Николай Аксёнов
Чёртовы кресты
– Фиксирую, Андрюх, шпарь дальше! – Тим внимательно слушал, зная, что уж если его напарник вцепился в дело, то оттащить его невозможно. Он будет висеть на тайне, не разжимая зубов, как бультерьер. Пока не победит. Ну или его не пристрелят. Или он не сдохнет от голода в тёмном подвале среди могильных плит. А вот до этого доводить, конечно, не хотелось бы.
– Есть шпарить! Шатровые храмы, построенные до Никоновской реформы, не направлены алтарём строго на восток, как положено им по канону. Они все смещены чуть севернее. Да и сами алтари зачастую являются поздней пристройкой к основному четырёхстенному зданию. Часто в таких храмах двери находятся во всех четырёх стенах, как в том, где мы сейчас сидим, – Андрей многозначительно указал пальцем вверх. – Теперь по кладбищам, – Андрей театрально обвёл рукой скупо освещённый светом фонарика подвал. – Их нет. В том смысле, что могил старше шестнадцатого века у нас нет. Нет, и всё тут. Разорены и уничтожены. А могильные плиты с вилочковыми крестами использованы как строительный материал для новых храмов. Они вмонтированы в стены, в лестницы. Ими даже выкладывали дорожки в монастырях. Часто такие плиты использовали вторично по прямому назначению – писали на них нужные даты и имена и ставили на новые могилы. Хозяйственный подход, ничего не скажешь.
Андрей перевёл дух и продолжил:
– И самое важное. Древние шатровые храмы часто соседствуют с другими видами храмов. Как будто их ставили рядом для того, чтобы люди разных вероисповеданий ходили каждый в свою церковь. Такое ощущение, что… – Андрей запнулся, подбирая слова.
Но Тимур уже сам догадался:
– Ощущение, что храм, в котором мы с тобой сидим, не такой уж и православный был изначально. Да?
– Да, – шумно выдохнул Андрей.
– И получается, что мы сюда приехали совсем не для того, чтобы получше рассмотреть узоры на могильных плитах. А чтобы что?
– А чтобы узнать, что не всё так гладко у нас с историей про крещение Руси…
– Ага… – Тимур снова задумался.
– Это не подвал, Тимур Сергеич. Это какой-то ящик Пандоры, вот что я скажу, – Андрей сел и подпёр подбородок кулаком на манер роденовского мыслителя. – А раз это знание так тщательно кем-то скрывалось больше тысячи лет, то шансы выбраться отсюда стремятся к нулю. Кто мы в этой партии? Песчинки в масштабах Сахары. Заплутавшая в космосе звёздная пыль, – он вдруг замолчал, поддавшись какой-то несвойственной ему философской грусти.
– Нам звездец, – согласился Тимур.
Фонарик в его руке замигал и погас.
– Тимур Сергеич, – сдавленно прошипел Андрей, – мы же с тобой никогда ещё в такую заваруху не попадали, мы же всё больше по кабинетам да по запасникам музейным. Как так вдруг вышло-то?
– Растём, Андрюх, в профессиональном смысле. Встали, можно сказать, с дивана и вышли в поле, – хмыкнул Тим.
И вот сидят они, полевые работники, запертые в подвале под заброшенным храмом в какой-то богом забытой деревеньке без связи, а теперь ещё и без света. Можно, конечно, телефоном подсветить. Но, во-первых, смысла нет – ничего особо интересного вокруг не наблюдается, а во-вторых, телефон ещё может пригодиться. Вдруг какая-то заблудившаяся волна всё-таки пробьётся через каменную кладку. Зарядку нужно беречь.
– Ты, Андрюх, не дрейфь. Унывать никак нельзя. Ты ж сообразительный парень. И весёлый, шутки любишь и юмор очень даже понимаешь, – Тимур старался говорить в ту сторону, откуда слышалось дыхание Андрея. Других ориентиров не было, тьма кромешная.
– Сейчас что-то на шутку это всё не очень похоже, – протянул Андрей.
– Не очень, да, – согласно покивал Тим. – Но и упаднические настроения нам совершенно без надобности. Помирать – так с музыкой!
И Тим запел. Пел он, надо сказать, отвратительно. Голос у старшего следователя был отменный, густой, мощный, но вот слух отсутствовал совершенно.
