Евгений Майоров
После всего
Часть 1. Под землёй
Глава 1
Ту дату… то время я запомнил навсегда. Был понедельник, четвёртое марта, девять часов утра, а за окном две тысячи тридцатый год. Каждое из моих повседневных действий тем утром отпечаталось в моей памяти, поскольку уже на следующий день мне, как и всем людям, было не суждено радоваться простым бытовым делам. Прошлой ночью я перебрал на вечеринке и вернулся на квартиру около четырёх утра. Я мог возвращаться во сколько захочу, с родителями мне повезло: отец и мать были военными и работали в ФСО. Отец в звании майора, мама в звании лейтенанта. Оба были ужасно занятыми, но при деньгах. Мы могли позволить себе несколько квартир на юге, точнее у нас было три квартиры, одну из которых мы сдавали, во второй жили мои родители, а в третьей я. Год назад, когда отец всё-таки настоял на том, чтобы я пошёл по его стопам и поступил в военное училище, они с мамой и купили мне эту квартиру. Дед и бабка по отцовской линии умерли, когда я был маленьким. По материнской линии была жива только бабушка, я даже не помнил, сколько лет ей было, что-то около семидесяти пяти или семидесяти семи. Трудно помнить о человеке все подробности, когда видишься с ним раз в пятилетку. Бабушка жила далеко от нас – на Сахалине. Перелёт из Сочи занимал в среднем одиннадцать-двенадцать часов – это без учёта пересадок, а свободного времени у родителей в связи с работой мало, не было никакого смысла летать туда только на выходные. Они и в отпуска-то не каждый год ходили. В силу своего возраста бабушка сама не летала к нам вот уже лет десять. Почему они не предлагали ей переехать – для меня оставалось загадкой. Мама в основном созванивалась с бабушкой по видеосвязи.
В то похмельное утро мне снился какой-то странный сон: чистое поле, шеренги солдат с мушкетами, среди которых были и те, кто подавал сигналы барабанным боем. Затем всё обрывками: земля, грязь, крики… выстрелы из мушкетов и пушек. Это было не в первый раз, такие сны посещали меня с некоторой периодичностью, примерно пять-шесть раз в год. Иногда я был простым наблюдателем в этих сновидениях, а иногда полноценным участником событий. Я не придавал им особого значения, ведь в конце концов сны – это просто сны. Когда я приоткрыл глаза, на настенных часах было почти девять. Понимая, что проспал занятия, решил не ехать в училище вообще. С одним делом на сегодня было покончено, осталось решить ещё два: сходить в туалет и попить воды. Туалет был в приоритете. Справив нужду, я открыл кран с холодной водой, умывшись, вытерся полотенцем и немного пришёл в себя, затем наполнил кружку и жадными глотками за считанные секунды всё выпил. Перед тем, как чистить зубы, направился на кухню, включил электрический чайник. Хотелось просто крепкого чёрного чая с лимоном. За окном стояло прекрасное прохладное, но солнечное мартовское утро. На градуснике по ту сторону стекла показывало шесть градусов. Воробьи на дереве снова что-то не поделили между собой и громко чирикали, гоняя друг друга и нервируя мою похмельную голову. Снизу, устроившись под солнышком, на них лениво посматривал соседский раскормленный рыжий кот Потап. Снег в нашем городе нечастое явление, бывает так, что может всё замести на три-четыре дня, но чаще всего погода ограничивается лишь мокрым снегом с дождём. Зима и в том году была тёплая, и так три года подряд. Уже в конце февраля под окнами начинает цвести алыча. Многие люди, чтобы посмотреть на снег, едут отдыхать в горы, до них из города добираться всего-то часа три на автомобиле с учётом пробок. У нас на юге жизнь шла своим чередом, трудно было осознать, что война с соседним государством идёт уже дольше года и с каждой неделей ситуация только обостряется, вовлекая всё больше стран в конфликт. Тем утром у меня была лишь одна мысль – отоспаться. Именно этим я и планировал заняться сразу же после чаепития, а точнее, после борьбы с сушняком. Телефон, лежавший на кухонном столе, вернул меня в реальность, когда кружка чая была уже наполовину выпита. Звонок от отца… сначала я не хотел брать трубку. Возможно, кто-то рассказал ему, что я прогуливаю занятия в училище. Но какое-то странное чувство всё-таки заставило меня ответить на звонок.
