К сожалению, юным недоучкам вроде меня о работе с такими вещами и думать было нечего.
К счастью, мне и не требовалось.
Я двинулась к витринам с амулетами и игральными костями. Дорогой скользнула пальцами по стеклу, под которым среди различных Таро переливался Райдер-Уэйт, отпечатанный чёрным по золоту: такие колоды предпочитал мастер Тинтрэ. Вспомнилось, как на зачёте я случайно спалила Рыцаря Жезлов из своей колоды, заговаривая его на защиту (глупо отвлеклась на смех однокурсников, дожидавшихся своей очереди в коридоре), и как мне с заговорщицкой улыбкой вручили другого, с чёрным рисунком на блестящем золотом прямоугольнике, подарив вторую попытку. Мастер всегда носил с собой «чистую», не зачарованную колоду, чтобы наглядно иллюстрировать лекции – на картах это делать было проще всего.
Эту попытку я не провалила.
– Добрый день! Есть кто-нибудь?
Из подсобки запоздало вынырнул продавец – молодой человек лет двадцати пяти. Окинул меня внимательным взглядом чуть прищуренных глаз, зеленоватых и светлых, как мята или роса на свежескошенной траве.
– Добрый день. – Он небрежно поправил тёмные кудри, собранные в низкий хвост. На чёрной футболке с длинным рукавом красовались мои любимые Queen – знаменитый кадр из клипа «Богемской рапсодии»; при полной закрытости одежда умудрялась подчёркивать все достоинства скрытой под ней фигуры. – Чем могу помочь?
Хитрый прищур длинных ресниц отозвался в груди нежданно сбившимся дыханием. Под ложечкой странно ёкнуло.
– Мне нужны игральные кости. Для зачарования. – Под его долгим взглядом я судорожно попыталась вдохнуть достаточно глубоко, чтобы усмирить взбесившееся вдруг сердце. – И…
Молодой человек улыбался, склонив голову набок: не продавец камней в маленьком провинциальном городке, а ожившая девичья мечта. Высокий. Широкоплечий. Чувственные губы, подбородок с ямочкой. И этот прищур, от которого всё внутри замирает сладко и… неправильно?..
…это неправильно. Это ненормально. Это не похоже на меня.
Не заботясь, что обо мне подумают, я зажмурилась. Магическая печать непроизвольно вспыхнула на коже – и я увидела внутренним взором радужную пелену, заволокшую мысли.
Ага…
Поставить ментальный блок на чужеродную магию такого рода труда не составило. Не для меня.
– А ты у нас, оказывается, необычный продавец. – Открыв глаза, я спокойно встретила взгляд, минутой раньше заставлявший чувствовать себя героиней паршивого любовного романа. – И как, многие клиенты уходили отсюда в убеждении, что действительно хотели потратить в этом магазине всё до последней пини?
Бровь продавца выгнулась в удивлении.
Затем улыбка его стала шире.
– Ну что ты. Я же не зверь, оставлял им немного на еду. – Ответ горчил насмешливым уважением. – А ты у нас, оказывается, необычная магичка. Мало кому удавалось осознать, что их очаровывают.
…нет, он и правда красив. Даже если смотреть на него трезвым взглядом.
Просто я не из тех, кто теряет голову от смазливого личика – особенно после всего, что стряслось со мной за последние сутки.
– Двусторонний эмпат, верно?
– Дар от дедушки-тилвита. Обычно даже маги поддаются. – Парень вздохнул. – Так какие тебе нужны кости?
От сидов их потомки нередко наследовали крохотную часть волшебных сил Дивного Народа. Магами в общепринятом смысле эти люди не являлись: чтобы иметь право зваться магом, ты должен родиться с магической печатью и способностями к преобразованию энергии. Но у них тоже был дар, тот или иной; они не смогли бы сотворить ни одного заклятия, зато умели подчинять себе зверей, проходить сквозь стены, усыплять песней… читать чужие эмоции. А двусторонние эмпаты – такие, как мой новый знакомый, – умели не только читать эмоции, но и внушать любые другие на своё усмотрение. Дар столь же восхитительный, сколь и опасный.
