Евгения Горац
Конец Сезона Ураганов
– Мама, смотри, какой смешной коротышка! – раздался рядом детский голосок.
Это сказала курносая веснушчатая девочка лет шести. Ее держала за руку молодая женщина.
– Где? – спросил такой же веснушчатый мальчик, видимо, ее брат.
– Да вот же! Носатый такой. А руки у него какие длинные! До чего потешный!
–Тише, Тилли, так некрасиво говорить. Ты обещала себя хорошо вести, – сказала ей мать.
Ханна взяла что-то с прилавка и подошла к Якубу. В глазах ее была жалость смешанная с отвращением. Она протянула ему кулечек клубники и он машинально взял его. Поверх ягод блеснула серебряная монета.
– Эй, хозяйка! Почем ваша зелень? – позвала ее подошедшая женщина с корзиной. Ханна вернулась к прилавку.
Не в силах сдержать рыданий, Якуб бросился бежать с рынка, роняя по дороге клубнику.
Дальнейшее Якуб рассказывал неохотно. Мне пришлось задавать ему вопросы.
Что было духу он побежал обратно, к дому Крейтервейс, чтобы выяснить за что она с ним так поступила, вымолить прощение и вернуть свой облик. Он добежал до окраины, проплутал несколько часов у озера, но дом колдуньи исчез – его будто никогда здесь не было. Вдобавок над ним закружилась стая ворон, они грозно каркали, будто отгоняя его. Якуб вспомнил слова плетельщицы, что дом колдуньи найти невозможно и побежал, что есть духу в город. Там он направился в сапожную мастерскую, где работал его отец, хотя надежда на теплую встречу была слаба. Он бежал, слыша вслед хохот и насмешки в свой адрес. Но в мастерской отца не было. Его напарник сообщил, что он в кабачке. «Если повезет, то он придет завтра к полудню, когда проспится», – вздохнул напарник. Потом заинтересовался башмаками Якуба. «Что это за материал? – спросил он. – Заморский, что ли? Кто тебе смастерил такие башмаки, коротышка?»
Якуб ничего не ответил и побежал в кабачок. Отца он увидел прямо с порога. Тот был пьян. А на коленях у него сидела распутная девка, нарумяненная, вся в розовых кружевах. Весь кабак радостно загудел, завидев Якуба.
– Эй, коротышка, станцуй! – кричали пьяные мужики. – Покувыркайся! Мы нальем тебе пива.
– Эй, девки! – закричал какой-то моряк. – Даю золотой каждой, кто его поцелует. А ну, кто решится?
В ответ ему раздался хохот и одобрительные выкрики. А отец хохотал громче всех. Какая-то девка схватила Якуба и закружилась с ним в бешеном танце. Его нос упирался в ее пышную грудь. Якуб вырвался и, задыхаясь от слез, бросился бежать, не чувствуя ног и не разбирая дороги. Остановился у пруда, у того самого дерева, под которым раньше любил сидеть и глядеть на воду.
«Я сейчас усну, – подумал он. – И проснусь прежним Якубом. И все будет как раньше – мама веселая и молодая. И папа будет шутить, улыбаться и говорить, что у него – лучшие в мире жена и сын. Но если утром ничего не изменится, я утоплюсь». Приняв это решение, он успокоился и крепко уснул под развесистой ивой.
6. Марко
Я испуганно гляжу на своего собеседника.
– Простите, мне нужно бежать, – говорит Берни. – Я должен узнать имя погибшей девушки. У меня есть фото Айли. Я покажу его в полиции. Где-то оно было? – он роется в сумке, потом достает кошелек и вытаскивает маленькую фотографию. Руки у него дрожат.
– Берни! – радостно восклицаю я. – Нет причин для беспокойства! Я видел вашу Айли сегодня утром. Не волнуйтесь.
– Вы уверены? – шепчет он.
