Евгения Тютюнина
Кавказ. Выпуск XIX. Живой отголосок прошлого. Жизнь и творчество писателя Евгения Баранова
© Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2014
© Е. С. Тютюнина, 2014
От автора
Литературная деятельность Евгения Захаровича Баранова весьма многообразна. Он известен как журналист, фольклорист, этнограф. Около 40 лет его материалы появлялись на страницах кавказской и центральной прессы. В качестве штатного сотрудника и редактора он работал во Владикавказе, Ставрополе, Ростове, Пятигорске, Баку, Москве. Всего же, по его собственным подсчетам, печатался в 44 периодических изданиях России, а также выпустил более двух десятков книг и брошюр.
Имя Е. З. Баранова как признанного профессионального литератора вошло в хорошо известные справочники: словари С. А. Венгерова[1], И. Ф. Масанова[2], упоминается в мемуарах современников[3], но на его родине до последних пор было почти забыто.
Небольшая статья о нем вошла в биографический словарь «Русские писатели 1800–1917 гг.» (М., 1989)[4]. Статья написана по его автобиографии. Автор называет Баранова «писателем-самоучкой» (определение звучит странновато – будто бы другие писатели, включая, например, А. П. Чехова и Л. Н. Толстого, получили образование в Литературном институте), перечисляет несколько книг. Однако творческое наследие писателя не только не изучено, но в полной мере еще и не выявлено. В подробной библиографии Р. У. Туганова (1967, 1998)[5] учтено несколько десятков книжных и газетных публикаций Баранова, посвященных Кабардино-Балкарии. Но наверняка остаются сотни сочинений, касающихся других регионов.
Сложность и в том, что Баранов использовал целый ряд псевдонимов, среди которых: «Адыге», «Горец», «Кабардинец», «Лесной», – нередко его небольшие корреспонденции и заметки подписаны одной буквой или вообще анонимны. А поскольку атрибуция материалов кавказской печати в серьезных масштабах пока не предпринималась, не исключено, что публикации Баранова могут быть приписаны другим авторам или остаться неопознанными. Но и бесспорно принадлежащие писателю произведения, удостоверенные полной фамилией либо прозрачными криптонимами, всестороннему анализу не подвергались. Баранов работал в различных жанрах. Здесь заметки, корреспонденции, зарисовки, путевые записки, статьи, очерки, мини-исследования, фольклорные записи, рассказы.
Одним из первых советских ученых-кавказоведов, обратившихся к изучению жизни и творчества Е. З. Баранова, был филолог Илья Васильевич Тресков. В 1960-х гг., ознакомившись с его архивом, он опубликовал статью в газете «Кабардино-Балкарская правда» (1967).
Начиная с 1980-х гг. творчество Баранова как фольклориста и этнографа получает некоторую оценку специалистов. Этнографическим работам о балкарцах и осетинах давал беглую характеристику выдающийся этнограф Марк Осипович Косвен[6], более глубоко значение его трудов затрагивал Александр Ибрагимович Мусукаев[7], усилия по собиранию фольклора адыгов и балкарцев получили отражение в исследованиях Аллы Ивановны Алиевой[8].
В последние годы ряд его работ переиздан. Это записи кабардинских и балкарских преданий и сказок, московские легенды, статьи, корреспонденции, рассказ, воспроизведенные в фольклорных сборниках и журналах «Живая старина» (Нальчик) и «Родина» (Москва). Отдельный параграф в неопубликованной кандидатской диссертации посвятил Е. З. Баранову В. В. Шевчук[9].
Но деятельность Е. З. Баранова как журналиста и писателя пока остается вне поля зрения исследователей. Не оценен его вклад в создание источниковой базы региональной истории, формирование общественного мнения своей эпохи, роль в развитии средств массовой информации, отражении общественного сознания определенных социальных слоев.
