Дана Арнаутова
Грани безумия. Том 1
– Я знаю, – буркнул Аластор. – Встречался. Не на болоте, правда, в лесу. Но тоже приятного мало.
Капитан поглядел на него с уважением и кивнул.
– Ну вот, – безнадежно выдохнул он. – Сами, значит, понимаете, ваше величество. Это даже не драка вышла бы, а просто… как самим себе глотку взять да перерезать.
Аластор это понимал и был полностью согласен с егерем. Чего он не понимал – так это о чем думал Райнгартен, отдавая такой нелепый, безумный, самоубийственный приказ! Ну не полный же он дурак был, раз дослужился до полковника! Должен был сообразить, что посреди болота на неустойчивом деревянном помосте с кучей щелей и провалов демоны перебьют беспомощных людей, не позволив даже добраться до своей лежки, которая то ли есть, то ли ее вообще нет.
– Вы ему-то сказали? – спросил он, и егеря вздохнули все разом.
– Говорили, ваше величество, – отозвался Руди, а остальные так же одновременно кивнули. – Честно пытались объяснить, что не получится ничего. Только людей положим и сами ляжем, причем без всякой пользы. Ну пару-тройку тварей каждый прихватит, конечно… Только мы даже не знаем, сколько их там. А маги, которых Орден прислал, тоже руками развели. Чтобы осушить болото, их не полдюжины нужно было, а несколько десятков – и не один год работы, так они сказали. Да и то неизвестно, получится ли. А если получится, то в окрестностях земля родить перестанет и людям уходить придется, потому что болото не осушить, пока водяные жилы в земле не перекроешь… Ну вот, а если болото не осушать, то от магии не так уж много толку. Что Молотом Пресветлого эту тварь на лету сбить, что из арбалета – разница невелика. Огнем, опять же, кидаться нельзя, гать хоть и мокрая, но местами может загореться, а главное, драка будет вповалку, магам там не развернуться.
Аластор понимающе кивнул, вспомнив стену огня, которую Айлин пустила на демонов. На болоте ничего не вышло бы! Но если это понимает он, профан и совершенно не военный, то… Неужели полковник действительно сошел с ума?!
– Мы его все уговаривали, – подал голос седой егерь в мрачном молчании остальных. – Но у полковника был приказ от командора истребить нечисть как можно быстрее. Потому что новый король вот-вот начнет в должность вступать и захочет узнать, как оно там обстоит, в болоте этом, Бар-р-ргот его…
– Так и было, – подтвердил Руди. – Полковник сказал, что если мы отказываемся исполнять долг, то мы все – трусы и подлежим трибуналу. А он сам поведет полк и покажет, как надо служить королю…
Он отвел взгляд, полный безнадежности, и Аластора передернуло. Это что же получается?! Райнгартен даже не болван! Он… преступник! Это его следовало отдать под трибунал, погуби полковник столько людей! Но командор наверняка встал бы на сторону родственника… Или нет?
– И тогда вы решили его… убить, – медленно продолжил он, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. – Гартинг, ответьте мне на один вопрос! Почему вы потом на допросе у командора не рассказали правду?! Племянника ему бы это не вернуло, но Райнгартен – разумный человек! Он хотя бы о допросе с пристрастием просить не стал бы. Зачем вообще было затевать эти… дурацкие тайны?
Капитан обреченно опустил взгляд, понурился, но Аластор успел заметить, как на скулах у него заходили желваки. Ну и что теперь делать с этим упрямцем?! Сам ведь буквально рвется на плаху!
– Потому что господа капитаны, все пятеро, договорились вызывать полковника Райнгартена по очереди, если у первого или второго не получится задуманное, – прозвучал спокойный голос Роверстана, и Аластору стоило огромных усилий не обернуться. А вот капитан вздрогнул, подтверждая правоту разумника. – И, узнай об этом суд, речь шла бы уже не просто об убийстве, а о заговоре. Капитан попросту выгораживал сослуживцев.
– Милорд магистр, вы уверены? – поинтересовался Аластор. – Мэтр-разумник из службы безопасности этого не понял.
– Мэтр Овайн читал капитана Гартинга, – пояснил Роверстан. – Который заранее принял против этого меры, грубые, но вполне действенные. А я прислушался к мыслям его сослуживцев. Кстати, прошу за это прощения, господа. Дело и вправду государственной важности, я действовал по желанию его величества.
Егеря мрачно посмотрели в его сторону, но ничего не сказали.