Впрочем, у меня на его дар был свой: кровь сидов наделяла своих владельцев защитой от колдовского очарования.
– Два набора из костей грифона, два из поделочных камней. И… вон те амулеты. Три штуки. Вы же наличные принимаете?
Продавец понимающе усмехнулся:
– Принимаем. Только без сдачи.
– Тогда ещё два… нет, три кожаных кошеля. Будьте добры.
Кости, амулет и кошели тщательно завернули в упаковочную бумагу, потом уложили в коробку, а следом перевязали атласной ленточкой и отправили в картонный пакет.
– Сто семьдесят два гинэ. Упаковка в подарок. – Отставив пакет в сторону, молодой человек сложил руки на стекле витрины. Наклонился вперёд, ближе ко мне: – Надеюсь, ты не раскроешь мой маленький секрет? Я не хозяин этой лавочки, просто продавец-консультант, а процент с продаж, сама понимаешь…
Тон был серьёзным, но призрак ухмылки в углу рта намекал, что парень и сам прекрасно знает: никому я ничего не раскрою. Маги, которые платят за камни наличными и покупают амулеты для создания долгосрочных иллюзий, не из тех, что рассказывают о чужих секретах. Разве что за большую сумму.
Впрочем, в эту игру можно играть вдвоём.
– Согласна рассмотреть твоё предложение… за скидку до ста пятидесяти, – вкрадчиво предложила я. – Вычтешь из своей зарплаты – полагаю, благодаря процентам с продаж она у тебя приличная.
Продавец наигранно всплеснул руками:
– Грабёж средь бела дня!
– Тёмной ночью было бы не так обидно? Могу вернуться позже.
– Тёмной ночью я предпочёл бы с тобой встретиться в более уютной обстановке.
Странно, но это не прозвучало похабно. Возможно, из-за его улыбки – мальчишеской, ни капельки не скабрезной, ясно говорившей: «Успокойся, шучу».
– Мечтать не вредно. Так что?
– Ладно, грабительница. Сдаюсь. – Парень насмешливо вскинул руки, словно я наставила на него пистолет. – Я не в силах противостоять столь очаровательной наглости.
Достав из рюкзака импровизированный кошель, я выложила на прилавок две монеты – одну золотую, одну серебряную:
– Держи. Всё равно без сдачи у меня только так.
Продавец посмотрел на монеты. Перевёл взгляд на мешок с деньгами, зажатый в моей руке.
– Не стоит так набивать кошелёчек. Того и гляди порвётся, – бесстрастно заметил он. – Только обналичила все средства с карточки?
Проницательный парень… фоморы его дери.
– Не твоё дело. – Сунув кошель обратно в рюкзак, я схватила пакет с покупками. – Всего хорошего.
Мне казалось, я чувствую его пристальный взгляд на своей вспотевшей спине, даже когда стеклянные створки магазинных дверей сомкнулись за мной. Отойдя от лавки под сень ближайшей магнолии, я резко обернулась, но никто за мной не следил. Ожидаемо… здравствуй, мания преследования. Впрочем, с такой жизнью немудрено.
В одном чудо-продавец прав: в следующий раз не стоит таскать с собой все деньги.
Уверившись, что на улице нет никого, кроме прохожих, которым до меня не было никакого дела, я направилась обратно к отелю. Воздух парка по-прежнему звенел детским смехом и дразнил ароматом карамели; я шла, помахивая пакетом в руке, словно обычная девочка-студентка, выбравшаяся в соседний город на экскурсию. Будь я действительно обычной девочкой-студенткой, можно было бы купить себе пакет каштанов и стакан апельсинового сока со льдом, сфотографировать всю эту красоту на фоне старинной карусели с деревянными лошадками, чтобы запостить в Инстаграм, а потом усесться на лавочку и перекусить. Ещё и прокатиться на этой карусели, совсем как в детстве, когда мы гуляли с мамой в центральном парке Динэ…
…что-то я в последние дни часто вспоминаю о детстве. Хороший способ убежать от жестокой действительности.
Только это как раз то, чего мне ни в коем случае делать нельзя.
Столкновения с молодой баньши, плывшей мне навстречу и увлечённо болтавшей по графону, я избежала в последний момент: задумавшись о своём, слишком поздно заметила, куда – вернее, в кого – я иду.
