Евгения Гришковец
Чужое не брать!
Глава 4
Люся захлопнула папку с делом о ДТП, случившемся с некоей Мариной К. Кто же она Петьке? Племянница? Да, похоже на то. У Петьки был старший брат, который давно уже пребывал на «том свете».
У брата того была, в свою очередь, жена, потом вторая, потом любовница, которая стала законной третьей женой впоследствии. В этом третьем браке и родилась Марина и брат ее Алексей.
Насколько хорошо знал Петька своих этих племянников?
В каждом из первых двух браков было немало детей, а, значит, других племянников и племянниц. Не углядишь ведь за всеми, когда и у самого ребенок, когда работа такая серьезная.
ДТП тут не простое, и не ДТП, в общем. Девушка была убита. Хладнокровно и намеренно. Кому-то перешла дорогу. Причем и в прямом и в переносном значении.
Последние телефонные звонки… Нужно выяснить абонентов. С кем была назначена встреча?
Люся составила список того, что нужно сделать в первую очередь. Заглянула Аля. Присела на краешек стола. Уставилась в лицо Люсе как кошка смотрит в темноту. Она умела так многозначительно молчать, что человек терялся. Неподготовленный, конечно, человек. Не Люся. Люся даже бровью не повела, просто отметила про себя, что Аля в своем репертуаре.
– Мне нужна распечатка звонков. Я ее изучу, а потом уже съезжу к мальчику, брату погибшей, поговорю. Чтобы у меня было что-то на руках, от чего плясать. Ты, вообще, когда-нибудь от Петьки слышала об этой Марине К.? Как вы определили, что родственница она его. По фамилии? Так одинаковых фамилий выше крыше.
– По месту жительства. Квартира, в которой проживает семейство, это место прописки Петра. До сих пор. Вероятно, по каким-то своим причинам, он так и не выписался с жилплощади родителей.
– Ага, понятно. Но странно, конечно. Тогда есть большая вероятность того, что девушка эта не такая уж посторонняя для нашего Петьки. С другой стороны, почему же мать Марины до сих пор не связалась с ним?
– Там такие истерики у нее. Дочь погибла. Наверное, в себя не пришла. Сложно сказать. Ну тогда у нашего Петра будет исключительно короткий отпуск. Вроде как, сегодня утром он только с женой поехал через городские пробки к морю.
– Ты думаешь, он сразу вернется, как узнает о ДТП? Надя будет недовольна. Он давно в отпуск не уходил.
Люся встала с легким стоном, слыша который, она всегда удивлялась. Откуда он? Стон этот? Ведь у нее нет лишнего веса? Суставы только стали словно деревянные. Требовалось немного времени, чтобы снова обрести легкость в движениях. С годами это время будет все увеличиваться, пока совсем Люся не сможет встать.
За окном ярко светило солнце. В этих краях оно не так радовало, как где-нибудь в центральных районах нашей необъятной страны. Здесь оно было скорее убийцей всего живого в виде тщедушных зеленых листочков, чем источником жизни. По-крайней мере, Люся именно так и думала. В холодном воздухе кондиционеров создавалась иллюзия того, что солнышко – это радость, и можно сейчас выбежать к нему, протянуть руки, поблагодарить за тепло. Но Люся знала, что стоит ей сейчас выйти с работы на улицу, и ей станет невыносимо жарко. Люся плохо переносила местное лето. Она останется еще немного на работе. И Аля, судя по всему, этому рада. Люся обернулась.
– Кофе принести? У меня в термосе. Настоящий.
– Ну, какой же он настоящий, если в термосе? – сухо улыбнулась Люся. – Тащи, конечно.
Аля вышла из кабинета. Люся задумчиво смотрела ей вслед. Аля не пользовалась особенным одобрением у коллег. Не слыла изгоем, скорее нудной выскочкой. Была так же одинока, как и Люся. Впрочем, они обе не слишком горевали по этому поводу. Интересная работа с успехом заменяла личную жизнь.