Мое обращение к биографии и творчеству Е. З. Баранова началось довольно давно. В 1976 г. почти случайно я наткнулась на его архив в ЦГАЛИ СССР и тогда же сделала несколько копий и выписок из его документов. Потом, при подготовке кандидатской диссертации на тему «Проблемы истории Кабарды и Балкарии в русской исторической науке второй половины XIX в.», некоторые произведения писателя вошли в круг объектов научного изучения и потому выявление материалов о нем приобрело целенаправленный характер.
При подготовке к 300-летию общественного деятеля Кабарды Жабаги Казанокова (1985) в наш архив обратился один из главных докладчиков научной конференции Валерий Нануевич Сокуров, собиравший сведения для написания историографической части своего доклада. Он был уверен, что в досоветское время о Казанокове забыли, им никто не интересовался. Мне пришлось указать ему одну из осуществленных Барановым публикаций кабардинского предания, в предисловии к которой рассказано об этой легендарной личности. Так имя Баранова прозвучало на той конференции с высокой трибуны[10].
После завершения своей диссертации накопленный материал я изложила в сообщении «Е. З. Баранов – журналист, этнограф, фольклорист (1890-е гг.)», с которым выступила на заседании постоянно действующего Кавказоведческого семинара, организованного в г. Грозном выдающимся ученым Виталием Борисовичем Виноградовым (1938–2012); а вскоре тот же текст был передан по Кабардино-Балкарскому радио. О Баранове я рассказывала на собраниях Нальчикского общества русской истории и культуры «Вече», выступала на одной из регулярно проводимых «Вече» научно-практических конференций «Славянские чтения».
В связи со 130-летним юбилеем писателя в 2000 г. нальчикской газетой «Горянка» опубликована моя статья о его детстве[11], и тогда по своей инициативе редакция газеты поместила несколько произведений Баранова из журнала «Вокруг света» за 1912–1913 гг.[12], подшивка которого нашлась в одной нальчикской семье.
В последние годы публикация произведений Баранова заметно оживилась. В Москве отдельным сборником изданы записанные им московские легенды[13], в одном из журналов – биографические справки[14]; в Нальчике – усилиями известных краеведов Марии и Виктора Котляровых – переиздана книга кабардинских легенд[15], организованы телепередачи, выступления на газетных страницах[16], две статьи вошли в фундаментальный двухтомник «Балкария – страна гор и ущелий»[17].
При анализе нескольких произведений Баранова начального периода творчества мне уже удалось высказать убеждение в интернационалистском демократизме его взглядов. Как хроникер и бытописатель, он не ограничивался сухой фиксацией факта или события, а стремился заявить свое отношение, дать оценку, нередко критическую, иногда сдобренную долей юмора. Выразитель настроений и мировосприятия определенной части кавказского населения, разнородного по составу и времени появления, населения, одну из ячеек которого представляла слобода Нальчик, Баранов выступал внимательным наблюдателем среды, где родился и вырос, которую прекрасно знал изнутри. При этом он не склонен идеализировать это общество, видя и тяжелый труд, и задавленность властями, и грубость, невежество, бытовые и религиозные предрассудки.
Тем отраднее для него подметить и показать светлые моменты: тягу к знаниям, чтению, любознательность, народную смекалку и остроумие, доброту, терпение и терпимость.
Все сказанное о некоторых сторонах творчества Е. З. Баранова лишь предварительные замечания, попытка очертить круг проблем, ждущих изучения. Таким образом, интерес к этой неординарной личности все-таки возрастает и предлагаемую книгу можно рассматривать как определенный результат трудов группы энтузиастов, которые стремятся сохранить и воскресить память о нашем выдающемся земляке – единственном в досоветскую эпоху профессиональном литераторе, вышедшем из Кабардино-Балкарии.
Биография
Детство
На склоне дней Евгений Захарович Баранов написал «Автобиографию», больше похожую на воспоминания, которой мы и будем придерживаться, дополняя, где удастся, подробностями из других источников.