– Это правда? – переспросил Аластор. – Насчет заговора?
– Так точно, ваше величество, – снова отозвался седой. – Вы Сэмми, то есть капитана Гартинга, не извольте слушать. Мы все вместе это решили, когда вышли с того совета. Полковник велел завтра же с утра выдвигаться к окраине болота. Времени не было, порталы не работали. Да если бы и работали, кто бы нас послушал? Мы же егеря, висельники. А он самому командору родня! Нас ведь и правда следовало за неисполнение прямого приказа под суд отдать. Только людей бы это не спасло. Все пять рот в том болоте остались бы, а может, и рейтары, которые следом за нами должны были идти. Там же еще второй рейтарский с нами рядом стоял… Ну вот, вышли мы с того совета и разыграли, кому, значит, полковника вызвать… Потянули карты из колоды, Сэмми самую старшую и вытащил. Архимага… – добавил он зачем-то и с явным подозрением покосился на Гартинга, который ответил ему негодующим взглядом.
– А напиться перед дуэлью предложил я, – сказал один из двух молчащих егерей, самый молодой, рыжеватый и скуластый. Отдал короткий офицерский поклон и представился по всей форме, даже с некоторой щеголеватостью: – Мэтр-капитан Юлиус Бомгард, Желтая гильдия. К услугам вашего величества! – А потом добавил без вызова, но с откровенной простотой: – Мы, иллюзорники, тоже кое-что в этом понимаем. Напиться было проще всего, чтобы потом никто ничего на допросе не понял. И ведь не понял же! Если бы не м-магистр…
Он неприязненно глянул на Роверстана, который преспокойно сообщил:
– Непременно передам мэтру Овайну, что он теряет хватку.
– Так! – в который раз повторил Аластор, и все смолкли. – Так…
Теперь ему все было ясно, но этого стало ничуть не легче. Дурак полковник сам выкопал себе могилу, если бы он остался в живых, погубив полк егерей и, возможно, еще рейтар, Аластор точно отдал бы его под трибунал. И даже если бы до этого не дошло, за подобную идею Райнгартена следовало разжаловать – и плевать, кто у него дядюшка! Дядюшке следовало вложить в пустую голову племянника побольше ума или хотя бы научить его слушаться тех, кто понимает в своем деле!
Но с Гартингом-то что теперь делать? Просто помиловать капитана, вернув его и остальную лихую братию обратно в полк? А возможно ли это? Допустим, рассказать Райнгартену, что едва не натворил его племянник, просто необходимо. Допустим даже, командор поймет, почему егеря решились на такое… Поймет, но вряд ли простит! Разве что согласится казнить Гартинга без пыток…
Притихнув, егеря рассматривали бордовый ковер у себя под ногами так внимательно, словно видели вместо него ту самую смертельно опасную трясину. Замер у стены Саграсс, который так и держал между ними и Аластором пленку щита, хотя в этом уже не было необходимости. Молчали магистр Роверстан и Лучано. Их, конечно, можно было спросить, но… решать ему. Как обычно.
– Капитан Гартинг… – начал Аластор, и егерь поднял голову. – Скажите сами, чего вы заслуживаете, если судить по армейскому уставу?
– Казни, ваше величество, – просто и ясно ответил Гартинг, не отведя взгляда и не дрогнув.
– Казни, – тяжело вздохнув, согласился Аластор. – А вы, господа? – глянул он на егерей.
Седой ответил за всех, мрачно и так же ровно отозвавшись:
– Казни, ваше величество. – И перечислил: – Неподчинение приказу, заговор, сокрытие преступления… А если бы у Сэмми не получилось, то мы снова карты тянули бы. Так что хоть по уставу, хоть по справедливости, а что ему, то и нам причитается.
– Это почему же у меня не получилось бы? – возмущенно буркнул Гартинг, но Аластор бросил:
– Молчать.
И егерь мгновенно смолк. Да и вообще королевский кабинет разом заполнила такая вязкая плотная тишина, что Аластору на несколько мгновений стало тяжело дышать. Он смотрел на пятерых человек, жизнь которых не просто зависела от его воли – он и сделать-то ничего не мог, чтобы эту жизнь им подарить. Как с Лионелем Саграссом… Но тогда удалось вывернуться, найдя лазейку в законе о наказаниях. А что делать сейчас? Нельзя же просто приказать Райнгартену забыть смерть своего племянника?! Обоим лордам Райнгартенам, кстати… И дело вовсе не в том, что погибший был золотой крови, хотя именно это возмутит лордов, когда история выплывет наружу. Дело в том, что эти пятеро заслужили справедливость. Да, они убили одного человека. Но спасли гораздо больше жизней, которые этот… честолюбивый дурак непременно погубил бы! По закону они были преступниками, но… будь полковник Райнгартен его родным братом, Аластор не смог бы осудить капитанов. Оплакивал бы его, но их понял! Потому что эти пятеро спасали не только себя, но и тех, за кого отвечали.
