Евгений Александрович Козлов
Я пацифист, девственник, трезвенник, вегетарианец
А в религиозных изображениях я имею толк, вот уже двенадцатый год сам пишу иконы. Десять лет я учился и работал в иконописной мастерской, и два с половиной года рисую в домашних условиях, будучи свободным художником. Я делаю всё то же самое, что делали все древние художники, рисовавшие на камнях. Только ветхие люди изображали охотников с оружием в руках, вождей, всех этих убийц, впрочем, и я иногда, будучи в мастерской рисовал убийц, всех этих якобы “святых” воинов, военачальников, властителей. Сколько тысячелетий миновало, но ничего не поменялось. Бесконечное изображение вождей с их опричниками, вот кого часто изображают художники. Почему я этим занимался? Потому что я художник, а для художника предметов для росписи не так много. И религия как раз нуждается в изображениях, не все конечно, в некоторых делается акцент на скульптуре или на орнаменте, шрифте. Но везде нужна рука художника. Как и всем мне, нужно было учиться, работать, и зарабатывать себе на жизнь. В свое оправдание я скажу, что я зарабатывал по сумме как обычный дворник, как и рисование убийц, было не частым, потому не было постоянным раздражителем моей совести. Еще скажу, что в мастерской иконы писались совместно, поэтому мне вполне могла достаться лишь часть изображения, полностью я не написал там ни одной иконы, только после ухода из мастерской я создавал полноценные произведения религиозного искусства, при этом отказавшись от написания воинов и правителей. Нужно понимать, что в любой религии властвует размытость понятий, поэтому, будучи вовлеченным в религиозность, зритель смотрит на изображение убийцы, причем явного убийцы, вон у него меч, лук, щит, и при этом зритель думает – ну раз прозвали святым, то, наверное, не просто так, может это не убийца, может он не убивал, а так, носил все эти предметы власти словно украшение. И так далее и тому подобные оправдания зла. Оправдание зла всегда бесконечно. Но хорошо, что я ушел из иконописной мастерской, я больше не мог оправдывать то зло, которое там творилось, я участвовал в написании монахов-убийц, это гнусное изображение стало последним на моей совести. Правда оказалась для меня важнее денег, рабочего места, уважения. Почему же я не сделал этого раньше? Потому что я несколько лет отдавал половину своей зарплаты матери и брату, так как они находились в бедственном состоянии. И я был глуп, я поумнел только после тридцати. Возраст, вот в чем секрет моей решительности. До этого я долго был под гнетом безответной любви, потом под гнетом религиозности, в итоге так вышло, что много лет я провел в глупости. Но при этом я увидел религиозность изнутри, годами наблюдал за религиозными людьми, и скажу, что они такие же, как все, только слишком много фантазируют, и зачастую этими своими иллюзиями портят себе жизнь. Но хорошо, что я поумнел и ушел, а ведь сколько людей остаются там, в религиозности прозябают исполняя свою роль в этой древней ролевой игре. И я исполняю свою роль религиозного художника, однако плохо играю, в то время как многие представители верующего общества, которые внешне ведут себя добродетельно, обычно возвращаются к своим обыденным жизням, в которых они иногда напиваются, иногда совокупляются, ругаются, или увлекаются другими иллюзиями, такими как страна, родина, политика, деньги. Религиозная ролевая игра подобна украшению жизни, но никак не образ жизни. Если дворник метет, то он метет улицу так, как бы он подметал у своего подъезда или у себя дома. А религиозные люди, как правило, ведут себя так, изображают то, что им в обычной жизни не свойственно. Я же в свой черед, всегда желаю быть собой, поэтому я нигде надолго не приживаюсь, я отовсюду ухожу. Если бы я играл роль религиозного человека, с моей-то внешностью я бы уже сколотил приличное состояние, заимел бы известность. И люди ожидают от меня этой непревзойденной актерской игры. Однако я их всё время разочаровываю. Все во мне разочаровываются. Я разочарование. Всё потому что я недавно осознал, что бога нет, есть только я. Я доказуем, я существую. Но все другие живут в иллюзии гнозиса, они себе воображают, что что-то понимают в иллюзиях, что-то знают насчет иллюзий, на самом же деле никто ничего не знает, поэтому есть только агнозис, есть только чувствование нравственного и безнравственного, и больше ничего.
Пацифист
Нет войне!