– Да, пап, привет.
– Коля, ты где, на занятиях?!
Голос у него был обеспокоенным. Тогда я сразу же подумал, что ему рассказали о моём прогуле. Не то чтобы у папы было время следить за моей посещаемостью, но если тот узнавал о моих прогулах или незачётах, то был мною крайне недоволен. Нравоучения обычно длились по полчаса, преимущественно по телефону. Опережая события, я сам решил во всём признаться.
– Пап, я дома. Прости, проспал. Плохо себя чувствую.
– Хорошо, сиди дома, никуда не выходи. Я сейчас приеду!
– Приедешь?! Зачем это?
– Коля, сиди дома, жди! Буду минут через двадцать. Соберись пока, оденься потеплее.
Я не хотел учиться на военного, мне совсем не хотелось работать в ФСО, как мои родители, или в ФСБ, МВД, да в принципе в любой силовой сфере, напрямую связанной с государством. Я никогда не разделял мнение своих родителей о стране и правительстве. Тогда в силу своего возраста я ещё мало что понимал, но мне казалось, что всё было иначе, чем внушали нашим гражданам. По радио, телевизору и интернету чуть ли не круглые сутки говорили, что наша страна – это жертва агрессии со стороны Запада. Но я ведь прекрасно помню, как всё начиналось.
Это мы были первыми, наша армия напала на соседнее государство. Выживший из ума семидесятивосьмилетний президент Виктор Полуднев спустя полгода горячей военной фазы аннексировал часть чужих территорий в надежде поднять свой рейтинг перед очередными перевыборами себя любимого. Мне в моём возрасте казалось именно так: всё просто, как связать две нити, как посчитать 2×2. К сожалению, так не казалось подавляющему большинству жителей нашей страны, ведь они жили одним днём и слушали то, что им говорят из телевизора. А по телевизору говорили, что весь мир ополчился против нас… и люди в это верили.
Уж лучше бы в тот день отец отчитал меня за прогул, уж лучше бы я послушал его нравоучения. Училище и вечеринки, друзья и знакомые, одногруппники – всё перестало иметь смысл в тот день. Неважно кем я хотел или не хотел стать, моё будущее, как и будущее восьми миллиардов людей, было перечёркнуто. Я сидел за столом и недоумевал: зачем отцу приезжать ко мне, да ещё в такую рань? Неужто всё дело в моём прогуле, неужто это была последняя капля его терпения? Если подумать, то не так уж и часто я прогуливал занятия в последний месяц, максимум раз в неделю. Какая-то подозрительная, пугающая тишина воцарилась в квартире. Я сидел на кухне, постукивая пальцами по столу, уставившись на недопитый чай, который уже остыл. Мучаясь от похмелья, встал из-за стола и направился в комнату. Открыв шкафчик с аптечкой и не найдя нужных таблеток от головной боли, взял по одной таблетке аспирина и парацетамола. Вернувшись на кухню, запил их остывшим чаем. Птицы за окном улетели, словно предчувствовали что-то нехорошее. Даже кот Потап встал со своего места и направился в подъезд. Такой тишины я ещё не слышал нигде и никогда. Только стрелки на настенных часах монотонно тикали, напоминая о том, что отец должен приехать с минуты на минуту.
Он приехал раньше, чем говорил. Прошло около пятнадцати минут, когда папа открыл дверь своим ключом и чуть ли не вбежал в квартиру. Передо мной был всё тот же самый человек, которого я знал все свои семнадцать лет: высокий и неплохо сложенный для своих пятидесяти мужчина с полностью седой головой и гладковыбритым лицом, на котором отчётливо читалось волнение, словно вот-вот должно произойти что-то ужасное. Даже не поздоровавшись, он прокричал:
– Давай, скорее! Бери паспорт! Возьми тёплые вещи!
– Что случилось, зачем паспорт? – удивился я, ожидая совсем другого разговора.
– Я тебе по дороге всё объясню! Скорее, говорю, паспорт ищи! Где он у тебя?
– К чему такая срочность?
– Не надо вопросов, Коля, слушай меня!
– Хорошо, понял, только не кричи.
– Куртки тёплые возьми. Что у тебя с водой, будет пару бутылок?!
