– Я знаю, что твой отец – не человек, – тихо проговорил Арсений.
– Откуда?
Он красноречиво поднес камень к глазу и снова спрятал под одеждой.
– Сам такой же. Только ты служишь департаменту по делам контроля, а я состою в колдовской общине. Но меня просили найти тебя и привести сегодня.
Мысли лихорадочно работали, пытаясь зацепиться хоть за что-то рациональное. Предчувствие подсказывало, что подвохов тут может быть гораздо больше, и пусть я даже был сыном нечисти, но человеческое любопытство и человеческие слабости сейчас, очевидно, перевешивали.
– Кто просил? Куда привести? Зачем?
– Поехали. Увидишь.
Я быстро обернулся в сторону своего дома. За деревьями мигали огни окон: какое-то погасло, какое-то зажглось, в других были видны силуэты жильцов, которые занимались привычными делами. В другой такой вечер я бы уже лег и смотрел какой-нибудь документальный ролик перед сном, но сегодняшнюю возможность нельзя было упускать.
Конечно, это была ловушка, причем даже не хитроумная, но теперь мне даже не стыдно, что я в нее попался.
– Ладно. Поехали. Туда и обратно.
– Так, что-то я не понял… – Из окна машины Арсения я видел Пречистенскую набережную. За рекой – золотые купола храма. А чуть правее впереди возвышались разномастные башенки из красного кирпича – штаб ловцов в доме Перцовой. – Мы куда приехали? Зачем?
Арсений даже не посмотрел в мою сторону. Дождался зеленого сигнала и свернул на светофоре. Рядом со штабом на тротуаре стояли люди. Человек десять. Ночью. Просто стояли и смотрели в сторону нашего автомобиля. Мне еще больше стало не по себе.
Молчаливые силуэты собравшихся особенно мрачно смотрелись на фоне будто бы несерьезного, сказочного здания штаба из красного кирпича: хоть ночью и не очень хорошо удалось бы рассмотреть подробности архитектуры, но я и без того помнил и майоликовые панно по фасаду, и драконов под балконом, и трубу в виде совы. Из-за драконов его и прозвали в народе «домом с крокодилами», и ловцы нечисти прикидывались курьерами одноименной службы. Кто-то из прежних директоров придумал такую шутку, которая прижилась. Штаб ловцов всем своим видом кричал, что здесь творятся сверхъестественные дела, и совсем не пытался прятаться – наоборот, красовался в центре города. Тот самый случай, когда лучший способ спрятать что-то – это оставить на виду.
– Либо ты объяснишь мне, что тут происходит, либо я выпрыгиваю из машины! – рявкнул я на ухо Арсению.
– Для того и везу, – спокойно ответил он. – Чтобы объяснить.
Я вновь откинулся на спинку сиденья, выдыхая. Может, и правда зря переполошился, но выглядело это все очень странно.
Кроме людей я ясно заметил и анчуток, и кикимор, и лешачат. Нечисть жалась ближе к стенам, скромная и тихая, но глазища у всех любопытно сверкали. Сбежали со своих мест, выходит? Я нахмурился.
Арсений остановил машину напротив входных дверей, над которыми красовалось панно в виде кокошника с изображением птицы Гамаюн. Из дверей вышла женщина, запахивая на груди пуховый козий платок. Приоткрыв рот от удивления, я окликнул начальницу:
– Любовь Валентиновна, вы чего ночью на работе?
Она крутанулась, ища источник звука, прежде чем поняла, что я сижу в машине. Арсений заглушил мотор и отстегнул ремень безопасности.
– Приехали. Доставлял нечисть, а теперь тебя самого доставили.
Я вышел из салона. В лицо ударил прохладный апрельский ветер с реки, сильно пахло водой, сырой землей и мокрым асфальтом. Сердце на миг замерло. Показалось: вот же оно, это и есть твоя жизнь. Прекрасная, ароматная, острая и сладкая. Хочется быть, дышать, жить – но что-то будто бы переломилось в этот миг. Сам мой мир дал трещину, но в чем именно, я пока не мог понять.
Понял очень скоро.