Пацифизм – это утопический оптимизм посреди антиутопического пессимизма. Такой я делаю вывод, читая мысли людей о мире и войне. Моя статистика показывает, что большинство людей готовы совершить насилие, либо они готовы, чтобы кто-то совершил насилие за них, ради их защиты. И не описать словами насколько это ужасно, как это пугает. Меня окружают безнравственные люди способные на насилие, в то время как я являюсь противником любого насилия. Почему так происходит? Потому что большинство решило, что закон природы утроен таким кошмарным образом и чтобы выжить, нужно якобы следовать тому порядку. И эта глупость озвучивается тогда, когда у человека есть разум, который научился изменять природу, разум способен сопротивляться природе. Но большинство почему-то отказывается от своего разума, потому поступают подобно животным, причем самые ужасные из животных – хищники. Эти животные едят мясо убитых животных, также и человек ест мясо, убивая живые существа. Животные нападают и защищаются насилием, человек поступает точно также. Тут напрашивается вопрос – а разум тебе на что, человек? Разум на то и имеется у человека, чтобы с помощью него противостоять природе, для того, чтобы не быть похожим на зверей. Но человек ленив, консервативен, ему бы что попроще, да попривычней. Человек свыкся со своей природной низменностью, и по принципу устройства природы создал цивилизацию. Несомненно, то, что есть только два божества: природа, бог большинства, и есть разум и поклонники его немногочисленны.
Для природы что главное? Чтобы была жизнь любой ценой, любыми средствами, и безразлично, что нравственно, а что безнравственно, главное чтобы жизнь продолжалась, даже если эта жизнь дается посредством злодейства. Этим принципом руководствуются все войны, всё насилие. Всё для жизни и победы – девиз войны. И это всё крайне безнравственно, однако природа не апеллирует такими терминами. Это то же самое, если бы я желал бесконечно заниматься творчеством, и для творения я бы воровал краску, кисти, убивал бы конкурентов, мешающих мне творить, ведь процесс не должен останавливаться, и я пойду на всё, лишь бы продолжать. Но я не такой, я однажды закончу, я готов уже закончить со своим творчеством. Но природа придерживается другого мнения. Людьми словно руководит природа, их мыслями, текстами, все говорят о ней. И только разум видит, насколько она безнравственна и не заслуживает ничего кроме порицания. По крайней мере, я верю в свой разум. Противостоящий разум природе. В антиутопии разум смертен, он быстро умирает, его легко заглушить смертью, в то время как в утопии разум вечен и бессмертен. Разум по сути своей утопичен, идеализирован. Разум побеждает безнравственность природы, сопротивляясь ей и в своем угасании побеждает, воскресая в другом человеке. Этот образ схож со всем известной религией, но может быть так оно и есть. Разум с отвращением взирающий на насилие и убийство, на деторождение и вообще на половые отношения, обречен умереть, не продолжившись в детях. И, казалось бы, что с разумом покончено, умер носитель пацифизма и девственности, но внезапно другой разум на другой точке земного шара вспыхивает разумными нравственными идеями чистоты. Против грязи природы выступает чистота разума. И вот я читаю тексты многих людей и вижу их поклонение то одному божеству, природе, то другому, разуму. Разум отвержен, но однажды он восторжествует. Торжество может только оттягиваться глупостью.
Природа многолика, ей дают разные имена, как и положено божеству. Люди придумывают различные мироустройства, идеологии, корнем в которых является природность, всегда безнравственная. Они строят, творят, умирают за природу, живут ради нее. Но для разумного человека без разницы какое лицо природы к нему повернуто, и какая рука желает его погубить. Она не брезгует насилием, убийством, враждой, соперничеством. Ею придуманы для того разрешающие законы и правила, сути не меняющие. Но разум, что это? Эволюция природы или ошибка природы? Или разум это нечто отдельное от природы? Может быть, разум это протест природе ради нравственности. Я точно не знаю, я знаю только то, что разум создает инакомыслие. И раз уж эта книга обо мне, значит, я пишу о своем разуме. А я другой. Они готовы нападать, либо защищать себя и свое потомство насилием, я нет. Они готовы размножаться, я нет. И раз они готовы ко всему этому, значит, они живут по заповедям природы. Разум это, прежде всего рассуждение, тогда как большинство в массе своей живет не рассудительно, но инстинктивно чувственно. Они действуют так, чтобы выжить, не задаваясь лишними вопросами. Нравственно ли это, или же нет? Вот говорят разум это машина, но на самом деле автоматизм присущ природе. Включается режим выживания, и они выживают, тогда, как разум размышляет, а не безнравственно ли то действие способствующее выживанию? Они безнравственны, делает вердикт разум и умирает, будучи нравственным, с осознанием собственной чистоты. В то время как поклонники природы выживают, чтобы был я, они совершают безнравственные поступки, чтобы я родился. Рождение это их излюбленное оправдание всего. Не означает ли это, что я продукт полового совокупления, насилия, убийств, грабежа, завоевания, лжи. Получается, что я производное зла. Выходит, что голая животность природы меня породила. Однако при всём этом, я, наделенный разумом, могу только ненавидеть свою изначальность, смотреть на прошлое с отвращением, могу думать о своем рождении только с брезгливостью. Если бы все люди были бы также разумны, насколько разумен я, то они, осознавая всё это, жили б тогда крайне пессимистично. Но они этого не хотят, они хотят оптимизма, потому себя обманывают.