– Ходють ко-о-о-ни да над реко-о-о-о-ю-ю-ю… – басовито выводил Тимур.
– Ищуть ко-о-о-ни водопо-о-о-ю-ю… – стараясь не морщиться и не скатываться в фальшь, выводил Андрей. У него-то со слухом всё было в порядке.
– О-о-ой, да к речке не иду-у-у-уть… – почти проорали коллеги хором.
– Берег больно кру-у-у-ут, – раздалось вдруг откуда-то из-под земляного пола.
Песня прервалась. Стало тихо. А потом снизу постучали.
Стучали откуда-то из центра подвала, совсем рядом. Интеллигентно так – тук-тук-тук. И очень осторожно.
Тимур залез в карман, достал сберегаемый на крайний случай телефон, включил фонарик и осторожно зашагал на звук. Андрей весь как будто подобрался и двинулся за начальством след в след.
Тук-тук-тук повторилось совсем рядом.
Тим посветил себе под ноги. Под толстым слоем пыли угадывался квадрат то ли крышки, то ли такой же, как наверху, плиты, только без засовов.
– Смотри, Тимур Сергеич, львы по краям! – Андрей разгрёб носком кроссовки присыпанный землёй рисунок.
– Сами вы львы, это грифоны, – раздался снизу девичий голос. – Открывайте уже! Это я, Лика!
– Кто, извините? – очень вежливо поинтересовался Тимур. Грубить незнакомой девушке, даже находящейся ниже его, он не стал. Иначе воспитан был.
– Ну, Лика же! – отозвалась неизвестная.
Железная плита немного искажала звук, делая звонкий голос почти визжащим и немного потусторонним.
– Это как на Кольской сверхглубокой, да? – вдруг произнёс Андрей. – Голоса из оттуда? Нечисть?
Тимур не ответил, только хрустнул шеей. Голос был вполне себе человеческий, живой. Никаких завываний и всего такого, что наводило бы на мысли о призраках и привидениях, не присутствовало. Просто девушка. Стучит в подвал снизу. В подвал, глубиной десять метров.
– Да подцепите её уже, ребят, – требовательно зазвенело из-под плиты.
Тимур с Андреем переглянулись и подцепили.
Когда удалось чуть-чуть сдвинуть железную бандуру, в щель сразу же ударил яркий свет фонаря.
– Тащи её, Андрюх, – прокряхтел Тим.
– Лику эту? – удивлённо уточнил Андрей.
– Сначала железяку, а потом по обстоятельствам, – резонно возразил Тимур.
– Аккуратнее тащите! Эта, как вы выражаетесь, железяка имеет высокую историческую ценность. Точнее, будет иметь, когда мы её отсюда вытащим, – раздалось из лаза. И в проёме показалась светлая кудрявая голова.
Голова приветливо улыбнулась. Следом показались руки, держащие фонарь.
– Ну что ж ты, зараза, мне светишь в лицо, – почти простонал привыкший к темноте Андрей.
– До рассвета как раз пару часов осталось, всё верно, – девушка самостоятельно выбралась и теперь тщательно отряхивала пыль веков со спортивного костюма цвета сухой розы. – Извините, что так долго.
– М-м-м… – промычал Тимур. – А вы кто? Не в смысле имени, а вообще?
– Да, гражданочка, вы как там оказались? – поддакнул Андрей.
Девица осмотрелась, восторженно поцокала языком на каменные могильные плиты и, наконец, соизволила объяснить:
– Я ваш новый сотрудник. Леокадия Семёнова. И не надо хихикать, у меня папа доктор исторических наук. А мама – культуролог в третьем поколении. Поэтому я – Леокадия. Лика я.
– Сотрудник, значит… – задумчиво протянул Тим. – Так доложить по форме, сотрудник! – вдруг рявкнул он.
Девица ойкнула и отрапортовала:
– Консультант по вопросам истории и культуры Леокадия Семёнова для прохождения службы прибыла, – она запнулась, – или прибыл? Как верно?
– Верно рассказать, как ты оказалась в подземелье под подвалом, – нетерпеливо встрял Андрей.
