Евгения Ивановна Хамуляк
Минута Кары
***
Кару радовали редкие встречи со своими, можно сказать, первыми знакомыми из новой жизни. С ними она расслаблялась и даже смеялась от души. Ведь мысли Шухера, его «начитанность» из Википедии, интернета и прочих престранных источников, к которым Каре запрещалось притрагиваться, ибо ее воображение могло «разнообразиться» ненужными и даже вредными идеями для работы в разрастающейся империи, смешили и иногда будоражили сознание девушки. Она не притрагивалась к «паучьей сети», накинутой невидимой, но очень плотной клеткой на ноосферу человечества, потому что знала /и не понаслышке, а из отчетов работы химической лаборатории патрона, порой проскакивающих мимо ее ока/: именно с помощью этого наркотика, а также всех форм зависимости от алкоголя до трудоголизма, ведется подавление сознания, ума и разума людей и в особенности зеркал… Именно поэтому в последнее время наблюдался сильный спад их рождения, связанный с угнетением сознания. Сердца волшебниц, усыпленные химическим и виртуальным опьянением, более не взывали к справедливости, что опять-таки было на руку кураторам. Посему и Гене с Шухером посчастливилось подняться рангом выше.
***
Перед тем как войти в ресторан и встретиться со своими охранниками, Кара надела черные очки с особыми стеклами, их свет подавлял воображение, предметы представали такими, какими их видели обычные люди, без бурной фантазии волшебниц, умеющих трансформировать желаемое в действительное. Старая и, на самом деле, бесфункциональная техника, ее Кара давно проверила, убедившись в бесполезности. Но устав гласил всем зеркалам, вне зависимости от возраста, силы и статуса, носить их в общественных местах. Каре было несложно напялить бестолковые окуляры, чтобы потом накинуть над собой «зонтик равнодушия», от которого всем присутствующим становилось невыразимо скучно смотреть в ее сторону. И тут уж можно было не только дурацкие очки снять, но и вовсе догола раздеться… Всем было бы абсолютно все равно! Да, такая шапочка-невидимочка современная, и таких закавычек и заморочек у зеркальных подруг имелось полным-полно. Иногда девчонки втихаря делились своими разработками, завуалированными каким-нибудь непримечательным перистым облаком, гуляющим по небу, закачивая в него смешные истории и забавы в виде мыслеформ. Каждая могла, подумав о нем, прочесть или увидеть послания – своего рода телепатический девчачий чат, но втайне, вдали от ушей патрона и его научных работников, каждый месяц придумывающих новые средства слежения и контроля за волшебными сотрудницами.
– Наша принцесса пожаловала, – Шухер галантно привстал, чтобы помочь усесться Каре, при этом втягивая здоровенное пузо, выросшее за семь лет трудовой деятельности.
– Мерси боку, – тихонечко посмеивалась девушка от радости наблюдать живые знакомые лица, а не только персонал люксового отеля, делающий вид, что трудится, а на самом деле всеми своими фибрами души, а также глазами и ушами прильнувший к столику русских ребят. Кара чувствовала слежку с того момента, как они спустились с трапа самолета, но агрессии в воздухе не висело, значит, до поры до времени она являлась просто заложницей. И пока надлежало держать нейтралитет даже с теми, кто еще недавно являлся врагом. Пока шеф не подаст команды к бою или бегству.
– «Сен-кью ве-ри мач» надо говорить, – поправил Гена, читая по слогам разговорник английского языка.
Кара рассмеялась в голос – так смешно и легко у них выходило жить, у этих Гены с Шурой. Везде они ощущали себя своими, ничего не смущались, не за что не краснели. Рыцари без страха и упрека!.. Может, только Сирену и шефа побаивались, да и то, наверное, не сильно… Вот и все трудности! Вспомнилась старая русская пословица: «Служивый, что муха: где щель, там и постель, где забор, там и двор». Настоящие солдафоны!
Она щелкнула пальцем, накинув метровый зонтик, не затрагивающий вражеский плотный купол над отелем, а потом дотронулась до губ Гены. Не произошло ровным счетом ничего особенного, возможно, только у парня участился пульс и порозовели щеки.
– Можешь выкинуть свой разговорник, а лучше отдай Шуре, – усмехнулась Кара, наливая себе апельсиновый сок.