Любовь Валентиновна, наша строгая директриса департамента, тихо запела, отстраненно раскачиваясь и глядя мне прямо в лицо. Перед глазами у меня замерцало золотистое марево из мельчайших песчинок, голова стала тяжелой, будто меня опоили каким-то сонным зельем или загипнотизировали. Я упал на асфальт, ударившись затылком.
Теперь я знал, что мне не желали зла, – но в большей степени желали добра сами себе.
Сознание померкло.
Очнулся я в каком-то незнакомом помещении.
На службе я привык к офисным кабинетам, оборудованным под нужды департамента по контролю за нечистью. Да, когда-то здесь были причудливые интерьеры, которые унесла революция, но теперь остались в основном лишь безликие комнаты с белыми стенами. Правда, четвертый этаж полностью оборудовали под комфортные для разномастной нечисти условия: там можно было найти и уютные интерьеры для целых семейств домовых с кикиморами, и имитации лесных опушек для самых мелких и хилых лешачат, и комнаты с ваннами и аквариумами, где отлично себя чувствовали мелкие водяные духи.
Но меня приволокли в подвал. Нам, ловцам, всегда говорили, что после потопа тысяча девятьсот восьмого от подвала почти ничего не осталось. А до серьезного разлива Москвы-реки здесь располагалось кабаре и мастерские художников. Потоп погубил и многие картины тоже – когда я был студентом, ходили байки, будто души картин переродились мелкой нечистью и поселились в подвале. Но чаще говорили, что вода так и осталась в нижнем помещении, черная и вечно холодная, и только множество благородных сотрудников департамента не дают страшному злу вырваться в воды Москвы-реки.
Ни то ни другое не оказалось правдой. Вернее, все оказалось правдой лишь отчасти.
Я сидел на стуле. Вокруг столпилось столько нечисти, сколько я, кажется, не переловил за всю жизнь: русалки, лешачата и лешие постарше, анчутки, бесы, духи, кикиморы, домовые, держащие за руки крохотных мохнатых домовят, какие-то неведомые твари, о существовании которых я и не подозревал. Среди рогатых, заросших мхом и корой, иссиня-бледных зубастых лиц с трудом можно было разглядеть нескольких людей. Одним из первых я заметил Арсения. Игорь и Марьяша тоже были тут. А вот с Любовью Валентиновной случилось что-то невероятное: от моей начальницы осталось лишь лицо, а тело у нее стало птичьим, в точности как у существа с панно над входной дверью.
Я хотел закричать, но из горла вырвался только хрип. Хотелось пить, и голову после колдовской песни, усыпившей меня, стягивало тугим железным обручем боли.
Пол у меня под ногами когда-то был паркетом, но теперь от него остались лишь полусгнившие отваливающиеся доски и проглядывающий камень с землей под ними. А дальше, в глубине помещения, плескалась черная вода, будто дикий пруд с пологими берегами. Ветер не задувал в подвал, но вода постоянно шла рябью, будто ее что-то тревожило.
– Что происходит? – выдавил я и сам удивился, насколько приличными словами выразился.
Я посмотрел в невозмутимые глаза своей начальницы, стараясь не думать о том, что она с какой-то стати оказалась птицей. Гамаюн – это верховная нечисть, как леший? Или еще выше в их иерархии? Кажется, все-таки я был плохим учеником.
Мне казалось, что я уже сошел с ума. Или что Марьяша добавила в начинку пирога какие-то особенные ингредиенты, и, проснувшись утром, я пойму, что мне все померещилось.
Но Любовь Валентиновна не ответила, только смотрела на меня с материнской нежностью, какой никогда у нее раньше не наблюдалось. Пробившись через толпу, ко мне подошел Арсений. Подцепил цепочку у меня на шее и вытащил камень поверх футболки.