– Абсолютно. У меня отличная память – на лица в том числе. Она завтракала в кафе на набережной в компании молодых людей. Это в пятнадцати минутах отсюда, – я указываю ему дорогу.
– Побегу туда! – говорит он. – Покажу ее фото и все разузнаю. Спасибо вам!
Он бежит, сломя голову, в указанном мной направлении.
Голова идет кругом. Оказывается я полгода ходил по Фейертамбуру, куда можно попасть из разных уголков земли. И ничего не происходило. И вдруг – два резких перемещения. Сначала в Крейтер, где мне пришлось заночевать в отеле. И сегодня утром – в Город Якуба – так назвал его Берни. Я уже понял, что причиной моих перемещений была еда. И – да, это был бесплатный завтрак для жильцов отеля. Господин Косдью как раз предостерегал против бесплатных угощений. Чтобы задержаться в Городе Якуба, – говорил он, – следует есть самую простую или хорошо знакомую пищу. И действительно, вчера, в меню кафе в Крейтер было множество странных названий, но я выбрал знакомую кашу с яблоками и попал в Город Якуба. Так, так… А вот каким образом я из Фейертамбура переместился в Крейтер? Когда это произошло и почему? Ведь все же было как всегда? В полдень я как обычно съел выданный Хельгой сэндвич и выпил кофе из термоса. И вдруг меня обдает жаром. Нет! Не все было, как обычно! Еще до этого я съел… В вагон вошла девушка с подносом. На ее форме была эмблема «Кафе Крейтер»! Она раздавала пассажирам угощенье – печенье и другие лакомства. И передо мной тоже положила пакетик с медовыми хлебцами. И я машинально сжевал один! Потом я вышел на станции Мун Рут, и, согласно очередному заданию, ходил по улицам… там еще кошка была по имени Милли. Я уже тогда был в Крейтер? Если да, то это не было так заметно. Кошка, кстати, отказалась от предложенного мной кусочка ветчины. Возможно, животное знало, что эта еда из чужого пространства. Ну, допустим. Но ведь на обратном пути я съел свой сэндвич. Почему же я не переместился в Фейертамбур? А! Вспомнил! Ну, конечно! Я выпил кофе из термоса и опять закусил медовым хлебцем… А когда поезд застрял из-за самоубийцы, я решил пройтись, чтобы размять ноги и… оказался в вагоне-ресторане. И опять – бесплатная еда! Официант сказал: «Чтобы возместить неудобства…» Я пил чай и ел клюквенный пирог. А вот тогда уже перемены стали заметны: часы ушли вперед на несколько часов, город накрыла снежная пелена и исчезла улица Гнэг Трек. Это кажется невозможным, но отрицать это уже нельзя. И размышлять над произошедшим приходится в этом ключе, каким бы невероятным все это ни казалось. Чтобы вернуться домой, мне нужна еда моего мира. Но где ее взять? Косдью сказал, что этого никто не знает. Я еще подумал, что он лукавит, но позднее это подтвердил Берни. Так… что же мне теперь делать? Вообще-то я уже голоден, но есть пока побаиваюсь. Да и денег у меня нет. Пойду-ка я в службу трудоустройства.
Подхожу к памятнику. Двери не видно. Я стучу по постаменту, но безрезультатно. Тогда я повторяю недавние действия Берни. Глядя памятнику в лицо, я говорю: «Ну, что, Якуб? Долго мне еще тут ходить? Или пароль какой подскажешь?» Замечаю очертания двери в постаменте. Толкаю дверь изо всех сил. Она кажется еще тяжелее, чем прежде. Спускаюсь по ступенькам – таким же замшелым, как памятник. Попадаю в коридор, конца которому не видно. Ого, да тут, похоже, подземный ход. Интересно, куда он ведет? Прохожу мимо нескольких наглухо запертых и даже заколоченных дверей. В глубине – блики света. Иду на его источник. Одна дверь открыта настежь – свет исходит оттуда. Это похоже на офис: стол, заваленный бумагами, компьютер, стеллаж, забитый папками… На стене – картина с изображением Площади Созидания – с тем же памятником основателю – только вместо зданий и сквера перед ним почему-то простирается огромный пустырь, огороженный высоким частоколом. За столом – девчонка в очках.