Гена пожевал губами и обратился к партнеру на чистом английском языке с просьбой подать тарелку с теплыми круассанами, а потом радостно хлопнул себя по лбу:
– Вот это да! Вот это фокус! Спасибо! Эх, слышали бы мамка с папкой или училка по-английскому меня сейчас! – не унимался Гена, восторженно благодаря Кару.
– Эй, принцесса, я тоже фокуса хочу! Мы с Геной вместе тебя спасали, между прочим я не меньше пострадал от твоих ураганов, – наигранно завопил Шухер, как всегда начиная с жалости, чтобы выпросить какую-нибудь волшебную подачку.
– Шура, ты мне лучше вот что скажи, – продолжала смеяться Кара, делая вид, что не слышит стонов. – Почему ты меня все время принцессой называешь?
– Ну, так ты и есть принцесса, – непонимающе ответил Шухер.
– Принцессы рождаются в королевской семье, они манерные и воспитанные, у них есть королевство, за ними следят придворные… А я всего лишь пацанка, у которой получается вытворять всякие фокусы и пудрить людям голову во благо нашего шефа… – иронизировала над собой Кара.
– Как же не принцесса?! – возмутился Шухер, строго отодвигая в сторону тарелку, нагроможденную беконом, яичницей, картошкой, сыром, творогом, английской перловой кашей, фруктами и хлебом с маслом… – Давай считать! Последних королей, ну то есть ваших зеркальных, порубили еще в крещение и гонения крестовые, потом наши большевики наследников подчистили, потому толком никто не знает, кто королевской крови, а кто нет, пока способности сами не раскроются. Однако в лаборатории шефа давно доказали твою родословную, я сам видел досье, – подмигнул Гене Шура, намекая на свою осведомленность и влиятельность в известных кругах, а потом почесал за ухом, продолжая размышления: – Королевство, говоришь? А чем же корпорация шефа не королевство? Да у нас уже столица под пятой… Почти, – загибал Шухер пальцы. – И все к твоим ногам! Шеф, думается, не дурак, соображает, кому благодарствовать за везенье эдакое – подмять под себя весь юг, потому и содержит тебя, как принцессу. Про придворных спрашиваешь? А чем мы с Геной тебе не годимся? – выпрямил грудь колесом Шура, Гена тоже подобрался. – Если надо, так мы головушку за тебя сложим в честном бою. То, что манеры да этикет, по мне, так это наживное. Денежки заплати, тебя не то, что манерам, а павлином голосить обучат, и все еще хлопать будут, если шеф попросит. Да тебе, пожалуй, только пальчиком щелкнуть, чтоб такие мелочи заиметь…
Парни расхохотались, а вместе с ними и Кара. До того смешной и одновременно глубокий разговор происходил. Дружеский, легкий, открытый.
– А почему ж тогда не королева? – продолжала Кара, откусывая аппетитный круассан, неожиданно задымивший ванильным паром прямо у нее в руках. Заодно зашипела яичница и бекон в богатырской тарелке Шуры, охладившиеся от длительных и глубоких философских размышлений.
– Ну до королевы тебе далеко… Там же у вас в Зазеркалье своя иерархия имеется, – зачесал затылок конопатый Шухер, вспоминая материал. – Сначала надо узнать, кто ты есть на самом деле, затем в своих глазах вырасти, потом можно и в королевы метить. Но, – поднял вверх указательный палец парень, будто заправский учитель, – для этого любовь надо найти… То есть не любовь, любовь это у людей, а танху…
Гена с полным ртом озадаченно уставился на напарника, не представляя, откуда тот эту чепуху вечно достает. В учебниках и инструкциях по взаимодействию с волшебными коллегами ни о чем таком не говорилось даже близко. Шура же, тем временем, так увлекся лекцией о таинствах любви, что в какой-то момент перестал замечать, как побледнела Кара, напряженно вслушиваясь в каждое слово охранника.
– Какую танху? – тихо переспросила она.
– Ну как какую? Главную абсолютную любовь всей твоей жизни, которая осенит вас обоих волшебным светом и сделает королем с королевой, и будете жить тысячу лет и умрете в один день. Короче, на следующий уровень поднимет, типа засветитесь как елка новогодняя, крылья ангельские, нимб появятся, и вперед – к своим мечтам. Ты что сказок не читала?