***
На море штормило. Серые, неровные волны с шипением набрасывались на берег. Низкое небо давило. Надя пожаловалась на головную боль. Петька с подступающей к горлу нелепой паникой вспомнил, что аптечка стояла на тумбочке в прихожей, и ему было велено ее не забыть. Вот, как специально жена давала ему такие задания, которые напрочь вылетали из головы! Что сейчас будет, что будет…
Но ничего не было. Жена просто сжалась в комочек на пустынном диком берегу, уселась прямо на мокрый песок, и покачивалась в такт с захлестывающей песок водой. У Петьки сжалось сердце. Ну почему он всегда все забывает! Правильно Надя как-то выкрикнула ему в лицо, что главнее работы для него ничего нет, уж там он ни крупицы, ни песчинки не забывает, не может забыть.
Петька вгляделся в узкую полоску горизонта. Яхта? Богатея. Его Наденька почему не на этой яхте? Почему она полдня тряслась в авто вместо того чтобы блаженно лежать на палубе, когда вокруг ходят ходуном волны. Не может это быть из-за ее тихой внешности и повадок суетливого подростка. Это просто он, Петька, нищий, и не заработал ни на яхту, ни даже на катер. Если был бы он богат, то сидела бы его жена в окружении золота и лакированного красного дерева, а вышколенный официант наливал бы ей в высокий бокал шампанское. Впрочем, нет, Надя не любит шампанское, его любила Таня. Татьяна с глазами цвета морской волны. Она любила шампанское, и однажды выпила его так много, что утонула в собственной ванной, в их ванной. Петька тогда вернулся с института поздно, умасливал профессора поставить в зачетку Татьяны такую оценку, которую она заслужила. Профессор гнусно придирался к Тане, использовал свою власть, чтобы подчинить гордую, умную и исключительно красивую студентку. Так что умасливание профессора со стороны Петьки включало в себя и элементы устрашения. Петька нависал над хрупким старичком, имевшим противный взгляд сальных глаз.
– Я ее жених, если вы не поняли, и я лучший студент на потоке. Подумайте, еще раз. Тройка или пятерка?
– Отлично! Я ставлю ей «отлично»! – вскрикнул профессор после недолгой беседы.
Петька тогда в приподнятом настроении отправился в их съемную с Таней квартиру, взлетел по ступенькам, стал открывать замок, который оказался вдруг не запертым. Петька нерешительно застыл возле двери. Он еще ни разу не выезжал на настоящее место преступления, не ходил в морг, не сталкивался ни с чем похожим, кроме, как в теории. Второй курс, какие морги? Но внутри затрещала от напряжения красная лампочка тревоги. Почему дверь не заперта? Забыли закрыть? И как бы потом на следствии не напирали и не объясняли ему, студенту-недоучке, Татьяна никогда не выпивала так много, да еще из горлышка, чтобы заснуть в ванной и захлебнуться. Заснуть в ванной мог бы всякий, но вот захлебнуться?
Рядом с ванной не стояло бокала, а Таня не пила из бутылки. Только не Таня, цедившая один бокал с изяществом королевы, весь вечер.
Бутылку, целую, из горлышка? Петька вбежал в съемное их жилье, где единственным светлым пятном как раз и была ванна. Новенькая, эмалированная. Хозяева постарались, чтобы, значит, было больше шансов сдать не слишком уютное гнездышко. Но Таня с Петей его любили. Ведь это было их первое совместное жилье, первый уголок, где они могли уединиться и взращивать свое такое редкое и настоящее чувство. Любовь. Любовь, доверие, принятие. Без компромиссов. Это была любовь двух равных.
Петька влетел в кухню. Пусто. Шагнул в единственную просторную комнату в форме прямоугольника. Пусто. Оставалась ванная комната. Петька занес ладонь над ручкой двери. Занес и грубо дернул.
Глава 5
Вода. Много воды. Тонны, мегатонны, куда, не брось взгляд. Опасная, никому не подвластная стихия. Пока ты на берегу, кажется, что можешь спастись, можешь управлять своей жизнью. Зато, когда ты внутри, среди равнодушных и высоких волн, вся твоя самостоятельность разбивается с шипением о скалы. В воде ты – никто.
Но вот, что нравится в этой стихии? Она непостоянна. Она не имеет собственной формы. Налей воду в стакан. Вот тебе цилиндр. Налей воду в треугольную вазу. Вот тебе треугольник. Помести воду в яму. Вот тебе пруд. Заставь течь ее прямо, с давящими с двух сторон берегами, вот тебе прямая черта. Люди говорят: то пруд, то море, то река, то водопад. А это все одно. Вода. И разные только обстоятельства.