– Да это просто! Меня к вам в отдел направили на усиление, а вас нет. Ну я пошуршала немножко в кабинете, в компе посмотрела последние поисковые запросы. И решила приступить к работе, чего тянуть-то? А что, нельзя было? – Лика обезоруживающе улыбнулась.
– Шуршать в личных вещах коллег – это неправильно, – констатировал Тимур, – но своевременно, тут не поспоришь. А внизу ты как оказалась?
– Так мы тут практику полевую проходили, в Батыево этом. Почти три месяца собирали фольклор и по округе ходили. Про тайные ходы и катакомбы, якобы оставшиеся с четырнадцатого века, тут каждый знает. Я как вашу «Ниву» у храма увидела, сразу поняла, что вы куда-то не туда забрели. Ну и пошла в обход, от реки. Там ход есть, дед один показывал, даже водил внутрь. Но не так далеко, конечно. Я бы и не пошла дальше, но голоса услышала. Ну и вот… Вылезла.
– То есть и о том, что в центре храма есть лаз в подвал, тоже все местные в курсе? – обалдело произнёс Андрей. – Чего же они тогда плиты эти могильные по своим огородам не растащили?
– Сдаётся мне, Андрюх, что местные не только знают про лаз. Но и охраняют его, – Тимур потёр подбородок. – Кто-то же закрыл нас тут? Не твой ли таинственный осведомитель? Заманил и закрыл. Так выходит?
– Выходит, что так… – тоже задумался Андрей.
– А давайте знакомиться, а? – вдруг сказала Лика, отвлекая Тима и Андрея от расследования. – Я вот…
Девушка указала на ближайшую могильную плиту. Там уже был разлит по трём пластиковым стаканчикам чай из термоса и на носовом платке, конечно же розовом, лежали бутерброды с сыром и три варёных сосиски.
Коллеги переглянулись и уселись на корточках вокруг белого камня с резными узорами.
– Я Тимур, – жуя бутерброд, сказал Тим, – а это, – он сосиской указал на напарника, – Андрюха. Добро пожаловать в команду отдела истории.
– Перекус на могильных плитах – это что-то новое, – хмыкнул Андрей.
– Если они действительно могильные, – заметила Лика. Новые коллеги посмотрели на неё с интересом. Увидев такое внимание, девушка поспешила развить мысль: – Останков же нет под ними. Вообще никаких. И даты не указаны.
– Тогда для чего они нужны?
– Вот это нам и предстоит выяснить. Мы же сюда, Андрюха, для того и приехали.
– Аргумент.
Убрав с поверхности плиты остатки трапезы, они уставились на узор. Центральная часть, украшенная треугольниками, заканчивалась плетёным узлом, из которого расходились четыре побочные ветки – две большие, уходящие концами за край плиты, и две поменьше, с меньшими узлами.
– В лабораторию такие тащить не вариант, – задумчиво пробормотал Андрей.
– А зачем лаборатория, ребят? – Лика вытащила из рюкзачка небольшую зеркалку. – Родители подарили, на поступление. Давайте сфоткаем всё – и на выход?
– Одну всё равно стоило бы прихватить. А лучше парочку.
– Вот мы с тобой и возьмём две маленькие, из первого зала. А Лика, – Тимур обвёл рукой зал, – сфотографирует все плиты до единой. И да, погнали уже наружу. У меня, кажется, клаустрофобия начинается.
После полумрака подземелья свет только-только занимавшегося рассвета больно ударил по глазам. Андрей и Тимур, покряхтывая и пригибаясь под тяжестью каменюк, тащили по плите, Лика шагала позади, просматривая кадры на фотоаппарате. Она серьёзно подошла к поставленной задаче. Каждая плита была запечатлена отдельно, а группы плит – с разных ракурсов, для удобства изучения. Трофеи сложили в багажник служебной «Нивы», и вскоре все трое тряслись по ухабистой дороге в направлении дома.
– Это ж нам опять сейчас в кабинете торчать? – уныло протянул Андрей.
– Хочешь, можем рвануть обратно? – абсолютно серьёзно предложил Тимур. – Оставлю тебя там, но через неделю вернёшься с полноценным отчётом.
– Так себе перспективка, Тимур Сергеевич.
– Вот поэтому мы фоток и наделали. Не переживай, Андрюха! Нам будет чем заняться, не успеешь заскучать.