– Мы с тобой оба – сыновья нечисти, – сказал он. Мне показалось, что он осторожно подбирает слова, чтобы не шокировать меня еще больше. Хотя куда, казалось бы, больше. – Сто с лишним лет дух верховного водяного, ослабший и почти мертвый, томился тут, изредка подселяясь в тела молодых людей, которые поили его своей силой. Водная нечисть всегда была частью этого мира, без нее баланс хрупок и неполноценен. Но верховный водяной слишком долго болел, и настоящего баланса достичь не получалось. Он позвал нас сегодня. – Арсений поднял тяжелый взгляд на благоговейно затихшую нечисть и снова склонился над моим лицом. Его дыхание обдавало свежестью, похожей на запах молодых листьев и росы. – Не бойся, брат. – Он почти ласково тронул мое плечо, но тут же сжал пальцы сильнее, ободряюще. – Ты нам поможешь. Мы долго поили верховного водяного эликсирами из энергии. Его дух окреп и просит тебя стать вместилищем для него. Ты сам станешь верховным водяным и дашь нечисти больше власти над людьми.
– Почему не ты? – прохрипел я.
Головная боль наливалась все сильнее, тело еще было слабым после колдовства моей предательницы-начальницы. Я мог только задавать вопросы, но, как назло, в сонных мыслях вопросы тоже были сонными.
Арсений скривил губы, будто мои слова ударили его по больному.
– Я колдун. Колдуны работают с энергиями. И тратят свою. Тогда как ты – чистый, полный сил, и нечисть тебя знает. Ты рожден от водяного, и тебе на роду начертано стать их царем. Ты все поймешь и будешь благодарен. Прости, брат.
Марьяша вышла вперед и плеснула на меня ведро темной воды. Меня охватило таким холодом, что сбилось дыхание. А русалка взяла меня за руку и потянула. Ничего не понимая, я встал со стула и послушно пошел за ней, к плещущемуся под крышей озеру. Нечисть и люди, собравшиеся на эту странную «церемонию», забормотали и зашептались.
На грудь мне легла русалочья рука с острыми коготками. Ее губы – такие же холодные, как теперь моя щека, – шепнули мне на ухо ласково:
– Я же говорила, что пошла бы замуж за водяного. Будешь мне мужем?
И ее голос – сладкий, нечеловеческий, чарующий – заполнил мои мысли блаженным туманом. Только туман от песен Гамаюн был золотистым и теплым, а русалочий – молочно-серым и искристым, как пузырьки шампанского. Сердце успокоилось, уже не билось как сумасшедшее, и весь этот подвал с нечистью и колдунами в одно мгновение из враждебного стал вполне симпатичным. Какая-то часть моего разума понимала: это русалочье колдовство, так они и утаскивали молодых парней на дно реки, но это было настолько приятно, что хотелось позволить делать с собой что угодно. Пусть чарует и утаскивает, я готов.
Мы дошли до самой кромки воды, и волны лизнули подошвы моих ботинок.
– Теперь ты наш, – сказала Марьяша тихо, заглядывая мне в лицо, и я не мог налюбоваться на ее зеленые глаза. – Прости, что раньше не говорила. Иначе ты бы сбежал, Валер. Мы все давно тебя ждали. Дух водяной все креп и креп и вчера сказал: готов, приводите новое вместилище. Ведите моего сына.
Я сглотнул.
– Моя душа умрет?
Взгляд Марьяши стал печальным.
– Не знаю. Мы больше ста лет ждали. Я бы не хотела, чтоб умирала. Пусть они обе в тебе живут, хорошо?
Не зная, что и ответить, я кивнул. С необъяснимой тоской обернулся на хмурого Арсения и Игоря, у которого в желтых глазах стояли слезы. Любовь Валентиновна переступила птичьими лапками и махнула мне пестрым крылом.
Острые русалочьи коготки пропороли ткань рубашки и плоть под ней. Я прерывисто вдохнул, когда горячая кровь хлынула из разорванной груди. А когти пробирались все дальше, пока что-то белесое и ледяное не ударило меня прямо в рану.
Я перестал дышать. Покачнулся. Упал спиной вперед, в черные воды. И сразу ушел на глубину, будто не было никакого подвала, а только неведомый бездонный омут.
Я все понял. И всех простил. В то же самое мгновение, как перестал быть человеком.
Моя душа слилась с душой водяного. В голову хлынули образы, знания, воспоминания, сердце зашлось от распираемых его чувств. Тот миг был прекрасен – как фейерверк, как любовь, как рождение и смерть одновременно.
«Здравствуй, сынок. Мы станем великими, правда?» – проговорил глубокий голос прямо в голове.