Сели они с Надей в машину, проехали пару часов, и нет уже шторма. Дикий пляж, серый песок с мелкой галькой, и спокойная вода. Много воды, тонны, мегатонны. Море.
Петька поставил машину, и принялся вытаскивать палатку, припасы, лежаки, пляжный зонт. Здесь они побудут пару дней. Здесь никого нет. Пустошь. Безлюдье. То, чего так не хватает в городе. Одиночества.
***
Люся с Алей курили в кабинете так долго и усердно, что с трудом видели лица друг друга из-за дыма.
– Признайся, с Петром можно работать? Он, действительно, так хорош? – Аля щурилась и безрезультатно отгоняла от себя табачную дымку.
– Да. – Просто ответила Люся. – Не знаю, долго ли просуществовал бы наш отдел без него.
– Как тебе, вообще, в голову пришло создание этого отдела? Сериалов насмотрелась? С чего тебе пошли навстречу?
– Не могу сказать, что это тебя касается, но… Ты ведь не болтливая, Аля? Так?
– Сама знаешь. Я – могила. – Аля придвинулась ближе.
– Тогда дело было. Тухлое. Никто браться не хотел. У генерала одного, довольно известного, разумеется, в узких кругах, мать убили. Там зацепок не было от слова совсем. Я попросилась в опергруппу, и мы обнаружили, что убийство пожилой родственницы влиятельного человека уже попадалось несколько раз. Не обязательно матери. Тетки были, свекрови, тещи. Но именно женщины. У нас получилось выйти на «серийника», поймали его, посадили. И генерал тот, ну ты знаешь, о ком я, в долгу не остался. Спросил, чем может помочь, и я сказала, чем. Отдел. Нужен был отдел.
– Так, а в чем причина была убийств? Всегда есть причина у «серийника». Почему пожилые родственницы, чем они ему досадили? – Аля решительно убрала в сумку свои сигареты.
– Причина? Мстил. Ничего нового. Мстил за неудачную свою карьеру, за то, что всегда неудачником его называла собственная же мать. Первая жертва была его родная мать, а остальные женщины – с похожей жизненной стратегией: властные, давящие на своих отпрысков, бескомпромиссные.
– Как ты догадалась?
– Не я. Петька. Он тоже был в той опергруппе. Я к нему и попросилась, можно сказать. Ой, да не смотри ты на меня с таким подозрением. Петька друг мой, еще с института.
– А я и не смотрю на тебя. – Аля встала. – Пойду, поработаю. Меня уже начальство потеряло.
Люся уставилась в закрытую дверь, когда ушла собеседница. Ничего ли она не сказала ей лишнего? Да, вроде, ничего. Приходится всю жизнь вести себя как Штирлиц. Штирлиц поневоле. Конечно, она была влюблена в Петьку. Все были влюблены. И в школе, и в институте. Сейчас ее чувство уже не влюбленность, не любовь, непонятно, что. Уже давно. Все ссохлось, исстрадалось. Подушка высохла от слез. Намокала и сохла тысячи, миллионы раз. Уже другая у нее подушка. И Люся другая, и Петька другой.
Сломала и поменяла его история с Таней. Кого бы не сломало? Что тогда увидел Петька в ванной? Только Люсе он и рассказал об этом. Так, как увидел сам, сердцем, без фактов и достоверных описаний.
Под легким слоем воды, словно вуаль, два открытых глаза, цвета морской волны. Зато белки глаз красные. Совсем красные от порванных сосудов. Таня боролась. Кто бы что потом не говорил Петьке. Его любимая боролась и не давала кому-то закончить так ужасно свой земной путь. Но кто был Петька тогда? Студентик. Убитый горем студентик. Никому ничего не докажешь, не объяснишь.
Глава 6
Надя, как обычно у нее это водилось, потеряла интерес к бытовым сложностям. Петька долго не мог установить палатку и вынужден был стоять в раскоряку, чтобы одновременно держать три стороны брезента, а в четвертую часть вбивать колышек. Один бог знает, как у него это получилось, если еще учитывать то, что на земле был песок и галька, а не плотный чернозем.