– Мне нельзя читать… – как бы сама себе повторила Кара, теперь прозревая, что стояло за этим глупым запретом. – И где ж мне ее искать? танху…
– Где-где? – задумчиво поглядел Шухер на медленно пережевывающего круассан и ничего не понимающего Гену. – Да хоть бы здесь! Англия, чай! Тут принцев как грязи!
– Принцев?
– Ну, если ты принцесса, твой избранник должен быть, как минимум, принцем. Хотя в сказках есть вариации – феи, чародеи, кудесники, волшебники, богатыри тоже подойдут. Но все равно, кровный принц – твой зеркальный!
Кара подумывала накинуть маску безразличия себе на лицо, потому что чувствовала, что вот-вот потеряет самообладание, в горле все пересохло, по спине забегали табуном мурашки, она была от шага, чтобы сделать трепанацию черепа Шуре, а заодно и Гене, чтобы найти ответы на свои вопросы… Ребята могли почувствовать это. Но все-таки сдержалась. А вместо этого еще раз щелкнула пальцем, и у Шуры стал сдуваться живот, будто его прокололи иголочкой. И уже через минуту вместо пуза красовалась «плиточка шоколада» – давняя мечта парня, грезившего о карьере мускулистого красавца.
– Ого-го! – не верил Шура, ощупывая сам себя. – Ну ты даешь! Вот это сюрприз! Спасибо, принцесса! Спасибо, дружище! Мои плиточки, – замурлыкал от удовольствия парень, нащупывая долгожданные мускулы. – А долго это будет действовать?
– Дня три, пока не забуду, – безмятежно бросила Кара. – А вот допустим, я узнала, кем являюсь. Как же себя перерасти? Что это означает? Что нужно делать?
– Ну, точно не знаю, обычно герои сказок какие-то подвиги свершают, Змея Горыныча побеждают, мир спасают, лучше его делают. Что-то вроде того… – не отвлекался от своего живота Шухер, полностью направив свое внимание на среднюю часть тела, поигрывая кубиками мускул.
– М-да, забавно… А принц, значит, тоже волшебный? Тоже может материализовывать образы? – скучным голосом расспрашивала Кара, отламывая по кусочку круассан и макая его в теплое молоко, перед тем как положить в рот.
– Естественно, волшебный, но у них какие-то там другие заморочки. У одних силища неимоверная – горы свернуть могут, вторые – животных понимают, они им подчиняются, третьи – золото притягивают. Как Лев, например… – подмигнул Шура Гене.
– Люди поговаривают, что шеф разбогател не просто так в свое время, тогда еще не было ни Зины, ни Лики, ни Софьи, ни Сирены, тебя и в помине… – решил вставить свои пять копеек Гена и заговорщически зашептал: – А вот Лева со своими кудрями, сияющими золотыми, вполне мог богатство папаше притянуть… Только потом пропало все. Парень на наркотики подсел после исчезновения матери, – еще тише заговорил Гена, а Шухер молча поддакнул. – Шеф быстро за границу плохого сынка сбагрил, чтоб карьере не мешал. Кстати, он тут в Лондоне и находится до сих пор, небось, папины денежки в банках пересчитывает. Не доверяет патрон отчизне денежки свои, – рассмеялся старой шутке Гена, а потом вдруг весь подобрался и посерьезнел: – Кара, мы что-то разговорились больно, ты не докладывай там наверх все эти базары. Это так, от нечего делать. Шуточки.
– Гена, поверь, я – могила! – заверила девушка охранника. – Вы тоже там про зонтики и английский с кубиками помалкивайте. Не у друзей мы находимся, – обернулась она по сторонам, удостоверяясь, что зонтик работает и никто из людей на них не смотрит и не подслушивает. Зеркал тоже поблизости не наблюдалось. И решив воспользоваться создавшейся дружеской обстановкой, задала последние вопросы, так волновавшие ее сердце:
– Шура, ну-ка припомни, что в сказках говорилось, как принцессе принца отыскать?
– Сложно обычно все: принцы-то заколдованные каким-нибудь бородатым колдуном или ведьмой носастой. Не в себе, короче. Подход надо искать, как расколдовать, самое главное – до сердца достучаться и в себя влюбить. И дело с концом, можно к свадебке готовиться, – расплылся в улыбке Шура, поедая наконец все свои яства с тарелки, – а там и хрустальные замки, розовые облака, поцелуйчики на закате. Рай, одним словом, – с набитым ртом вещал проголодавшийся специалист по любви.
