Евгений Лазаревич Шварц
Хроники немецкого разведчика Ойгена Шварца и наркома НКВД Лаврентия Берии
Гитлер, несмотря на то, что ему очень хотелось как можно скорее напасть на Чехословакию и полностью оккупировать ее, все же решил принять английского премьер-министра и тем самым показать мировому сообществу свое мнимое миролюбие. И по этому поводу высказался в своем ближайшем окружении: «Какая удача, словно Проведение послало мне такой щедрый подарок для того чтобы все правительства мировых держав видели, что я на все иду ради мирного решения Судетского кризиса!»
Надо отметить, что погода, а точнее, непогода во время встречи руководителей двух стран соответствовала создавшемуся политическому климату Европы.
Борт с так называемым «борцом за мир» из туманного Альбиона, который до этого случая ни разу не пользовался самолетом, с трудом приземлился в отвратительнейшую, практически нелетную, погоду в аэропорту Мюнхена. Измученный своим воздушным крещением Чемберлен с радостью пересел в спецпоезд Гитлера под кодовым названием «Америка». Удобно устроившись возле окна в мягком кресле в личном вагоне фюрера Чемберлен с удовольствием стал разглядывать окружающую местность.
Надо отметить, что Гитлер специально приказал посадить самолет премьера именно в Мюнхене, а затем доставить Чемберлена в Берхтесгаден по железной дороге, чтобы тот увидел стоящие на всех полустанках воинские эшелоны с боевой техникой и солдатами, специально заранее пригнанные к приезду премьер-министра Англии.
Непогода и в Альпах показала свой своенравный характер. На горы в этот знаковый день, закрыв их вершины, опустились черные тучи. В момент встречи двух политиков полил проливной холодный дождь. И Чемберлену пригодился его знаменитый зонт, с которым тот никогда не расставался.
Премьер-министр быстро раскрыл его и укрылся от холодных капель, забарабанивших по зонту, словно пули, но под ним оказался не только он. Волей-неволей под знаменитым зонтом спрятался и Гитлер, встречавший Чемберлена на пороге своего особняка, которому его личная охрана не успела подать зонт.
Фюрер, оказавшись бок о бок с высокопоставленным гостем с «острова», пожимая ему руку миролюбиво заявил:
– Ну вот, господин премьер-министр, нахожусь под вашей защитой. Надеюсь, – продолжил Гитлер, – что это знак того, что мы вместе найдем приемлемое решение, как мирным путем помочь бедным судетским немцам. Но давайте, господин премьер-министр, пройдем с порога, укроемся от пронизывающего ветра и дождя в помещении, откуда открывается прекрасный вид на гору Уинтерсберг. Этот пик для меня священен, так как, по преданию, там обитает дух великого императора Барбароссы.
Но, увы, вершины горы из-за грозовых туч не было видно, и Гитлер не стал дальше разглагольствовать об императоре Священной Римской Империи, с которого старался брать пример в укреплении своей власти, но при этом каким-то образом забыл, что Барбаросса бесславно закончил свою боевую жизнь. Случилось это по пути в Палестину во время организованного императором похода с твердым намерением отвоевывать гроб Господень у египетского султана Салах ад-Дина. Но, не дойдя до Святой земли, и весьма прилично, император позорно утонул на глазах у своего войска в небольшой, стремительной, но неглубокой горной реке Селиф, протекающей в Южной Турции, переправляясь через нее вброд на своем боевом коне.
Воспользовавшись паузой в словесном потоке хозяина, Чемберлен, измученный и полетом, и отвратительной погодой, и болтовней хозяина, внимательно посмотрев на Гитлера, с тоской в голосе задал вопрос, ради которого он, собственно, и прилетел сюда:
– Господин канцлер, как вы лично видите решение такой серьезной проблемы, касающейся целостности Чехословацкого государства?