Он потер лоб, который вдруг сдавила увесистая корона. Обруч показался неудобным, хотя всегда был точно впору, обычно Аластор его и не замечал на себе. Это неудобство показалось важным, словно должно было навести на какую-то мысль… Аластор вздохнул. Хорошо было Дорве! Тогда законы были проще, а воля короля ценилась куда выше. Теперь все не так. Не будешь ведь кидаться секирой каждый раз, когда ты понимаешь свою правоту, а окружающие – нет!
Еще и капитаны эти… Злость на неприятное решение, которое придется принимать, вернулась в полной мере. Аластор знал, что нужно кликнуть стражу, велеть увести их, а дальше… Дальше ему просто придется поставить подпись на документе – и он даже не увидит смерть егерей. Их просто не станет ни в его жизни, где они появились всего на какой-то час, ни в мире, который вряд ли заметит отсутствие пятерых «висельников».
Ну и чего так плохо-то?! Почему злость рвется наружу, причем не простая, а смешанная с холодным весельем? Почему вместо правильного приговора, который одобрят и поймут решительно все, ему хочется вызвать сюда лорда Райнгартена и совершенно не по-королевски вмазать ему по холеной учтивой физиономии? За дурака-племянника! За пару полков, которые едва не утопили в болоте и не скормили демонам, потому что командор торопился отчитаться королю о победе! За то, что Аластору сейчас нужно срочно придумать, как напугать эту пятерку матерых волчар до того, чтобы у них в мыслях не появилось, будто они избежали наказания! А ведь их не наказывать, их награждать надо! Вот как Лионеля Саграсса…
Хм. Хм… Хм!
– Все верно, господа… – вкрадчиво сказал Аластор, немного отпуская поводья этого злого веселья, которое не давало просто отбросить его. – И казнь – это еще самое малое, чего вы заслуживаете.
Из-за левого плеча послышался быстрый удивленный вздох Лучано. Магистр молчал, и Аластор не стал задумываться, читает ли разумник сейчас его собственные мысли. Плевать! Эти двое в любом случае не расскажут никому ничего лишнего, да и Саграсс, пожалуй, тоже. Еще есть секретарь, но… Все потом!
– И знаете почему? – уронил он, оглядывая застывших с каменными лицами егерей и постепенно повышая голос. – За глупость, господа! За невероятную глупость и позорное… разгильдяйство! – Немного помолчал и продолжил, с наслаждением чеканя каждое слово из той чуши, что сама лезла на язык и почему-то была сейчас правильнее любых умных речей: – Вы что же думаете, господа, у короля столько полковников, что можно безнаказанно прибить одного-другого? Ну достался вам в полковники дурак, бывает! Что же его теперь, убивать?! Да вы его беречь должны были! Ясно вам?! Охранять как величайшую ценность!
Егеря смотрели на него с вытаращенными глазами. И седой, который у этой пятерки явно был за главного. И щеголеватый иллюзорник Бомгард. И Руди, который подозревал Гартинга в том, что тот передергивает, но не хотел видеть его на дыбе. И сам Гартинг. И пятый, что так и не сказал ни одного слова, но все равно Аластор был уверен, что до конца жизни не забудет эту мрачную разбойничью физиономию с раскосыми глазами. Они молчали и слушали, как его несет лихое дурное вдохновение сродни тому чувству, которое Аластор испытал в коридоре лазарета, когда бил Артура Ревенгара. Только тогда гнев управлял его кулаками, а теперь – языком!
– Вы, мерзавцы! – загремел голос Аластора на весь кабинет, и егеря на глазах начали бледнеть. – Енотьи дети! – добавил он в порыве вдохновения. – Если видели, что полковник рехнулся, так надо было не убивать его, а довезти до лекарей живым… Кто вас вообще заставлял этого болвана слушаться?! Ваше дело – следить, чтобы господин полковник был жив и невредим! Дали бы ему по башке и сунули в обоз куда-нибудь! В ковер бы закатали для сохранности! И еще этой пересыпали… как ее… от моли…
Он пошевелил пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить слово, и егеря следили за его рукой в священном ужасе.