Разговор с Шухером навел настоящий шухер в душе у Кары, и она погрузилась в раздумья, с каждой минутой становящиеся тягостными.
– Ты чего взгрустнула, принцесса? – обратил внимание Шура на испортившееся настроение подопечной. Рядом лежал так и не доеденный круассан, не допитый апельсиновый сок, остывшее молоко.
Ребята тревожно переглянулись, поняв, что сболтнули лишнего и, похоже, довели фаворитку шефа до слез, которые не заставили себя ждать. И Кара, как бы ни старалась, неожиданно расплакалась. Наверное, сыграло роль то, что рядом находились друзья, и можно было не страшиться выразить свои чувства. Или давила вся эта нервозность обстановки за последние полгода, престранное поведение шефа, нахождение во вражеском тылу, а может быть, все сразу. Но Кару сейчас беспокоило только одно, она не могла взять в толк, почему раньше ничего не знала об этом: сказках, любви, танху, принце… Почему шеф скрывал /а он именно скрывал!/ эту информацию, доступную каждой девчонке на планете, верящей в чудо, желающей быть счастливой.
И там под слезами начинала закипать злость на своего «спасителя», который в последнее время все чаще показывал второе и, наверное, истинное свое лицо, – обычного обманщика и эксплуататора, одурманившего Кару. Каким способом? Это легко было выяснить… при встрече.
– Шура, где же мне найти моего принца? – плакала девушка на мощных плечах своего растерянного охранника.
– Дак их тут полно. Вот хоть Лева… Чем не принц?
– Лева не подходит, чурбан, – мозговал Гена. – Они ж по крови должны быть… Да и имя какое-то… – отмахивался парень. – А там знаки судьбы…
– Вот ты зря, Геннадий! Во-первых, он не Лева, а Рамзес Бехрузович – чеканишь монету? Ра-мзес? «Львенком» его Мадина Мирзоевна называла, когда он маленький с золотыми кудрями бегал. А после того, как мать его бросила, вроде как угас дар, но все его Левой и продолжали звать… А во-вторых, лев – это царь природы, так что все сходится, как сдача в аптеке.
– Десятая вода на киселе твои совпадения, – бубнил Гена, потирая нервно виски при виде рыдающей патронессы и сложившейся ситуации, из которой вытекали самые неблагоприятные последствия, спровоцированные обычной дружеской болтовней. Вот ведь не дурак писал эти инструкции по взаимодействию с волшебными коллегами! Все от них, волшебных, ожидать можно – и каверзу, и вот хоть истерику женскую. И Гена больно шлепнул себя по лбу за головотяпство.
– Принцесса, не плачь, нас шеф повесит, если хоть слезиночку твою увидит… – утешал Шура.
– Сначала он кожу заставит снимать друг с друга за сказочки твои… – зло прогнозировал Гена.
– Мы тебе найдем принца! Их тут вагон и маленькая тележка… Хочешь английского, хочешь испанского, хочешь вот персидского? Мадина Мирзоевна персидская, видать, принцесса была.
– Как же я его влюблю в себя, Шура? – не успокаивалась Кара, продолжая реветь.
– Да что там уметь? Вы, бабы, ухитряетесь всякие там штучки выкручивать: платья красивые, каблучки, помады, разговорчики. Зелье, в конце концов! А ты с ним поговори для начала! Любой мужик, не то что принц, от внимания такой красавицы очумеет… Ты ж настоящий алмаз! Богиня!
– Вон и шеф в последнее время козырем заходил… – решил дополнить друга Гена и тут же получил затрещину, а Кара еще больше зарыдала от этого неприятного намека, мучившего и ее девичье сердце.
– Дурак ты, Гена… – зашипел на напарника Шухер. – Принцесса, когда ты его увидишь, сердце подскажет, что делать. Ведь если это танху, там и говорить ничего не придется. Запоете оба, как соловьи, – и крепко, по-братски прижал тонкое плачущее девичье тело к себе…
Кара поверила и успокоилась.
– Знаешь, Шура, у меня есть одна такая песня… – тихо проговорила девушка, прикусывая губу от сдерживаемых чувств, которых накопилось целое соленое море, переливающееся через край, чтобы хоть чуток открыться дружескому взору.