Гитлер, в свою очередь уставившись в глаза Чемберлену своим знаменитым взглядом, который многие из тех, кто общался с фюрером, считали гипнотизирующим ответил:
– Я приверженец, как, кстати, и вы, мирного решения. – Он на некоторое время сделал паузу, подчеркивая важное, что будет сказано, и продолжил: – Моя задача – вызволить из-под чешского гнета, – на последнем слове фюрер сделал ударение, – наших немецких братьев, проживающих на территории Судет, господин премьер-министр. И, надо отметить, хочу вам сказать, что в создавшейся ненормальной обстановке между двумя государствами, Германией и Чехословакией, полностью виноват никто иной как ее президент Бенеш. Он спит и видит, как еще сильнее притеснить немецкое меньшинство и тем самым развязать войну между нашими государствами.
Гитлер вновь сделал паузу, отпил глоток минеральной воды и продолжил:
– Я надеюсь, что Великобритания в вашем лице поддержит мое требование о передаче Судет фатерланду на основе права наций на самоопределение.
Фюрер вновь немного отпил из стакана, на некоторое время в зале воцарилась тишина, но Гитлер вновь заговорил:
– Господин премьер-министр, вы глава правительства государства со старинной развитой демократией. И можете понять меня, разве я могу как канцлер страны, готовой принять своих соотечественников, не поддержать право судетских немцев на вхождение в состав Германии через проведение референдума? Этого, как вы прекрасно понимаете, важнейшего института прямой демократии. Или вы хотите пустить большевиков в Европу? Они спят и видят, как ловчее поработить европейские цивилизованные страны, а начать хотят с военной помощи Чехословакии и затем обосноваться там, причем навсегда!
На такой демагогический пассаж диктатора Чемберлену нечего было ответить, а Гитлер стал и дальше разглагольствовать:
– Если Англия и Франция меня не поддержат, то остается одно – война в Европе. Наши войска готовы к освободительному походу и силой решить проблему наших соотечественников с несговорчивым Бенешем. А Польша не позволит Советам прийти на помощь чехам через ее территорию. – И, вновь отпив глоток воды, со стуком поставил стакан на стол, как бы ставя точку в разговоре.
– Господин канцлер, я прихожу к выводу, – начал Чемберлен, – вы все же намерены ввести войска в Чехословакию начав тем самым войну. Две наших страны делают все возможное для решения данной проблемы. Еще в мае посол его величества и посол Франции заявили министру иностранных дел Чехословакии Карелу Крофту, что его правительство должно принять требования Германии об автономии Судетского края. И послы заявили: если этого не произойдет, то, в случае вооруженного конфликта, наши страны не окажут военной помощи вашему государству. Возникает естественный вопрос: вы на это рассчитываете, что мы не подставим плечо чехам?
И замолчал, глядя на клубящиеся дождевые тучи за панорамным окном. Оторвав взгляд от разбушевавшейся стихии, Чемберлен продолжил:
– Для чего я прибыл сюда, в горы, к вам, господин рейхсканцлер? Я думаю, что мне разумнее прекратить наш бесплодный разговор и вылететь обратно в Лондон, так как я не вижу смысла в дальнейшем нашем общении, раз вы желаете втянуть Европу в войну.
После этих слов Гитлер насупился, и выражение его лица стало жестче, а усики на верхней губе стали подергиваться.
Чемберлен, взглянув на него, понял, что фюрер не отступится от своего плана военной интервенции против Чехословакии. И тогда он на миг мысленно представил себе: «Британцам придется умирать за интересы, которые от них весьма далеки. Там, в Англии, у себя, придется копать окопы, строить бомбоубежища. Объявлять мобилизацию, а затем тысячами гибнуть – и только из-за того, что две страны на континенте не могут сами найти мирное решение. Европейская трагедия обязательно случится, если не пойти навстречу диктатору в его требованиях. Да и пассаж Гитлера о большевизме полностью согласуются с лозунгом моей партии: «Чтобы жила Британия, большевизм должен умереть». Сам я скорее уйду в отставку, чем допущу какое-либо соглашение с большевистской Россией. Да и, по сути дела, прав мой помощник Уилсон, считающий, что Англия и Германия – это две гранитные скалы, о которые разбивается всесокрушающий вал коммунизма, пытающийся захлестнуть Европу».