Тьма рассеялась только тогда, когда я вынырнул на поверхность. Ночные огни расцвечивали город оранжевым, золотым и багряным, впереди сверкали алые кремлевские звезды. На небе светил месяц, и дышалось легко, свободно, сладко. Теперь это была моя река. Мои воды. Мой город.
Так я наконец-то обрел себя, отца и свое место в мире.
Этот город душил ее. Держал в своих стенах, словно пленницу.
Не отпускал.
Красные всполохи все еще стояли перед глазами, обещая возмездие. Где она так согрешила? Когда? Почему именно она?
«Я… люблю тебя… Москва… – лились слова из динамиков, выплескиваясь на каменный пол Ленинградского вокзала. Ариана поймала свое отражение в витрине магазина: до смерти перепуганная, бледная, и этот безукоризненно белый костюм не утратил своего лоска ни на миг. – Люблю тебя…»
«Ненавижу».
Ариана прикрыла уши ладонями, зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями. Сердце вновь ускорило ритм, заколотилось так сильно, что сбивалось дыхание.
Буря, ураган, молнии… Она вспомнила, как прибежала сюда прямо с презентации – растрепанная, обезумевшая. Как дрожащими руками покупала билет до Питера. Как металась по платформе, цокая шпильками по асфальту, словно белый флажок, который колыхало на ветру. «Сдаюсь, сдаюсь», – словно говорила она. Села в поезд, прикрыла глаза, чтобы перевести дух…
И снова очнулась, когда поезд прибыл обратно.
Еще позавчера это показалось ей собственной оплошностью. Она терпеливо купила новый билет – возвращаться Ариана не планировала. Как и в принципе переступать порог вокзала, вновь оказавшись в городской суете. Нет! Она этого просто не вынесла бы!
И вновь провал в памяти или же во времени. Она не знала. Было ясно одно – отсюда ей не выкарабкаться. Город поймал ее в свой капкан. Город, в который она так стремилась попасть после учебы.
– Ты стоишь, девчуля? – обратилась к ней старушка в панамке.
Ариана вздрогнула, неожиданно вспомнив того чудовищного человека в широкополой шляпе, который преследовал ее от самой презентации. Она могла поклясться, что тот исчезал и появлялся в самых неожиданных местах. Но его первое появление ей теперь не забыть.
– А?
– В очереди стоишь? Талончик брать будешь? Либо подвинься, а то глянь-ка какую корону отрастила. – И старушка бесцеремонно отпихнула Ариану в сторону, проворно нажимая на кнопки меню, чтобы заполучить заветный талон.
Рано утром, еще до открытия касс, здесь скапливался разношерстный народ. И все чтобы пораньше заполучить заветный билет дальнего следования. Вчера Ариана попробовала тоже изменить маршрут и взять билет не до Питера: взяла талончик, купила билет, пока ей спину прожигали завистливые взгляды. И ничего не вышло – она снова вернулась на вокзал. Заколдованный круг. И все меньше денег на счете. Точнее, практически нисколько.
О том, чтобы поехать к себе на квартиру, и речи не шло: не-воз-можно.
Вдруг ее уже ищут? Определенно ищут. Рано или поздно, они придут за ней, чтобы окончательно разрушить ее жизнь. И все из-за этих беспроглядно черных глаз, которые сводили с ума.
Перед глазами пронеслись фрагменты последних семи лет: как они с Виталиком приехали «покорять столицу», как гуляли в Коломенском среди цветущих яблонь. Спустя месяц она в слезах брела от его квартиры, когда он бросил ее ради москвички. Ехала в подземке, обещая себе, что всего добьется сама – во что бы то ни стало. И добилась ведь! Ракетой взметнулась по карьерной лестнице, от новичка до руководителя отдела. И, к своему несчастью, приняла ухаживания черноглазого начальника. Они даже были счастливы, возможно.
А потом… потом на презентации… он ведь обещал! Как он мог так поступить?
Ариана идеально подобрала образ на тот вечер: стильный белоснежный костюм, алые туфли на шпильках. Она знала, что Стефан заказал кольцо с большущим бриллиантом. Только накануне вечером, до злосчастной презентации, он чуть ли не зачитывал ей сонеты. А потом подарил кольцо другой.