– Спой, – просто попросил Шура, не выпуская ее из объятий. И Кара спела ту самую тайную песню, что пел ей знакомый незнакомец из сна…
Даже непонятно – у нее получилось спеть так, что у взрослых мужчин выступили слезы на глазах, ведь они всю жизнь только и делали, что служили волшебной корпорации шефа, но никогда не задумывались, что сказки и разные романтические нежности могут затронуть и их сердца.
Вот такой случился разговор, после которого Кара не выходила из номера до самого приезда патрона, обдумывая необычайное количество совпадений, знаков, слов, которые обязательно что-то значили.
ГЛАВА 7. БАЛ БИСЕНТУРИИ
Кара лежала на софе в парадной комнате, наблюдая, как невидимки, одетые в ее золотое вечернее платье для настоящей принцессы и в черный строгий смокинг бравого кавалера, вальсировали посередине просторного президентского люкса под неслышимые звуки вальса.
Его рукава трепетно сжимали ее талию, золотой шелк на ее бюсте взволнованно вздымался…
Как неожиданно дверь распахнулась, и влюбленные наряды, застигнутые врасплох, безжизненно упали на пол… Конечно, это мелкое нарушение запрета на использование магии не укрылось от строгого взора патрона, но, похоже, ему сейчас было не до шалостей подопечной. Войдя, он тут же приказал готовиться к торжественному балу, который состоится прямо сегодня вечером. До подачи кареты оставалось пару часов: он наденет свой смокинг, а Каре предписывалось надеть серебристый наряд, расшитый настоящим горным хрусталем. Девушка осмелилась попросить надеть золотой, так шедший ее теплой коже и светло-карим глазам, становившимся тоже золотыми в общем сиянии, но в ответ неожиданно услышала грубый отказ.
Шеф был на взводе, явно нервничая перед важным для своей карьеры событием, но сердце Кары отказывалось больше принимать оправдания. И когда Александр Иванович, а как недавно выяснялось Бехруз Какойтович, ушел наводить марафет в свою половину, Кара соткала тонкий слой серебристого, усыпанного блестяшками миража, накинула поверх золотого платья, которое решила надеть во что бы то ни стало, даже если прямо сейчас на этом месте ее карьера и, вероятно, жизненный путь, могли прерваться. Ведь разглядывая себя в зеркало, Кара долго не могла понять, что так завораживает ее в отражении: этот наряд, пусть даже исполненный из дорогого материала и руками лучшего мастера, являлся обычной тряпкой, платьем. Но из зеркала смотрела сильная, уверенная в себе незнакомка, по какому-то року судьбы, неведомо за какие заслуги, одаренная невероятными возможностями, которых она прежде боялась, использовала лишь по указке, но не теперь…
Кара не могла подобрать точных слов к тем метаморфозам, творящимся у нее в душе: то разгоралась опасным пожаром злость на шефа и обстоятельства, то росла надежда на возможные перемены… Но причина лежала на поверхности – ей просто захотелось зажить такой жизнью, где она является хозяйкой обстоятельств. Вообще, начать все заново! И только потому, что понравилось свое отражение в зеркале в этом красивом золотом платье… Кара улыбнулась своей копии с переливающейся короной на голове, усыпанной крупными и мелкими бриллиантами, чей блеск мерк перед блеском ее глаз в этот момент, делая облик по-настоящему королевским.
***
Шеф молчал всю дорогу, делая вид, что рассержен за непослушание, но благородно прощает свою подопечную и наказывает лишь своим молчанием, картинка ее раскаяния с миражом серебристого платья вполне устраивала его ожидания. Он, естественно, не заметил подмены платья, но уловил изменения в облике Кары, новое сверкание ее глаз, искры от которых /он даже не подозревал/ могли в скором времени поджечь его дорогой смокинг, а потом перекинуться дальше… Но занятый своими грандиозными планами, списал ее фантастическое сияние на хорошее настроение от предвкушения бала, куда могли попасть только особые, значимые, заслужившие такого почета люди. Не всегда короли и президенты удостаивались этой чести, являясь по большей части лишь марионетками в руках скрытых властителей мира. А под руку с ним, под его покровительством девушка сможет посетить столь легендарное событие в рамках жизни всей планеты… Одним словом, Александр Иванович пребывал под шапкой собственных иллюзий, сотканных самим собой без применения волшебства, и такое случалось со всяким, кто слышал только свой голос и видел только то, что способен осознать, равняя по себе.
