Евгений Леонидович Саржин
Пираты медного века
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Мы шли только к закату, Скел, – заметил Харак.
Он стоял, широко расставив босые ноги. Плот почти не качался, удерживать равновесие было несложно.
– Мы плыли весь день к закату, – повторил он, – ты думаешь, мы уже достигли земли народа женщин?
– Идти к закату всегда быстрее, духи черной воды сами тянут плоты в свой дом – ответил Скел, рассматривая землю. Острые пики гор, в голубоватом мареве, темная полоска под ними. Полоска была неровной, на ней даже видны были отдельные бугорки и черточки, видимо, деревья.
– Они живут здесь, – тихо сказал он и, повернувшись, посмотрел на Харака – те, из-за кого мы ушли на Калкид и другие острова, Харак. Из-за кого мы не знаем, будем ли сыты, и накормим ли детей.
– В море человек не остается голодным, – Харак стер пот и еще раз провел взглядом по далекому берегу, – но что мы будем делать сейчас? Искать место, где пристать?
– Что могут еще делать люди, сосуды которых опустели? – раздраженно спросил Скел, – эта Большая Земля, мы должны найти здесь речку или родник, или достать воду из-под земли. Пусть люди отдохнут, и будем править к берегу.
Харак посмотрел на сидевших мужчин. Они почти не двигались, уже успев размять руки, и сейчас просто старались восстановить хоть немного сил. Так же вымотаны, как и он, даже, наверное, больше. Вот один приподнялся и начал пробираться в конец плота, остановившись у прорези в тростнике, намеренно оставленной, чтобы можно было облегчить тело, не упав в воду.
– Мы можем встретить здесь людей, – сказал он, снова взглянув на Скела.
– Здесь уже живет народ женщин, – сказал тот, по голосу его нельзя было определить с уверенностью, вопрос это или нет, – те, кто слушает голос Кумши Дагра. Кто отверг волю Мавара, Воздвигающего твердь. Но мы можем напомнить о ней.
Харак, кажется, хотел что-то сказать, но сдержался, пожал плечами, отвернулся и сделал пару шагов к своему месту для гребли.
Плот, которым сейчас никто не управлял, лениво покачивался на низкой волне, повернувшись почти боком к далекому берегу. Возвращаться с Далекой Земли было проще, чем плыть туда – люди Калкид давно поняли это. Вода сама несла их. Но все же добраться до островов с Далекой земли без пристанищ на берегу было невозможно. Рыбная ловля, даже удачная, не возмещала быстро заканчивающихся запасов воды, и сейчас, на склоне второго дня после того, как они отплыли, их сосуды опустели. Как ни старайся сберечь, десять взрослых мужчин пьют вместе очень много.
– Где Камеш? – подумал он вслух, и тут же увидел юношу.
Захваченного на Далекой земле чужака он прозвал Камеш, не желая ломать язык об имя, которое тот пытался им втолковать. Камеш – чужой, так все понятно. Юноша сейчас сидел у края, положив руку на ветку-заградку, и казался вконец вымотанным. Скел довольно быстро понял, что у того нет навыков морехода, его руки, привычные к мотыге, быстро уставали от весла. Впрочем, как-то он все же греб, заменяя Мехви, и то хорошо. Лучше у него получалось усваивать слова из языка Калкид, которым его обучал Скел оба дня. Сейчас Камеш уже довольно хорошо понимал, когда от него требуют грести, когда можно отдохнуть или сделать глоток воды. Но пройдет еще немало времени, прежде чем можно будет использовать его, как проводника на Далекой земле.
Ладно, сейчас не до этого. Надо достичь побережья, и как можно быстрее, пока жажда не начала мучить людей всерьез. Кстати, интересно, что там у Гвеча. Он поискал глазами второй плот, и нашел его не без труда – несмотря на все усилия, связанные ночью, днем плоты сильно разошлись, и сейчас второй плот казался маленьким пятнышком у небокрая. Но, так или иначе, они тоже плыли к Большой земле. Что ж, там все и увидимся. Он протянул руку к шее, на которой теперь уже висели два оберега – помимо знака мужчины он повесил и кольцо, которое…
– На весла, дети Калкид, на весла! Помоги нам Мавар, духи черной и белой воды! – выкрикнул он, – сегодня до заката мы сможем наесться и напиться на суше!