Петька несколько раз несмело позвал жену, но она была увлечена сначала поисками и натягиванием купальника на вспотевшее тело, а потом медленным заходом в воду. Берег был неровным, диким, но зато вода прозрачная, как слеза. Надя видела свои ноги до самых щиколоток. Вокруг безлюдно. За такое можно много чего отдать. Море, пляж, все в их с мужем полновластном личном владении. Надя постояла немного по пояс в воде, приняла в себя море, почуяла его повадки, его температуру. Потом она зажмурилась и поплыла вперед. Вода держала ее, выталкивала на поверхность.
***
Люся решила поехать к мальчику сразу. С одной стороны, это глубоко непорядочно, когда у людей такое горе, донимать их своими расспросами. Но с другой стороны, когда, если не сейчас, пока свежи воспоминания? Многое забывается в суете жизни, что уж говорить о смерти. Сейчас придется заниматься похоронами. Приедут родственники, о которых все давно забыли. Какая-нибудь престарелая тетка из Сибири, пожилой старичок с Урала, интеллигентная дамочка из Подмосковья. Они приедут, узнав по почте голубей о том, что в дом их дальних родственников пришла беда. Все ужаснутся, приедут утешать, а потом разбегутся словно крысы с тонущего корабля, будут доживать свою жизнь.
Люся встречала таких людей, которых, наоборот, после смерти близких хлебом не корми, но дай поговорить о них. Мальчик мог быть из этой категории. Мальчик и его мама. Они могут испытать облегчение от общения с Люсей, могут снять тяжесть с души, рассказать что-то, что гложет их. Так что да, Люся поедет к ним. Она встала и привычно ощутила легкое головокружение от полнейшего отсутствия свежего воздуха в прокуренной допросной. И колени хрустнули и заломило поясницу. Надо бы заняться своим здоровьем. Может, спортом заняться? Вот Петькина Надежда гуляет со своими собаками денно и нощно, по три раза в день, бегает с ними, поэтому и физически крепкая. Как-то Люся с легкой завистью наблюдала утреннюю пробежку Нади. Бежит такая тросточка-веточка, а вокруг нее вьются собаки, их собственная и те, кого отдали хозяева на передержку или на перевоспитание. И ни одна псина не смела гавкнуть, ни одна не смела запутать длинный поводок. Бежали все чинно-благородно, будто королевские "корги" с английской королевой.
Люся в то утро стояла, прислонившись к косяку двери с пиратским видом, а на самом деле, если бы не прислонилась, упала бы плашмя. Дело у них с Петькой было сложное. Но у них легких и не бывает. У Люси несвежая голова, пустой желудок и прокуренная одежда. Зато навстречу ей бежит, несется сам сгусток энергии, сотканный их разных видов земных существ: человек и его вечные друзья.
– Привет, прекрасная Люсинда! – пропела Надя, – и влетела в подъезд.
– А-а-а…
– Что такое?
– Петьку поторопи!
– Да-да, конечно! – снова пропела Надя, но Люся прямо чуяла, как она недовольна. Мужа от дома отрывают. С другой стороны, Люся понимала, что может быть она и не права. Кто, как не Надя всегда позаботиться о термосе наикрепчайшего кофе и бутербродах, причем в количестве гораздо большем, чем для одного Петьки. Надя готовила им двоим, как напарникам, как коллегам. Надя заботилась о них двоих, и винить ее в том, что она не вдается в тонкости их круглосуточной работы было бы верхом неуважения.
Но вернемся к нашим баранам, подумала Люся, и все-таки покинула допросную, оставив после себя совсем не легкий шлейф табака. Она скучала уже по Петьке. Тот на морях, возле голубой прохладной водички, а она – в пыльном душном городе среди кирпичных домов и жарких машин.
Люся водила автомобиль, но из рук вон плохо, нервно и напряженно. Зато в автомобиле был кондиционер. Наверное, стоит взять служебную машину?
– Люся, но ты же в отпуске! Нам тачки позарез нужны! – Леха, заведовавший полицейским автопарком, встал в позу.