«Можно войти?» – спрашиваю. Она кивает. На первый взгляд ей лет шестнадцать, но это от того, что она худенькая и небольшого роста. Взгляд у нее серьезный и совершенно взрослый, даже умудренный.
– Это служба трудоустройства? – уточняю я.
Девчонка кивает и указывает на стул.
– Меня зовут Марко Марич. Я здесь с сегодняшнего утра, – сообщаю я, сразу переходя к делу. – В полиции мне дали адрес, где можно переночевать. Но у меня совсем нет денег. Ни одного цента. Поэтому работа мне нужна срочно, и, желательно, чтобы выдали аванс, – говорю я с нервным смешком. – А то я уже голоден, а у меня… – я картинно выворачиваю карманы.
Из кармана выпадает банковская карточка фирмы «Исследовательская группа Фейервилль» – вчера я оплатил ею ночлег в отеле «Старые Стены». Я наклоняюсь, чтобы поднять ее, а когда распрямляюсь, девчонка повелительным жестом требует подать ей карточку. Я повинуюсь. Она вставляет ее в какую-то машинку, раздается гудение и выползает листок испещренный цифрами.
– Ха-ха! Нет, таким как вы мы не помогаем, – заявляет девчонка чистым звонким голоском.
– Простите?
– У вас полно денег, – сообщает она, кивая на листок. – Тут хватит… – она задумывается, – если не сильно шиковать, то лет на двадцать, а то и больше – у нас тут жизнь дешевле, чем в вашем штате Мас-са-чу-сетс, – название штата она выговаривает так, будто делает это впервые.
– Вы о чем? Это не мои деньги. Это карточка фирмы, где я работаю.
– Уже ваши, – сообщает девчонка. – Они не смогут их забрать. Никогда.
– Но… если я их потрачу, они подадут на меня в суд, когда я вернусь.
– Они знали на что шли, когда вас сюда засылали. Одно из условий – материальное обеспечение агента на случай, если он тут завязнет. В момент, когда вы попали в это пространство, деньги автоматически перешли на ваш счет. Вы можете получить наличные в банке.
– Но у меня нет документов.
– Достаточно предъявить карточку и заполнить пару бланков. В базе данных есть ваше имя и образец подписи, предоставленный вашей фирмой.
– Погодите… Они предполагали, что я могу тут остаться?
– А то! Я вижу, вы у них долго проработали, судя по сумме на вашем счету, – она подает мне листок с цифрами. Глядя на него, я присвистываю от изумления.
– Полгода я у них проработал.
– Ничего себе! Я еще такого не слышала. Вы, наверно, особо одаренный человек, господин Марич. Как-нибудь расскажете, как вам это удалось. А сейчас извините, у меня обеденный перерыв.
– Погодите… как вас зовут?
– Да вот, – она кивает на табличку на столе, потом сообразив, что она завалена бумагами, смущается, вытаскивает ее и ставит на свободный край стола.
«Дежурный агент службы трудоустройства Веттербок» – значится на табличке.
Имя кажется знакомым. Где я мог его слышать?
– Так что же мне теперь делать, мисс Веттербок? – спрашиваю я.
– Да все, что пожелаете, – девчонка пожимает плечами и углубляется в бумаги, давая понять, что аудиенция окончена. Потом все-таки поднимает глаза и говорит уже мягче: – Идите пока пообедайте. А там видно будет.
Я поднимаюсь по лестнице, надавливаю плечом на дверь, она поддается и открывается со страшным скрипом – на радость долговязому пареньку в ветровке и нервной брюнетке в берете и вязаном пальто. По всему видать, они уже давно ходят вокруг памятника, пытаясь попасть в службу трудоустройства.