Встряхнув головой, как бы отбрасывая в сторону эти мысли, Чемберлен заявил:
– Господин канцлер, не посоветовавшись с парламентом, я не могу самостоятельно принять удовлетворяющее вас решение.
При этих словах Гитлер нахмурился, но Чемберлен продолжил:
– Но я согласен с вашими доводами, что области, где проживает более пятидесяти процентов немецкого населения, должны войти в состав Германии, а Франция и Англия станут гарантами новых образовавшихся границ Чехословакии. Но при одном условии: никаких военных действий со стороны Германии в отношении Чехословакии и сохранение ее как единого государства в будущих новых границах
При этих словах Гитлер даже вскочил:
– Вы говорите, чтобы я не применял войска! Но послушайте, господин Чемберлен, это не я объявил и бряцаю оружием, а Бенеш! Он и армию натравил на моих соотечественников!
Наступила пауза, и Чемберлен, напуганный истерикой Гитлера, с нотками миролюбия произнес:
– Давайте встретимся с вами в конце сентября и окончательно, после необходимых консультаций по этому вопросу с заинтересованными странами, исключая, конечно, Россию примем приемлемое для вас решение по Судетам.
Проводив Чемберлена в его туманный Альбион, фюрер на некоторое время решил уединиться и остаться в Бергхофе. По вечерам, сидя в глубоком кресле у камина и протянув ноги к горящим в нем неярким огнем буковым поленьям, Гитлер, как всегда, разглагольствовал с коротавшими вместе с ним практически каждую ночь почти до утра ближайшими сотрудниками на разные темы или воспоминал детство. Ближний круг выслушивал его эти пространные сентенции. Ненатурально смеялись на его незамысловатые шутки, зачастую направленные на тех, кого рядом не было. Как-то он произнес:
– Отец довольно часто лупцевал меня ремнем! И думаю, что это пошло мне не во вред.
– Да мой фюрер, ум вам вгоняли ударами по заднице, и это вам, как видим, здорово пошло на пользу, вы стали канцлером! – воскликнул глуповатый руководитель Трудового фронта. После этой его реплики все оцепенели, глядя на побелевшего после своих слов Роберта Лея. Но пронырливый Геббельс разрядил напряжение, воскликнув:
– Как мы видим, герр Лей, вас-то отец не порол ремнем, раз вы такое говорите нашему фюреру.
Но на сей раз Гитлер не шутил, а, глядя на огонь, самодовольно заявил:
– Как всегда, Проведение мне правильно подсказало, как вести и что говорить с этим молодчиком с Даунинг-стрит-10 с кустистыми бровями и зонтом. Кстати, как у тебя, Гесс, я имею в виду твои брови, так как знаю, что тебе зонт не нужен и его у тебя нет, – хихикая, обратился фюрер к своему заместителю по партии. Поэтому, господа, и результат последовал практически незамедлительно. Англичане с французишками 19 сентября грозной нотой наехали на Бенеша, чтобы тот неотлагательно принял мои предложения. То есть не выпендривался и отдал подобру-поздорову Судеты Германии.
Гитлер на какое-то время замолчал и, нагнувшись к порталу камина, пошевелил витой, красивой, кованой кочергой поленья и, вновь откинувшись к спинке кресла, продолжил:
– А что касается Чемберлена, если он еще раз сунется ко мне в Бергхоф со своими дурацкими мирными предложениями, то тогда отведу его на верхнюю ступень парадной лестницы дома, разверну лицом к спуску, а для этого случая специально обую армейские подкованные сапоги, и как дам под его тощий зад, чтобы он летел кувырком вниз по лестнице вместе со своим зонтом, на потеху всем присутствующим. А я уж позабочусь, чтобы народу было как можно больше и, ко всему прочему, присутствовали бы писаки-журналисты.