В управление вернулись уставшие. Сил хватило только на то, чтобы отнести плиты в кабинет. Потом Тимур благородно развёз коллег по домам. Лика, как оказалось, жила недалеко от Андрея. Оставив машину под своими окнами, Тимур наспех перекусил и сразу упал спать, решив оставить все дела на завтра.
* * *
– А! Встретились! – удовлетворённо улыбнулся в усы Глокеншпиль. – А я что-то запамятовал тебе сказать про новенькую.
– Ничего страшного, Вадим Семёнович, – пожал руку начальнику Тимур. – Трудностей не возникло.
– Ну и славно. Работайте, ребятки. Если что, то с докладом сразу ко мне.
– Так точно, Вадим Семёнович!
В кабинете парни усадили Лику за стол Тимура, выдали чай и печенье, а сами отправились в хозчасть. Вскоре перед девушкой возник почти новый стол, новый стул и стандартный компьютер в базовой комплектации. Различную мелкую канцелярию поделили между собой на троих и, рассевшись по рабочим местам, принялись мозгоштурмовать. Они распечатали фотографии, честно поделили, разложили их в произвольном порядке на столе и стали обсуждать.
– Я вот знаете что думаю? – Лика подошла к магнитной доске в центре кабинета и повесила на неё несколько фотографий. – Вот смотрите, если между этими плитами провести дополнительные линии, то будет похоже на соединение. Словно раньше они были одним целым, но их разбили на составляющие… Ну, как пазл. Понимаете?
Она прочертила между фотографиями несколько линий. Фигура складывалась с трудом.
– Мы оставим эту версию, как возможную, – записал себе Тимур. – Но, честно говоря, это сова на глобусе.
– Ну почему же? – Лика решила защищаться до конца. – Быть может, это некая схема или шифр, которые мы не должны узнать.
– Может, и так, – миролюбиво заметил Андрей. – Мы вернёмся к этой версии. Но сейчас нам главное не гнуть одну-единственную, а накидать множество.
Подумали ещё немного. Андрей предложил вариант о рождении и смерти.
– Смотрите, нижняя часть – это воплощение жизненной дороги человека. Солярный символ в центре – погребальный огонь. Проще говоря, завершение земного пути. А дальше путь разделяется. Скорее всего, левая ветвь – это материальная составляющая, а правая – сама душа.
– Интересно, – задумчиво кивнул Тимур. – Запишем. Но смотри, и справа, и слева одинаковые части. Как определить, где душа, а где тело?
– Да, чего-то не сходится, – враз погрустнел Андрей.
– Но это тоже хорошая версия. Отметать её не станем.
На обед решили не идти в столовую, а прогуляться на свежем воздухе в ближайшем парке. Про работу решили не говорить, чтобы дать мозгам отдохнуть и проветриться. Но Лика не удержалась от вопроса.
– Тимур Сергеевич, а вы только по России работаете? Командировки бывают?
– Нечасто, но иногда приходится выезжать, – Тимур улыбнулся, вспоминая что-то. – Помнишь ту картину в Схевенингене, Андрюх?
– Забудешь такое, – хмыкнул Андрей и тоже чему-то улыбнулся, а затем застыл.
Тимур и Лика прошли вперёд и остановились.
– Ты чего?
– Тимур Сергеевич, помните ту картинную галерею?
– Конечно, – Тим заинтересованно посмотрел на напарника.
– Там картина была. Автор – Мартен ван Фалькенборх, помните такого?
– Если честно, то не припоминаю.
Мартен ван Фалькенборх. «Речной пейзаж с производством железа». 1611 год.
Андрей присел на ближайшую лавочку и достал телефон. Быстро набрав в поиске нужную картину, показал её коллегам.
– Вон, слева внизу. Что это у стены плавильни? – Тимур пригляделся.
– Это они?
– Так мне кажется. Но раньше я думал иначе. Надо посмотреть с компа, покрупнее.
– Лучше в оригинале, – в сторону, не обращаясь ни к кому, пробормотала Лика.
– Определённо лучше. Но нужно одобрение Колокольчика.
– Кого? – удивлённо спросила Лика.