Здесь вступает в силу природный самообман. Поэтому с одной стороны половое совокупление это гнусно и грязно, но с другой стороны приятно, этому придается особое значение, ведь претенциозный обман, вызывает, как правило, меньше сомнений. Тут главное подача, пиар. А природа располагает множеством пиарщиков. Подобно сему, насилие ужасно, война разрушительна, но, сколь ожидаема победа, победа оружия и идей, а сколь ценится выживание, и вот, вроде бы война это уже не так плохо. Антиутопия остается антиутопией, только она раскрашена иллюзиями. В то время как для разума существует только черное и белое. Большинству людей это не нравится, они меня упрекают за двухцветное мировоззрение, по той причине, что им всем хочется жить только в одном цвете, в серости. Серость жизни им приятна и привычна. Но на самом деле это иллюзия серости. Поэтому, так-то они против насилия, но если нужно, тогда можно. Это и есть серость мышления. Можно вообще не пить алкоголь, можно упиваться им, а можно чуть-чуть, самую малость. И это серость. Также и не сохранение девственности и не беспорядочный разврат, а так, ничего особенного, редкие половые связи. Серость поведения и выбора, как она есть. В то время как разум настаивает на белой стороне – стремись к чистоте, будь чист до белизны. Но люди слабы перед природой, потому нередко идут на уступки, делая свою жизнь серой. Что интересно, черноту они оправдывают, в то время как белизну терпеть не могут, так как сами отказались от нее. Стоит открыть любую книгу, чтобы понять, каким образом устроена толпа, что она чувствует, сколь примитивно устроена. Серая толпа, в которой быть нет никакого желания.
Серая толпа жестока. Я, записывая эти свои мысли, в очередной раз испытывал на себе ту громаду хейта, которую они обрушивают на всех, кто хоть сколько-нибудь отличается от них. Они для меня ужасны, но и для них безумен. Я, будучи пацифистом, а значит никого не обижающий, не совершающий насилие, я для них ненормален, я также девственен и тут я какой-то не такой, еще трезвенник, и к тому же вегетарианец, всё перечисленное делает меня неким чудовищем в их глазах. В то время как они, будучи противоположностями, всему тому, что я перечислил, почитают себя якобы нормальными правильными людьми. Серьезно? Нормально совершают насилие, нормально совокупляются, нормально употребляют разные одурманивающие вещества, нормально убивают животных и едят их трупы. Всё это нормально для них, а меня они демонизируют. Я ли здесь демон?