– Эй! – Вильнув над гравийной дорожкой, баньши сердито оглянулась на меня. – Тебе глазки вообще для чего нужны? В мальчиков ими стрелять?
– Вам то же могу сказать, – буркнула я, отворачиваясь, оставляя хамку за спиной. Так бы, может, и извинилась, но после её реплик всё желание пропало. Хотя смотреть, куда я иду, и правда не помешает, – а то сперва мобиль, потом девочка-глейстиг, теперь эта красавица…
– Подожди, я перезвоню. Эй, мисс! – Я едва узнала голос той же баньши, донесшийся сзади: за пару секунд, минувших с нашей перепалки, в нём успела пробиться нехорошая хрипотца. – Невнимательная мисс, стойте!
Я не хотела оборачиваться. Но всё-таки обернулась. Решила, что так мы привлечём меньше внимания окружающих, иные из которых уже оглядывались на её крик.
Баньши торопливо подплыла ко мне, паря в нескольких дюймах над парковой дорожкой (самых любимых и самых несчастных детей Великой Госпожи Дану отличали сложные отношения с гравитацией), пока дымчато-синие глаза сверлили пытливым взглядом моё лицо.
– Вы вчера чудом спаслись из-под колёс мобиля, так ведь?
Правдивость этого изречения из уст персоны, которую я видела впервые в жизни, заставила меня не столько насторожиться, сколько растеряться:
– Откуда вы…
– Понимаю, вы удивлены. Но это важно. Для вас. – Нервно оглянувшись, баньши заправила за острое ухо прядь волос цвета бледных незабудок. Взяв меня под руку, отвела с середины аллеи поближе к липам, чтобы прохожим не приходилось огибать живые препятствия в нашем лице. – Вы ведь знаете, что мы видим чужую смерть? У людей, которым только предстоит умереть, – оставшийся им срок. У тех, кто уже мёртв, – обстоятельства, при которых они погибли. – Она говорила так тихо, что я с трудом различала её голос за весёлым парковым шумом. – Нам запрещено открывать людям правду о будущем, если на то нет воли богов. Только вот здесь речь не о будущем.
– О чём вы?
Я не понимала, куда она клонит, но мне это заранее не нравилось. Когда баньши заговаривает с тобой о смерти, это сулит что угодно, кроме долгой счастливой жизни.
Плач баньши недаром испокон веков считался плохой приметой.
– Видите ли, – мягко проговорила девушка, – вы должны быть мертвы.
– Ну, если бы меня не спасли из-под колёс…
– Вы не понимаете. Ваша смерть уже наступила. Я вижу её: машину, которая сбивает вас, и ваше тело на дороге. А сейчас ваше сердце бьётся, вы ходите, дышите и разговариваете, но… – она улыбнулась так криво, словно сама боялась поверить в слова, которые сейчас произнесёт, – но на самом деле вы мертвец. И для мироздания ваша смерть – свершившийся факт.
Когда я постучалась, Эш был занят: во всяком случае, открыл он далеко не сразу.
– Уже верну… – распахнув дверь номера достаточно широко, чтобы разглядеть, кто ждёт за ней, брат осёкся. – А это ещё кто?
При большей материальности его голосом можно было бы колоть лёд.
– Если б я знала, – буркнула я, жестом предлагая баньши пройти вперёд. – Но нам нужно поговорить в приватной обстановке. Как вас зовут, к слову?
– Роксэйн. – Смерив Эша внимательным взглядом, баньши проплыла внутрь, заставив его посторониться. – Можно Рок.
Я даже не знала, к лучшему ли, что она не может сказать об оставшемся Эшу сроке. Ведь увидела же, я знаю.
Если ему осталось недолго, это меня добьёт.
– Я журналистка. Вернее, учусь на неё. В следующем году университет заканчиваю, а пока подрабатываю заметками для криминальной хроники. – Прошелестев длинной юбкой по паркету, задев синим шёлком волчью пасть, девушка опустилась на мою постель; бордовый бархат покрывала даже не подумал промяться, словно баньши ничего не весила. – Я закурю?