Поэтому молчание шефа только радовало Кару, совсем не желавшую вступать с ним в беседы… Ведь вечер, бал, выход в свет действительно ожидались чудесными, особенно после четырехмесячного заключения в отеле.
А когда она разглядела золоченую карету у главного входа с ожидающим живым лакеем, услужливо приоткрывающим резную дверцу, то сначала растерялась от изумления, а потом приняла это как добрый знак. Действительно, в чем же должна разъезжать настоящая принцесса, если не в карете?
Нарядный слуга помог им усесться поудобнее, пожелал приятной поездки до замка, где должно было произойти событие века, и закрыл дверцу, на которой красовался герб: огромный трехглавый дракон, из пасти которого вылезал младенец.
Кара про себя усмехнулась, вот что значит «враги во всем»: у нас со Змеями Горынычами обычно расправлялись, протыкая их копьями и отрубая головы, а здесь их детишками почивают. Вот тебе и на!
Но это были только цветочки… Вечер лишь приоткрывал свои таинственные секреты, и сердце Кары отзывалось на эти лондонские сказки хрустальным звоном.
***
Карета медленно катилась по городу в сторону Сити, где, по мнению многих, решалась судьба мира /и не зря так предполагали/, и чем ближе они подъезжали, тем чаще становились заметны в толпе люксовых автомобилей роскошные кортежи, еще более расфранченные, гремящие тяжелым золотом, с упряжкой из десятка стройных лошадей, гордо цокающих по древней брусчатке. Создавалось ощущение, что на этот бал съезжаются самые коронованные и привилегированные особы планеты. А когда они подъехали к мощным железным воротам Сити, оказавшись в хвосте огромной очереди на въезд, то их слуга оповестил, что затруднение создает кортеж самой королевы Англии, которая не была приглашена на сегодняшнее мероприятие, и идут согласования о ее присутствии.
Кара хотела было ахнуть /не пригласили саму королеву!/, но это тут же сделал Александр Иванович, хитро подмигивая ей, намекая на высочайший уровень значимости своей персоны и ее как сопровождающей. Кара, смилостивившись над гордостью старика, помотала головой в знак одобрения и восхищения этим фактом.
Да, интересные порядки в этом городе, что даже королева Англии должна заказывать пропуск. Что ж, посмотрим, чем мы угодили Предиктору?
***
Наконец, уже под самый вечер, когда выглянули первые звезды, все формальности были пройдены, и карета Кары браво помчалась к главному входу большого старинного замка в средневековом стиле с множеством башен, на которых примостились сразу же одиннадцать громадных драконов со щитами, на которых значилось: «Владей и властвуй нами!» Кара лишь успевала изумленно крутить головой по сторонам, не уставая радоваться, восхищаться, удивляться: никогда ей не приходилось бывать в таком фантастическом месте! Повсюду громко и браво играла музыка, великолепный королевский оркестр расположился прямо в саду, усыпанном кустами белых и, конечно же, алых роз, божественно благоухающих и зазывающих к себе на минутку. Аллеи и парковые беседки переливались веселым перемигиванием миллионов горящих лампочек, создавая праздничную атмосферу чуда, приглашая разделить ее. Парадный вход же освещался исключительно факелами, алым пламенем и жаром, которые встречали разряженных в пух и прах гостей /усыпанных таким количеством бриллиантов, сапфиров, изумрудов и золота, что украшения и корона, подаренные Каре шефом, меркли по сравнению с такими сокровищами/, прибывших, казалось, не из сегодняшнего дня, а из прошлых эпох… Множество слуг с подносами сопровождали гостей, угождая любому капризу в качестве извинения за столько длительное ожидание. Александр Иванович подхватил за руку, одетую в белую шелковую перчатку, свою протеже, которая не переставала вздыхать от восторга и удивления, впервые наблюдая такую роскошь и такой королевский прием.
***
Английская королева создала давку не только в построении кортежей, но и в череде, выстроившейся на поклон и лобзание руки самого Предиктора.
– Глобальный Предиктор… – с придыханием вырвалось из уст шефа, который, казалось, был близок к обмороку, дожидаясь этой встречи, может быть, всю свою жизнь.
Каре показалось эта традиция старомодной и чрезмерной, но, если нужно поцеловать руку «Самого», кем бы он ни был, девушка готова была это сделать, уж очень ей понравился его каменный замок с ужасными монстрами и горгульями, которые больше походили на памятники, чем на лепнину, и бесподобный волшебный сад с музыкантами.