Гитлер замолчал, задумчиво посмотрел на огонь и продолжил:
– Я правильно разыграл, вынув из политической колоды карт козырную – коммунистическую угрозу. Эти так называемые демократы сразу возопили: «Если чехи откажутся выполнять условия германского предложения и примут военную помощь Сталина, то Англия и Франция откажется от военной помощи Бенешу в возникшем военном конфликте». Думаю, господа, что если такое случится, то чехословацкий конфликт с участием России перерастет в новый крестовый поход, только теперь не за гроб Господень, а против большевиков. И западные демократии, конечно, примут в нем участие на нашей стороне, так как они давно зуб точат на большевистскую Россию. При таком развитии событий чехи сами должны понять, на чьей стороне выступят эти две страны Франция и Англия. И еще одно, господа, я думаю, Сталину в настоящее время не до проблемы Чехословакии. Вождь Советов сейчас ликвидирует не без нашей помощи с организацией каких-то показательных судебных процессов своих бывших товарищей по партии и революции, а заодно и строптивых военных. Ну совсем как я разделался с Ремом и его приспешниками, возомнившими о себе слишком много и покусившимися на мою революцию и власть. Но только, в отличие от Сталина, я не стал заморачиваться с нашей судебной системой, она еще не готова выполнять мои требования. Просто взял лично – и с Герингом, а также Гейдрихом перестрелял эту банду гомосексуалистов-предателей. И это совершенно правильно, так и впредь буду поступать с отщепенцами, возомнившими о себе слишком много! У революции, что национал-социалистической, что у октябрьского переворота в России, или, как потом Сталин назвал его, социалистической революции, должен быть только один вождь. Именно за ним должны, без всякого сомнения, идти массы и беспрекословно подчерняться и преклоняться ему!
Глава четвертая
Мюнхенский договор, или Ликвидация Чехословакии
Но Гитлер ошибался в отношении действий Кремля. Судетский кризис нарастал, и Сталин 20 и 21 сентября собирал в своем кабинете ближайших соратников членов политбюро: Молотова, Ворошилова, Кагановича и заместителя комиссара иностранных дел Потемкина для обсуждения действий Советского Союза по оказанию помощи Чехословакии в сохранении своей независимости как государства.
Вождь прошелся по ковровой дорожке своего просторного кабинета и не спеша начал говорить:
– Товарищи, события вокруг братской славянской республики стремительно развиваются, к сожалению, не в лучшую сторону для этой страны. Чехи как бы выходят на передний край в борьбе против фашизма. Мы с вами уже обсуждали этот вопрос на политбюро, и теперь вновь должны подтвердить нашу безоговорочную поддержку Чехословакии.
Сталин замолчал, как бы собираясь с мыслями, а затем продолжил:
– Думаю, и вы со мной согласитесь, товарищи, что нервы у Советского Союза крепкие. А армия сильная, и мы не должны реагировать на заявления Польши о начале войны с Россией, если наши войска придут на помощь чехам.
Сталин подошел к краю стола, на котором лежала потухшая трубка. Раскурил ее и, посмотрев на соратников, произнес:
– Товарищ Потемкин, вызовите их посла Зденика Фирлингера.
Сталин задумался, затянулся и продолжил:
– Хотя это правый уклонист, то есть социал-демократ, но он симпатизирует нашей стране. Недаром во время империалистической войны перешел из австро-венгерской армии на сторону России. Уверен, Фирлингер понимает, что только СССР сможет помочь его стране остаться свободной. Зденек донесет до своего правительства нашу позицию и сделает все, чтобы там, в Праге, поняли серьезность наших намерений. Сообщите ему, мы подтверждаем еще раз, что сразу готовы прийти по первой просьбе Бенеша на помощь Чехословакии.
Сталин секунду-другую помолчал, затем твердо добавил:
– Даже в случае, если Англия и Франция уклонятся от выполнения своих обязательств.