– Ну, Глокеншпиля. Это музыкальный инструмент такой, вроде ксилофона. Звенит, как колокольчик. Вадима Семёныча все так называют. Он вроде даже в курсе.
Не сговариваясь, отдел истории полным составом быстро зашагал к выходу из парка. У истории нет обеденных перерывов.
Когда вернулись в кабинет, Андрей тут же нашёл изображение картины в хорошем качестве. У стены плавильни действительно стояли две плиты. Узор на них виден не был. Нужен был оригинал.
– И где находится оригинал?
– Гуглю, – отозвался Андрей. – На Бродвее, в музее Громанна.
– В Америку нас не пустят, наверное, ради проверки какой-то версии.
– Погодите расстраиваться, Тимур Сергеевич. Вот, последние новости. На следующей неделе Фалькенборха доставят в Рейксмузеум в Амстердам, на выставку, посвящённую австрийским классикам семнадцатого века.
– И зачем вообще в семнадцатом веке в Амстердаме плиты с нашими крестами в плавильне?
– Может, как формы для отливки использовали?
– Может… – Тимур задумался. – Но маловероятно.
К Глокеншпилю Тимур пошёл один. Нина Васильевна щёлкнула коммутатором и предупредила начальника о визитёре.
– Вадим Семёнович, я сразу к вам. Как и просили.
– Что? Уже разгадали? Сильны, ребятки!
– Нет, извините, пока не разгадали. Требуется разрешение ваше на командировку. В Нидерланды.
– А я смотрю, вам понравилось по заграницам кататься, да?
Тимур в ответ только пожал плечами. Кому не понравится по музеям ходить и на произведения искусства смотреть. Да ещё и за казённый счёт.
– Ну хорошо. Если привезёте оттуда что-то такое же взрывное, как из Гааги, – будете герои. Там, – он поднял палец к потолку, – очень хвалили и отдел вообще, и вас каждого лично. Большую работу проделали. Снова на вас с Андреем заявку отправляем?
– Если можно, то на всех троих. Андрей мне там будет нужен, а Лику нет смысла тут оставлять, когда она только пришла к нам. Лучше уж пусть с нами.
– А что вы там такое нашли?
– Ну-у-у, – Тимур защёлкал пальцами, подбирая слова. – Версий несколько, но я для себя определил две, хоть ребята пока и не в курсе.
– Расскажешь?
– Конечно. Если одобрите, то буду их и копать.
Тимур взглядом указал на диван, и Глокеншпиль кивнул, разрешая присесть. Затем нажал кнопку на столе:
– Нина Васильевна, а принесите нам чаю.
– Сию минуту, Вадим Семёнович.
Когда Нина Васильевна внесла на подносе чай и тарелку с конфетами и пряниками, Глокеншпиль кивнул Тимуру, мол, угощайся, а сам откинулся в кресле и закурил, предвкушая интересную историю.
– Версия первая. Есть такой художник Мартен ван Фалькенборх, написал несколько картин в начале семнадцатого века. Одна из них – «Речной пейзаж со сценой добычи железа», – Тимур отпил чаю. – Возле плавильни изображены каменные плиты с нашими крестами. Предполагаем, что это формы для плавления или своего рода инструкции для изготовления чего-то важного. Например, дамасской стали.
– Погоди, голубчик. Секрет дамасской стали уже и не секрет вовсе. Многие куют её, и успешно.
– Знаю, да. Но также мне известно, что это просто использование названия. Про дамасскую сталь-то все слышали. А как она делается на самом деле – никто не знает. Ну, из покупателей ножей. Так что сплошной маркетинг. На самом деле дамасская сталь создаётся не так, как рассказывают современные кузнецы.
– А как? – Колокольчик заинтересованно подался вперёд.
– Давайте в другой раз расскажу? Сейчас нам про плиты важнее, – увильнул от вопроса Тимур. – Вот ещё вторая версия: кресты вовсе не кресты, а что-то вроде предметов искусства древней цивилизации.
– Каких предметов и какой цивилизации?
– В данном случае их можно назвать декоративными фрагментами отделки какого-то культового сооружения. И собрав плиты в единое полотно, мы узнаем чуть больше о культуре и верованиях древних строителей. И об их технологических возможностях. Вспомните дело о «консервах».