Очередь двигалась еле-еле, ведь посетителей сначала представляли уважаемому хозяину, будто для этого всегда и существовал длинный коридор с восседающим в конце на специальном троне владыкой, охраняемым до зубов вооруженными громилами в металлических доспехах, расставленными на каждом шагу. А задерживали процессию просьбы вассалов, ловящих момент нашептать ему свои прошения. Издалека Предиктор не производил особого впечатления: был высок, худ и даже зелен лицом, длинный нос свисал очень низко, прямо до полоски узких фиолетовых губ. Он равнодушно взирал, как бы поверх голов своих приглашенных, иногда презрительно и отвратительно кривил губы в знак одобрения или неодобрения. На этом минутная аудиенция заканчивалась, и гости, подобострастно кланяясь, обходили Предиктора и его громадных гренадеров стороной, проходя в зал.
Если облик повелителя ничего из себя не представлял, кроме намека на болезненность и плохие манеры, то разодет он был фанфаронски! Такие наряды Кара наблюдала, только гуляя по центральному музею ее города, где выставлялись копии картин прошлых эпох с королями Европы, вошедшими в историю своими подвигами, порой не самыми благородными. Но костюмчики у них были что надо! Думается, только на длинное горбатое тело Предиктора ушло метров сто парчи, бархата, атласа, а сколько килограммов золота и серебра – не счесть! Как он вообще устоял на месте под такой тяжестью?! И чем ближе приближалась очередь, тем больше проступали детали этого церемониала: престранный отталкивающий вид повелителя судеб людей и зеркал, его потрясающий наряд, манеры, раздаваемые и раскидываемые взгляды, искусственные нарочитые жесты, ужимки, паузы, тем сильнее поражалась Кара, никогда не участвующая в политике, не знающая всех норм поведения этого далекого непостижимого мира жандармов, держащих судьбы миллионов, например, в таких вот костлявых, но цепких ручищах.
И девушка взглянула на его тонкие, длинные, с голубоватыми прожилками от вен руки, на которых повисли перстни с камнями размером с перепелиное яйцо, а на шее и груди располагались кресты, в которых мерцали камни размером с куриное. Боже, от такой красоты невозможно было отвести взгляд! Они завораживали! Самоцветы вибрировали, горели, подсвечивались внутренним сиянием, словно живые… Кара была уверена, что видела, как они двигались самостоятельно, иногда зависая в пространстве, будто делая вдох, потом вновь опускались на бархат и парчу, планомерно выдыхая. Неожиданно ее сердце само остановило ход, а сознание застопорилось, запнувшись о какую-то умственную догадку, по коже побежали морозящие ужасом мурашки… Кара не успела прийти в себя, чтобы понять, что ее так поразило, как их с Александром Ивановичем уже толкнули следующими к акту лобызания рук Глобального Предиктора.
***
Кара набрала в легкие воздуха и, склонившись, как это делали другие до нее, притронулась губами к руке /о ужас!!!/… к невероятно холодной, словно у трупа, влажной, дурно пахнущей тиной и гнилью руке повелителя Сити… Ее тут же чуть не вывернуло от такой мерзости, если б не спасительное рвение патрона быть прикоснувшимся к реальной власти и истории, который практически оттолкнул подопечную в сторону, чтобы самому побыстрее припасть к руке подающей.
Пока Кара приходила в себя, у нее была возможность со стороны еще раз поближе рассмотреть Предиктора, который оказался еще более отвратительным и дурно пахнущим, шлейфы какого-то смрада, смешанные со сладким парфюмом, долетали до девушки и садились удушливыми облаками прям на голову. Пока шеф что-то мямлил под нос, вцепившись во влиятельную руку, из-за спины Предиктора выглянул какой-то человечек, тоже зеленоватого цвета и тоже несимпатичной наружности, походивший на старого сморщенного гнома с двумя черными блестящими бусинками вместо глаз, и шепнул своему патрону что-то на ухо. Тут же прозрачные глаза с черной острой точкой посередине переметнулись с мужской фигуры у рук на оцепеневшую от «такого внимания» Кару. Это был очень неприятный, тягостный, сверлящий до костей взгляд. Девушке даже померещилось нечто нечеловеческое в этой неэмоциональности, и она опустила взор, не желая больше лицезреть эту глобальную мерзопакость.