В глазах вновь потемнело, как и в тот раз. Будто тьма стягивалась со всех сторон, со всех закоулков вокзала, обхватывала ее крепкими лапищами.
Тогда она и увидела того человека, его лицо, затененное полями шляпы и будто бы искаженное злостью. Он смотрел на Ариану безотрывно: она знала это. Но не придала значения.
Что произошло дальше, совершенно повергло ее в ужас. Когда Ариана выбежала в коридор, смахивая со щек слезы, ее догнала «невеста» Стефана, его новая секретарша Светлана. Как банально. Какая драма. Какой пустяк. Сколько подобных сцен уже разыгрывалось под этим закатным пламенеющим небом Москвы?
Ариана, ни о чем не думая, влепила сопернице пощечину и тут же отпрянула: за спиной Светланы выросла темная тень. Это был тот человек в черном, что ехидно смотрел на Ариану на презентации. Теперь она прекрасно видела его безобразное лицо. Беспроглядная ночь застыла в жутких глазах, а губы скривились в ухмылке.
Он подмигнул Ариане, а после приложил палец к этим смеющимся губам и буквально рассыпался на атомы, растекаясь по полу черной жижей.
Стоило этой грязи коснуться туфелек Светланы, и соперница запылала ярко-алым, неестественным огнем, проваливаясь в бездну, названия которой Ариана не знала. Ее вскрик застрял в горле, пару секунд она не могла пошевелиться, но вдруг очнулась и бросилась бежать прочь из Сити. Что бы за чертовщина сейчас ни произошла, ей надо убраться подальше отсюда.
«Домой, нужно бежать домой», – без раздумий решила Ариана. В Питер.
Но сейчас она застряла на Ленинградском вокзале, совершенно сбитая с толку. Что теперь ей делать? Куда бежать? К кому обратиться за помощью? Она знала одно – на территорию вокзала тот человек отчего-то не заходит.
Взгляд бесцельно блуждал по витринам, которые манили яркими игрушками, значками, сувенирами. На скамье кто-то забыл стопку листовок: «Навсегда избавляю от синдрома самозванца, быстро лечу расслоение личности, недорого». А рядом целующаяся парочка, которая словно бы не ведала ни о каких проблемах этого мира.
«На чашку кофе наскребу», – подумала Ариана и поплелась в кофейню. Устало опустилась за столик, откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула. Неужели ей все-таки придется покинуть вокзал и вернуться в город?
Вагон качнулся и замер, будто бы в нерешительности.
– Москва! Прибыли! Просыпаемся! – проходила по вагону проводница.
Ираида зевнула, поправила непослушные волнистые волосы и потянулась за клетчатым жакетом. Накинула тот на плечи поверх помятой хлопковой футболки и поежилась, сама не зная отчего.
В окна струился яркий свет, небо даже слегка раздражало столь невероятным лазурным оттенком. Нет, в Питере такое редко увидишь, особенно теперь – город, как и многие другие в стране, практически заволокло загадочной темно-серой пеленой, которая не хотела исчезать. А вот Москва просто сияла.
Но некогда любоваться небесными высями! Уже через пару часов начнется симпозиум, где Ираида должна выступать с докладом. «Взаимосвязь погодных условий и расслоения личности». Она не сомневалась, что была некая ниточка между серой питерской хмарью и участившимися в последнее время случаями расслоения. В клиниках находилось уже свыше сотни пациентов с этим синдромом – заболевшие странным образом притягивались друг к другу, как магниты, находя свою «вторую половинку», вот только вовсе не в романтическом смысле. Скорее кого-то вроде двойника. И иногда не отличить, кто же из них настоящая личность, а кто отражение. Но хуже всего – никто не понимал, как вернуть все на круги своя. Заканчивали бедолаги печально – в лучшем случае в психиатрической клинике.
Ираида проверила, что собрала все вещи: она уже не раз забывала паспорт или другие документы в самый ответственный момент. Чаще теряла, и приходилось все восстанавливать по новой.