– Да, ну что из меня дурочку-то делаешь? А то я не вижу. Вон стоят у тебя машины. Бери – не хочу. И напарник мой сдал тачку. Мне ненадолго. Полдня. Обещаю!
Ссориться с Люсей – одно удовольствие, а не ссориться – другое.
– В кино сходим, дам тачку! – осклабился Леха.
– Сходим, сходим… – привычно пообещала Люся.
Леха был необъятных размеров, словно платяной шкаф, с очень добродушным лицом и мягким голосом, но глаза у него были стальные, и, Люся знала, что мужчина не так прост, как могло бы показаться. В заведующие автопарком его разжаловали давно. Раньше Леха был «опером», и еще каким, но что-то случилось на службе то ли с ним, то ли с коллегой, то ли с фигурантом, поэтому Леха занимался теперь исключительно автомобилями. Доволен ли он был судьбой, так и не скажешь. Люся, сколько помнила себя, всегда была под его действием его навязчивого желания закрутить с нею роман.
Петька вечно подтрунивал над ней, чем доводил до белого каления. Может, однажды Люся и пойдет на свидание со здоровяком. Женщина она или кто? Да, Леха немного, скажем не ее типа, но и она, наверняка, ничьего уже типа. Впрочем, возможно, заигрывания Лехи были пустой болтовней. Это как в фильме "Театр" одна актриса согласилась, наконец, принять ухаживания своего преданного поклонника, а поклонник-то, оказалось, жаждал безответной любви, а не саму актрису. Люся боялась такой же ситуации, так что привычно заставляла свое расшалившееся воображение пребывать в узде.
В служебной машине пахло не слишком приятно. Если машина общая, значит, ничья. Это правило было незыблемым. Откровенного бардака в салоне не наблюдалось, но от автомобиля несло застарелыми запахами пота и страха. Ведь это машина, в которой велось преследование, перевозили раненого коллегу, арестованного негодяя, спали с открытыми глазами и сидя те сотрудники, кто выслеживал преступника круглосуточно.
Люся зажала бы нос, чтобы прошло время, и она могла привыкнуть к салону, но она крепко вцепилась в руль обеими руками и трясущейся ступней надавила на педаль газа. Так всегда с нею бывало. Люся и любила, и ненавидела водить. Она чрезвычайно расстраивалась, что не может расслабиться за рулем. Люся сидела так прямо, словно малейшая оплошность могла вызвать катастрофу. Водительское кресло Люся придвинула максимально к рулю, ее длинные ноги находились в полусогнутом положении, что не придавало успокоенности и комфорта. Люся вся была словно клубок, тугой и набитый вызубренными правилами дорожного движения.
Но даже такое вождение немного лучше, чем езда в переполненном автобусе в жару и в час пик. Люся врубила кондиционер и выехала на дорогу. Сзади остался Леха с нарочито тоскливым взглядом. Или не с нарочито?
Глава 7
Как только машина скрылась и створки ворот со скрежетом воссоединились, Леха достал толстый журнал и вписал в нужную графу номер авто, Люсину фамилию, дату и время. В столбике «цель поездки» Леха проставил прочерк. Откуда бы ему знать, куда направилась эта худенькая женщина с кудряшками. Но Леха знал, куда она поехала. Как он не вытравливал из себя свои сыскные способности, все было напрасно. В их управлении сложно что-то утаить. Все сплетни стекались к нему. Всем нужны машины, а, значит, нужен Леха. Бессменный, круглосуточный работник с ушедшей в закат карьерой. Не выперли его совсем тогда, триста лет тому назад, по чистой случайности. Сменился кадровик, его дело затерялось в суете, все замяли. Только Леха, когда долго не мог заснуть, все вспоминал, как осмелился пойти против начальства.
Тогда он был моложе, тверже, имел какие-то принципы, лез на рожон. Неужели, это, вправду, он таким был?
Леха переворачивался на своем узком диване, рискуя оказаться на полу, кряхтел. И что толку, что он полез на рожон? Лучше бы он смолчал… Все равно ничего не изменилось. Только из «оперов»прогнали, да и все, чего он добился своей строптивостью. Его начальник шел на повышение, и ему не нужны были «косяки». Он велел Лехе подмахнуть свою подпись, дескать, погибшая напилась шампанского и уснула в ванной, захлебнулась. С кем не бывает? Но Леха не согласился. Не мог закрыть глаза на то, что покойница боролась. Потребовал экспертизу, ну и был отстранен. Такие дела… а то, что под ногтями жертвы было полно биологического материала, волновало его начальника меньше всего.