– О, благодарю, – говорит женщина. – Наконец-то! Придержите дверь, пожалуйста, я попробую протиснуться. – Может, пропустите меня первой? – обращается она к пареньку. Тот недовольно хмыкает.
Они исчезают в глубинах памятника, а я возвращаюсь на скамейку и жду. Женщина возвращается минут через пять. И сразу жалуется:
– Нахалка какая! Обеденный перерыв у нее, видите ли. Думает, если она работает в мэрии, так ей все можно. А то, что люди должны ждать целый час, ей все равно!
– После обеда люди обычно добрее, – заверяю я ее и пытаюсь улыбнуться. – А вы тоже только сегодня здесь оказались? – с трудом выдавливаю из себя вопрос.
За это утро мне пришлось говорить с большим количеством незнакомцев, чем за последние несколько лет. Но другого выхода, похоже, нет.
– Я? Да вы что! Я тут родилась!
– А, вы просто ищете работу? – предполагаю я.
– Ах, нет же! Я владелица магазина «Удача» – сувениры, безделушки, амулеты и прочее. Мне срочно нужен новый продавец. А в агентстве – картотека, они могут найти подходящего.
Она протягивает мне карточку магазина. Я с вежливой улыбкой кладу ее в карман хоть мне трудно представить обстоятельства, при которых меня заинтересует подобный ассортимент.
– А вам эта вертихвостка нашла работу? – тут же интересуется женщина. – Если нет, можно прийти в другой день, будет дежурить другой агент.
– Нет… она сказала, что в этом нет необходимости.
Я колеблюсь, а потом признаюсь:
– У меня, как оказалось, есть средства к существованию. Поэтому я могу делать все, что хочу.
Я произношу это вслух. Я слышу сам себя, пытаясь поверить, что это возможно. Я, которому ни один цент никогда не достался даром. Я, который привык все делать сам, ни на кого не рассчитывая. Я, который после занятий бежал на работу, а ночью писал курсовую. Я, который привык балансировать между работой и творчеством, максимально использовать время и оптимизировать ситуацию. И вдруг я могу делать все, что хочу.
– Ого! Вот это удача! – восклицает она, но голос ее звучит не торжественно или восхищенно, а почему-то озабоченно. Потом добавляет: – Раз так, то вам некогда прохлаждаться.
Я смотрю на нее с удивлением.
– Разве удача – это повод для беспокойства?
– Скорее для действий. Уж в чем, в чем, а в этом я разбираюсь, – усмехается женщина. – Магазин – это наш семейный бизнес, я в нем кручусь с малолетства. Удача всегда дается авансом. Думать, что удача – это награда за какие-то заслуги – ошибка, иногда фатальная. Это аванс, молодой человек, всегда аванс!
Меня поражает эта мысль и мне хочется ее записать, но не на чем. «Первым делом куплю блокнот и набор авторучек, – думаю я. – А вторым – раз уж я могу делать все, что хочу – ноутбук. А третьим?» И вдруг я с удивлением понимаю, что хотел бы пригласить Софию сходить куда-нибудь вечером… Ту самую рыжую женщину, которая бросала камни в гору старых мониторов во дворе кафе на набережной. Она была странно одета: рабочая куртка не сочеталась с высокими стильными сапогами и широкополой шляпой. Похоже, с утра ее туалет дополняло длинное элегантное пальто, но в нем было неудобно бросать камни – оно стесняло движения. Тогда она сменила его на телогрейку, и – дело пошло легче.