«Родители мои, – сообщает автор, – были сначала крепостными крестьянами помещика Новикова, бывшего владельца села Непецыно Коломенского уезда. Прежде чем откупиться на волю, отец работал на табачной фабрике Мусатова в Москве, потом долго странствовал по Южной России, нанимался в батраки, ездил из Черноморья с чумаками в Крым за солью, в Таганроге работал на свечном заводе… После таганрогской жизни он сделался коробейником; в 50-х гг. попал в Нальчик и открыл здесь железно-бакалейную торговлю, которая пошла очень хорошо, так что через 10 лет он купил дом, в котором я и родился».
Нехарактерное для «простолюдина» имя дано было новорожденному, вероятно, по святцам – 24 декабря отмечается память Евгении Римской – девы-мученицы, подвизавшейся в мужском образе.
Итак, мелкий торговец-разносчик Захар Баранов осел в укреплении Нальчикском в 50-х гг. XIX в. Дата, правда, нуждается в уточнении, поскольку, если верить данным о возрасте, указанном в посемейном списке слобожан, он родился в 1833 г., и значит, к 1850 г., был еще слишком юн, чтобы приобрести тот жизненный опыт, о котором говорит его сын.
Архивные документы однозначно свидетельствуют, что братья Барановы – Иван и Захар Макаровичи – поселились в Нальчике до 1871 г. (Имя торговца Ивана Баранова встречается в делах 1866 г.) Поскольку слобода не считалась городским поселением, всем ее жителям, происходившим не из солдат, пришлось «приписаться» в мещанское (т. е. городское) сословие соседних городов: Владикавказа, Георгиевска, Пятигорска. Так братья Барановы оказались на бумаге «пятигорскими мещанами», хотя там, вероятно, никогда не жили.
Старший брат – Иван Макарович Баранов (ок. 1825 – ок. 1892 г.), видимо, был бездетен, но сумел увековечить свое имя на карте нашей республики. Сохранился наградной список лицам, представляемым к наградам, приложенный к рапорту начальника Нальчикского округа.
Начальнику Терской области
Рапорт
22 августа 1890 г.
№ 5664
Согласно личного приказания Его высокопревосходительства главноначальствующего гражданскою частию на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа имею честь представить при этом к Вашему превосходительству наградной список на почетного члена Нальчикского благотворительного общества Ивана Баранова в дополнение ходатайства моего от 12 октября 1887 и 1888 гг. за № 14804 и 3042 и 28 апреля 1889 г. за № 624.
Должность, чин, звание, имя и фамилия, какого вероисповедания и знаки отличия
Почетный член Нальчикского благотворительного общества пятигорский мещанин Терской области, торгующий в слоб. Нальчик Иван Макаров Баранов. Вероисповедания православного. К раскольническим или вредным обществам и сектам, а также скопчеству не принадлежит.
В чем состоят оказанные отличия
Баранов, состоя членом Нальчикского благотворительного общества, в продолжение многих лет оказывает большую материальную помощь Нальчикской женской Михайловской бесплатной школе, производя на свой счет ремонт зданий школы, и оказывает всевозможное содействие к поддержанию названного училища.
Независимо этого он, Баранов, в 1887 г., приняв на себя личное распоряжение по постройке в поселке Ново-Ивановском (Цугулиевке) деревянной церкви с таковою же колокольнею на каменном фундаменте и пожертвовав для этой благой цели собственный материал и деньги, а также на свои средства купив иконостас, колокола и всю церковную утварь, в 1888 г. окончил постройку церкви в помянутом поселке и на нужды эти он израсходовал из собственных средств около семи тысяч рублей.
Он же Баранов в пос. Ново-Ивановском на свои средства приобрел в безвозмездное пользование церковного причта 50 десятин земли и выстроил деревянный дом и таковое же здание для школы и ежегодно взносит сумму 600 руб., необходимую на содержание в том поселке священника и псаломщика.