Я нервно кивнула, прежде чем сесть на кровать напротив. Эш, поколебавшись, последовал моему примеру, недобро наблюдая, как незваная гостья достаёт из сумочки тонкую электронную сигарету.
– Я представилась. – Стеклянный мундштук коснулся капризно изогнутых губ, нежно-розовых, как цветы азалии. Затянувшись, баньши выдохнула дымную струйку, и в комнате запахло вишней. – Ваша очередь.
Голос у неё был низкий, грудной, с мурлыкающей хрипотцой. Голубые волосы, собранные в пучок, заколотый двумя длинными шпильками, открывали длинную шею; несколько прядок выбивались из причёски, обрамляя треугольное лицо с чертами, которым позавидовали бы многие актрисы. Светло-зелёная, цвета аквамарина кожа подчёркивала и оттеняла потустороннюю синеву раскосых кошачьих глаз, как и строгое платье, окутывавшее точёную фигуру блеском василькового шёлка. Изящные пальцы – раза в полтора длиннее человеческих – напоминали о пауках, и я вспомнила, как маленькой, впервые увидев баньши, бесславно расплакалась.
Я давно привыкла к избранницам Великой Госпожи, но что-то пугающее в них было. Впрочем, создания, столь тесно связанные со смертью, едва ли могли не пугать вовсе.
– С чего бы нам называть тебе свои имена? – осведомился Эш.
– С того, мальчик, что у твоей сестры неприятности. – Баньши снова затянулась, не сводя сумрачного взгляда с его лица. – Я абсолютная провидица. В курсе, что это значит?
Это заставило меня изумлённо разомкнуть губы, но брат ответил раньше:
– Читаешь смерть человека, только посмотрев на него?
– Именно. Мне не нужно видеть линии руки или глаза, как другим из моего народа. Тень чьей-то смерти сразу же открывается мне при встрече с ним. – Они с Эшем смотрели друг на друга так прямо и неотрывно, будто тот, кто первым отведёт взгляд, потерпит поражение в странной необъявленной дуэли. – Такие, как я, рождаются нечасто. Раз в столетие – приблизительно. Твоей сестре повезло, что она столкнулась со мной.
– И в чём же заключается её везение?
– В том, что я увидела её смерть, которая произошла вчера. Мой дар кричит, что сейчас напротив меня сидит симпатичный живой труп, который по-хорошему должен лежать в морге. Не самое приятное ощущение, надо сказать.
– В смысле «живой труп»? – Скепсис Эша резал острее ножа. – Лайза, конечно, бледнее обычного, но на вампира не особо похожа.
– Вчера её должен был сбить мобиль. Обязан был сбить. Но что-то спасло её. Что-то… или кто-то. Кто никак не должен был оказаться там. – Баньши повернулась в мою сторону. – Это ещё не всё. Тень твоей смерти… она изменена.
– Поясни?
Последнее заявление мне тоже заранее не нравилось. Но не спросить я не могла.
– Обычно Великая Госпожа точно знает, когда заберёт человека и при каких обстоятельствах. Знает с самого момента его рождения. Присказка «кому суждено сгореть, не утонет» родилась не на пустом месте. Но редко, очень редко случается, что она меняет свои планы, и тот, кому суждено было сгореть, всё-таки тонет. Не спрашивайте, почему и по какой причине. Нам неведомы её помыслы. В этих случаях мы… баньши… видим, что тень чужой смерти менялась. И планы насчёт вас обоих были изменены, причём совсем недавно. – Кончиком сигареты, мерцавшим голубым огоньком, она поочерёдно указала на меня и Эша. – Грубо говоря, решение о том, что тебя должен сбить мобиль, она приняла всего пару дней назад. До того тебе готовили другую смерть. Не знаю, правда, какую. Я доступно объясняю?
– Куда уж доступнее. И что всё это значит?
– Хотелось бы мне знать. Такие тени, как у вас, я вижу впервые в жизни. И даже не слышала о подобном никогда. – Очередная затяжка была чуть глубже и нервознее, чем все до того. – У твоего брата она тоже весьма оригинальная.
Сердце подпрыгнуло, казалось, до самых мгновенно пересохших губ.
– А с Эшем что?..