Вождь вновь прошелся по ковровой дорожке, остановившись, задумался, а затем подошел к маленькому столику с телефонными аппаратами, взял с него машинописный лист и, вернувшись к большому столу, посмотрев на своих собеседников, произнес:
– Резидент военной разведки в Токио Зорге сообщает: «10.03.38 г. Высокопоставленный сотрудник Абвера в Японии в беседе с послом Германии в этой стране Оттом сообщил тому: «Когда Судетский кризис решится в пользу Германии, перед фюрером встанет следующая задача – это Польша. Но фюрер попытается решить ее мирным путем, даже дружеским. Так как задача этих обоих государств – война с СССР».
Сталин, закончив читать спецтелеграмму, покачал головой и произнес:
– Вот такие дела, товарищи, но я глубоко сомневаюсь, что Гитлер будет сотрудничать с Польшей, хотя сейчас вместе с ней желает раздербанить Чехословакию. Затем этот бандит с большой дороги неприменено захочет ее захватить, как сейчас пытается сделать это с Чехословакией.
Вождь остановился перед Потемкиным и продолжил:
– Вот что еще надо сделать, товарищ Потемкин. Твердо заявить президенту Польши Мосцицкому, что если его страна захватит Тешинскую волость Чехословакии, то Советский Союз разорвет договор о ненападении между нашими странами.
Сталин вновь подошел к маленькому столику, взял еще один лист и прочитал его: «Расчленение Чехословакии под англо-французским нажимом означает полное отступление европейской демократии перед угрозой применения силы со стороны фашистской Германии. Эта капитуляция носит характер катастрофы; она отнюдь не содействует укреплению мира и обеспечению безопасности Великобритании и Франции. Наоборот, она неизбежно приведет обе эти страны к такому состоянию, когда они, в конце концов, лишены будут всякой возможности сопротивляться». Эти слова недавно произнес небезызвестный вам, товарищи, сам Черчилль. Товарищ Жданов, на мой взгляд, это сообщение надо опубликовать в газете «Правда». Этим самым мы покажем мировому сообществу, что Россия поддерживает даже антикоммунистов запада в их стремление противостоять фашизму.
Но там, во Франции и Англии, никто, собственно говоря, серьезно и не собирался противостоять германским нацистам, а точнее – Гитлеру. В первую очередь позицию несопротивления фюреру занял премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, отставивший интересы Британской империи. Встретившись с фюрером Третьего рейха 29 сентября в Мюнхене, приехав в «коричневый дом» – так называли в народе партийную резиденцию Гитлера, – расположившись в его кабинете, премьер-министр Англии пошел на поводу у того в вопросе Чехословакии, так как Гитлер ловко обвел Чемберлена приемами демагога, как говорится, вокруг пальца.
– Господин канцлер, – обратился премьер к Гитлеру, – Великобритания и Франция, собственно говоря, да и сами чехи согласны на вхождение Судетской области в состав Германии на основе самоопределения проживающего там немецкого населения. Вам отойдут земли площадью почти сорок два квадратных километров. На этой территории проживает пять миллионов жителей. Кроме того, Германии достанутся промышленные предприятия и военное снаряжение, расположенное в укрепрайоне на границе между вашими странами. И все это без войны с Чехословакией. Как вы ведите, канцлер, я проделал огромную и напряженную работу по сохранению спокойствия в Европе, – подытожил «посланник мира».
Но, к его удивлению, Гитлер усмехнувшись, только хмыкнул на его такую патетическую речь, а затем произнес:
– Безусловно, вы, можно сказать, добросовестно потрудились на благо своей империи, но, – фюрер на некоторое время замолчал и, уставившись в глаза Чемберлена своим знаменитым взглядом, продолжил, – так как Чехословакия только что объявила мобилизацию, я не вижу другого выхода, как ввести войска в эту весьма агрессивное государство. Да и проблема с претензией Польши на Тешинскую область вами, господин премьер-министр, никак не решена.
