Евгения Ивановна Хамуляк
Слеза Зари
Прибывали гости, все больше поле, благоухающее ароматом сладким и чудесным, наполняя. Приезжали, приходили, обнимались и расцеловывались крепко от души да в уста. Кто ведь друг друга год целый не видел! Только на празднике всеобщем и встречались. Счастливые лица вокруг. Кто болел – выздоровел. Кто на сносях ходил – уж на руках потомство убаюкивал. Кто молод был – подрос для хороводов. Ох, и летит время-времюшко, растут чужие дети быстро. Не поспеешь!
Приехала семья уважаемая и Филиппа Матвеевича, доброго гражданина своей земли, кого в округе «ювелиром» назвали в шутку добрую. Ведь на хозяйстве у него было аж пять девиц. Жена – благородная и мудрая мать семейства, сама раскрасавица, Заря Милославна, и четыре дочери – одна краше другой, глядючи на которых люди оборачивались, дивясь прелести сестер. Не уродилось в благородном семействе помощника мужского пола, к сожалению. Однако ж дочери, будто жемчужины в бусах дорогих, одна к одной шли, и говорили все, такое богатство может и получше будет. Ну а сегодня выходила в свет старшая из них – Малина Филипповна.
Зашли в круг почетный, где выборные главы всех деревень встречали-привечали гостей; смеялись, радовались встрече. Мужчины побратались, женщины расцеловались крепко, щебеча и курлыкая, подарками обмениваясь. Показал Филипп Матвеевич старшую дочь товарищам своим, с которыми еще в детстве змеи воздушные запускал. Показала Заря Милославна Малину подругам своим закадычным, с которыми еще в молодости кашу из песка варила. Заохал народ от восхищения, похвалил семью, говоря, что Малинка – украшение праздника. Стали товарищи и своих представлять сыновей, у всех парни как на подбор. Давай хвалить-расхваливать и свой огород.
Закраснела Малинка, заробели ребята, и отпустили их родители на поляны хороводы водить да в свои разговоры разговаривать. Ибо хвали, не хвали, а сердцу не прикажешь. Насильно мил не будешь. Только попортишь все противостоянием своим отеческим.
А родители, будто десять лет последних с себя сбросив, сами помолодели на глазах. Надели женщины на головы своим мужьям венки чудесные из летних цветов да трав и сами в пляс да танцы пустились.
Ох, и весело на праздниках полянских! Люди других верований и традиций поглядеть заглядывали. Всех принимали. Всех угощали. Широкая душа у народа русского, всех вмещает, главное, что не тесно и дружно. Кто уставал от песен да плясок или от напитка, на хмелю молодом настоянного, так и падал на траву счастливым весь в венках да соломинках марантовых.
Наконец, многие, дела побросав, шли на молодежь смотреть, где жизнь и будущее искрились во взглядах молодых, улыбках открытых, рукопожатиях многозначащих.
Стояла Заря Милославна и радовалась, глядючи на мужа своего, словно в мальчишку обратившегося, с другими такими же сорванцами на кулаках силушку богатырскую, носясь, проверяючи. Силен был муж ее любимый, крепок. Смеялись и кричали задорно вокруг мужицким забавам. Сердце радовалось смотреть на игры шутливые.
Кинула взгляд на девчонок своих, что уж по пять венков наплели себе да подружкам, а потом принялись в горелки бегать играть. Это побросали в пылу юности и побежали, пятками сверкая, на веселушек смотреть, что представление давали на потеху.
Наконец, взглянула на рощу священную с березами белыми да черными у реки, где, не уставая, хороводы кружились, смехом юным, будто ручейком горным, переливаясь-журча. Сжалось сердце материнское, завидев Малинку-голубку, у березы голову преклонившую, щеками пылающую, а рядом молодой парень знакомый, из полянских, волнительно что-то вещал. Всматривалась глазами своими материнскими, опытными и чуткими, и не заметила, как сзади подошла подруга ее давняя, обняла за плечи Зарю Милославну.
– Здравствуй, Зорюшка! С Новым годом! Я тебя ищу, никак не сыщу. А ты вот где, – радовалась встречи подруга верная.