– Я вижу его тень, но не могу прочитать. Не могу сказать, сколько ему осталось. Она… размытая. Неопределённая. Будто Великая Госпожа ещё не решила, что с ним делать. А ведь с тенями людей, полукровок и низших фейри не должно быть проблем. Мы не можем предсказать смерть других баньши, но у них немного другая тень… не размытая, просто другая. У сидов её вовсе нет, ведь они не могут умереть. Не в нашем мире. Но такое… – В последний раз выпустив вишнёвый дым, на сей раз неаккуратным облачком, Роксэйн аккуратно убрала сигарету обратно в сумочку. – Если бы вы рассказали мне обо всём, что произошло с вами за последнюю пару дней, мы могли бы попытаться понять, что это.
– Нам не нужна помощь. – Эш решительно скрестил руки на груди, прятавшейся под мешковатой белой футболкой. – И я благодарен за беспокойство о наших скромных персонах, но тебе пора.
Баньши не обиделась. Не удивилась. Не возразила.
Лишь вопросительно вскинула тонкую голубую бровь, глядя на меня.
– Мы не можем посвятить тебя в это, – неуверенно произнесла я. – Это опасно.
…неуверенным мой голос был потому, что в глубине души мне страстно хотелось рассказать. Знать, что мы с Эшем больше не одни. Знать, что есть кто-то ещё, знающий о тех бедах, что на нас навалились. Потому что семейные проблемы Форбиденов, конечно, должны оставаться в семье Форбиден, но едва ли в тот момент, когда единственный взрослый член этой семьи остался где-то далеко и ничем не может помочь младшим.
Да только я не имела права.
– Опасно для меня? – уточнила та.
– Знание об этом убивает того, кто его носит, – откликнулась я, повторяя материнские слова. – Мама сказала мне, – добавила я, поймав вопросительный взгляд Эша.
Брат не стал ни укорять меня, ни возмущаться, ни задавать вопросы. Конечно, я обязана была поведать ему о том разговоре, как и о мобиле, едва не оборвавшем мою жизнь, – но Эш прекрасно понимал, почему последние сутки нам было не до откровений.
– Но вы-то вроде живы, – усмехнулась Роксэйн. – Относительно.
– Мы сами не понимаем, что происходит. Мы в курсе следствий, но не знаем причин. Поможешь нам узнать причины – умрёшь вместе с нами.
– Откуда вам это известно?
– От нашей матери. Когда мы видели её в последний раз, она… угасала. От какого-то проклятия, поражающего тех, кто знает правду. На самом деле это не было проклятием, – справедливости ради поправилась я, – но что это за напасть, я не знаю.
– О. – Роксэйн помолчала. – И что, она умерла?
Бесцеремонный вопрос был ожидаемым – и всё же выбил меня из колеи.
– Мы не знаем, что с ней, – молвил Эш холодно, перехватывая диалоговую эстафету, пока я пыталась достать сердце из той чёрной глухой пустоты, куда оно провалилось. – Надеемся, что она жива.
– Тогда почему вы так уверены, что этот недуг смертелен? – Баньши невозмутимо закинула ногу на ногу. Поправила юбку, растёкшуюся по покрывалу васильковой волной. – Слушайте, ребятки, если вы думаете, что сможете уцелеть, просто не пытаясь понять, что происходит, хочу вас разочаровать. Только дети суют голову под подушку и думают, что, если они никого не видят, никто не видит их. Невозможно бороться с врагом, которого не знаешь в лицо. А что вы будете делать, не представляя, с чем столкнулись? До конца жизни скитаться по отелям, убегая неведомо от чего?
– А тебе-то какой интерес? Какое тебе дело, выживем мы или нет?
– Можешь считать, мой интерес в том, что я журналистка, а ваша история тянет на отличную статью, кучу просмотров и премию.
– Это нам нужно меньше всего.
– Или я хочу помочь из праздного любопытства, что же не так с вашими тенями.
– Любопытство много кошек сгубило.
– Или просто потому, что не смогу спокойно спать по ночам, зная, что не помогла вам.
– Хочешь сказать, будешь мучиться совестью из-за парочки незнакомых людей?
– А ты бы на моём месте не мучился?