– Ты пить хочешь? В холодильнике маленькая бутылка с минералкой лежит… или можешь из крана набрать.
Он пошёл на кухню, открыл холодильник, достал бутылку. Я вернулся из прихожей с паспортом в кармане и двумя пуховиками в руках.
– Всё, молодец, погнали! – скомандовал отец.
– Так куда мы?
– Дуй вниз, жди меня у машины.
Так и не получив ни одного ответа на свои вопросы, я послушался папу и стал спускаться по лестнице. В подъезде на втором этаже баба Надя приоткрыла дверь и впустила в квартиру протяжно мяукающего Потапа. Мы обменялись с ней добрым утром. Отец настиг меня у выхода из подъезда. Снаружи нас ждал его чёрный Land Rover.
– Коля, ну чего ты медлишь?! Я же сказал живее!
Он открыл двери автомобиля, выхватил из моих рук пуховики и бросил их на заднее кресло вместе с минералкой.
– Всё, садись, поехали.
Стоило ему завести двигатель, как тут же раздался вой сирены.
– Почему сирена работает? Мы куда-то на учения едем?
– Нет, Коля, это не учения. Это по-настоящему.
– В каком смысле?
– Это война, Коля.
– Война уже давно идёт, но она же не здесь, она – там.
– Теперь и здесь! Пристегнись, ехать будем быстро! – скомандовал он и сильнее вдавил педаль газа.
Мне всё казалось как-то не по-настоящему. Такого просто не могло быть. Я думал, что такая паника со стороны отца была ни к чему. Но он, обычно спокойный и рассудительный, был не похож сам на себя.
– Пап, да наверняка просто учения, как в прошлом году…
– Коля… не учения, я тебе говорю, смотри, – указал он пальцем в небо через лобовое стекло.
С десяток ракет летели над нашим гордом, навстречу им ещё пять-шесть. В небе прогремели взрывы. Я не сразу понял, что произошло, нужно было время для осознания увиденного… тот солнечный день становился всё более мрачным.
– Отлично, ПВО работает, – со вздохом произнёс отец.
Меня пробило на мелкую дрожь. Сидя на переднем кресле, я мотал головой и смотрел по сторонам. Люди на улицах, вместо того, чтобы бежать или паниковать, просто в оцепенении стояли и смотрели в небо, не понимая, что происходит. В обратную сторону уже образовалась пробка. Водители автомобилей, пассажиры автобусов – все как один смотрели в небо сквозь стёкла машин: кто-то указывал пальцем, кто-то крестился, кто-то хватался рукой за рот, но не было ни одного человека, который бы не смотрел наверх. Они слышали сирену, они видели ракеты и взрывы, но, как и я, не могли во всё это поверить. Будто бы всё наше общество оцепенело, замерло на какое-то время в ожидании… в ожидании непонятно чего. Но уже через несколько секунд, после того, как на землю стали падать обломки ракет, оцепенение сменилось паникой. Люди бросились врассыпную. Инстинкт самосохранения диктовал убегать и прятаться, неважно куда, главное больше не стоять на месте.
– Пап… пап, а как же мама?!
– Я заеду за ней. Тебя отвезу, потом за ней.
– А куда мы?
– Туда, где безопасно.
– Это где же?!
– Тут рядом, убежище есть… надёжное.
– Что ещё за убежище?
– Бункер. Так, всё приехали, давай скорее выходи.
– Куда? Куда идти?
– Коля, без лишних вопросов, за мной!
Мы остановились у здания Зимнего театра, построенного ещё в сталинские времена. Папа достал с заднего кресла оба пуховика, один накинул на меня, второй дал мне в руки, минералку засунул в карман. В тот день театр показался мне не таким, как обычно, а чем-то особенным, величественным. Колонны сооружения, словно стены неприступной крепости, вздымались вверх. Но мы не побежали к главному входу, вместо этого обошли театр с торца и спустились в подвал. Там нас встретило трое человек – все в военной форме с автоматами Калашникова наперевес.
– Степан, почему так долго?! – обратился к отцу один из военных.
– Ты возмущения свои оставь при себе, понял?! Как смогли, так и приехали, – огрызнулся отец и тут же обратился ко мне. – Коль, иди с ними. Это Алексей, они тебя до бункера доведут.
– Постой, а ты же за мамой сейчас?