Несомненно, это автобиографический очерк, ведь я именно так и живу. Вся моя творческая деятельность сталкивается с осуждением. Ведь занимаясь написанием литературы, создавая книги, я тем самым, по их мнению, совершаю мыслепреступление. Если бы они могли читать мысли человека, то только стоило бы ему, о чем протестном подумать, как у двери его квартиры уже бы собрался парад законников. Но читать мысли они не могут, только могут читать обнаженные мысли писателя. Я пишу главу данной книги во времена, когда всюду слышны военные слухи. Все боятся. А лично я боюсь патриотического припадка безумия, который вот-вот грянет. Мой отец слушает правительственное радио в ожидании, когда же нападут враги. Он старый глупец, не понимает, что враги не там, они здесь, мы находимся в эпицентре зла, всё зло в варварстве здешних людей. К этой милитаристской стране можно испытывать только антипатриотические чувства, эту страну можно только ненавидеть, хотя и глупо ненавидеть иллюзию, в нее можно только не верить. Серая земля с серыми людьми, которые скоро почернеют. Если где и воздвигнут алтарь безнравственной природе, то именно здесь. Этот алтарь животности скоро разрушится, и я счастлив, осознавать то, что я внес свой незначительный вклад в погашение этого мужланского святилища. Поклонники природы, все эти мужланы и мужланки, не могут понять простую истину, что создают почву для насилия именно они, уча своих и чужих детей выживанию в той безнравственной цивилизации, которую сами же и построили, в которой поощряется насилие, ложь, воровство, а потом они прикидываются наивными и задаются вопросом – почему война? Но чаще сознаются – иначе и нельзя, невозможно без войны. Это похоже на то, если бы врач всем пришедшим к нему пациентам говорил – неизлечимо, когда пациенты хотят исцеления, хотят услышать слова поддержки. Для чего нужны врачи в обществе, смирившегося с неизлечимостью своей болезни? Миропорядок, видите ли, так устроен, что в нем существует борьба – утешаются они, забывая о том, что эту борьбу они начинают сами. Если бы всех учили пацифизму, девственности, трезвенности и вегетарианству, то не было бы злодеев и злодейств. Но они считают, что так жить, значит идти против природы человека. Тогда чему вы удивляетесь? А удивление происходит потому что, в каждом есть разум, с разной степенью развитости. И разум намекает на то, что что-то здесь не так, есть ошибка, и чтобы добиться определенного результата, нужно делать определенные действия. Но они делают одно, а результат ожидают противоположный. И в этой безумной толпе я живу. Природе именно это и нужно, чтобы люди соперничали, грызлись между собою, и самые безнравственные из всех хотели власти, и ее добивались.
Однако описывать все ужасы и всю безнравственность этого мира, всех этих людей, я порядком устал. Конечно, есть другие люди, которые меня морально поддерживают, которые тихонечко ступают на белый цвет. Они понимают и чувствуют, что все мои умозаключения предельно разумны, даже можно сказать сверхразумны. Но при этом они не хотят становиться такими же изгоями общества, как я, поэтому свой разум они замедляют на определенном уровне, поэтому вроде бы и пацифисты, но защититься насилием не против, вроде бы и девственность это хорошо, но если что… и так далее и тому подобное. Я никого не осуждаю. Разнообразие делает меня уникальным. Помимо прочего, чтобы стать интеллектуальным изгоем толпы нужно быть чрезвычайно сильным человеком, чтобы противиться безнравственности, нужна мудрость. Но меня называют сумасшедшим, безумцем, меня демонизируют, унижают, во мне хотят видеть ничтожество. Пусть так, я с этим свыкся, главное, что в ответ я называю себя гением, я ощущаю в себе гениальность. И в то же время я осознаю свою неидеальность, о которой я поведаю далее.
Я страдаю от своего разума, от своих мыслей, потому что они не обыденные мысли, они больше меня, мои мысли могут изменить весь мир, они мучительны для меня, потому что и во мне есть природа животности. Однако, вспоминая свою прошлую жизнь, я могу точно сказать, что я никогда никого не ударял с целью нанести физический ущерб, я ни разу не бил человека по лицу. Обладая слабым разумом, в школьные года, случалось несколько эпизодов, когда насилием я пытался подчинить волю сверстника. Например, если он был мне должен денег, я, думая, что если схвачу его и повалю его на пол, то тем самым я смогу его принудить отдать мне долг или сделать то, что я хочу. Чисто законнический прием, часто поощряемый государством, и для этих глупых неразумных действий даже придумали специальные службы. Но в отличие от них, после свершения этого зла, я чувствовал угрызение совести, голос разума, и потому спешил помириться с тем, с кем недавно враждовал. При всей своей тогдашней глупости, я всё же располагал зачатками разума, потому понимал зло своих поступков, когда другие за свершение данного проступка меня хвалили, ведь я якобы победил, раз соперник плачет, а я нет. Когда я на самом деле плачу разумом, хотя это никто не замечает. И представить страшно, сколько в мире взрослых людей, которые совершают насилие, гораздо худшее, чем я, и при этом они думают, что поступают правильно, даже героически. Когда они на самом деле тупее маленького школьника, в котором тогда был лишь зачаток ума. И по ходу своих воспоминаний я понимаю, что я становился осознанным пацифистом, девственником, трезвенником и вегетарианцем ближе к своему восемнадцатилетию. Так о пацифизме я узнал именно в том возрасте, хотя в любом возрасте, я, видя военные фильмы, считал это зрелище безумием, когда взрослые наоборот говорили мне, что так поступать правильно. Вот многие думают, что я якобы противник жизни, но на самом деле, будучи маленьким мальчиком, я хотел жить, и мне казалось странным, почему взрослые хотят, чтобы я вырос и умер на войне. Я лучше убегу от войны, благо планета Земля большая и есть где спрятаться. Но взрослые почему-то настаивают на непременной смерти. Так кто здесь за жизнь, а кто против жизни?