– Нет, – отрезал Эш со спокойствием, которым мог похвастаться не всякий астронавт. – Для меня есть моя семья и все остальные, и на остальных мне плевать.
Баньши поцокала языком, всем своим видом выражая, что она думает о подобной степени цинизма в применении к столь юному существу.
– Хороший подход, – одобрила она наконец. – Так держать, мальчик. Далеко пойдёшь.
– …а если мы расскажем, ты поклянёшься больше никому об этом не говорить?
Услышав вопрос, слетевший с моих губ почти непроизвольно, Эш вздохнул так тяжело, что лежавшая на прикроватной тумбочке бумажная салфетка встрепенулась и порхнула на пол, закрыв ехидно скалившейся волчьей голове один глаз.
Глядя на меня пристально и серьёзно, баньши приложила длиннопалую ладонь к груди напротив сердца:
– Клянусь Великой Госпоже, даровавшей мне жизнь, что унесу вашу тайну за грань предопределённости, если на то ваша воля.
Фейри ответственно относились к клятвам. Впрочем, люди тоже – когда клялись определёнными вещами или определённым богам. С Дикой Охотой и её Повелителем, к примеру, лучше было не шутить.
С Великой Госпожой, в чьей власти не только дарить жизни, но и отнимать их – тоже.
– Не спорю, что мне самому интересно будет послушать про смертоносный мобиль, о котором моя сестра вчера тактично умолчала, – после долгой паузы проговорил Эш, – но неужели ты действительно готова рискнуть жизнью ради нас?
– О моей жизни не беспокойся, мальчик. Я не жду встречи с Великой Госпожой с нетерпением, но, когда придёт мой срок, приму неизбежное спокойно. А что мне делать, пока я живу, решать мне. Никак не вам. – Роксэйн наклонилась вперёд – и, поставив локти на колени, подперев подбородок ладонями, посмотрела на меня с проникновенностью жреца, готового спросить невесту, будет ли она со своим суженым в горе и в радости. – А начните, пожалуй, с того, как всё-таки вас обоих зовут.
Рассказ занял немало времени: когда он завершился, солнце за окном уже клонилось к верхушкам парковых клёнов.
– Так вот откуда взялся этот сид, – пробормотал Эш, когда я закончила на том, как мы прибыли в Мулен.
– Говоришь, никогда прежде его не видела? – хмуро уточнила Роксэйн, до того слушавшая мою повесть почти без вопросов.
– Нет. Но, кажется, он хорошо знает нашу маму.
– С чего ты взяла?
– Мама… попросила меня доверять ему. – На прощание, прошептало что-то внутри, но я заглушила голос, которому не могла возразить. – И я случайно подслушала кое-что… позавчера ночью. Мама говорила с кем-то в своей спальне, но, когда я вошла туда, там никого не было. По графону она не звонила. Потом я увидела этого сида и то, как быстро он может исчезнуть… и теперь думаю, что это мог быть он. Что он просто ушёл, как только я ворвалась в комнату. – Не поднимая глаз, я комкала в пальцах бахрому, обрамлявшую дизайнерскую прореху в джинсе, красовавшуюся на моём колене. – А может это чёрное существо быть… Великой Госпожой? Вдруг она пришла за мной, когда меня должен был сбить мобиль, но сид нарушил её планы, и она хотела… овладев моей подругой…
Дальнейшие слова застряли в горле, которое сжал болезненный спазм, – но баньши поняла, что я имею в виду, и уставилась на меня с таким изумлением, будто я заявила, что небо зелёное.
– Нет, нет. Она умеет менять обличья, но вряд ли она явилась бы к тебе такой. Ей нет нужды приходить за кем-то лично, и уж точно нет нужды в чужих телах. Если б она хотела тебя забрать, то давно сделала бы это… но, видимо, пока ей по каким-то причинам не до тебя. Или её устраивает текущее положение дел. – Роксэйн помолчала. – У меня появилась другая теория.
– Какая?
– Вы слышали об убийце, которого прозвали Ликорисом?
Я сдвинула брови, смутно что-то припоминая, но Эш уже любезно излагал всю необходимую информацию:
– Шесть трупов за два года. Последняя жертва убита два месяца назад, найдена позавчера. Все убитые – молодые девушки, все обнаружены в Динэ. Изуродованы, задушены, предварительно изнасилованы.