– Да, я за ней заеду и сразу же сюда, к вам. Всё будет хорошо.
Отец обнял меня так крепко, как никогда ещё не обнимал, затем не произнося ни слова, развернулся и побежал к выходу. К моим глазам начали подступать слёзы, с трудом, но я их сдерживал, чтобы не стыдиться перед военными. Затем мы прошли по длинному, метров пятьдесят, коридору. Воняло сыростью, на стенах разрослась плесень. Было мрачно, создавалось впечатление, что меня ведут в какую-то тюрьму. По всей протяжённости коридора примерно пять-шесть ламп. Чтобы лучше видеть дорогу, военные включили карманные фонари.
– Так, всё, спускаемся, – обратился ко мне Алексей и указал на длинную винтовую лестницу.
Не зная, что ответить, я просто кивнул ему.
– Так, Коль, погоди, – остановил он меня и обратился к двум другим, что нас сопровождали. – Мужики, вы давайте назад на точку. Полчаса лимит времени.
– Полчаса… хватит ли? – спросил один из военных.
– Вполне. Выполняйте!
Позже я узнал, что многие, кто был в курсе возможной катастрофы, подготовились заранее и спустились в бункер со вчерашнего вечера, но отец до последнего не верил, что подобное может произойти. Как потом стало известно, в основном здесь собрались сотрудники спецслужб и их родственники.
Мы спустились вниз по винтовой лестнице, я не знал какая там глубина, но точно больше десяти метров, судя по виткам – их я насчитал ровно десять. Далее был ещё один коридор, на этот раз более длинный и широкий, да и освещён был лучше, однако воняло там всё той же сыростью, что и в предыдущем коридоре. Я хаотично разбирал свои мысли, не разговаривая с военными, они, в свою очередь, тоже ничего мне не говорили. В тот момент все мои мысли были о родителях. Я переживал за отца и мать, ведь тот военный сказал полчаса… а что потом, они закроют вход и никого не впустят? Даже если и так, полчаса должно хватить, папа с мамой должны успеть. Наконец мы остановились у широкой, почти во всю стену, стальной двери. Она действительно была огромной: шириной метра три и высотой примерно столько же. Один из военных нажал на стене кнопку и, посмотрев в камеру под потолком, помахал рукой, затем мы отошли на несколько метров. Дверь открыли изнутри, её толщина внушала надёжность: словно это не бункер, а банковское хранилище с золотыми слитками, как в кино. Помещение хорошо освещено, людей внутри было так много, словно это московское метро в час пик. Огромный, с высоченными потолками, примерно с половину футбольного поля зал. Десятки столов и скамеек, на которых сидели испуганные люди совершенно разных возрастов. Я видел, как и детей, которым можно дать лет по десять-двенадцать, так и стариков внешне под шестьдесят, последних, правда было немного. Люди сидели на скамейках и обнимались друг с другом, те же, кому обнять было некого, просто смотрели в одну точку, либо, наоборот, озирались по сторонам, словно взглядом искали кого-то в толпе. Некоторые уставились в телефоны, скорее всего, просто играли в игры, вряд ли на такой глубине ловила сеть.
– Всё, Коль. Садись тут, жди, – обратился ко мне военный, указав на свободное место на одной из скамеек. – Пойду назад, к выходу.