Какие получал прежде награды, когда и за что именно
Наград не получал
Не был ли в штрафах, под следствием и судом, а если был, то за что именно – Не был
К чему представляется
К золотой медали с надписью «За усердие» для ношения на шее на Станиславской ленте[18].
В честь небесного покровителя Ивана Баранова церковь была освящена, а селение названо Ново-Ивановским (по имени церкви).
О родном дяде Евгений подробно не пишет, упомянув лишь не очень лестную кличку «Желтопуз», которую носил толстый богатый купец.
Отцу он посвящает больше слов, с явным уважением и даже гордостью. Возможно, в нем он видел воплощение лучших черт народного характера, прежде всего трудолюбие и предприимчивость, позволившие достичь личной независимости и материального благосостояния. Говоря о серебряной медали, которой Захар Баранов был награжден за спасение из пожара женщины с ребенком (причем шрамы от ожогов остались на всю жизнь), Евгений добавляет: «Медали он никогда не носил, вообще он был скромный человек и к подобным «отличиям» и «почестям» относился с благодушной насмешливостью». О его умениях, кроме торговли, с одобрением пишет: «Отец был довольно способный человек: самоучкой научился читать и писать, довольно хорошо рисовал карандашом, резал по дереву, слесарничал».
К сожалению, очень скупо Евгений говорит о матери, не называя даже ее имени, ограничившись замечанием: «Мать была религиозна, но умела лишь читать, да и то плохо». В Центральном госархиве КБР обнаружился документ, позволяющий установить имя, вероятно, матери Баранова. Это копия метрического свидетельства о рождении в 1876 г. слобожанки Пелагеи Гусевой, восприемницей которой значится «жена пятигорского мещанина Параскева Семенова Баранова»[19]. Матери Евгений лишился в 15-летнем возрасте. Ничего не пишет он и о мачехе – из документов видно, что звали ее Агафья и была она младше мужа на 17 лет.
Место, где располагалась лавка Захара Макаровича Баранова и, вероятно, жилище его семьи, определяется довольно точно: это квартал нынешней Кабардинской улицы напротив Детского парка – и все еще стоящие там строения, возможно, те самые, в которых прошло детство Евгения Баранова.
В год рождения Баранова в Терской области завершились важные государственные реформы, в результате которых Нальчик официально получил статус слободы, округ, в котором он находился, получил название Георгиевского. В 1872 г. в округ входило 84 населенных пункта, в том числе город Георгиевск, слободы Нальчик и Кисловодск, 28 казачьих станиц, 1 местечко, 48 селений, 1 хутор, 1 поселок, 2 немецких колонии, в нем проживало 118 594 чел., в том числе гражданского 8472 (7,14 %), казачьего 51 797 (43,6 %), горского 58 325 (49,18 %), население было разных национальностей[20]. В 1875 г. округ переименован в Пятигорский, но слобода оставалась его административным центром.
Вот какое впечатление оставила слобода у путешественника П. Острякова, посетившего ее в 1878 г.: «Многие из русских, никогда не посещавших Кавказа, по всей вероятности, едва ли и по имени знают, что такое Нальчик. Посетители Кавказских вод хотя иногда и заглядывают в него, но до сих пор, кажется, еще никто не посвятил Нальчику и десяти строк. Да и действительно, небольшая крепостца с посадом, в местности, далеко уступающей по своим красотам Пятигорску, Кисловодску и пр., не может произвести такого поражающего впечатления, чтобы о ней стоило что-нибудь говорить. Минеральных источников нет; ни один из наших поэтов не воспел ее.