Сказать «дойдем до земли до заката» было легче, чем действительно сделать это. Борьба с морем – всегда тяжелое дело, даже с малолетства сидевшие на веслах мужчины через пару дней непрерывной гребли выглядят измученными. Но делать нечего – и они вновь и вновь, со всхрапами и стонами, налегали на весла, стараясь хоть немного приблизить плот к желанному отдыху.
По опыту Скел знал, что лучше не смотреть на берег слишком часто – иначе становилось тягостно от того, как медленно он приближается. Но, выждав достаточно долгое время, он все-таки не удержался и поднял взгляд. Берег приблизился не так уж заметно – но теперь он мог различить отдельные деревья.
– Еще раз! Отдыхать! Еще раз! – продолжал он повторять охрипшим за день голосом, стараясь держать кормовое весло как надо. Его нельзя было погружать в воду слишком быстро – иначе обломится, но все же достаточно, чтобы его широкий край задавал правильное направление плоту, скрадывая то, что на одном борту больше гребцов, чем на другом. Впрочем, так, как гребет Камеш…
– Слева! Весла из воды! Надо еще немного повернуть! – голос хрипел все больше, и, хотя Скел, за годы морских путешествий научился подавлять голод и жажду, кружка с прохладной водой все чаще возникала перед мысленным взором.
Плот медленно поворачивался носом к двузубой горе.
Жаркий свет, лившийся с неба, стал красноватым, солнце висело над самой кромкой воды, когда они, наконец, приблизились к берегу на расстояние нескольких полетов камня из пращи. Скел опять заставил плот развернуться, и они пошли вдоль побережья, выискивая подходящее место. Пристать порой было сложнее, чем держать плот в открытом море – прибой, неожиданно меняющиеся прибрежные течения, подводные камни – все это опытные мореходы Большой земли и островов знали на собственном горьком опыте. Не один из их товарищей ушел к подводным духам, ясно видя землю перед собой.
Они шли вдоль белой полосы прибоя, и, скользя глазами по спинам гребцов, Скел постоянно останавливал взгляд на Камеше – юноше-чужаке, который сидел третьим слева и с видимым трудом опускал весло в воду. Надолго его не хватит.
– Там можно пристать, Скел! – выкрикнул кто-то из сидевших справа, и Скел посмотрел, куда указывала рука мужчины. Небольшой мыс резко выдавался вперед в море, ломая волны, и у его основания образовалась тихая заводь.
– Поворачиваем туда, – сказал он сипло и, надавив еще раз на весло, услышал хруст, и, дернув, вытащил его из воды надломленным.
– Сам Мавар не хочет, чтобы мы оставались в воде надолго, – по пересохшим и покрытым коркой соли губам пробежала кривая усмешка, и он потер рукой саднящую корку на груди, след надреза, – справа – весла из воды! Слева, первые три, налегли!
Плот, качаясь, медленно поворачивался к берегу.
Когда они, после долгой борьбы с прибойной волной, насквозь мокрые и окончательно вымотанные, наконец, вытянули плот на сушу, дневной свет погас окончательно. Вечер еще не был темным, но уже скрадывал очертания вдалеке, и люди Калкид опасливо оглядывали землю, к которой пристали.
Неровный берег, усыпанный галькой и камнями крупнее, местами невысокие скалы подходили прямо к полосе прибоя, чуть дальше светлела тонкая полоска песка. Деревья, не доползшие до воды несколько десятков шагов, темнели в надвигающихся сумерках. Под их кронами было темно – свет полностью гас среди листвы. Мыс, на который они правили, теперь слева от них – узкий и каменистый, он разбивал волны, образовав заводь.
Вечерний ветер понемногу крепчал, становилось зябко. Сползшие с плота мужчины, все еще голые и измученные, оглядывались по сторонам, неуверенно топчась на месте.
– Это лишь Большая земля, – громко сказал он, – Харак, Шакри, Кицл, пройдите по берегу, найдите место, где можно добыть воды!
– Здесь могут быть люди, – ответил ему кто-то.
– Мы не видели ни селения, ни лодок, но возьмите с собой топоры и дротики. И смотрите иногда на море, не видно ли людей Гвеча. Чорех, возьми ветки, сколько осталось, собери, если нужно, и разведи огонь на мысу. Надо показать им, где мы.