Я не идеален, во мне есть гнев и ненависть, холодный гнев и холодная ненависть, иначе говоря, когда я гневаюсь или ненавижу, я не замышляю насилие. Однако я часто поступаю глупо, ненавидя иллюзии. Нельзя гневаться или ненавидеть страну, ведь любая страна это иллюзия границ, выдумка. Ненавидеть весь мир можно, планету или всю вселенную, но стран не существует. Как и ненавидеть людей глупо, можно только ненавидеть их глупость и ограниченность, их неразумность, безнравственность и животность, с которой они охотно лениво уживаются. И прежде всего, нужно ненавидеть первопричину всякого зла – природную человеческую глупость, под действием которой они создают армии, страны, тюрьмы, суды, замышляют и реализовывают войны. Они-то, конечно же, считают, что выбирают между меньшим и большим злом, в разновидностях зла мало разбираясь. Человек свободный – вот настоящий вымирающий вид на планете Земля. И думают они при этом, что как-то отличаются от животных, у которых также есть разделение территорий, за которые те борются, у них есть иерархия, они собираются в мужланские стаи, создают орудия для насилия, если не наделены ими с рождения. Неужели все эти люди, строя города, придумывая страны, участвуя в войнах, думают, что они чем-то выше животных, будто умнее их? Нисколько.
Человеческая цивилизация это гипертрофированное природное устройство. Я же в свой черед, говорю о чем-то разумном, об индивидуальной жизни одного разума, не подавляемого иллюзиями. Как в природе есть единство, когда видишь людей сплоченных одной иллюзией патриотизма, иллюзией религии или иным каким заблуждением, призывающих меня вместе с ними совершить насилие, то мне кажется, будто я общаюсь с единым существом, вернее с природным явлением, которое объединяет людей в толпу. Впрочем, и разум ведет себя схожим образом, поэтому у многих разумных людей мысли схожи. Поэтому лет так в семнадцать, когда я прочел нагорную проповедь Христа, я сразу понял, что всё верно написано, а точнее пацифизм, который в ней заключен. Даже скажу, что во всей этой философско-религиозно-художественной книге, только одна эта пацифистская мысль имеет значение. Всё остальное можно отбросить, ведь бывают истории и поинтересней, но вот пацифизм нескольких строк, действительно меня потряс до глубины разума. Это стало пробуждением моего разума, замусоренного государственной пропагандой, посредством телевизора и образовательных учреждений. Оказалось, что можно жить иначе, и не жить по примеру – бейся, защищайся, не бойся насилия. Тут было нечто новое – не бейся, не защищайся, бойся совершить насилие, бойся природы своих рук. Я прожил почти семнадцать лет, будучи вовлеченным в одну единственную парадигму, в одно мнение, жил в тех иллюзиях, в существование которых постоянно настаивали. Мне внушали иллюзию существования страны, иллюзию законов, мне навязывали мужланский образ поведения, у меня совершенно не было альтернатив, не было свободы, меня, как и многих других обманывали на протяжении почти двух десятков лет. Но хорошо, что хотя бы столько лет я прожил в неведении, когда другие живут, прибывая в тех заблуждениях до старости, в плену иллюзий, и пример тому мои родители. Причем все эти иллюзии не я выдумал, их придумали задолго до меня, от меня требовалось только безоговорочно верить в них, нисколько не сомневаясь. А что есть у людей окромя иллюзий? Очень мало чего, поэтому кто-то из них живет иллюзией страны, иллюзией патриотизма, а кто-то живет иллюзией сверхъестественного. Они придумали себе ролевые