…лишь тогда я вспомнила новость, мельком замеченную вчера на экране графона Гвен.
– Ликорис? – повторила я. – Что за странное прозвище?
– Это цветок, – пояснил брат. – В Харлере он не растёт… по крайней мере, в дикой природе. Но его пыльцу находили в волосах всех жертв.
Я лишь сделала мысленную пометку загуглить название, как будет время: никогда раньше не слышала о ликорисах, и как они выглядят, не представляла.
– Этот факт утаивали от прессы, но кто-то хакнул компьютеры стражи и слил информацию в Сеть, – добавила Роксэйн. – А журналисты пришли в восторг и окрестили убийцу «Ликорисом».
– И какое отношение этот маньяк имеет к нам?
– Вы же фейри-полукровки. – Кончик длинного пальца баньши указал на кудри Эша. – Даже сиды-полукровки. Тилвиты в ближайших родственниках, верно?
Я нехотя кивнула:
– Отец – тилвит тег.
– Так вот, все жертвы Ликориса – полукровки. Такие же, как вы. Отец всегда с Эмайна. Все миловидные девушки от семнадцати до двадцати лет. Последняя жертва, Алвена Блейк, незадолго до смерти писала в соцсетях, что её мучают кошмары. В том числе про человека в чёрном костюме без лица, похожего на сетевого монстра Дюнетэни, также известного как Кромешник. Не странное ли совпадение?
Я вдруг ощутила, какими холодными и потными сделались мои ладони, – и кондиционер, не впускавший снаружи летнюю жару, явно был ни при чём.
– Что-то та чёрная тварь не похожа на насильника, – голос Эша, впрочем, снова прозвучал скептично. – Проблематично насиловать девушку, предварительно загнав её под колёса.
– Но тварь ведь действовала не по своей воле. Она явно фомор. Порождение Дикой Охоты. А порождения Охоты, как вы помните, не могут просто взять и пробраться в Харлер из потустороннего мира.
Историй о людях, заключивших контракт с фоморами, нам на духоведении рассказывали множество. Ритуал вызова был прост, и для него даже магом быть не требовалось – лишь купить расхожие ингредиенты в любой магической лавке. На зов являлась какая-нибудь антропоморфная тварь из Дикой Охоты, которая предлагала свои услуги. Чаще всего фоморов просили об убийстве: в старые времена они иногда вырезали целые кланы, но сейчас контракты в основном заключали, чтобы тот или иной конкурент неудачно упал с лестницы и свернул шею.
Просили твари, как ни странно, немного. Никакой преждевременной смерти, никакой души – лишь чуточку крови владельца. Причина подобной скромности была проста: сами по себе фоморы могли вырваться в наш мир только в Самайн, а человеческий вызов давал им лишнюю возможность погулять по Харлеру, да к тому же полакомиться жизненными силами жертв. Поговаривали, конечно, что после смерти контракторам суждено было самим стать фоморами и пополнить свиту Повелителя Кошмаров… Но то были лишь слухи, реальными доказательствами не подкреплённые.
– Этой тварью управляет человек или фейри, – продолжила Роксэйн, – и он явно имеет что-то против полукровок. Помимо шести девушек, убитых Ликорисом, есть ещё пятеро, которые погибли в результате несчастных случаев. Троих из них сбил мобиль. Угадайте, на что жаловалась одна из сбитых?
– Неужели Кромешник? – вскинулась я.
– Именно. И здесь был не просто сон: родители той девчушки проснулись ночью от её крика. Когда прибежали в комнату дочери, та пряталась в шкафу и твердила, что видела за своим окном безликую тварь в чёрном костюме. Окно, если что, находилось на втором этаже… а на следующий день её сбили.
Я смотрела, как свет люстры играет на шёлковой юбке баньши, расцвечивая насыщенную синеву светлыми пятнами – словно солнечные блики на глубокой воде, – и чувствовала, как страх и апатия, успевшие свить гнездо где-то в моей груди, уступают место азарту.