Я присел, держа в руках пуховик, крепко обнял его. Достав из кармана сотовый, проверил уровень сигнала – сеть здесь не ловила, как я и предполагал. Телефон был заряжен на шестьдесят пять процентов, но я всё равно решил включить режим экономии энергии. В бункере стоял гул: люди плакали, разговаривали, кто-то смеялся, а кто-то пел песни. Создавалось впечатление, что в тот момент здесь собрались всевозможные человеческие эмоции. Я же был просто в шоке, осознав свою беспомощность, мне просто хотелось поскорее увидеть маму и папу, кого-нибудь из друзей или даже бывших девушек, хоть одно знакомое лицо. Чуть позднее я попытался поговорить с некоторыми людьми, чтобы лучше понять ситуацию. Во рту пересыхало, достав минералку, я открыл крышку и сделал пару глотков. В таком состоянии даже и не заметил, что полчаса уже прошло. Толстая стальная дверь вновь открылась, зашли военные, в их сопровождении было ещё несколько человек. Люди повставали со своих мест, направившись к выходу, я последовал за ними в надежде встретить родителей. В такой толпе и при такой суете сложно было разглядеть вновь прибывших, я пытался расталкивать людей, чтобы увидеть отца и мать. Меня тоже толкали в спину, начиналась давка. С трудом я протиснулся вперёд, но мать и отца среди вновь прибывших… так и не увидел. Паника усилилась не только у меня. Некоторые люди стали кричать и возмущаться, требовать привести их родственников. Чтобы утихомирить толпу, военные сделали несколько выстрелов в воздух, с потолка над ними посыпалась бетонная крошка. Большинство людей испугались и тут же притихли, пятясь назад. Одна женщина никак не унималась, вцепившись в форму военного, трясла его, требуя привести своего мужа. Военный оттолкнул женщину, та упала на бетонный пол, после чего к ней подбежали ещё двое человек и прицельно, чуть ли не в упор, произвели несколько выстрелов. Я смотрел на происходящее и в то мгновение не мог поверить, что всё на самом деле, руки и ноги бросило в мелкую дрожь. Только лишь в тот момент я осознал, что всё серьезнее некуда, даже ракеты в небе не произвели такого эффекта, как шок от первого убийства, которое я увидел в своей жизни. Сердце просто ушло в пятки. Женщина лежала больше не дёргаясь и не крича. Военные подняли труп и куда-то унесли, на полу остались следы крови. По толпе прокатилась волна ужаса: всё больше людей стали плакать, я скрылся в толпе и сильнее сжал руками пуховик, проронив на него несколько слезинок.
Столько людей тем днём было вырвано из своей обыденной жизни, столько судеб было загублено. Обезумевший диктатор к концу своего правления был так одержим историями о Второй мировой войне, о нацистах и большевиках, что сам возжелал свою маленькую победоносную войну, не понимая, во что она может перерасти. Ища врага в соседних странах, чтобы укрепить свою значимость перед внутренней аудиторией, Виктор Полуднев и его окружение поставили на кон всё, развязав войну, которая переросла в Третью мировую. Войну, в которой победителей быть не могло. Я пытался сохранять трезвость ума настолько, насколько это было возможным. Позже, общаясь с людьми в бункере, я удивлялся тому, что многие из них всё равно поддерживали безумную политику нашего правительства – таких людей мне хотелось лично выгнать из бункера. Отец и мать так и не пришли, надежда окончательно покинула меня, когда дверь убежища захлопнулась, мне было 17 лет. Один год я успел отучиться в военной академии. И всё, что я умел в этой жизни – это обращаться с оружием и гранатами, да и то не очень хорошо. Возможно, это могло бы когда-нибудь пригодиться. Неизвестно, что ждало нас дальше. Я думал, как и многие, надеялся, что через несколько дней нас выпустят и всё обойдётся. Под дулами автоматов нас пересчитали, проверили паспорта и записали данные в какие-то анкеты, затем выдали по бутылке воды и немного сухого пайка, показали где находятся туалеты. На первый взгляд всё было устроено не так уж и плохо: двадцать кабинок, по десять на мужчин и женщин. Как и ожидалось, в женском туалете скопилась очередь. Был понедельник, четвёртое марта, две тысячи тридцатого года. Но мы не вышли ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю…
Глава 2
Я уже ничего не понимал, столько событий за такой короткий срок. Время словно остановилось, замерло в этом безумном моменте. По ощущениям можно было сказать, что я совсем не чувствовал разницу: прошёл один час или несколько. За всё это время был слышен гул и взрывы, доносящиеся откуда-то с поверхности, стены трясло, в некоторых местах с потолка сыпался какой-то песок вперемешку с кусочками земли и бетонной крошкой. Освещение пропадало на несколько секунд, потом восстанавливалось. Всё хаотично, я даже не мог погрузиться в себя, переживая за родителей… задаваясь мыслями, что с ними, что там на поверхности, я вновь приходил в себя под крики людей, окружающих меня, под ту панику, которая всех охватила. Гнетущую атмосферу прервала группа военных, вошедшая в главный зал. Они встали в одну шеренгу. Серди военных было даже две женщины, уставившись на нас, держа в руках автоматы Калашникова, они выглядели не менее сурово, чем мужчины. Для меня в тот момент не было разницы, кто передо мной стоит. Я просто боялся, боялся, как и все, задаваясь вопросами: зачем они так построились?! Что они будут с нами делать, неужели расстреляют?! Убьют?! Но зачем… зачем тогда нас спасать или же это было вовсе не спасением?! Хоть люди и были напуганы, но не все из них оказались робкого десятка. Из толпы в адрес военных стали раздаваться крики.
