Евгения Сергеевна Теплова
Эрик и его редакторы
«И правда, – подумал Эрик, – про дождь и то обманул».
– Ты заболел? – Нора дотянулась до его лба. – Я думала, ты никогда не болеешь.
– Боюсь, у тебя много иллюзий на мой счет, – улыбнулся Эрик.
Она покачала головой.
…Через два месяца они отправились на пренатальную диагностику. Нора мучилась токсикозом, волновалась, вместе с ней хмурилось низкое, тёмное небо.
– Эта толстая серая туча похожа на меня, – пошутила она. – Только у неё срок больше, вот-вот разродится дождём.
«Дождь – хороший знак», – подумал про себя Эрик.
После всех процедур их пригласили в кабинет. За столом сидела женщина, лицо которой, благодаря технологиям омоложения, потеряло всякий возраст. Нора совсем побледнела: если бы всё было в порядке, то они имели бы дело с электронным врачом. «Возможно, – подумал Эрик, – дело просто в моей фамилии».
– Вынуждена сообщить, – начала доктор, усадив их напротив себя, – что у плода обнаружены пороки, несовместимые с жизнью. Так бывает, тут нет ничьей вины. Скорее всего, ваш организм самостоятельно избавится от него в ближайшие две недели, но это сопряжено с неприятными, вероятно, болезненными ощущениями, значительной кровопотерей, есть более лёгкий способ…
Эрик успел почувствовать фальшь, но увидев, как Нора в отчаянии закрыла лицо руками, поддался вдруг поднявшейся волне досады и ненависти к тестю.
– Скажи спасибо папочке, – сказал кто-то его голосом, хотя нет, это сказал он.
Нора вскочила и выбежала из кабинета, Эрик хотел броситься за ней.
– Постойте, я не всё сказала, – остановила его доктор.
Эрик похолодел при мысли, что Нора серьезно больна.
– Почему вы решили не прибегать к ГКО? – тихо спросила доктор.
– Не хотели, какая разница?
– Вы упомянули папу, кого вы имели в виду? Ответьте, это жизненно важно.
– Её отец при смерти взял обещание заказать ребенку серые глаза, я не мог с этим согласиться, нам пришлось отказаться от ГКО, – протараторил Эрик.
Доктор нахмурила чёрные густые брови.
– Это правда?
Эрик не понял, что же такого неправдоподобного он сообщил.
– Да, а что? Говорите быстрей.
– Послушайте, – она взяла ещё более заговорщический тон, – двадцать четыре года назад я руководила группой по генному редактированию. Можно сказать, ваша вторая мама, – она многозначительно улыбнулась, но Эрик не ответил ей тем же.
– Вы тогда не достигли желаемого?
– Это была филигранная работа, – улыбка сразу исчезла. – У вас ни одной побочной мутации. В отличие от вашего брата, – добавила она с горечью.
– И на том спасибо, – Эрик уже собрался бежать за Норой, но тут его осенило. – Но все-таки с моим ребенком вы надеетесь добиться большего?
– Мы все очень надеемся, – доктор подчеркнула второе слово. – Мы подобрали вам идеального партнера, согласитесь…
– Вы?
– Поймите, ваш тесть исключительно талантливый человек, и ваш сын, сочетая качества обоих дедушек и ваши успешно отредактированные гены, может стать выдающейся личностью, мирового масштаба. И это совершенно глупо, даже преступно зачинать ребенка естественным образом.
– Значит, с моим ребенком всё в порядке? – поспешил спросить Эрик.
Доктор не сразу поняла, о ком речь, а потом печально покачала головой.
– Я сообщила вам правду.
И Эрик улыбнулся так радостно, что она смутилась.
…Небо уже просветлело, падали последние крупные капли. Найдя плачущую Нору в саду, Эрик гладил её по мокрым волосам и щекам и уверял, что доктор солгала и что у них скоро родится самый прекрасный ребёнок на свете.
Отец Эрика скоропостижно скончался через три года, так и не пожелав познакомиться с Фрэнсисом, своим первым внуком. Он поскользнулся на заднем дворе своего ранчо и неудачно ударился виском. Так как он уже не пользовался личным консультантом, то хватились его только на следующий день. Тем не менее, безутешная вдова потребовала заморозить тело, и Эрик с мамой отправились на церемонию временного прощания.
От морозильной капсулы шёл жуткий холод, и поэтому никто не хотел подходить близко. Эрик пытался рассмотреть через голубоватое стекло знакомые черты и с удивлением обнаружил, что у них с отцом одинаковая форма носа. Кроме вдовы и трёх молодых людей, присутствовали несколько коллег, в том числе докторша из клиники – она беззвучно плакала, и эти настоящие слёзы совершенно не шли к её ненастоящему лицу. Больше никто не плакал. В молодых людях Эрик без труда признал своих сводных братьев. Старший, лет двадцати, высокий и очень худой, с усталыми голубыми глазами, больше сидел, а поднимался с трудом; младший казался гораздо старше своих шести лет, глядел на всех свысока и даже не обернулся, когда вдова, его мама, обратилась к нему с какой-то просьбой. Но особенно поразил Эрика брат-подросток, вокруг которого образовывалась пустота, где бы он ни находился. Эрику тоже пришлось сделать усилие, чтоб не отвернуться, и когда они встретились взглядами, он увидел знакомую бездну отчаяния, обиды и злобы и на мгновение окунулся в её мрак и холод, так что стало трудно дышать, а вынырнув, почувствовал ноющую боль в груди – он бы не назвал это новое ощущение приятным, но в нём было что-то необходимое, как в ожоге при соприкосновении с горячим.