Приказы звучали привычно, немного рассеяв страх людей перед вечерней пустотой незнакомого берега. И вскоре трое мужчин, двое из которых несло дротики и один – топор, двинулось вдоль берега, а юноша с глубоким шрамом на щеке уже тащил охапку веток вверх по камням на мыс.
Скел оглянулся.
– Камеш? Где ты? Вижу. Иди сюда, – последние слова он сопроводил жестом, и увидел, как юноша-чужак медленно приближается к нему, его лицо казалось маской усталости.
– Иди сюда, – повторил Скел.
Походка юнца была неуверенна, он волочил ноги. Они, конечно, все устали за два дня в море, но юноше они дались тяжелее.
– Садись, – раздельно произнес мужчина, и, показав пример, сам уселся на неровные голыши, стараясь, чтобы их жесткие грани пришлись на кожаную повязку, которую он обмотал вокруг бедер, сойдя на берег.
– Садись, – повторил он, как мог громко и раздельно, и юноша, почувствовав, что от него хотят, тяжело опустился рядом с ним.
– Топор, – произнес Скел, и, обхватив рукой обтесанную деревянную рукоять с широкими бороздами на ней, раздельно сказал, – я беру топор.
Он вел такой разговор не впервые. Когда они плавали на острова к закату и встречались с теми людьми, то тоже пытались обучить их своему языку и понять какие-то слова на их наречии, в итоге научившись как-то объясняться друг с другом. И в этот раз, обходя на плоту вокруг Далекой земли, он успел также выучить с десяток слов на языке её жителей. Но сейчас надо было самому учить чужака.
– Топор, – произнес тот невнятно, и его юное лицо, блестящее от пота, немного просветлело. Ступив на твердь, юноша казался уже не таким пришибленным и испуганным, как в открытом море. Как и ранее, он быстро понял, что от него требуется и охотно присоединился к их игре.
И они сидели, Скел называл слова, и показывал, заставляя юношу повторять, а иногда и делать что-то за ним. Над их головами, на округлых скалах мыса вспыхнули красным отблески костра, который все-таки смог развести Чорех. Двое из его людей, найдя место без больших камней, осторожно разгребали гальку и песок деревянной лопаткой, надеясь добыть хоть немного годной для питья воды. Смеркалось, и Скел уже собирался встать и размять затекшее тело, когда вдруг услышал оклик Чореха
– Люди! За длинным холмом есть люди! Я видел отблеск их костра!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Снова на земле – той земле, о которой ему приходилось слушать раньше только страшные истории возле вечернего очага. Он думал, что та земля полна ужасов – но ступил на неё с кружащим голову чувством облегчения. Земля, любая земля, лучше открытого моря ночью. Ни он, и никто в Домах Черной матери никогда не испытывал подобного.
Чужаки долго боролись с волнами прошлым вечером, пока, наконец, не смогли сблизиться со вторым плотом и перекинуть сплетенную из кожаных полос веревку, скрепившую обе посудины. К тому времени Последыш все еще мог хорошо различать горы покинутой Земли, у себя за спиной. Постепенно темнота скрадывала их. Он никогда раньше и не думал, что можно ночевать в открытом море. Какие духи могут вынырнуть из ставшей почти черной воды? Что они могут – пролезть к нему в уши и под веки, или просто утащить в невообразимую глубь?
Он сжимал себя руками, дрожа от пронизывающей вечерней прохлады. Здесь было гораздо холоднее, чем на берегу, ветер, хотя и не очень сильный, неприятно бил под ребра. Последыш не снимал своей тонкой, тканой рубахи, пропитавшейся за день потом, водой и солью. Впрочем, от холода она спасала мало.
Но его новых спутников, казалось, холод и страх не слишком донимали – они осторожно, один за другим, улеглись поперек плота, прижимаясь друг к другу. Один, с глубоким шрамом на щеке, развернул взятую откуда-то шкуру и потянул, накрывая товарищей. Последышу они место рядом с собой не предложили, и он скорчился у деревянного сооружения посреди плота, пытаясь уйти от холода и лезущих в голову страшных мыслей.