– Что дальше?! Чего молчите?!
– Что там наверху?! Нас бомбят, да?!
– Когда мы сможем выйти?!
– Скажите уже что-нибудь!
– Сколько нам тут ещё сидеть?!
– Где мои родственники?! Вы обещали их привести!
– Что, козлы, так и будете стоять и молчать?!
– Откройте дверь, я свалю отсюда на хер!
В военных полетело несколько бутылок с водой, которые они же до этого раздавали. Солдаты сразу наставили дула автоматов на людей, а Алексей сделал несколько выстрелов в воздух. Видимо, он был у них главным. Народ в большинстве своём оробел и приутих. Но некоторые всё же не могли замолчать, пытаясь получить хоть какие-нибудь ответы.
– Вы что, уроды, тоже нас замочить хотите?!
– Та баба одна была, а нас много!
– Точно, всех не положите!
– Пожалуйста, очень вас прошу, успокойтесь! – откуда-то сверху раздался голос, пронёсшийся эхом по стенам зала.
Все подняли головы. Метрах в пяти-шести над военными был небольшой балкончик, на котором стоял немолодой мужчина, одетый в однотонную серую робу. Перед ним на стойке был установлен микрофон, а по обеим сторонам от него расположены две огромные колонки.
– Пожалуйста, потерпите немного, – продолжил мужчина. – Сейчас я всё вам объясню.
Почти все успокоились. Лишь единичные, уже более робкие выкрики звучали в толпе.
– Это ещё кто?!
– Так это же Андрей, я видел его пару раз у нашего руководства!
– И я тоже, в кабинете у полковника, совсем недавно он там сидел!
Снова прозвучало несколько выстрелов, наконец-то толпа окончательно успокоилась. Все ждали, что им скажут.
Мужчина на балкончике снял микрофон со стойки и подошёл ближе к краю.
– Спасибо! Я продолжу! Меня зовут Андрей Петрович Иванцовский, мне пятьдесят три года, и я смотритель этого убежища. Смотритель – это главный человек, который отвечает за всё. Простыми словами: смотритель – это кто-то вроде мэра или губернатора в бункере. Вы все знаете, что наша страна уже более года находится в горячей стадии войны. К большому сожалению, действительность такова, что война перешла на новый уровень.
Люди снова начали сыпать вопросами.
– На какой ещё уровень?!
– Куда ещё больше?!
– Сколько нам тут сидеть?!
– Приведут ли остальных?!
– Дайте мне сказать! – прокричал мужчина с балкона.
Военные несколько раз выстрелили в пол, всего в паре метров от толпы, пока люди вновь не замолчали.
– Я не смогу вам всё объяснить, если вы будете каждый раз меня перебивать! То, что произошло с женщиной, может случиться с каждым из вас, поэтому предлагаю не накалять ситуацию, чтобы не пришлось использовать радикальные меры!
Пробираясь сквозь толпу, вперёд вышел мужчина и, жестикулируя руками, стал кричать:
– Да иди ты на хер! Я капитан ФСБ, я тебе радикальные меры покажу, когда выйдем отсюда!
Один из военных поднял голову, посмотрел на Иванцовского, стоящего на балконе, тот ему кивнул. Тут же военный несколько раз выстрелил в буйного капитана ФСБ. Мужчина замертво упал. Люди заплакали, в ужасе закричали и попятились назад. Двое военных быстро подбежали и унесли труп в том же направлении, куда до этого оттаскивали тело убитой ими женщины. Я прекрасно понимал, что лучше не перебивать того мужика на балконе, лучше выслушать всё, что он скажет. Похоже, что после второго убийства остальные тоже это поняли.