– И ты думаешь, что там, на этой картине, ты найдёшь ответы на вот такие вот сложные вопросы?
– Как минимум смогу избавиться от нерабочего варианта, а это тоже приблизит нас к разгадке – не потратим время и силы в ненужном направлении.
– Да… Интересно… – Глокеншпиль задумался ненадолго и наконец изрёк: – О чём-то таком и предупреждали.
– Кто? – уточнил Тимур.
– Там! – палец начальника снова указал куда-то в потолок. – Что ж, подготовьте все документы для командировки.
– Спасибо, Вадим Семёнович!
– Раз этот вопрос закрыли, давай рассказывай про дамаск! Нина Васильевна, ещё чаю и никого не пускать ко мне, если не горит.
И Тим приготовился рассказывать.
– Мифов и легенд вокруг этой стали множество. Почти столько же, сколько о булате. Но о нём уж точно потом как-нибудь, хорошо?
– Хорошо-хорошо, – Глокеншпиль прихлёбывал крепкий ароматный чай из чашки с гербом управления. – Ты начинай.
– Начать стоит с того, что историки до сих пор не пришли к единому мнению о месте происхождения дамасской стали.
– Не понял? – Вадим Семёнович развернул «Мишку на Севере», потом завернул обратно, сложив уголки аккуратным треугольничком, и взял пряник.
– Кто-то считает, что Дамаск был просто местом, где эта сталь продавалась в слитках. Эдаким базаром или ярмаркой. Не только сталь, конечно. А вообще всё. Такой вот был центр мировой торговли в древности.
– Как Новгород?
– Ну… Пусть как Новгород, да. Торговый город, – Тим уже понял, что без подробностей его не отпустят. – А производилась эта сталь где-то в Индии. В слитках её перевозили в Дамаск и там уже ковали.
– Очень это похоже на то, как сейчас заводы там размещают, да?
– Интересная аналогия, очень похоже на правду. По преданиям, сабли из дамаска были лёгкими и настолько прочными, что разрубали даже кольчугу. И настолько упругими, что могли сгибаться в кольцо.
– Однако… – протянул Глокеншпиль.
– Такое оружие существует до сих пор, кстати. Меч-пояс называется. Сейчас ясно только одно – технология была сложнейшей. Сначала литьё, потом медленное охлаждение, щадящая ковка для сохранения определённого количества углерода в стали. Как в те времена определяли этот самый углерод – тоже не совсем понятно. Назовём это мастерством прошлых цивилизаций. Столетиями учёные пытались восстановить секреты древних мастеров. По версии современной науки, именно эти эксперименты и дали толчок к открытию легированных сталей.
– С примесями которые? – уточнил Глокеншпиль.
– Именно. Но все секреты дамаска раскрыты так и не были. Есть легенда, что этот уникальный сплав, который и пытаются сейчас повторять современные мастера, добывали из горы, что когда-то существовала как раз недалеко от Дамаска. То есть сами мастера ничего не придумывали, а просто брали готовое. Естественно, природные ресурсы уникального месторождения исчерпались, поэтому все последующие попытки воссоздать состав того самого дамасского металла считаются неудачными. То есть современный дамаск повторяет свойства и внешний вид, но вот точно ли это он – тот самый дамаск древних – неизвестно, – договорил Тим и тоже отпил чаю из пузатой кружки.
– Получается какой-то дамаск Шрёдингера, – подвёл итог Глокеншпиль. – Дамаск вроде есть, а вроде бы и нет его. История…
– Вроде того, да, – Тим поставил кружку на поднос. – Я пойду, Вадим Семёнович? Нам собраться ещё надо. И ребята ждут.
– Беги-беги, лёгкой дороги, – отпустил Тима начальник.
Когда за подчинённым закрылась дверь, Глокеншпиль открыл нижний ящик стола, пошарил где-то в его глубине и достал короткий кинжал с красивыми морозными узорами на лезвии.
– Полторы тысячи лет, а как новенький! – Семён Вадимович любовно погладил клинок и убрал обратно в ящик. – История может терпеть веками, но если уж приспичит, ждать не даст.
* * *
Из Королёва до Москвы ехали на той же самой служебной «Ниве». Машину должен был забрать со стоянки кто-то из сотрудников управления, возвращаясь из столицы. Поезд до Минска отправлялся вечером, поэтому ребята ещё успели погулять по городу перед поездкой.