Это что же, я уже не стремлюсь во что бы то ни стало вернуться домой? В квартиру номер четырнадцать на Элм стрит в Плинстоуне штата Массачусетс, где я жил после окончания университета? Вот это да! И все дело в этой карточке, которая, по словам девчонки-агента, позволяет мне жить как я хочу? И совесть моя при этом будет чиста – фирма, где я работал последние полгода, не открыла мне все карты. Они ежедневно отправляли меня в ловушку. В их мотивах еще надо разобраться, но беспокойство вызывает другое. Меня, как оказалось, на удивление легко купить. За возможность жить как хочется я, видимо, готов продать… А что продать, собственно? Родни у меня нет. Мила меня наверняка уже забыла… Близких друзей тоже не густо. Фил и другие приятели наверняка подумают, что я куда-то уехал. Кстати, думаю, именно так им ответят в «Исследовательской группе», если они удосужатся туда позвонить. А мой роман… можно восстановить при желании. И даже сделать лучше. После разговора с консультантом Косдью, моя книга мне уже не кажется такой классной. Агент Веттербок сказала, что денег хватит на двадцать лет или даже дольше. Да за это время я напишу десять романов! Ну, по крайней мере, семь или восемь. Ведь я могу делать все, что хочу! Вообще-то надо немного остудить пыл и удостовериться, что все действительно обстоит таким образом.
Из подножия памятника вылезают сначала паренек в ветровке, затем девчонка-агент. Парень проходит мимо нас, насвистывая. Девчонка-агент идет к переходу.
– Вот… очки сняла. Она их, видно, для солидности надевает, – ворчит моя собеседница. – Зачем она вообще работает? Ее семья владеет этими землями уже не одну сотню лет.
Девчонка переходит дорогу – я провожаю взглядом ее худенькую фигурку – и скрывается в маленьком кафе. Ее имя… прямо крутится в голове. Я должен вспомнить, где я его слышал? Веттербок… Веттербок… Оно связано с чем-то тревожным, но чрезвычайно интересным.
– Скажите, – обращаюсь я к женщине, – вот вы здесь родились и прожили всю жизнь. Что нужно делать, чтобы тут остаться? Вернее, что нужно есть, чтобы никуда не перебрасывало?
7. Якуб
Когда Якуб проснулся… вернее еще до того, как открыть глаза, он вдохнул сладковатый аромат и сразу вспомнил, что так пахнет растение Mellius еssetа – стебельки тонкие, серебристые, а цветочки – мелкие, оранжевые. Их собирают весной, сушат и складывают в склянку. А потом варят в абрикосовом сиропе и поливают этим сиропом пломбир. А вот другой аромат – это Silva gaudium. Терпкая острая травка. Ее настой добавляют в горячие сливки, готовя соус для фондю с артишоками. Только вливать нужно медленно, растягивая время, пока сливки не закипят, и помешивать осторожно.
А потом Якуб вспомнил все, что произошло вчера, и застонал. Он вскочил и бросился к пруду. Из воды глядело все то же чужое лицо с длинным носом. «Я – чужак в своем городе, – подумал он. – Я – есть, и меня в то же время – нет. Вернее, я есть – для себя самого. Но меня нет для других. Вернее, я есть, но я для них – не я, а кто-то другой. Если я утоплюсь, то для них ничего не изменится. А для меня изменится все. Вернее, я уже никогда ничего не смогу изменить – ни для них, ни для себя… Как сладко пахнет эта Mellius еssetа! Сейчас самое время ее собирать и сушить. Через несколько дней она отцветет».
Якуб отряхнул одежду, пригладил волосы, плеснул в лицо водой из пруда и решительно направился в город. На него оглядывались: дети показывали пальцами, девушки хихикали, женщины ахали и всплескивали руками, мужчины хмурились, старики смотрели с жалостью. Якубу пришлось купить плащ и надвинуть капюшон так, что он закрывал пол-лица. Его странный силуэт и торчащий из-под капюшона длинный нос все равно привлекали внимание горожан, но в плаще он чувствовал себя комфортнее. Правда, он испугался, когда владелец одежной лавки, где был куплен плащ, вдруг погнался за ним, и ускорил шаг. А тот, сообразив, что напугал Якуба, закричал, что хочет предложить ему работу – зазывать покупателей в его магазин. «Ты привлекаешь внимание, коротышка! – прокричал ему вслед владелец лавки. – Мимо тебя невозможно пройти. Пять процентов с каждой покупки! Подумай, не убегай. Ну, хорошо, десять!»