В прежнее время Нальчик имел стратегическое значение, а теперь он составляет только центр окружного управления Большой и Малой Кабарды. В нем живет окружной начальник со своим штабом, помещается народный словесный суд, училище для детей горцев, управление местных войск, маленькая церковь, старая крепость, служащая помещением острогу, казармы, несколько лавок – вот и все. Климат летом очень хороший, но в другое время жители по целым месяцам за постоянными туманами, дождями и снегом не видят и солнца; прибавьте к этому невылазную грязь от распустившегося чернозема и тогда станет совершенно понятно, что приехавшему в такую пору туристу Нальчик не внушит желания пробыть в нем и сутки, разве отчаянная, невообразимо дурная дорога заставит его дать отдых своим разбитым и усталым костям»[21].
Но это мнение заезжего, взгляд извне. Нальчане ощущали и думали иначе, а рожденному здесь ребенку слобода представлялась огромным миром, необычайно богатым и увлекательным. Научившись сравнивать, он вспоминал: «Нравы нальчикских жителей отличались своею простотой, доходящей до грубости и, пожалуй, некоторой распущенности; последняя наблюдалась, главным образом, среди населения предместья слободы, так называемой «Астраханки», где было немало пришлого элемента, не владевшего надельной землей и не занимавшегося земледельческим трудом, а промышлявшего ремеслами, случайными заработками. Там же ютилась и беднота, хотя ее было не очень много – я говорю о той бедноте, которая принуждена была просить «ради Христа». Воспитания детей, в прямом значении этого слова, у слобожан не было; родители заботились лишь о том, чтобы дети их были одеты и сыты, в остальном они были предоставлены самим себе, росли на воле, как дикие цветы в степи, и это было их счастье. Впрочем, в экстраординарных случаях родители «учили» детей, т. е. пороли их «без всякого милосердия» за матерную ругань в их присутствии, за озорничество по жалобе потерпевших от него. С 10–11 лет дети понемногу начинали привыкать к тяжелому труду, а с 14–16 лет совсем уже запрягались в работу.
В школу ходили только дети слободской аристократии и «буржуазии».
Перед Евгением Барановым, семья которого, естественно, принадлежала к слободской «буржуазии», доступ к школьным премудростям был свободен. Но мир знаний открылся ему раньше.
«Познакомился я с книгой, – продолжает он свой рассказ, – в 5–6 лет, когда научился читать; первые уроки чтения преподали мне старшие брат и сестра, и наш сосед, еврей, часовых дел мастер Захария Фрахтман».
Старший брат Евгения – Иван – был старше его на 8 лет, он унаследовал семейное дело и, видимо, прожил в Нальчике до конца своих дней. Сестер было две: Ефросинья (замужем за Михаилом Ананьевым), старше Евгения на 10 лет; и Александра (замужем за Василием Дробышевым) – старше Евгения на 5 лет.
Обе они могли учиться в бесплатной женской школе, открытой в Нальчике в октябре 1860 г. О жизни всех нальчикских школ (а в 70–80-х гг. их было 3) нередко писали газеты того времени и эти публикации стали сейчас много доступнее, благодаря воспроизведениям их в краеведческом журнале «Живая старина», который в 1991–1995 гг. издавал известный энтузиаст Рашад Умарович Туганов.
Итак, в Нальчикской женской школе (в 1865 г. названа Михайловской в честь наместника Кавказа – великого князя Михаила Николаевича, родного брата царя Александра Второго) было 3 класса, в которых изучались закон Божий, чтение, письмо, арифметика, география и особенно рукоделие. Принимались в школу все девочки, независимо от сословной принадлежности и национальности. Слободские дамы охотно преподавали в школе, обучая будущих хозяек вязанью, шитью и пр.
Содержалась школа за счет средств попечительского совета (по пять руб. в год от каждого его члена) и разовых добровольных пожертвований[22]. В число жертвователей, конечно, входили купцы Барановы, что отмечено и в наградном списке Ивана Макаровича. Не оставался в стороне и отец Евгения. Сохранился документ, в котором сказано:
«Нальчикское слободское управление в Нальчикскую бесплатную женскую школу
19 сентября 1868 г.