Так Кромешник – всё же не сетевая байка? И его образ действительно основан на одной из разновидностей фоморов? Просто любители страшилок исказили факты, облачив тварь в приземлённый наряд с белой рубашкой, дорисовав гниющую серую кожу вместо непроницаемой черноты… а те, кто мог бы опровергнуть мифы, просто не доживали до этой возможности. А если эта тварь – фомор, ей вполне могли заказать убить нашу семью… или меня.
Вопрос лишь в том, кому и зачем это нужно.
– Откуда ты всё это знаешь? – осведомился Эш, в отличие от меня не спешивший доверять кому и чему бы то ни было.
– В Сети много писали о Ликорисе. Я заинтересовалась этим делом. Решила проверить всех юных полукровок, умерших насильственной смертью за последние пять лет. Сначала за три года – никого, зато потом вдруг стали умирать как мухи. Я даже представить не могла, что встречу кого-то… причастного к делу, но теперь вконец отказываюсь верить, что те несчастные случаи и Ликорис никак не связаны. – Баньши поднялась на ноги, зависнув над паркетом. – Правда, всё это наводит меня на невесёлые мысли.
– Если б мёртвые девушки наводили тебя на весёлые, я окончательно уверился бы, что у баньши крайне специфическое чувство юмора.
– Ты не понимаешь, мальчик. Тех, кто известен как жертвы Ликориса, контрактор твари явно убивал лично – монстр разве что помогал ему загонять добычу. И все трупы нашли в Динэ, хотя лишь две девушки жили в этом городе. Остальные приехали на выходные… или на каникулы. Одна гостила у тёти. Зато те пятеро, что погибли в несчастных случаях, умерли в разных концах страны. Видимо, убийце лень было самому мотаться по всему Харлеру, вот он и попросил чёрного друга подсобить, а заодно обставить смерти несчастливыми случайностями, чтобы с делом Ликориса их было не связать. Но как сильно нужно ненавидеть полукровок, чтобы желать убить всех в стране? Да ещё заключить ради этого контракт с фомором? Это же…
Баньши осеклась, уставившись на дверь в номер – или на что-то, внезапно материализовавшееся рядом с ней.
– Не хотел прерывать вас, – послышалось оттуда прежде, чем я успела испугаться, – однако вам пора ехать дальше.
Оглядываясь, я испытывала смутное ощущение дежавю.
– Ты! – Завидев сида, я, в свою очередь, вскочила с постели. – Где мама? Что с ней?
– Она в порядке. – Сиреневые глаза взирали на нас так отрешённо, словно сам смысл слов «эмоции» или «волнение» их владелец позабыл давным-давно. – Связаться с вами не может – не в том состоянии, чтобы вести беседы. Но она жива.
Если он и соврал, я была ему благодарна.
О Гвен и её родителях спрашивать я не стала. Не хотела слышать ответ.
– А, таинственный спаситель? – Взгляд, которым пришельца одарила Роксэйн, больше подходил опытному патологоанатому, чем юной студентке. – Вы бы хоть представились, гость из Дивной Страны. Или на Эмайне иные правила хорошего тона?
Справедливости ради сиды редко открывали смертным свои имена. Во всяком случае, истинные имена. Для сидов, что могли назвать по имени дождь или ветер, дабы упросить те не мочить их одежды или раздуть крохотную искру в костёр, имя даровало власть над его владельцем; сказка о Румпельштильцхене или пассажи в книгах Ле Гуин возникли не на ровном месте. Но я прекрасно понимала, почему Роксэйн хочет услышать от него хотя бы прозвище – оно само по себе могло сообщить о пришельце немало.
– Я тот, кто желает Лайзе и Эшу добра. – В голосе сида шелестел песок, неумолимо текущий из верхнего деления стеклянных часов в нижнее. – Время играет против вас. Вы должны покинуть это место немедленно.
Я не удивилась, что при этих словах сид смотрел на Эша: из нас двоих брат больше был склонен прислушиваться к зловещим предупреждениям. И когда откуда-то – не то из коридора, не то из соседней комнаты, не то снизу – послышался крик, тоже почти не удивилась.
В конце концов, с нами уже почти целый день не происходило опасной для жизни фоморщины. Не могло же это продолжаться вечно.