– А о чём с Колокольчиком так долго говорили? – спросил Андрей, когда они неспешно ели мороженое, сидя на скамейке в сквере.
– Про дамаск ему рассказывал. И про дело о «консервах» вспоминали.
– О каких таких консервах? – поинтересовалась Лика.
Тим только неопределённо хмыкнул, откусив кусок побольше. А Андрей, правильно поняв молчание начальства, приготовился рассказывать.
Он выбросил фольгу от эскимо в урну, тщательно обтёр руки платком и начал:
– Тимур Сергеич, когда дело это про метро начал копать, принёс коробку из института. Почти с боем её у одного профессора забрал. Согласно имеющимся данным, в этой коробке должен был быть архив и прочие документы по строительству московского метрополитена. Но оказалось, что ничего там толком нет. Совсем тонкое "дело" получилось: ни проектной документации, ни качественных фотоснимков, ни негативов – ничего. Из того немногого, что удалось найти, вырисовывалось вот что: в июне 1931 года на Партийном пленуме секретарь ЦК Лазарь Каганович продвинул решение срочно строить метро в Москве. И сразу же начались чудеса. Уже в ноябре 1931 года в Городском отделе проектов был создан и представлен проект всех линий метро. Срочно была утверждена первая очередь строительства – от Сокольников до будущего Дворца Советов. Это грандиозное здание высотой в четыреста семнадцать метров должно было стать самым высоким в мире на тот момент.
Лика слушала внимательно и не перебивала. Про метро она знала не очень много. Но восхищалась мозаиками в отделке и интерьерами станций. Московский метрополитен не казался ей помпезным, нет. Скорее величественным и славящим. Каждый канделябр, каждая колонна словно бы восхваляли труд советского рабочего.
– Место для строительства было выбрано со вкусом и даже некоторым пафосом: на месте храма Христа Спасителя. Проект строительства Дворца исполнен не был. Но Московское метро уже 15 мая 1935 года пустили в эксплуатацию. Пусковой объект включал в себя: 16 километров туннелей, 11 километров двухпутных линий; 13 станций; 14 поездов, не имеющих аналогов в мире.
Приняли, постановили и построили. Постройкой Московского метрополитена занималась организация «Метропроект». С мая 1932 года развернулись подготовительные работы. В работе принимали участие английские, немецкие и французские инженеры. В чём именно их участие выражалось, установить не удалось.
– Безымянные гении, не иначе, – поддакнул Тимур. – Не удивлюсь, если после окончания работ им выкололи глаза и отрубили руки. Говорят, в некоторых эпохах это было принято.
– Вы же шутите? – тихонечко пискнула Лика.
– Конечно-конечно! Или нет.
– Не отвлекайте меня. Тут столько цифр и данных, что даже мне их тяжело запомнить. Дайте я дорасскажу, – завладев вниманием коллег, Андрей продолжил: – Одновременно с работами шло обучение строителей и технического персонала. Но кто и где обучал персонал? Тимур Сергеевич, ты не в курсе? Обучить может тот, кто сам умеет и знает, да? А таких спецов в Союзе не было. Откуда им взяться-то?
– Ну… – Тим доел мороженое. – Вот смотри, шахтёры Донбасса принимали участие в строительстве. Они-то уж точно знали, как копать. Бетонщики Днепрогэса, московские комсомольцы – всех подтянули. Пятьсот заводов за месяц освоили производство новой техники.
– Копать – это вам не метро строить. И сроки какие-то фантастические. Какие пятьсот заводов? У нас на заводе высокоточных приборов третий год никак радары в производство запустить не могут, сплошная бюрократия, – Андрей только махнул рукой. – Никакой человеческой логики не хватит объяснить эти вот факты. Смотрите, что пишут: «Эскалаторы, вагоны, насосы, вентиляторы, рельсы, трубы, проходческие щиты, цемент, мрамор, гранит, полудрагоценные камни, стальной прокат, листовую медь и бронзовое литьё и ещё пару тысяч изделий стали поставлять через месяц». Через месяц! Да мне носки из Китая дольше идут.