– Лавандой, ваше величество, – с почтительным восторгом прошелестел из-за кресла Лучано.
– Точно, лавандой! – искренне обрадовался Аластор. – Лавандой надо было его пересыпать, вот! Я бы взошел на трон и спросил у вас: «Где полковник, мерзавцы?! Куда вы его дели?!» А вы бы достали полковника, отряхнули – вот! Молью не трачен и пахнет приятно! А сейчас что?! Я вас, енотьи дети, спрашиваю, что сейчас? Я что должен командору Райнгартену сказать?! Что его племянник – дурак? Болван, которого пришиб на дуэли другой болван?! Молчите?! Правильно делаете, господа! За такую тупость вы даже казни не заслуживаете! Я вас хуже накажу… Вы у меня до конца жизни позорное клеймо носить будете… И вы, весь полк, который вы опозорили! Когда вам, болванам, целого полковника доверили, а вы его не уберегли!
Пожалуй, следовало переходить к следующему пункту, пока егеря не опомнились. Какой-то частью рассудка, который сохранял остатки здравомыслия, Аластор отлично это понимал. Сейчас они растеряны, потому что ожидали чего угодно: казни, допроса под пытками, но только не этого… балагана. Вот и отлично! Вот и беллиссимо, как Лу говорит!
– Мэтр Вильмон! – громыхнул Аластор, и секретарь подскочил на стуле, едва не сбив локтем чернильницу. – Пишите указ! По всей форме! Я, Аластор Кеннет Лоренс Ульв, урожденный Дорвенн! Повелеваю отныне и впредь! Первому егерскому полку моего величества полковников никогда не назначать! Не заслужили! И всем королям, что будут на троне после меня, оставляю мой строжайший приказ и завещание. Быть первому егерскому полку без полковников! Записали?
– Д-да, ваше величество, – дрожащим голосом заверил Вильмон. – А как же… они будут управляться?
– А вот так и будут, – с ехидным наслаждением заявил Аластор и ткнул пальцем куда-то между Гартингом и четверкой остальных. – Господа капитаны остаются на своих постах! Я бы их, конечно, казнил, но это слишком милостиво! Пусть живут и мучаются! Вы, Гартинг, станете первым! Принимаете командование полком и только попробуйте мне натворить каких-нибудь глупостей! Учтите, я теперь глаз не спущу ни с вас, ни с остального капитанства! А через год передадите пост кому-то из ваших бравых сослуживцев… Или его преемнику, если того убьют. По старшинству или по жребию – сами решайте. Но никакого звания полковника! Больше никогда, ясно вам? Ясно, я спрашиваю?!
– Да, ваше величество, – выдавил оторопевший Гартинг. – Но как же… А приговор? Командор Райнгартен…
– С командором я сам побеседую, – заявил Аластор, наконец-то вольготно разваливаясь на тронном кресле. – А с остальными извольте мои приказы не обсуждать! Приговариваю вас всех к пожизненному капитанству в егерях без права на помилование! Мэтр Вильмон, записали?
– Да, ваше величество! – отозвался лихорадочно строчащий секретарь. – Жалованье сохраняется?
– С надбавкой, – пару мгновений подумав, согласился Аластор. – Одна пятая полковничьего жалования каждому. Но на все время исполнения обязанностей командира полка – полнейшая трезвость, никаких азартных игр и дуэлей! Узнаю, что нарушили, Гартинг, я вас не на каторгу отправлю, не надейтесь. Я вас во дворец переведу! И не гвардейцем, а фрейлиной! Слово даю! Ясно вам?
– Да, ваше величество, – обреченно выдохнул бледный егерь и умоляюще попросил: – По праздникам хотя бы можно? За ваше королевское здоровье?
– За мое здоровье можно, – милостиво позволил Аластор. – По праздникам и не больше одной бутылки. А теперь свободны, господа! Гартинг, ваша служба начинается завтра!
«Скажу Райнгартену, что дал зарок Всеблагой, – промелькнуло у него в мыслях. – Ни одного смертного приговора, пока моя жена не родит. Он должен понять… А чтобы понял еще лучше, объясню, что только ради его семейной чести я эту историю вообще похороню. Иначе мне пришлось бы задуматься, какой дурак назначил другого дурака на пост, где тот едва не утопил в болоте два полка! Райнгартен у меня все поймет… Родственничек!»