Но Якуб был уже далеко.
Вспомнив, что не ел уже сутки, Якуб купил горячую лепешку, сел на краю Рыночной площади, и, отвернувшись лицом к стене, стал есть, отламывая маленькие кусочки.
За его спиной беседовали двое мужчин:
– … метнул блюдо с верширскими колбасками в за обедом он попробовал суп с красными клецками, скривился и отодвинул тарелку. А раньше так любил этот суп, что готов был есть его дважды в день. Бараньи котлеты пожевал, сказал, что жестковаты, но все-таки съел две штуки. И это при том, что мы подали их с его любимым Майенским соусом. Кстати, запасы соуса кончаются, a как его готовить никто не знает – он почему-то скатывается в комки при нагревании. А вечером, за ужином, его светлость стену.
– Хорошо, что в стену, – заметил другой голос.
– Ну, он метил в младшего повара, но тот увернулся. Его светлость долго орал, что над ним издеваются и подсовывают безвкусные колбаски. Потом кричал дворецкому, что всю кухню надо разогнать и выписать заморских кулинаров.
– Это обойдется дорого и займет много времени. К тому же, нет гарантии, что им удастся его ублажить.
– Что ты думаешь делать?
– В полдень глашатай объявит на Рыночной Площади о конкурсе поваров. О результатах доложим дворецкому.
– Н-да… Найти замену Марвину будет не просто. А что герцогиня?
– Ее светлость пока довольствуется свежей клубникой, посыпанной вафельной крошкой – Марвин наготовил эту крошку впрок. Надо только следить, чтобы она не отсырела. Но герцогиня все мечтает о торте, который Марвин назвал ее именем… тот самый, с сухими вишнями и взбитыми сливками.
– Марвин оставил рецепт?
– Конечно. Дворецкий велел двум кондитерам испечь этот торт в пятницу – это будет день рождения ее светлости. Но кондитеры дрожат от страха, что у них не получится как у Марвина. А страх, как ты знаешь, плохой помощник. Повар, как и любой мастер своего дела, должен быть спокоен и уверен в себе. Я решил дать кондитерам выходной в четверг. Пусть наберутся сил. А в пятницу встанут в пять утра и начнут печь торт…
Якуб поспешно дожевал лепешку, повернулся к ним и сказал:
– Прежде чем добавить сухие вишни в тесто для торта «Герцогиня Фейерленда», их нужно замочить в коньяке. А испечь коржи нужно накануне вечером, переслоить взбитыми сливками и обложить форму льдом – они должны пропитываться кремом несколько часов. Вынуть за час перед подачей. Надеюсь, в ваших подвалах сохранился лед? Мясо для верширских колбасок положено несколько часов мариновать в белом вине, прежде, чем измельчить. И не фарш делать, а рубить вот такими кусочками, – он показал ноготь. – А для Майенского соуса понадобится травка Rhus cornuta. Ее лучше собирать в конце лета. Но, возможно, у вас на кухне есть запасы.
Двое мужчин уставились на него. Потом переглянулись. Потом опять уставились на Якуба.
– Вы повар? – спросил один из них.
– Да. Причем один из лучших, – сказал Якуб, сам поражаясь своей смелости, и уверенно добавил: – Лучший в мире. Меня зовут Якуб Кох и я только сегодня прибыл в Фейервилль.
Тут Якуб порадовался, что успел купить плащ из дорогой ткани – в нем он выглядел респектабельно. Имя он назвал свое, но фамилию придумал на ходу.
Мужчины – а это были закупщик провизии и управляющий кухней герцога – попросили Якуба немного подождать и стали совещаться. До него донеслись обрывки разговора. Закупщик утверждал, что их поднимут на смех, если они приведут во дворец этого носатого коротышку. А управляющий кухней говорил, что ситуация настолько отчаянная, что подобный шанс упускать нельзя и – кто знает – может, святая Инеус все-таки услышала их молитвы, а пути ее непостижимы – и никто не знает, почему ответ на молитвы пришел в виде этого уродца. Наконец они пришли к соглашению и вернулись к Якубу.