Зажужжал телефон, оповестив ее о сообщении от куратора. Профессор Соколовский обещал лично встретить Ираиду на платформе; все-таки это ее первый визит в столицу. Удивительно, но она будто избегала поездок сюда. Последние семь-восемь лет судьба подкидывала ей шанс за шансом: пройтись по габбро-диабазу, которым устелена Красная площадь, вобрать в легкие воздух энергичной столичной жизни, посмотреть на башенки МГУ, погулять по ВДНХ. Она все это видела в интернете! Но каждый раз отказывалась от поездок по неведомой ей самой причине.
Долой сомнения! Где и когда еще она увидит такое яркое солнце!
Наверное, здорово подставить лицо теплым ласковым лучам, позволить им согреть тебя. Обычно там, где появлялась Ираида, возникал настоящий ураган! Знакомые говорили, что это она сама светит как солнышко, а может, сияет как молния среди пасмурных будней. Но иногда она уставала отдавать этот свет.
Иногда ей хотелось побыть эгоисткой. Даже думать об этом было немного стыдно.
Ираида поднялась с полки, выпрямилась, насколько это было возможно в купе, и вышла в тесный коридор, пробираясь к выходу. В соседнем купе ее внимание привлекло красное пятно – там на столе был разложен пазл в виде сердца, но одного кусочка, в самом центре, не хватало.
Ираида прошла мимо, протискиваясь наружу. Неуклюже спрыгнула со ступеньки и тут же за пределами вагона оказалась в объятиях широкоплечего голубоглазого блондина в белоснежной рубашке с закатанными рукавами.
– Ираида? – глубоким басом произнес мужчина ее мечты.
– Э… – Ираида была в растерянности. Не может же…
– Валентин, – произнес мужчина. – Валентин Соколовский, – пояснил он, видя ее недоумение.
– Профессор Соколовский? – наконец выдавила Ираида, покрываясь румянцем.
Хорошо еще, что кудряшки, упавшие на лицо, немного скрывали ее смущение. Она была уверена, что профессор не может выглядеть столь… божественно!
Соколовский потянул к себе ее сумку, но Ираида вцепилась в ту, как в спасательный круг. Обычно такая общительная, сейчас она просто язык проглотила и лишь изумленно хлопала ресницами. Какая там Москва! Какой симпозиум! Можно Соколовский просто отвезет ее в какой-нибудь замок и предложит руку и сердце?
– Прекрасно, что ты к нам добралась, – сказал Соколовский, сразу перейдя на «ты». – У меня для тебя обширная развлекательная программа! В первый раз в Москве! Я обязан тебе все показать!
«А как же симпозиум…» – слабо возразило подсознание.
Но Соколовский будто читал ее мысли:
– На выступление мы успеем, обещаю!
И он, подхватив Ираиду под руку, потащил ее за собой, что-то оживленно рассказывая.
«Слишком напористый», – вдруг решила Ираида и сбавила шаг.
– Но для начала почему бы нам не выпить ко-фе? – предложил профессор и кивнул на привокзальную кофейню.
Ираида послушно поплелась за ним. Совершенно свободных столиков она не увидела, но за одним сидела женщина, а два стула рядом пустовали.
– Идем туда?
Она кивнула, заметила задумчивый взгляд Соколовского, но вот он уже улыбнулся и повел ее к столику.
– Простите, могли бы мы тут присесть? Мы вам не помешаем? – учтиво спросил он у женщины, и внутренности Ираиды стрельнуло. Укол зависти? Он со всеми так учтив? А с чего она решила, что она особенная?
Женщина обхватила ладонями синюю кофейную чашку и сделала огромный глоток, поглядывая на них ярко-голубыми, как это московское небо, глазами. «Они бы с Валентином даже отлично смотрелись вместе», – неожиданно для себя подумала Ираида, не зная, откуда взялись подобные мысли. Еще пару минут назад в ее голове не было никакого Валентина, только профессор Соколовский – занудный куратор, который сопровождал ее проект.
– К-конечно, – произнесла женщина, чуть отодвигаясь от стола и переводя на Ираиду взгляд, полный неподдельного ужаса.
Ираиде стал неуютно, но она все же опустилась за столик. Может, зайти в кофейню было не такой уж и хорошей идеей? Как и приехать в Москву.