Евгения Сергеевна Теплова
Лиза в ссылке
Бабушка резко погрустнела.
– Ну, думаю, кто ж от таких отказывается. Глупенькая была, а подсказать некому было. Мамочке он так нравился, так нравился…
Бабушка примолкла.
– Ты его не любила? – тихо спросила Лиза.
– Любила, наверное… Когда о ком-то заботишься, хочешь – не хочешь, полюбишь. Сыночка хотела Ваней назвать, но дед сказал, что будет Владимир, в честь Ленина. Он всё о социализме мечтал. Да и не просто мечтал, а строил его. Квартиру мы последние получили, хотя он уже начальником был. Тяжко было в коммуналке, соседки завидовали, что муж у меня такой видный, всё чего-то пытались подсуропить. Слава Богу, в детсад устроилась: и Володя рядом, и деток много.
Бабушка снова замолчала.
Лиза знала, что в детском саду бабушку очень любили, и некоторые воспитанники до сих пор поддерживали с ней связь и даже приезжали поздравить с днём рожденья. Лизу это смешило, она называла их «детсадовские деды и бабули».
– Но сыночка я, конечно, больше любила, – продолжила бабушка. – И сама же его в могилу свела.
– Он же от инфаркта умер, – напомнила Лиза.
– Да, от инфаркта. Но это я его с детства закармливала. Кашу не осиливает, я ему туда варенья… И пихаю. Вот желудок ему испортила.
– Желудок с сердцем не связаны, – возразила Лиза.
– Всё в организме связано, – вздохнула бабушка.
– А мамочка-то, Царство небесное, Володеньку почти и не видела. Она после свадебки в деревню вернулась, меня звала погостить, а я отговаривалась, боялась с Ванюшей встретиться. Уж когда Витенька преставился, тогда приехала. От соседки узнала, что Ванюша меня долго ждал, да и потом, когда всё узнал, не женился. Я его уже на полвека пережила. Полвека. Хожу на его могилку, здесь, недалеко… Сяду рядышком, глаза закрою и мечтаю, будто мне восемнадцать и я еду к нему на поезде. В своём синем платье, ветер из причёски кудри выбивает, а он на платформе ждёт – в белой рубахе. И волосы назад поправляет. Он, знаешь, на Есенина похож. По правде, я уж и лицо его не вспомню, Есенин перед глазами встаёт. И вот, бывает, замечтаюсь, сплю почти, а потом очнусь, а передо мной могила и руки мои скрюченные, в пятнах. И сердце будто останавливается.
Бабушка сделала глубокий вдох.
– И думаю: «Может, шут с ним, пусть и не заводится». Но потом страх накрывает, и оно в груди подпрыгивает. Сколько раз в голове вертела, как бы всё сложилось… Детишек бы нарожала, у него ведь братья старшие на фронте погибли, он хозяином дома остался. Видела на углу большой дом с самыми красивыми наличниками? Там племянница его теперича…
– Ты же говоришь: всё к лучшему? – перебила Лиза дрожащим голосом.
– Ну, это я потом поняла, – снова вздохнула бабушка. – Когда ты родилась.
– А что случилось, когда я родилась?
Бабушка сощурилась с непониманием.
– Почему ты решила, что всё к лучшему? – уточнила Лиза.
– Ну как же. Взяла тебя на ручки, ты глазки в кучку собрала и так улыбнулась!
Бабушкины глаза засияли.
– А что, дед и папа не улыбались? – спросила Лиза.
– Улыбались. Но ты-то особенная.
С одной стороны, Лизе не хотелось разочаровывать бабушку, а с другой – вот так запросто согласиться с ней казалось нескромным и даже нечестным.
– Чем я особенная?
Бабушка с досадой махнула на неё рукой.
– Ну, ты видишь Наташку, Ленку?
– Вижу.
– Ты же не такая, не обычная!
– Ну, все разные. А для их бабушек они наверняка особенные.
– Не особенная так не особенная, – рассердилась бабушка. – Зачем мне тебя уговаривать?
И она ушла.
Лиза осталась на террасе одна. Бабушкина история произвела сильное впечатление. «Как же так? Почему?» – вопрошала она красавицу Гончарову, которой тоже наверняка было что поведать о непростой женской доле. Расцветший за окном жасмин наполнял комнату сладчайшим ароматом, а у Лизы на душе было горько-горько.
Месяц пролетел гораздо быстрее, чем Лиза ожидала. Но она устала от бабушки и её неуёмной любви. Ей хотелось на волю, к предателям Лёшке и Наташке и, конечно, к Ване, в чувствах к которому пока было трудно разобраться.
В день отъезда сразу заметила, что у бабушки глаза заплаканы. Да, надо было встать пораньше и уехать до перерыва. Но уже поздно.
Бабушка собирала бесконечные кульки с пирожками и шмыгала носом.
– Разреши проводить, – в который раз попросила она.
– Да не надо, ба, говорю же. Я быстро хожу, не умею медленно.
– Ладно, – сдалась бабушка. – Ну, хоть посидим на дорожку.
Лиза, не снимая рюкзак, послушно села за уличный стол. Ночью прошёл сильный дождь, пахло червяками и лягушками. Тяжёлое, хмурое небо будто собиралось с силами для очередного полива.
– Зонтик взяла? – в десятый раз спросила бабушка.
– У меня капюшон, – в десятый раз ответила Лиза.
– Какая ж ты красавица выросла, – покачала головой бабушка. – А я с самого начала знала, как тебя, вот такую, на руки взяла, так и поняла, что красавица вырастит.
Лиза вздохнула. И бабушка тоже.
– Как я о девочке мечтала, как мечтала… Ты не представляешь. Но мы из деревни-то уехали, а в коммуналке что? Родила мальчика, а потом Витенька сказал: всё, баста. Квартиру последние получили, выпросила ребёночка, а выносить уже не смогла.
– Почему?
– Потому что аборты делала. Не один раз. Знаешь, что это такое?
Лиза кивнула.
– Грех великий. Вот за него, видать, единственного сыночка похоронила. Я уж и не чаяла прощения вымолить, а потом ты на свет появилась, радость моя единственная. Как мы с тобой на этой дачке дружили, помнишь? Маленькая была – ты ко мне в кровать приходила, ухо к животу приложишь и слушаешь, как там ужин ворочается. По грибы ходили, по землянику, ты мне букетики собирала и открыточки со стихами подписывала. Храню все твои открыточки. Какое же хорошее время было. Помнишь, как мы за фильмишками семечки лузгали? В карты резались. Сухари с сахаром грызли. А как ты в больницу загремела, помнишь?
Лиза кивнула.
– Как это называлось-то?