– Видите ли, господин Кох, – обратился к нему управляющий кухней, – неделю назад главный повар его светлости, Марвин Тольц, ушел на заслуженный покой после сорока лет службы на дворцовой кухне – он был поваром еще при старом герцоге, отце нынешнего. Марвин уже был стар – у него дрожали руки – ему стало тяжело работать на кухне, особенно в жаркие дни. Последний год он почти не готовил, и, по просьбе герцогской четы, только наблюдал за работой других поваров и обучал их всяким премудростям. Он покинул дворец на той неделе и с тех пор герцог все время недоволен едой. Повара стараются изо всех сил, готовят по оставленным им рецептам, но у них не получается так, как у него.
– У меня получится лучше, чем у Марвина, – заявил Якуб. – Приведите меня на дворцовую кухню и вы сами в этом убедитесь.
Конечно, когда Якуб в сопровождении этих господ появился у ворот дворца, к ним сразу выбежал помощник дворецкого и радостно закричал: «Ой, как здорово! И как вовремя! Этот малыш – просто клад! Новый шут – как нельзя более кстати!» Узнав, что Якуб претендует на место повара, помощник дворецкого громко рассмеялся: «Да он же до плиты не достанет! – сказал он. – И как бы он ни готовил, а смешить все равно сможет лучше!»
Примерно так же его встретили и на дворцовой кухне. Дружный хохот поваров сопровождал Якуба все время, пока он переодевался, мыл руки и проверял наличие нужных специй в кладовой. Закончив приготовления, Якуб повернулся к главному повару и сказал:
– Для супа с красными клецками мне понадобятся говядина, лук-порей, картофель, свекла, мука, яйца, соль, оливковое масло, чеснок, острый сыр и зелень петрушки. Специи я подберу сам.
Повара тут же замолчали в удивлении. Этот суп считался фирменным блюдом герцогской кухни и его рецепт держался в тайне. Молчали они и все время пока Якуб работал, только иногда многозначительно переглядывались. Его движения были настолько точными и размеренными, что сразу было видно мастера.
Когда старший повар попробовал суп, то даже не мог говорить от восторга – только мычал и закатывал глаза. Потом очнулся и приказал подать супницу – наступало время обеда его светлости. Через некоторое время управляющий кухней прибежал и сказал, что сам герцог хочет видеть нового повара.
Разговор их был коротким.
– Твое имя?
– Якуб Кох.
– Суп с красными клецками тебе удался, Якуб. А что еще ты умеешь готовить?
– Все, что будет угодно вашей светлости.
– Хм… Ты смел, Якуб. А котлеты из ершей можешь?
– Да, ваша светлость.
– А рябчиков трюфелями фаршировать?
– Да, ваша светлость.
– А оленину на рейнвейне?
– Конечно, ваша светлость.
– А торт «Герцогиня» сумеешь испечь к пятнице?
– Да, ваша светлость. Но мне понадобится…
– Тебе дадут все, что понадобится. Если остальные твои блюда будут так же хороши, как этот суп, ты не сможешь обвинить меня в скупости. У тебя будет хорошее жалованье. Жить будешь во дворце.
Якуб почтительно поклонился.
