех устраивают на ночлег.
Нам с консулом Российской Федерации удаётся получить разрешение, и на норвежском вертолёте мы летим к горе Опера. Об этом запись в журнале имеется:
20.10. Вертолёт облетает место аварии. На борту вертолёта находятся среди других господин Оноша и господин Бузни. Вертолет возвращается в 20.45.
На месте катастрофы с вертолёта можно было видеть отдельно лежащее, распластавшееся на снегу тело, и груду тел под обломками самолёта, креслами, багажом…
Следующая, последняя в этот день запись журнала – изменение погоды:
20.57. Погода ухудшается. Густой туман.
На следующий день в середине дня из Москвы прилетают два самолёта: один – за пассажирами, не улетевшими вчера, второй – с высоко классными специалистами-спасателями. Вместе с последними заместитель министра МЧС, представители российского и украинского МИД, руководство треста "Арктикуголь" журналисты. Представительные участники собираются здесь же в аэропорту на оперативное совещание с норвежскими специалистами. Совещание длится несколько часов, принимается решение о том, что российские спасатели приступят к работам завтра. Сообщается, что норвежская полиция работает неустанно по подготовке тел к транспортировке, но работы ведутся пока у подножья горы.
Наступило завтра. Губернатор Шпицбергена летит в российские посёлки выразить их жителям соболезнование. На другой день губернатор и министр юстиции Норвегии посещают Баренцбург. С ними встречаются наши шахтёры, требуют разрешить российским спасателям приступить к работе: они уже сутки здесь и не могут получить согласия норвежской стороны на проведение спасательных операций.
Министр обещает помочь. К вечеру этого дня наши спасатели, наконец, вылетают к месту катастрофы. Там они сразу подружились с норвежскими участниками спасательной операции. По договорённости наши принимают на себя самый трудный участок – край и верхний склон горы. Для подготовки крепежа верёвок двое поднимаются на плато и тут же обнаруживают лежащий совершенно открыто один из "чёрных ящиков", который на самом деле ярко оранжевого цвета и легко выделялся на белом снегу, но по какой-то странной причине не был до сих пор обнаружен норвежцами. Спасатели сообщают о находке по рации оставшимся внизу товарищам. Через некоторое время на плато садится норвежский вертолёт и российских спасателей арестовывают, надевают наручники, обыскивают и пять часов допрашивают в конторе губернатора.
В это же время в той же конторе губернатора проходит очередное совещание на высоком уровне о ходе спасательных работ. Российская и украинская сторона пока не знают об аресте и, завершив обсуждение программы, расстаются, пожимая руки норвежским друзьям. Дальше всё идёт по детективному сценарию. На самом выходе в дверях делегацию останавливают и просят возвратиться для важного сообщения. Оно звучит в устах норвежского переводчика в форме приказа губернатора русским спасателям немедленно уезжать в связи с тем, что они нарушили установленный порядок и одни, без сопровождения норвежцев, появились на плато.
Почти всю ночь полномочная комиссия составляла письменный ответ губернатору на её устное требование. Наутро конфликт был улажен путём взаимных извинений. Норвежская пресса буквально взорвалась возмущениями в адрес своих соотечественников на Свальбарде. И работы пошли.
С этого момента никаких нареканий ни в чей адрес не было. Политики перестали вмешиваться в процесс и делали всё, чтобы загладить неприятное начало. Останки жертв очень аккуратно и тщательно упаковывались, нумеровались, транспортировались с почестями в норвежский город Тромсё, где две недели квалифицированно по самой современной методике с помощью самого современного оборудования идентифицировались, исключая малейшую ошибку. Труд был не лёгким и за него мы все должны быть благодарны норвежцам.
Но я никак не могу отделаться от одного мучающего меня вопроса: всё ли было сделано, чтобы спасти хоть одну жизнь?
И ещё, если бы мы имели на архипелаге свой аэродром… Ведь когда-то норвежцы предлагали нам совместное строительство аэропорта. Тогда это показалось дорогим удовольствием, и наша сторона отказалась от участия в проекте – поэтому мы на Шпицбергене пользуемся норвежским аэропортом, и это тоже имеет к происшедшему непосредственное отношение.
И последнее. Много лет в Лонгиербюене работало представительство "Аэрофлота", отвечавшее за полёты советских самолётов. Ослабевшая от развала экономики Россия не смогла вынести расходы по содержанию представительства на Шпицбергене, перенесла его в норвежский город Тромсё, находящийся на материке, предполагая первоначально, что его представитель будет вылетать на архипелаг в случае рейсов Москва – Лонгийр. Однако рейсы компании "Внуковские авиалинии" никто из специалистов воздушных линий не обслуживал. Наше государство сэкономило на представительских расходах. Спрашивается – не за счет ли человеческих жизней? Будь наш специалист в аэропорту во время рейса, возможно, самолёт сел бы как надо и не произошла бы описанная трагедия…
И ещё в связи с этим: Если бы норвежская администрация Шпицбергена забыла в минуту трагедии про королевский указ о том, что Шпицберген норвежская территория, а наша администрация вспомнила бы о том, что по международному соглашению мы имеем равные права на архипелаге, то не стало бы одной трагедией меньше, и не могли бы спастись все сто сорок одна жизни, если бы пилоты сели на полосу спокойно со стороны моря, ведь слабый ветер нашему лайнеру при посадке не мог помешать?
Но зачем эти вопросы мёртвым? Но зачем они павшим? И я хочу ответить словами Роберта Рождественского, чьи строки я слегка перефразировал: Это нужно не мёртвым. Это нужно живым.