игры, в которых они участвуют: кто просто гражданин, кто законник, кто судья, кто тюремщик, кто правитель или жрец. Но главная иллюзия их всех объединяющая это иллюзия денег, они верят, что эти бумажки ценнее других бумажек. Недавно я слышал, что собралось стотысячное войско, вот заплатили им немного, поэтому собраться-то они собрались, а вот воевать за такую небольшую сумму сомневаются. Иллюзия патриотизма почти пала перед иллюзией денег. Лиши их всех иллюзии денег, и все другие иллюзии вмиг рассыплются, либо ослабеют в своем одурманивании. Но, а если много заплатят? Тогда свершится нечто ужасное…
Деньги это также природный механизм, у кого их больше, тот вернее выживет и наплодит больше здорового потомства, которое также хорошо устроится в природной жизни. И вот лиши всех этих людей иллюзий, что будет тогда? Тогда воцарится чистый разум. Я лично уже не застану те времена, я могу только стать пророком тех времен. Под этим громким именованием, я подразумеваю лишь функцию, а не величавость. Любой пафос мне противен. Я также как и многие верил многим иллюзиям, потому что не размышлял, не протестовал до определенного момента. Покуда не спадет пелена перед глазами, веришь бредням, веришь в государственность или в религиозность, в этот иллюзорный тандем. Я помню тот момент в своей жизни, когда я изображал воинов, и мне вдруг стало противно, свои действия я больше не оправдывал. Изображая воинов, воюющих, властвующих, я тем самым совершал настоящий безнравственный поступок, супротив совести разума. Но раньше-то смотрел и делал! Терпел, оправдывал. Но ушел. Я всю свою жизнь бегу от зла, ухожу из безнравственных мест. Так я ушел из материнского дома в двенадцать лет, ушел из университета в девятнадцать лет, ушел из церкви и ушел из иконописной мастерской в тридцать лет. Везде было безнравственно.
Совсем недавно я писал, что нужно быть в эпицентре зла, чтобы своим протестом всё исправить. Но это так не работает. Зло прекращается только тогда, когда я ухожу, когда я один, и зла рядом со мной нет, во мне нет зла, оно всё там. Мне думается, что путь пацифиста девственника заключается в бегстве от зла. Незачем страдать, терпеть, нужно уходить, уезжать, умирать, если убивают, уходя в небытие. Бегство от зла природы, вот что важно. Только от самого себя не убежать, но от других вполне можно. Пацифисту не нужно бояться становиться изгоем, отверженным, нелицеприятным. В будущем люди уйдут от всего животного, везде укоренится благостный бесполый индивидуализм, разумная жизнь без насилия и принуждения. С наступлением бесполости не нужны будут территории для размножения, всё смешается, не нужно будет соперничество, не нужно будет рожать и вынашивать детей, так как они будут создаваться техническим прогрессом. Описание утопии, не так ли? Значит, разум не только мне рисует картину счастливого разумного будущего, находясь в ужасном антиутопическом времени. Разум просто хочет приблизить век разума, когда всем будет радостно жить. Разум – оптимист, хотя многие называют мой разум извращенным, а мои мысли губительными для всего человечества. Мои мысли губительны для иллюзий, это правда. Они просто не видят то, что я вижу, не чувствуют, что чувствую я. Но я не могу приблизить те времена, я могу только предвосхищать их, в том-то и состоит творчество писателя пацифиста. И, конечно же, мне горестно осознавать, что мои простые мысли кому-то кажутся редкими, экстравагантными. Когда я не говорю о чем-то новом, ведь всё уже давно заложено в разуме человечества.
