Про цыганок и петушков
Цыганок тогда тоже не жаловали. и леденцы мне брать строго – настрого запрещали, но они были очень вкусные, и я брал.
Зато у Елены Назаровны и деда Бахчи я бывал часто, тем более, что у них была внучка Ася (постарше меня) и я с ней дружил. Помню, мы много играли «в фантики», тогда все дети играли в фантики и асины школьные друзья – тоже.
Игра была немудреная – мы собирали красивые конфетные обертки и делали из них такие плотные конвертики (боюсь, что сейчас не сделаю, да и конфеты мне уже нельзя). Надо было забрать все фанты у противника, подгоняя свои фанты щелчками. При этом фант можно забрать, только если расстояние меньше, чем расстояние от большого до указательного пальца. И здесь тоже были свои хитрости – если «выстрелишь» и не достанешь чужого фанта, то противник с легкостью заберет твой.
Играли, естественно, на полу, ползали в совершенном азарте часами. Уверяю вас, что эта забытая послевоенная игра и сейчас будет увлекательной для детишек (я обязательно попробую с внуками – между прочим, дети с удовольствием отрываются от своих «гаджетов», если вы предложите им что ни – будь азартное и интересное).
Жили, в общем то, дружно, хотя плита была одна, а четырех камфорок на всех явно не хватало, и одной раковины – тоже. Туалет, конечно, был один – нередко (особенно по утрам) возникали очереди. Выходили из положения тем, что каждой семье назначали свое время.
Если семейство не успевало управиться – возникали скандалы. Иногда дело доходил до потасовки, но тяжких телесных повреждений я не помню.
Телефон тоже был один, долго разговаривать не разрешалось, разве что не было других желающих, но такое случалось редко.
Наша комната
А сами мы жили в такой длинной, вытянутой комнате: ширина – три метра, длина – шесть метров. Мы – это мама, папа и я. Декретный отпуск тогда был: две недели до родов и две – после, поэтому мама кормила меня грудью в обед (это разрешалось – обед для кормящих матерей немного увеличивали).
Но смотреть за мной было некому (бабушка работала, дед сильно хромал и за мной не поспевал), поэтому одно время (до детского сада) у нас жила еще и няня – молодая деревенская девушка.
Я ее не помню, но мама говорит, что к ней приходили бравые матросы, так что у нас было весело.
Наша печка
Центрального отопления еще не было, и у нас стояла большая печка. Топили ее два раза в день – утром и вечером. Когда мне исполнилось шесть лет, мне тоже разрешили топить. Сначала под присмотром, потом самостоятельно.
Я знал, как разжигать огонь, когда можно закрывать заслонку, чтобы не угореть. Да, я с детства знал – как обращаться с огнем, как надо уважать огонь и дружить с ним. Я люблю огонь, огонь – это тепло и жизнь.
Сегодня я могу разжечь костер в любую погоду, даже под потоками дождя и при ураганном ветре. Этим мы сильно отличались от современных молодых людей, которые могут пойти за грибами и до смерти замерзнуть в дачном лесу с зажигалкой в кармане.
Дрова лежали поленницей во дворе, их привозили на грузовике. Каждый раз, чтобы протопить печку, надо было натаскать дров со двора – между прочим, хорошая физзарядка.
Холодильников не было, продукты хранили за окном. Летом покупали понемногу – на один раз.
Душевой комнаты тоже не было – мылись в бане, один раз в неделю. Сначала ходил с мамой (тогда это было нормально), потом тетки стали возмущаться (может, чего – то углядели), и я стал ходить в баню с папой.
Но голых теток я тогда повидал много, наверное, больше, чем за всю остальную жизнь. Вот такое было половое воспитание.
Папа был очень недоволен таким «довеском» в бане. Дело в том, что для него это была не только простая помывка, но и культурно – развлекательное мероприятие. В бане разливали пиво, продавали воблу и раков. Там можно было поговорить «за жизнь» с солидными, серьезными мужиками.