С препровождением четырех руб. восьмидесяти пяти коп. серебром № 237. Казначей Бетаки
Слободское управление, взыскав согласно поданного объявления торгующим в Нальчике мещанином Захаром Барановым с вдовы поручицы Дураковой 9 руб. 70 коп., из которых Баранов 4 руб. 85 коп. пожертвовал в пользу женской школы, а остальные в пользу Симионовской церкви, каковые при сем препровождает, просит о получении уведомления.
Заведующий слободкою полковник Занаревский
Слободской старшина Осканов»[23].
Об авторитете Захара Баранова в слободе можно судить и по такому документу:
Приговор
1883 года ноября 12-го дня
Терской области Нальчикского округа жители слоб. Нальчика из числа 137 человек, имеющих право подавать голос на сходе, мы, нижеподписавшиеся, быв сего числа на оном в числе 118 человек в присутствии Нальчикского слободского правления для обсуждения некоторых общественных дел, где между прочим нам предложил слободской старшина избрать новых должностных лиц на будущий 1884 год вместо бывших в настоящем году и окончивших срок, а именно помощника старшины, судей, доверенных, иконома (эконома. – Е.Т.) и слободского казначея.
Вследствие чего мы с общего нашего согласия и без всякого к тому принуждения, на основании высочайше утвержденного положения об общественных управлениях в казачьих войсках, избрали из среды себя… казначеем мещанина Захара Макарова Баранова 55 лет…
Все они вероисповедания православного, под судом и следствием не были и ныне не состоят, на которых мы вполне надеемся, что они назначение наше вполне оправдают. Помощнику же старшины… определяем жалованье. Остальные же должностные лица, означенные в сем приговоре, должны исполнять свои обязанности безвозмездно.
А потому постановили: приговор этот утвердить подписом нашим и просить слободского старшину представить таковой г-ну начальнику Нальчикского округа на утверждение, в том и подписуемся[24].
По отзывам газет, в 70-е гг. много стараний к процветанию школы приложила попечительница – жена начальника округа Софья Тимофеевна Полозова. Вот как характеризовала ее деятельность одна газетная корреспонденция: «Не прошло и 2 лет, как школа, помещавшаяся в наемном помещении, имеет уже собственный дом, учителям увеличено содержание, школа обзавелась учебными пособиями и всеми необходимыми для успеха обучения средствами и по последним отзывам дирекции народных училищ заслуживает полного одобрения. И все это создалось заботами Софьи Тимофеевны, умевшей своим личным трудом о школе привлечь и частную благотворительность. Устраивая спектакли, собирая пожертвования, заботливая попечительница довела дело до конца, поставив школу прочно, вне зависимости от неблагоприятных случайностей и тем дав бедным детям возможность при помощи правильного обучения выбраться из мрака невежества»[25].
Об одном из благотворительных вечеров в пользу школы, состоявшемся 16 декабря 1877 г., рассказывалось в другой корреспонденции. Посетовав, что нальчикское «общество разрозненно и притом так малочисленно, что при желании поставить на сцене что-нибудь посерьезнее, требующее большего персонала, всё могущее быть в партере, должно действовать на сцене», неизвестный автор (судя по инициалам «А.К.», им мог быть член попечительского совета школы, служащий окружного управления Антоний Филиппович Кадигроб) продолжает: «…бывает время, когда Нальчик, как центр управления округом и сердце Кабарды, ознаменовывается съездом представителей этого народа для выборов судей, старшин и для обсуждения других общественных вопросов. Вот этим-то временем и воспользовалась С. Т. Полозова, чтобы увеличить средства женской школы… Таким образом, вся почти публика наша превратилась в действующие лица и глас ее не вопиял в пустыне: зала была полна зрителями и результат благотворительного предприятия оказался блестящим.
Шла 5-актовая комедия Штеллера «Ошибки молодости», водевиль «Дочь русского актера» и дивертисмент, состоявший из пения и дуэтов скрипки с фортепьяно»[26].