Сон был тяжелее бодрствования. Ночная прохлада пробирала до костей, разбухший тростник врезался в кожу, настил под ним качался и мысль о глубине – бездонной или нет – над которой он висит, заставляла холодеть. Приходившее забытье полнилось страхами и неясными образами, не раз Последыш просыпался, тяжело дыша и обливаясь потом, несмотря на свежий ночной воздух. Однажды страх был настолько силен, что он вскочил, и, потеряв равновесие, упал на колено, дико озираясь в темноте и не понимая, где находится. Сзади он услышал окрик и повернулся, дрожа, готовый встретить любой ужас. Но это просто один из чужаков не спал, и, постепенно осознав, где находится, Последыш снова улегся на промокший, холодный тростник.
Но эта ночь, худшая в его жизни, закончилась, и утром, после короткой трапезы – остатки чечевицы, которой угостили в Домах, немного рыбы и глоток воды – они снова сели на весла. И Последыш увидел, что берег, все-таки, виден – по одну сторону горная гряда выплывала из густо-синей глади. Это оставленная Земля или твердь за морем? Ведь туда они держат путь?
Долго задумываться не пришлось – снова весло легло в покрасневшие ладони, и начался новый день, почти ничем не отличавшийся от вчерашнего – гребля, нараставшая боль в мышцах, мучительно-короткие перерывы на перекус и отдых. Воду предложили только еще один раз, и, когда свет над морем окрасился в закатный, Последышу хотелось пить так, как никогда в жизни. Кто же страдает от жажды на Земле? Но здесь – не Земля.
Впрочем, какая-то земля, все же, приближалась. Когда солнце уже начинало клониться к той таинственной пещере за морем, в которой исчезает каждый вечер, он увидел её. Может, её и раньше можно было увидеть, но он слишком отдавался гребле. Теперь же, подняв голову, ясно рассмотрел пики гор, крутые склоны, темную полосу внизу. Твердь за Большой водой. Все слышанное о ней раньше, слушанное у тлеющего очага, вновь ожило в памяти. Твердь, где живут странные звери с рогами длиной в ногу, где духи выходят из тел людей и оборачиваются животными. Последнее воспоминание заставило еще раз испуганно оглянуться. Не превратятся ли его спутники ночью в лис, оленей или кого-то хуже, кого и вообразить нельзя?
Чужаки вокруг него, однако, ни в кого не превращались. Просто с невообразимой ему раньше выносливостью продолжали погружать весла в воду, повинуясь все более хриплой команде сзади.
Суши они достигли, когда солнце уже исчезло за морем, а желтоватое свечение сумерек окутало и его, и землю, на которую он со всеми остальными втащил плот. Втащил – и повалился, думая, что теперь пролежит так день и ночь, не в силах сдвинуться.
Но силы возвращались быстрее. Через некоторое время он почувствовал, что может выпрямиться, и тревожное любопытство вновь зажглось угольком где-то внутри. Последыш приподнялся, сел и начал осматриваться.
Оказалось (он понял это с удивлением и едва ли не разочарованием), что эта земля мало чем отличается от той, которую он знал всю жизнь. То же море, накатывавшееся на покрытый голышами берег, те же скалы, торчащие из прибоя, деревья в отдалении, очень похожие на деревья Земли.
Трое чужаков, вооружившись дротиками, двинулись вдоль берега, после того, как обменялись несколькими словами со Скелом. Другой, юноша примерно его лет, ухватив с собой остаток сухих ветвей с плота, взбежал вверх по каменистому мысу. Еще двое, найдя ровное место в нескольких десятках шагов от моря, начали копать яму, орудуя деревянной лопаткой и подобранными на берегу плоскими камнями.
Последыш долго наблюдал за их работой, не понимая её смысла, пока не увидел, как к вырытой яме подходит Скел. Он встал на колени, что-то зачерпнул ладонью и поднес ко рту.
Выпрямившись, он проговорил какое-то слово, и остальные тоже приблизились к яме один за другим. Их было пятеро – до десяти Последыш считал хорошо – и еще трое ушло вдоль берега вскоре после высадки. Он неуверенно подошел к ним, и увидел, что яма, глубиной в два локтя, наполовину полна водой. Мореходы один за другим касались её руками, стараясь набрать только с самого верха, и делали глоток. Но вот, когда Последыш уж ожидал своей очереди, один мужчина, долговязый, с всклокоченными короткими волосами, пригубил из ладони, выплюнул и покачал головой. Человек с деревянной лопаткой отошел в сторону на пару десятков шагов и снова начал копать. Юноша смотрел на них, чувствуя, как желание пить заполняем разум все больше, по мере того, как мышцы понемногу отпускало утомление.