Пятерка егерей слаженно отдала честь, развернулась и вышла, нестройно чеканя шаг. Аластор ни на миг не сомневался, что лихое капитанство первого егерского сегодня напьется до полусмерти. Собственно, для того и обронил про завтрашнюю службу. Но пусть их. За помилование – можно. А что это именно помилование, господа капитаны сообразят очень быстро…
– Вы тоже свободны, мэтр Вильмон, – сообщил он, едва сдерживая смех, и понятливый секретарь быстро выскочил за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Почти в то же самое мгновение из-за тронного кресла с непристойным ржанием, достойным пары жеребцов, вывалились господа советники. Дункан упал на освободившийся стул секретаря, а Лу сел прямо на ковровую дорожку у ног Аластора, подвывая от восторга и утирая проступившие на глазах слезы.
– Лаванда! – почти рыдал он. – Завернуть в ковер и лавандой… пересыпать… Беллиссимо… Монсиньор, я вас обожаю! Альс, ми амо-о-ор!
– Бедный егерский полк! – вторил ему Роверстан. – Ваше величество, вы… тиран! И деспот! Я это заявляю… как историк!
– Вот и не роняйте мою репутацию тирана! – сварливо заявил Аластор и посмотрел на Саграсса в надежде, что хотя бы боевик сохраняет свою обычную серьезность.
Но у того губы тоже тянулись в улыбке, и Аластор, вздохнув, махнул рукой и наконец-то рассмеялся.
– Двор будет в ужасе, – предположил он, удобнее устраиваясь в кресле. – Они только-только начали считать меня приличным королем. А я…
– А вы, ваше величество, не обязаны оправдывать их ожидания, – продолжая улыбаться, но с очень серьезными глазами сказал магистр. – Позвольте мне продолжить как историку. Во все времена люди прощали своим королям и жестокость, и разврат, и даже откровенную глупость. Непростительна была только слабость и неуверенность в своих решениях. Не подумайте, что я оправдываю тиранию и беззаконие, но что важнее? Жизнь одного человека, который оказался не на своем месте и не смог это понять? Или множество жизней, которые он неминуемо погубил бы?
Роверстан смотрел на него очень внимательно, и Аластор тоже ответил с полной серьезностью:
– Конечно, второе, магистр. Я только надеюсь, что сам никогда не окажусь на месте, для которого… непригоден.
– О, вам этого не стоит опасаться, монсиньор, – со смехом заверил его Лу. – Клянусь Всеблагой, вы великолепны! Лаванда! И пожизненное посменное капитанство! Саграсс, как вы думаете, скоро ли первому егерскому полку станут завидовать все остальные?
– Полагаю, что начнут уже сегодня вечером, – отозвался боевик, по обыкновению сдержанно улыбаясь. – Ваше величество, позвольте спросить, а всем остальным тоже запрещено обсуждать этот случай? Вы же понимаете, стоит мне или лорду Фареллу показаться в караулке…
– Обсуждайте на здоровье, – великодушно махнул рукой Аластор. – Но, надеюсь, в ваших рассказах я буду грозен и деспотичен!
– Грозен как сам Дорве! – заверил его Роверстан.
– И деспотичен как Перлюрен, – добавил Лучано. – Кстати, никто не видел Перлюрена? Утром я поручил его нашему бамбино и теперь не могу найти обоих.
– Поищи на кухне, – все еще смеясь, предложил Аластор. – Рано или поздно кто-то из двоих проголодается, а дорогу туда знают оба.
– Отличная мысль, монсиньор! – мурлыкнул итлиец, одним упругим движением вскакивая на ноги. – Лионель, не вздумайте зайти в караулку без меня! Я должен это слышать! Грандсиньор, вы идете с нами?
– Пожалуй, загляну в дворцовую библиотеку, – отозвался разумник. – Вы позволите, ваше величество?
– Сколько угодно, – снова махнул рукой Аластор. – Милорд, я вам давно сказал, что весь дворец в вашем распоряжении. Это меньшее, чем я могу отплатить за вашу дружбу.
– Всегда к вашим услугам, – с улыбкой поклонился Дункан и вышел, на ходу поправляя немного сбившийся от смеха зеленый платок.
Вслед за ним вышли Лу с боевиком. Аластор проводил их взглядом и блаженно улыбнулся. Превосходное настроение снова вернулось, и на сей раз испортить его вряд ли что-то могло. Неприятное дело решено, дела на сегодня закончены, а его ждет прекрасный вечер и Беатрис! Все-таки жизнь порой бывает удивительно прекрасна!