Пьеса Петра Штеллера «Ошибки молодости» была впервые поставлена на сцене Александринского театра в Петербурге 11 декабря 1870 г. Ее мелодраматический сюжет: падение бедного семейства разночинцев – молодой супружеской пары – студента Красова и его жены, вознамерившихся жить «личным трудом» – частными уроками и литературными переводами, – и спасенными от гибели благородной княгиней Резцовой. Пьеса вызвала неодобрительную рецензию известного писателя и критика Михаила Евграфовича Салтыкова (Щедрина), но у определенной части публики («жалостливых зрителей и особенно зрительниц») имела успех. «Дочь русского актера» – водевиль, довольно популярный в те годы. Его автор – Петр Иванович Григорьев (Григорьев 1-й) (1806–1871) – актер Александринского театра, написавший свыше 70 комедий и водевилей. Водевиль – обычно пьеса в одном действии, содержавшая, как правило, незамысловатую интригу, наполненная шутками, музыкой, танцами. «Дочь русского актера» написана в 1844 г., пользовалась большой популярностью. Сюжет: отец – отставной актер Михайло Васильевич Лисичкин – запрещает своей дочери Верочке стать актрисой и собирается выдать ее замуж за старого прапорщика. Верочке, благодаря артистическим способностям, удается обхитрить и отца, и жениха. Выбор этой пьесы нальчикскими дамами-благотворительницами, возможно, был продиктован пикантным обстоятельством – фамилия одного из окружных чиновников совпадала с фамилией героя водевиля – Лисичкин.
Дивертисмент – небольшой концерт.
Таким образом, программа вечера была разнообразной и насыщенной и потребовала немало напряжения и от исполнителей, и от зрителей. Основную массу зрителей составляли, как следует из корреспонденции, депутаты съезда. Это было ежегодное собрание представителей (доверенных) от каждого селения Кабарды и Балкарии (по 2 человека от каждого), в задачи которого входило распределение средств из так называемой Кабардинской общественной суммы.
«Пьесы прошли хорошо, – заключает корреспондент, – потому что каждый из участвовавших отнесся добросовестно к своей роли; публика, состоявшая почти исключительно из кабардинцев, получивших воспитание в России и, следовательно, хорошо понимающих русский язык, получила полное удовольствие и сбор от спектакля вполне окупил хлопоты нашей уважаемой руководительницы».
Так хочется думать, что это зрелище было доступно и 7-летнему Жене Баранову и что он посещал и другие любительские спектакли и концерты, и, конечно, праздники в Нальчикской горской школе, такие как памяти Пушкина в ноябре 1880 г.[27] или 100-летия В. Жуковского в феврале 1883 г., и памяти М. Лермонтова в том же году. (Об этих праздниках сообщали местные газеты)[28].
Несомненно, что Софья Полозова осталась в памяти мальчика. Он записал, что слобожане ласково называли ее «Иволгой», потому что «начиная с весны вплоть до осени каждое утро она пела под аккомпанемент фортепиано при раскрытых настежь окнах романсы. Голос у нее был звонкий, слышался далеко. Многие из приезжавших в слободу кабардинцев, слушая, как Софья Тимофеевна пускала соловьиные трели, приходили в удивление (у кабардинцев женщины не поют публично)… Потом на ломаном русском языке обращались за разъяснением к кому-нибудь из русских: «Что ево многа кирчит? Чумашедший?» А сами, повернув лицо к полозовскому «дворцу», слушают, слушают… А Софья Тимофеевна тем временем соловьем залетным заливается».
Подобные сцены проходили перед глазами наблюдательного мальчика – ведь от двухэтажного «дворца» окружного начальника (ныне ул. Суворова, 2) лавку Барановых отделяло всего несколько метров площади, а в тишине слободских вечеров музыка и пение, наверно, разносились далеко. И это тоже были уроки культуры, впитанные в детстве.