– Ничего себе, масштабненько! – Лика с удовольствием слушала, какая-то даже гордость за страну просыпалась.
– Неглинная, Яуза, Ольховка, Чечёра, Рыбинка, – перечисляя, загибал пальцы Андрей, – это только реки. А ещё на пути метростроевцев стояли дома, обычная городская застройка, плотная даже тогда, подземные коммуникации. Тем не менее, к пятому февраля тридцать пятого года была построена первая линия от Сокольников до Парка культуры. За восемнадцать месяцев, ребят! За восемнадцать! Вы вдумайтесь.
– Я-то вдумался, не кричи. Не отвлекайся, рассказывай Лике, вводи в курс, – Тим был неплохим руководителем.
Направить неуёмную энергию гениального напарника в продуктивное русло у него получалось почти всегда. Погрешность на неконтролируемый выброс Тим держал в уме.
– А теперь, внимание, будет больно! – Андрей встал навытяжку и отчеканил: – Любые виды съёмок, включая самые простейшие камеры и фотоаппараты, были запрещены. Нарушителей расстреливали на месте.
Работа в тоннеле станции «Охотный ряд».
Лика ойкнула, но перебивать не решилась.
– Нет, ну несколько явно постановочных фото сохранились, – Андрей полез в телефон и стал показывать фото. – Вот тачки, вот строители, вот разводной ключ. Тимур Сергеич, вот у нас «Нива» наша есть, да?
– Есть, да. Существует на балансе управления, – не стал отрицать Тимур.
– И ты знаешь, что разводным ключом нельзя закручивать гайки, сорвёшь к чёртовой бабуле. Только специальными ключами, подходящими по размеру. Почему эту простую истину не знали метростроевцы? А? А я тебе скажу – что было в реквизите для фотографий, то и дали в руки. Позируйте, товарищи строители. Изображайте бурную комсомольскую деятельность!
Лика внимательно разглядывала фото:
– Действительно, ерунда какая-то.
– Я сейчас тебе покажу ещё кое-что, имеющее мало отношения к метро, но многое нам объясняющее, – Андрей включил ноутбук. На экране появились сканы пожелтевших документов.
Лика стала читать:
«По данным Госстата СССР, к 1931 году промышленное производство сократилось по отношению к 1913 году в семь раз. За период с 1921 года по 1930 год только на территории центральной России было подавлено около ста антиправительственных восстаний.
Голодные мятежи рабочих и крестьян продолжались до 1935 года.
После ликвидации НЭПа страна взяла курс на индустриализацию.
Это позволило ввести в эксплуатацию девять тысяч крупных предприятий. Строительство этих предприятий производилось с привлечением сил США и Великобритании.
Было привлечено 380 тысяч иностранных рабочих и специалистов. К примеру, на строительстве Сталинградского тракторного завода, а на самом деле танкового, советских рабочих, кроме пары сотен чернорабочих, не было».
– Интересный факт – не сохранилось ни одного документа или сметы об оплате труда иностранных специалистов. Все работы велись в СССР совершенно бесплатно. Кто их финансировал? – Андрей дождался, пока Лика дочитает документ, и продолжил: – Там ещё параллельно шла грязная история с золотым эмбарго, если помните.
– Я, Андрюх, помню. Но где политика, а где история?
– О, дорогой начальник, где история, там и политика. Вы дальше смотрите.
Теперь на экране был открыт обычный вордовский документ. Отчёт Андрея.
«По данным Красного Креста, в 1932 году только в Поволжье от голода умерли три миллиона восемьсот тысяч человек. Годовые планы по добыче угля, производству продуктов питания, машиностроению, сталепрокату – всё было сорвано.
Автотранспорт в Москве.
Первый автомобиль ГАЗ выпустил в 1933 году. Выпускались они поштучно. АМО, будущий ЗИЛ, выпускал машины грузоподъёмностью две с половиной тонны в 1930–1933 годах, общим количеством около 35 тысяч штук. На весь Союз.
Грузовой автопарк Москвы был малочислен и держался на дореволюционных развалюхах.
Первый проходческий комбайн был создан самоучкой Алексеем Бахтумским в 1932 году.
И только в 1939 году Горловский завод им. Кирова выпустил серию комбайнов, всего пять машин, которые работали на шахтах Донбасса.