От такого поворота событий Чемберлен остолбенел, силы его покинули, и, к удивлению Гитлера, он в измождении улегся на кожаный диван и, глядя снизу на Гитлера, с ужасом произнес:
– Но это же война, канцлер! Вы должны найти какой-то выход из складывающейся ситуации.
Затем, потерев ладонью лоб, жалобно произнес:
– Господин Гитлер, вы все же должны пойти мне навстречу ради сохранения мира в Европе и моего престижа в парламенте Великобритании.
– Хорошо, господин премьер-министр, я пойду вам навстречу, если Бенеш отменит приказ о всеобщей мобилизации. А на нашей окончательной встрече-конференции будет председательствовать премьер Италии Муссолини. И никаких чехов вовремя переговоров не должно быть! Только тогда я и отменю приказ о вводе войск в Чехословакию. И поверьте, никакому другому политическому лидеру, кроме вас, я не уступил бы своей позиции ни на йоту, цените это, господин Чемберлен!
Поздно ночью 30 сентября в находящемся недалеко от «Коричневого дома» здании «Фюрербау», хозяином которого являлся Гитлер, премьеры Франции и Англии Даладье и Чемберлен и два диктатора – Муссолини и Гитлер – окончательно поставили крест на Чехословакии как государстве, при этом, как хотел Гитлер, не допустив в зал, где проходил процесс ликвидации европейской страны, ее представителей – господ Мастны и Масарика.
Стрелки больших часов уже приближались к двадцати четырем часам. И вот-вот они должны были гулко пробить полночь, но «великолепная четверка» ну никак не могла договориться по пустяшным вопросам дележа Чехословакии. Только когда оставалось несколько минут до наступления нового дня, Муссолини воскликнул:
– Господа, мой друг Адольф Гитлер или должен отменить приказ о вводе германских войск в Чехословакию, или начнется европейская война, если мы сейчас же не подпишем вот это тот документ! – Дуче раздал присутствующим листки с текстом и начал читать его: – Германия, Соединенное Королевство, Франция и Италия, согласно уже принципиально достигнутому соглашению относительно уступки Судетской немецкой территории, договорились о следующих условиях и формах этой уступки, а также о необходимых для этого мероприятиях. И объявляют себя, в силу этого соглашения, ответственными, каждая в отдельности, за обеспечение мероприятий, необходимых для его выполнения. Соединенное Королевство, Франция и Италия согласились о том, что эвакуация территории начинается с 1 октября и будет закончена к 10 октября, причем не будет произведено никаких разрушений имеющихся сооружений, и что чехословацкое правительство несет ответственность за то, что эвакуация области будет проведена без повреждения указанных сооружений. Окончательное определение границ поручается международной комиссии. Этой международной комиссии предоставляется право, в известных исключительных случаях, рекомендовать четырем державам – Германии, Соединенному Королевству, Франции и Италии – незначительные отклонения от строго этнографического принципа в определении зон, подлежащих передаче без проведения плебисцита. – На этом абзаце Муссолини воскликнул: – Это основа соглашения! Остальное не так важно, давайте поставим свои подписи и тем самым предотвратим войну.
Под этим листком, ставившим, по сути дела, ликвидацию Чехословакии как государства, появились «каиновы подписи»: А. Гитлер, Эд. Даладье, Б. Муссолини, Н. Чемберлен.
Не успели еще высохнуть чернила подписей на документе, а Гитлер устроил банкет по поводу своей победы, но, как фюрер считал, к его сожалению, неполной. Чемберлен, а с ним и Даладье, уклонились от приглашения. Хотя премьеру Франции хотелось остаться пображничать, так как Даладье очень понравился подаваемый во время совещания французский абсент «Перно» с непередаваемым ароматом степной полыни, который он и попивал весь вечер.