– Здравствуй, Аленушка! С Новым годом! Как рада видеть тебя. Совсем не появляетесь с Мечиславом в наших краях. Неужели дела важные не дают оторваться? Празднику порадоваться? – обрадовалась Заря.
– Ох, работка у нас, скажем прямо, не сахар. Да кто-то должен следить за мироустройством в округе. Не все так просто, дорогая подруга. Счастья много везде, да и беды хватает. И счастливые несчастным помогать должны. Вот нас и избрали на такие дела, чтоб гармонию везде равновесить. Да ну что мы все про нас, – и посмотрела Алена Светозаровна на березовую опушку. – Вижу, праздник у вас большой да перемены счастливые. Начинается новая жизнь и новое счастье.
– Как время пролетело, сама не заметила, – согласилась Заря Милославна.
Замолчали обе, внимательно вдаль глядя.
– Ну, что скажешь, подруженька? – спросила родительница.
– Смотрю и вижу только хорошее. Как две капли воды на один листочек падают, в свете солнечном отражаясь радугой, сливаются в общее и ручейком дальше текут, все вокруг орошая и питая, – всмотрелась еще: – Две половинки одного яблочка.
– Ведаешь? – спросила Заря серьезно.
– Ведаю, хоть и на старуху бывает проруха, – засмеялась Алена.
Обнялись.
– Да я не так просто пришла, хоть всегда рада видеть тебя. Есть разговор у меня к тебе дружеский.
Удивилась Заря Милославна, но ничего не сказала.
– Вот вылетит голубка из семьи родительской, заживет своей жизнью, птичьей, молодой. А место ее в семье запустеет. Знаешь ты, подруга, что пусто место свято не бывает. Его обязательно чем-то заполнить надо будет. Или оно само заполняться начнет… Плохим или хорошим. И хоть вижу я, совсем не изменилась первая красавица на селе, как была краше всех, так и осталась, да поздно вам с Филиппом за сыном на базар ходить. Да и незачем.
Еще больше удивилась Заря таким разговорам, но опять ничего не сказала в ответ. Мудра ее подруга была, без дела серьезного не стала бы о таком разговор заводить.
– Вот сама и подумай: место пустует и надо чем-то его пополнять. Люди вы сильные, добрые, с любым справитесь. Только зачем силы высшие испытывать? Найди сама себе труд или дело, которое достойно твоим качествам благородным будет.
Насторожилась Заря Милославна и посмотрела туда, куда подруга закадычная стала указывать, в лес да в траву высокую. Повернула голову набок и узрела, как что-то в траве зашевелилось. А потом, присмотревшись, разглядела пару черных глаз, сверкающих сквозь травинки, наблюдавших за ней все это время.
– Жила-была одна семья в соседнем поселении. Хорошее село. Много людей добрых. Выпустили из гнезда они девицу молодую. Здоровая, красивая, ничего не скажешь, сама на свадьбе гуляла, видела, да только своенравная на характер… Женили на чужаке пришлом, совсем из далеких земель, где кровь густая, горячая течет. Крепкие люди там обитают, но самовольные, норовистые, с душами первобытными, животными. Мужчины у них высокие, как горы, красивые, как луга заливные, и гордые, как те птицы величавые, что в небе возвышенном летают. Прошло время, да только бедой обратился союз этот. На следующий год захотели вторую дочь замуж выдать, но не успели. Сбежала девчонка с тем красавцем, мужем старшей сестры. И словно в воду канули оба. Искали их – да без толку. Говорят, видели в разных местах. Вроде как живы-здоровы. Прошел еще один год. Поутихло все, да только ранним утром, прямо на пороге обнаружили лукошко берестяное, а там ребенок лежит. Вмиг узнали в облике малютки и сестру глупую, и мужа обманного. И не смогли родные, как ни старались, принять чадо любви грешной в свою семью. Больно смотреть на свои ошибки и огорчения. Их я в этом очень понимаю. Вот росло дите на попечении разных добрых людей да при помощи кровных родственников, пока к нам не попало. Нету этому исчадию грешной любви места нигде. Мы бы взяли, не раздумывая, да у нас таких черноглазых четверо. Нету места, а у тебя вроде как освободилось. Вот я и подумала… – спокойно закончила с чем пришла Алена Светозаровна.