Леха тогда в ванной сразу надел спецпакеты на кисти рук погибшей женщины, а нынешний начальник всего управления, бывший напарник демонстративно взял и сорвал пакеты. Леха ощутил, как кровь бросилась в лицо, об одном этом воспоминании. Уж лучше он будет думать о Люсе, о том, какая она ершистая. Понятное дело, поехала посреди своего отпуска выяснять, насколько Петьке тяжело будет узнать о смерти племянницы и можно ли этот момент отсрочить.
***
Люся сверилась с навигатором. Оставалось ехать минут пять, но ничего похожего на спальный район не наблюдалось. Одни промышленные здания. Не на заводе же находилась старая квартира Петра? Должны быть рядом и школы, и магазины. Где-то же учится племянник, куда-то же ходит за хлебом свояченица?
И, правда, съехав совсем немного с главной дороги, Люся вдруг увидела затерянный среди предприятий-исполинов маленький серый домик. Он, вероятно, в какую-то допетровскую эпоху был выстроен для работников фабрики, но так и не снесен вместе с исчезновением той самой фабрики.
Припарковаться рядом с домиком было решительно невозможно. Особенно для Люси, так и не освоившей параллельную парковку. Несмотря на автоматический голос строгой женщины из бортового компьютера, которая отрезвляла лучше кофе и руководила парковкой: "влево 20см, справа – стоп", Люся умудрялась возвращать машину в служебный автопарк со сколами, с помятостями и потертостями.
– Сдаю назад до характерного стука удара? – шутил Леха и цокал языком.
Ну, что за женщина эта Люся! Уже и выбил он послужному составу хорошие машинки, новенькие и быстрые. Так нерадивые сотрудники их быстро превращали в хлам. Но Люсе можно все простить. Светлая голова! Гордость сыскного дела. Люся и Петька!
Люся перебежала не слишком оживленную трассу и оказалась у единственного подъезда нужного ей дома. На двери не было домофона, Люся вошла внутрь. Тихо. Словно не в городе. Словно в могиле. Темно. На этаже четыре квартиры. Две против двух. Номеров нет. Ей нужна третья. Люся решила, что третья будет крайней и близкой к стене. Она постучалась, нажала на кнопку звонка. Стала ждать. В печальном доме все печально и медленно. Никто не понесется встречать доставщика пиццы или подругу, зовущую гулять.
Через несколько мгновений послышались шаркающие шаги. Люся ожидала увидеть пожилую женщину, мать Марины и Алексея. Но открыл подросток.
– Алексей?
– Ну? – мальчик уставился на Люсю. Он не был похож на Петра, что вовсе не удивительно. Иногда дети на отцов-то не похожи, что говорить о дядях. Мальчик был невысок, явно имел лишний вес, в очках. Темные растрепанные волосы, внимательные, робкие глаза.
– Меня зовут Людмила. Я из полиции. Мне можно войти?
– Зачем? – испугался мальчик. – Там мама. Она спит. Если хотите, выйдем во двор. «Скорая» приезжала недавно. Маме плохо стало, я вызвал. Сказали – давление… Укол сделали, мама спит.
Они вышли на улицу. Люся чувствовала, как щемит сердце. Мальчик еще так мал, ему мама нужна, крепкая и здоровая. Что с ним теперь будет? Петька должен узнать о том, что стряслось. Сын его уже повзрослел, можно и о племяннике позаботиться. Так?
– Леша, а твой дядя Петя, он вас навещает?
Мальчик пожал плечами и буркнул:
– Он Марину скорее навещает, чем нас. Навещал, то есть… Не могу все представить, что это правда. Что Марина умерла. Даже не знаю, что теперь будет. Мама не готовит, не убирает, с работы отпустили, лежит целыми днями, а скоро сентябрь, мне в школу. Формы нет. Ой, да что я вам говорю! Вам-то какое дело? Никому нет дела…