Два премьера откланялись, и за столом остались фюрер со своими подручными и итальянская делегация. Бравые слуги, отобранные из охранного полка «Адольф Гитлер», все как один стройные и высокие, одетые в белые жилетки и черные брюки, с белыми перчатками на руках, поднесли гостям шампанское, коньяк, а для фюрера – легкое пиво «Хопф Ди Ляйхтере», но оно, как, впрочем, и подписанное соглашение, не радовало Гитлера. Он уселся за стол с сумрачным лицом, скривясь, потягивая из большой кружки замечательный, сваренный по старинным рецептам, янтарного цвета хмельной напиток и исподлобья поглядывал по сторонам зала, словно кого-то ожидая.
В этой компании находились еще двое с такими же сумрачными лицами. Они, как и Гитлер, были опечалены, что отложена на неопределенный срок небольшая, но, конечно, победоносная война. Этой парочкой были министр иностранных дел Германии фон Риббентроп и шеф СС Гиммлер. Первый, откинувшись на спинку стула и наклонившись в сторону своего соседа, произнес:
– Рейхсфюрер, жалко, что нам не удалось сегодня полностью решить проблему Чехословакии. Эту «недострану» надо было бы уже сегодня немедленно оккупировать!
Визави Риббентропа повернув голову в его строну и сверкнув стеклами пенсне, не спеша проговорил:
– Полностью с вами согласен, герр министр, хотя посмотрите на итальянских гостей, как я понимаю, они не разделяют нашего с вами мнения.
Гиммлер слегка кивнул головой в сторону сидевшего рядом с фюрером Муссолини.
Надо отметить, что Дуче искренне радовался, что избежал втягивания Италии в ненужный ей военный конфликт и что он, как никто другой, был на вершине международной славы, так как, по сути дела, единолично вел и дирижировал ходом Мюнхенской конференции.
Он, сверкая черными, навыкате глазами, на ломаном немецком с упоением делился своей удачей с фюрером:
– Герр Гитлер, Вы обратили внимание, что англичане с французами ничего не подготовили! Ни Даладье, ни Чемберлен толком-то и не знали, как приступить к делу, с чего начать! Хорошо, что я еще у себя, в Риме, подготовил проект этого соглашения, с которым они полностью согласились. Сами-то они пальцем о палец не ударили, чтобы наше сложное дело сдвинуть с мертвой точки. Да и они, к тому же, не знают никаких иностранных языков, кроме своего родного! Хорошо, что я смог без переводчиков общаться с этими, по сути дела, глухонемыми господами! А как я их припугнул вашей готовой к бою армией, фюрер! Испугались они и импозантной фигуры позванного в зал, по моему предложению, генерала Кейтеля! После такой демонстрации силы премьеры сразу согласились на все пункты моего проекта соглашения, постоянно повторяли: «Да, дуче!», «Хорошо, дуче!»
Гитлер, слушая все эти восторги своего итальянского друга, кивал головой, но его мысли были далеко от итогов конференции. Ему не давало покоя и сжигало единственное желание: как все же, не откладывая в долгий ящик, напасть на Чехословакию, о другом фюрер не мог и думать. Поэтому Гитлер невпопад, непонятно к чему, на похвальбу дуче о своих заслугах, неожиданно произнес:
– Синьор Муссолини, галерея Уффици во Флоренции – это какое-то чудо. Находясь в ее залах, начинаешь понимать Италию, ее искусство! Вы даже не можете себе представить… – Не закончив мысли, Гитлер к чему-то вспомнил юность: – Жалко, что меня не приняли в Венскую академию художеств и не исполнилась моя мечта стать живописцем, как ваши великие мастера!
Муссолини на самом деле не мог понять, о чем говорит фюрер, так как дуче ни разу не был в Уффици, но он ответил своему другу:
– Герр Гитлер, но вы проводите свою политику с таким же мастерством, как Леонардо или Микеланджело творили свои шедевры.
Фюрер на эту лесть дуче согласно кивал головой в такт словам Муссолини, а у самого еще сильнее чесались руки загрести полностью то, что осталось от Чехословакии, а по сути дела – уже Чехии, так как Словакия не без помощи Германии уже была на грани выхода из единого государства.