Ему позволили сделать несколько глотков из второй ямы, которую вырыли недалеко от первой – оказывается, пригодная к питью, хоть и чуть солоноватая, вода была только на поверхности, ниже шла уже морская горечь.
Потом они играли со Скелом в знакомую игру – старший мореход называл слова на своем языке и заставлял его повторять. Окрик сверху прервал их.
Мужчина со шрамом, разводивший огонь, размахивал руками и кричал что-то Скелу, и Последыш увидел, как его собеседник выпрямился, острый и напряженный, и усмешка, похожая на оскал, чуть раздвинула его губы. Он обменялся с кричавшим какими-то словами, и тот бросился к огню, схватил округлый камень и начал забивать только разгоревшееся пламя. Потом повернулся и стал спускаться, а остальные столпились внизу, тихо переговариваясь друг с другом.
– Что случилось? – спрашивал себя Последыш, – кого они там увидели? Им страшно?
Но вскоре он понял, что страх – неправильное слово, чтобы описать состояние его товарищей поневоле. Вели они себя так, будто ими овладело какое-то лихорадочное возбуждение.
Один за другим люди из-за моря взбегали на плот и спускались с него, держа в руках топоры или дротики с тускло блестящими наконечниками. Оружие они складывали на берегу. Для его товарищей по плаванью, вода и еда, казалось, не имели такого уж большого значения – они выпили полученной из песка воды, зажевали кусками плохо пропеченной рыбы и сейчас тщательно расчищали площадку на берегу, оттаскивая с неё крупные камни и выкладывая вокруг. Словно и не было двух дней непрерывной гребли.
Вскоре почти ровная окружность мелкой гальки, замкнутая камнями крупнее, была готова. Последыш видел, как тревожно переглядываются и переговариваются чужаки. Их все еще не отпускало странное нетерпение, которым они заразились на мысе.
Что же они там увидели?
Трое посланных вдаль по берегу вернулись, когда почти совсем стемнело. К этому времени посреди очищенного круга, под каменной тенью скалы, был разведен новый огонь. В костер бросали ветки, рядом пристроился человек, разделывавший пойманную рыбину.
Когда все были в сборе, Последыш увидел, как Скел поднял руку с зажатым в ней топором и выкрикнул какое-то слово. Услышав его, чужаки начали, один за другим, подходить к кругу. Рыбья плоть уже шипела над красными углями, нанизанная на маленькие палочки. С удивлением юноша увидел, как в свободной руке Скела откуда-то появилась маленькая трубка. Он поднес её ко рту, и тихий свист наполнил воздух. Скел перебирал пальцами, и высота свиста колебалась, складываясь в простую мелодию. Когда свист умолк, мужчина снова вскинул вверх руку с топором и громко, нараспев проговорил какие-то слова, подхваченные остальными. Он произнес их снова, и опять ему ответили эхом.
Повернувшись к нему, Скел громко окликнул его знакомыми уже словами:
– Камеш! Сюда!
Последыш настороженно подошел к ним. Сейчас он видел, что некоторые мужчины тоже держат в руках топоры с короткими и очень острыми лезвиями. В голове мелькнула мысль – бежать от них, но он не смог себя заставить рвануться в темневший за спиной лес. Это была не Земля, что за чудовища могли жить под его сводами? А этих людей он, хотя бы, уже знает.
Но, когда он приблизился, чья-то рука вытолкнула его к тлеющим углям, кто-то пинком под колени заставил присесть – и страшное предчувствие мелькнуло в голове. Эти люди брали его с собой, заставляли грести до своей земли, чтобы…
Он сжался, зажмурившись – но вместо удара почувствовал жар у губ и, раскрыв глаза, увидел, что к нему поднесли прутик с куском рыбы на нем. Прутик ткнули под губы, и он начал медленно жевать полупропеченную рыбью плоть. Когда он, наконец, проглотил, то почувствовал шаги за спиной, руку на плече. Кто-то скрутил его ухо, обожгла острая боль. Он вскрикнул и рывком повернулся .
– Мега-те Мавар! – услышал он голос Скела, на его лице красные полосы костра сплелись с потеками вечернего света, светлели зубы. Стоявшие вокруг повторили хором:
– Иши, Камеш!
Потом Скел протянул ему руку, в которой был зажат короткий топорик с острым и тонким лезвием, и произнес слово, которому научил его сегодня:
– Возьми!