Но вернемся к воспоминаниям. Своим дошкольным учителем Евгений Баранов называет соседа – Захарию Фрахтмана. С этим человеком связана любопытная и малоизвестная страница истории нашего края.
Вот отрывок письма, с которым обратился к начальнику округа 17 сентября 1873 г. житель Нальчика Зелик Фрахтман: «Решившись испытать счастие на розыскание каменноугольных месторождений в области гор, расположенных на общественных кабардинских землях, я с начала весны текущего года бросил все мои занятия по часовому мастерству и посвятил труды и заботы исключительно на осуществление задуманного дела. Путешествуя все это время на наемных лошадях и с наемными проводниками и не имея в деле материальной поддержки, я окончательно истощил все мои средства на это и при большом семействе залез в долги, выплачивать которые требуется больших усилий… я приемлю смелость беспокоить Ваше высокоблагородие и почтительнейше просить распоряжения Вашего об уяснении кому следует настоящего дела и о разрешении депутатам заключить со мною условие, от которого общество может ожидать единственной пользы и следовательно, не должно быть места и сомнению»[29].
Следствием просьбы было следующее «Условие»: «1873 года октября 10-го дня, мы, нижеподписавшиеся доверенные от Большой, Малой Кабарды и горских обществ, заключили это условие с мещанином Житомирской губернии Зейлик Фрахтманом и кабардинцем Исмаил Лиевым в том, что отдается им право добывать каменный уголь, открытый ими на кабардинской общественной земле в местностях под названием Ингушли, Бермамыт и Бечесим на следующих условиях…»
Разработка и вывоз каменного угля действительно были вскоре начаты, но спустя какое-то время условия изменились, начальство объявило, что земли в том районе еще не полностью размежеваны и расторгло договор.
Все эти детали биографии Фрахтмана вряд ли были известны Жене Баранову, но только личность этого человека поразила его воображение. Вот каким он запечатлелся:
«Он был высокий, немного сгорбившийся старик, получивший прозвище «Оглобли». Был он человек хороший, мягкий, добрый, но слободские евреи недолюбливали его и называли сумасшедшим. Они обвиняли его, во-первых, в том, что он читает запрещенную книгу, во-вторых, говорит очень нехорошо вообще о религии. Эта «запрещенная книга», как позже я узнал от одного из старших сыновей Захарии, было старинное заграничное издание на еврейском языке, заключавшее в себе религиозно-философский трактат какого-то ученого раввина».
О семье Фрахтмана есть сведения 1886 г.
Список евреям, проживающим в слоб. Нальчик Нальчикского округа Терской области, как нелегально поселившимся, так равно и там постоянно проживающим, кои поселились по распоряжению Высшего правительства и местного начальства
…Б. Постоянно (легально) проживающие евреи в слоб. Нальчик
Имена, отчества и фамилии проживающих евреев, а также членов их семейств
…10. Зелик Гершев Фрахтман 60 лет
Жена его Вихна 50 лет
1-й сын Берко Хаим 33
Жена его Софья 26
Дочь их Сасе Рахиль 7
2-й сын Мартхель 22
Дочь Зелика вдова Ента Фельдман 30
Сыновья ее: Шлоиме-Лейба 9
Ицка 7
Дочь Песе 5
С какого времени проживает в крае (год, месяц и число), по какому документу и место приписки
Проживает в Нальчике с 12 апреля 1868 года по годовому паспорту, выданному из Темир-Хан-Шуринской городской полиции от 3 марта 1886 г. за № 12. Приписан в мещане г. Темир-Хан-Шуры.
Какого рода деятельностью занимается: торговлею, ремеслом, промыслом или чем-либо другим, имеет ли оседлость, в чем она заключается, не связаны ли с местным населением торговыми и промышленными предприятиями и вообще разного рода сделками и какими именно