– Сожалею, что пришлось так поступить. Но иначе вы не понимали. Прошу не перебивать меня, и я уверен, что на большую часть ваших вопросов смогу дать ответы. Чтобы сохранить порядок в бункере, охрана может лишить жизни любого человека. Не имеет значения сколько вам лет, какого вы пола, какая у вас была занимаемая должность и в каком звании вы состоите. Нам нужен порядок! Мы оказались в безвыходном положении. И теперь этот бункер – это наш дом. Практически все здесь являются сотрудниками силовых государственных органов или же родственниками сотрудников. Вы счастливчики, остальным повезло меньше. Мы готовились к этому дню ещё за месяц, но даже мы не могли представить, что всё обернётся худшим образом для вас и для нас!
Один человек в толпе робко поднял руку.
– Я вижу, что вы тянете руку, и наверняка у вас есть вопрос. Но позвольте, все вопросы потом, я продолжу. Это убежище рассчитано на двести человек, при таком количестве людей запасов топлива, еды, воды и прочих ресурсов может хватить на пять лет! Вас пересчитали и записали. Всего, включая меня и охрану, сейчас в убежище находится девяносто пять мужчин и семьдесят шесть женщин, считая детей и стариков. Несовершеннолетних двадцать пять человек. Стариков от шестидесяти до шестидесяти пяти лет – двадцать человек. Минус двое нарушителей порядка: мужчина и женщина. Бункер довольно большой и здесь много технических помещений. Начало бункера – это главный зал, в котором мы сейчас находимся – прям под Зимним театром, далее через связную сеть помещений и тоннелей можно пройти под Курортным проспектом до бывшего здания ФСБ, под которым расположено ещё несколько жилых и производственных помещений.
– Почему бывшего?! – вдруг не удержался и выкрикнул мужчина из толпы.
– Точно, почему бывшего?! Я только в пятницу там работал! – поддержал его ещё один.
– Справедливый вопрос, – ответил Андрей. – Я как раз об этом собирался рассказать. Ребята, прошу вас, выкатывайте панель.
Двое военных выкатили в зал высокую подставку, на которой была закреплена большая телевизионная панель. Буквально за пару минут они её подключили.
– Посмотрите внимательно, – сказал Иванцовский. – Всё, что вы увидите на экране – правда. Это ужасные кадры, но они помогут вам до конца осознать, что же всё-таки произошло несколько часов назад.
Видео длилось лишь полуминуты, я не считал, может быть, пятнадцать-двадцать секунд. Но кадры, что были нам показаны, эти кадры… в это просто невозможно было поверить. Люди были в ступоре, все просто стояли и молчали, пытались переварить у себя в голове эти несколько секунд, в которые они с широко раскрытыми глазами наблюдали за ядерным взрывом на экране телевизионной панели. Гнетущая тишина воцарившаяся после просмотра видео, наконец-то прервалась, в адрес смотрителя посыпались первые вопросы.
– И что это вы нам показали?
– Наверняка какой-то мультик, видеомонтаж с графикой!
– Там же Адлер вдалеке на видео. Хотите сказать, что на него сбросили ядерную бомбу?!
– Зачем вам это? Заперли нас тут, показываете всякую чепуху…
– Это не чепуха! – резко оборвал смотритель. – То, что вы видели – это реальность! Я уже сказал, что нам нужен порядок. У вас будет возможность покинуть это помещение, когда вы дослушаете меня до конца!
– А если мы не хотим тебя слушать?!
– Да, просто выпустите нас отсюда!
– Вам что, мало двоих смертей? – сжимая микрофон в руке, раздражённо спросил смотритель. – Любой, кто не будет слушать, кто будет перебивать, когда я говорю, тут же будет убит на месте. Ваша задача просто выслушать меня, а затем уже принять решение: покидать бункер или остаться. Если вам так непонятно, тогда попробуем иначе!
Иванцовский посмотрел на военного и кивнул в его сторону. Без лишних вопросов Алексей быстрым шагом подошёл к толпе и выдернул из неё девочку… совсем ещё ребёнка, на вид не старше двенадцати лет. Та от испуга стала кричать и дёргаться, но военный силой прижал её к себе, вытащил из кобуры пистолет и приставил к голове девочки. Вперёд выбежала её мать, умоляя отпустить ребёнка. Из шеренги вышел ещё один военный, резкими выпадами он нанёс несколько ударов женщине в живот и лицо, та упала, потеряв сознание. Девочка разрыдалась ещё сильнее, продолжая звать маму. Обстановка накалялась, но я по-прежнему не понимал, что я должен чувствовать, как должен себя вести. Я был в растерянности, как и большинство людей вокруг меня. Кто-то боялся, кто-то злился. Кто-то выкрикивал из толпы, но не решался нападать на военных.