Мой пацифизм в моей мирной жизни и в моем мирном творчестве. Еще в 2012-ом году я написал коротенький рассказ “Пацифик”, это был в своем роде крик религиозного пацифиста. И вот спустя десять лет я написал повесть “Пацифисты”, это вторая книга антиутопии. В этой книге весь пацифизм, который возможен, но мне не позволили опубликовать эту книгу, угрожая законом, за нарушение которого меня ожидало бы существенное наказание, огромный по моим меркам штраф или лишение свободы. Впрочем, цензура это и есть лишение свободы. Мне не позволили опубликовать, может быть самую главную книгу в моей жизни. Хотя я уверен, что она бы не обрела популярность. Отсюда можно понять в какой настоящей антиутопии я живу, каковы ее законы и какой правды она боится. Здесь боятся книги, в которой пацифисты это герои, в то время как все совершающие насилие, все лишающие свободы являются злодеями. Сокрытие правды это злодейство. Это происшествие меня сильно пошатнуло, от того стресса я не могу оправиться и сейчас. Это означает, что мне как писателю, теперь после написания правдивой книги, нужно будет сложить рукопись и отправить ее на полку, где ее никто не прочтет, либо мне придется напечатать эту книгу для одного себя. С чего начинало мое творчество, к тому оно и пришло. Здесь пацифизм это ересь, а я являюсь для этой системы еретиком, только потому, что моя литература разумна. Мои книги предельно правдивы и разумны. Тогда как правда и разумность здесь подвергается осуждению, запрещению. И чтобы эта книга была опубликована, я буду замыливать содержащие в ней мысли, затуманивая правду. Что я отказываюсь делать, при написании своих других книг. Раз запрещается максимально правдивое пацифистское творчество, то пацифисту остается только мирно жить и быть для других примером. К тому же на просторах интернета я вижу, как совершенно не знакомые мне люди цитируют мои пацифистские произведения, значит, они важны для них, жаль только, они редко указывают авторство этих строк. Но это не столь важно, главное чтобы мысль моя продолжала жить и после меня.
Возвращаясь к той религиозной книге, в которой я увидел намеки на пацифизм, хотя это литературное произведение крайне сюжетно слабо и по большей части деструктивно, что и выражается в некоторых последователей данного культа, всё-таки зачатки разума, проблески гениальности в ней есть, в тех нескольких пацифистских строках. Но я узнал о тех строках, лишь по той причине, что она хорошо качественно пропиарина. Любая книга при должном маркетинговом подходе будет отлично распространяться и вокруг нее будут создаваться ролевые игры, что, в общем-то, и представляет из себя любая религия. Религия это когда вокруг литературного произведения образовывается ролевая игра, в которую охотно играют по ролям и порою по ходу этой игры заходят слишком далеко. И родители поступают крайне деструктивно, когда они втягивают своих детей в свои ролевые игры. Является ли пацифизм ролевой игрой? Скорее нет, чем да. В этой игре может быть только одно правило – никакого насилия, а игр состоящих из одного правила не так много. Вокруг пацифизма нет обрядов, одежд, нет мистических сверхлюдей, но есть символы, например пацифик весящий у меня на шее. Пацифисты это индивидуалисты не желающие совершать насилие и им противно всё, что связано с войной. Пацифисты это люди с определенным нравственным выбором. И мои книги определенно гениальны, они лучше любых мистических книг. Мои книги рассказывают о миролюбии куда шире, куда убедительней. Ролевые игры постоянно меняют свои правила, одежды, культы пополняются новыми личностями, новыми названиями, словами. Но миролюбие пацифизма во всех веках одинаково. Просто человек отвергает насилие и всё тут, ничего лишнего. Его могут называть по-разному: пацифистом, миротворцем, миролюбцем, и в то же время: слабаком, трусом, дезертиром, предателем, а человека мужского пола могут назвать представителем другого пола или другой ориентации. Это не столь важно. Главное, что такой человек сделал этот правильный выбор, а все эти ярлыки, обряды, названия, его вовсе не должны волновать. И понятно, что чем обширнее ролевая игра, тем значит в ней больше лжи. Потом я, конечно же, нашел пацифистские строки и у других авторов. Но все они говорили о своем времени, поэтому я решил создать свою литературу, и я решил сделать главными темами своих произведений пацифизм и девственность, я писал о том, о чем другие если и писали, то очень мало. И сейчас я могу с уверенностью сказать, что я написал достаточно книг на эти наиважнейшие для всего человечества темы.
Небытие смерти является для пацифиста утешением, умерев, пацифист уже не будет видеть, слышать о безумстве милитаризма, которое оправдывает насилие и злодеев называет героями, всё это поклонение природной деструктивной силе. Одно есть плохое в смерти – тогда я не смогу любить себя. Любовь закончится. Со смертью любовь оканчивается, а есть только одна истинная любовь, это любовь к самому себе. С одной стороны со смертью перестаешь быть в обществе, что неплохо, но с другой стороны перестаешь быть в своем уединении, что плохо, вообще перестаешь быть. Либо разумом мы переместимся в будущее, где научаться оживлять разум человеческий, беря его из прошлого и создавая для каждого бестелесного разума свой собственный рай, посредством технической визуализации. И это будет последняя или единственная иллюзия в мире, не мистическая программа.