Ко всему прочему, сохранить имидж миротворца фюреру помог все тот же Чемберлен, пришедшей рано утром к полусонному Гитлеру с просьбой подписать подготовленную им англо-германскую декларацию о взаимном ненападении.
– Господин рейхсканцлер, – начал Чемберлен, вынимая из кармана пиджака небольшой листок бумаги, – мы с вами считаем, что тройственный договор, подписанный вчерашней ночью, а также соглашение по военно-морскому флоту, ранее заключенное между нашими государствами, являются документами доброй воли наших народов, гарантами предотвращения войны между Великобританией и Германией. Нам с вами необходимо постоянно прилагать политические усилия к мирному решению возникающих разногласий для предотвращения всесокрушающего пожара в Европе. Поэтому прошу вас подписать вот эту декларацию. – И протянул фюреру свой листок.
Гитлер, у которого болела голова от выпитого ночью пива, как-то хмуро посмотрел на Чемберлена и с хрипотцой в голосе произнес:
– Ну если вам, господин премьер, так хочется иметь этот клочок бумаги с моим росчерком, то я, ради вашего, можно так сказать авторитета в Англии, завизирую его. – И фюрер поставил свою размашистую подпись.
А через несколько часов в аэропорту Хитроу Чемберлен, стоя в проеме двери самолета, достал эту бумажку и, размахивая ею, громогласно, самодовольно произнес перед встречающими:
– Я вам привез мир в Европу на многие предстоящие годы!
А через три дня его оппонент Уинстон Черчилль в ответ на это громогласное заявление на весь мир пророчески произнес: «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну». И он не ошибся.
Так как 14 марта Гитлер вызвал в рейхсканцелярию президента Чехии Эмиля Гаху, сменившего ушедшего в отставку Эдварда Бенеша. Принял фюрер президента в специально затемненном кабинете, в котором горело всего два или три светильника на все огромное помещение. И в категоричной форме заявил тому:
– Господин Гаха, вы прекрасно знаете, что на протяжении многих веков немецкие племена проживали на территории Богемии и Моравии. Поэтому эти земли должны принадлежать Германии.
– Господин рейхсканцлер, вы говорите о принадлежности этих двух областей Германии, а сами назвали их Богемия и Моравия, как это было в Австро-Венгерской империи Габсбургов, – возразил Гаха.
– А это неважно, я возвращаю их исконное названия и предлагаю вам свое покровительство, а значит и спокойствие населению и уверенность в завтрашнем дне. Давайте не тяните с подписью под документом о присоединении Чехии к Германии. А иначе, – Гитлер перешел на повышенный тон, – отдам приказ, бомбить Прагу и в первую очередь – Градчаны, вашу резиденцию. Пострадает там и знаменитый собор Святого Вита… Вот черт! – воскликнул Гитлер, – старикашка потерял сознание, позовите кто-нибудь моего доктора Морелля. Пусть сделает ему укол, чтобы Гаха не окочурился. Не то западные демократии завоют, что президента Чехии убили в Берлине. Геринг, пока Гаха приходит в себя, отдай приказ войскам вступить в их Злату Прагу. Там, в Градчанах, и подпишу указ о протекторате Богемия и Моравия, а во главе его поставлю фон Нейрата.
После того как Гаха пришел в себя, Гитлер, пообещал тому, что тот останется номинальным президентом протектората, с тем и отправил его в Прагу.
После этого, уединившись с министром иностранных дел, перед тем как самому ехать победителем в Прагу заявил:
– Риббентроп, теперь на очереди Польша. Но для этого мне нужна Россия, как гарант безопасности восточной границы. Немедленно пошлите депешу в Москву графу фон Шуленбургу, чтобы тот довел до сведения Сталина желание Германии установить прочные связи с Советами. А сам быстро собрался и на автомобиле отправился в Прагу.