– Что же вы делаете, уроды?!
– Отпустите её!
– Ребёнок-то тут при чём?!
– Её жизнь в ваших руках! – заявил смотритель. – Если вы дослушаете меня до конца, Алексей отпустит девочку, если нет – тогда он убьёт её.
Спустя пару минут препираний, люди наконец-то угомонились, согласившись выслушать смотрителя. Мать девочки очнулась, Алексей ослабил хватку, ребёнок тут же бросился в объятия матери.
– Мудрое решение! – сказал Иванцовский. – Этим решением вы спасли девочку и её мать. Видео, что вам показали – это не монтаж, не кадры из фильмов или видеоигр – это наша реальность. Прежнего мира больше нет. Ядерная война – вот, что стало с миром. Верить мне или нет – право каждого из вас. Сегодня все, кто не поверит, будут вольны покинуть наше убежище. Эти кадры были сняты с квадрокоптера. У нас была установлена коммуникация со штабом, но с момента взрыва связь с поверхностью пропала. Есть все основания полагать, что на побережье упало несколько подобных боеголовок. Сколько точно, мы не знаем. Почему город подвергся ядерным ударам – мы тоже не можем утверждать со стопроцентной уверенностью. Скорее всего, это были ответные меры. Изначально армия НАТО планировала отрезать всё побережье к выходам Чёрного моря: от Адлера и до Новороссийска. Похоже не всё пошло по их плану. Мы не знаем, чья сторона запустила ракеты первой. Судя по данным, которые успели к нам поступить, характеру взрыва и траектории ракеты, можно сделать предварительные выводы. Запуск был произведён из акватории Средиземного моря близ берегов Турции. Судя по всему, мы имели дело с модернизированной ядерной боеголовкой W76–1 с боевым блоком Mk-4a. Мощность только лишь одной боеголовки составляет сто килотонн. Подобная смерть доставляется американской трёхступенчатой баллистической ракетой четвёртого поколения, под названием «Трайдент 2». Среди военных более известная как «Трезубец». Эти ракеты запускаются с атомных подводных ракетоносцев. И теперь самое главное: связь со штабом и поверхностью, как я уже говорил, потеряна, вполне вероятно, что над нами сейчас лишь выжженная земля. Возможно, там нет ничего, кроме руин и пожаров после бомбёжек. Возможно, там нет ничего, кроме радиации и смерти. Мы будем жить здесь! Все ваши родственники, друзья, семьи и близкие, которые не успели укрыться под землёй – все они, скорее всего, погибли. В текущей обстановке, если где-то была выпущена хоть одна ракета-носитель с ядерным боезарядом, то с вероятностью в девяносто девять процентов – это начало ядерной войны. Прежнего мира больше нет! Пережидать придётся долго. Если тот взрыв, что мы видели был не единственным, если ядерные боеголовки упали и на центр города, то выходить на поверхность – это всё равно, что пустить пулю себе в висок! Три года! Именно столько мы будем пережидать прежде, чем снарядим и отправим первые отряды на поверхность. В убежище всего десять костюмов полной химзащиты, но от такого фона, какой предполагается сейчас, они не спасут, должно пройти время. Наша с вами задача – выжить! И ради того, чтобы выжить, мы будем сохранять порядок любыми способами, даже самыми радикальными! Если после всего услышанного вы мне не верите и хотите покинуть бункер, мы не будем никого останавливать. Мы откроем дверь лишь единожды, но обратно уже не впустим! До поверхности вас провожать никто не будет. У вас есть полчаса для принятия решения. Всех, кто решит покинуть убежище, я попрошу собраться возле выхода. Все, кто решит остаться, будут подробно проинструктированы, как нам дальше жить. Мы должны были пересидеть здесь лишь несколько дней, но всё сложилось иначе. Большинство из вас является сотрудниками силовых структур и должны понимать всю серьёзность ситуации, а не вести себя, как дети! Ваша жизнь только в ваших руках, думайте и решайте, как вам поступить: остаться или уйти. Время пошло!