***
Лишних вопросов Якубу никто не задавал. Ни откуда он родом, ни где научился так готовить. Умеешь – и все. Боялись спугнуть удачу. Конечно, его личность была окружена ореолом тайны. Поговаривали, что он был внебрачным сыном фейервильского вельможи и кухарки и буквально вырос на кухне, путаясь под ногами матери. Стыдясь его уродства, отец отправил его в дальние края, где ему пришлось работать на кухне. Узнав, что главный повар герцога Фейерленда ушел на покой, изгнанник решил, что сможет занять его место и вернулся. Якуб слышал эти разговоры, но никого не разубеждал. Молчал даже когда говорили, что он из семейства гномов, которые выгнали его из сказочной страны за какую-то провинность. Его принадлежность к сказочным существам якобы подтверждалась тем, что он не пользовался кулинарными книгами и никогда не заглядывал в записи прежнего повара. Все рецепты – а их были тысячи – Якуб знал наизусть. Конечно, герцог им очень дорожил. Он устраивал пиры, на которые приглашал правителей соседних земель, а после праздничных обедов подписывал с ними договоры о союзничестве, торговле и обучению молодежи в иностранных университетах.
Правители других государств – все до одного – отведав дивных блюд, восхищались поварским искусством Якуба. Каждый раз, прежде чем составить меню для обеда с очередным иностранным правителем, Якуб находил в дворцовой библиотеке книгу по истории его государства и узнавал о зерновых культурах, охотничьих угодьях и привычных блюдах страны знатного гостя. Затем он готовил похожие кушанья, но делал их более изысканными и утонченными.
Якуб признавался, что за работой ни о чем не думает – даже о кушанье, которое готовит – его руки будто сами двигаются, сами достают необходимые специи, сами знают, что нужно положить, сколько и в какой момент. А его нос сам улавливает степень готовности блюда. Долгими ночами, лежа в своей комнатушке, Якуб размышлял, действительно ли он сбежал от колдуньи по своей воле. Похоже, она сама вытолкнула его из своего дома когда старый повар Марвин покинул дворец, да еще и положила ему в карман кошелек с золотом – на первое время. Но если так, то почему она сделала его уродом, мерзким, носатым коротышкой? За что? За какую провинность? Придется ли ему провести всю жизнь в этом облике или есть какой-то шанс вернуть свой? Но как это сделать? Что для этого нужно?
У меня не было ответа. Его история была намного драматичнее моей собственной. А роль, которую отвела ему колдунья Крейтервейс, – куда более значительной. Мое маленькое гусиное сердце разрывалось от сострадания. Я дала себе слово не оставлять Якуба – со мной он был не так одинок.
Благодаря травам и ягодам, которые он приносил мне из лесу, а также постоянным упражнениям, я значительно окрепла и вскоре стала летать по комнате. А потом сумела сделать несколько кругов над садом. Еще пару дней и я смогу… Смогу что? Вернуться к колдунье, конечно. Обрести человеческий облик. А потом? Как помочь Якубу? Я каждый вечер собиралась поговорить с ним об этом, но все откладывала. Кажется, мне не хотелось с ним расставаться.
***
Поздним вечером в его дверь постучали. Обычно к нему никто не приходил и он удивился. Я быстро спряталась под кровать и замерла.
– Добрый вечер, господин дворецкий, – приветствовал вошедшего Якуб.
– Ты – просто волшебник, малыш! – сказал тот. – Как ты угадал, что князь Каурус обожает индейку, фаршированную каштанами? А его юная жена даже расплакалась, когда на десерт подали рулет из тонко раскатанного теста с начинкой из орехов и меда. Она родом из Блуор-Шейна, и это блюдо напомнило ей счастливое беззаботное детство во дворце ее отца. Как ты знал, малыш? После обеда герцог и князь расстались лучшими друзьями. Князь обещал открыть путь для торговцев стеклом, фарфором и тканями через свое княжество. Они оба, наконец, решили заняться строительством дорог и изданием указов о строжайшем наказании за грабежи торговых караванов. Дороги теперь будут патрулировать солдаты-охранники. Мало того! Князь обещал снизить пошлины за провоз товаров в Фейерленд. А ты понимаешь, что это значит? Товары станут дешевле! Мы заживем лучше!
– Я рад это слышать, господин дворецкий, – ответил Якуб сдержанно.
– Княжеская чета отбывает послезавтра, – продолжал тот. – Юная княгиня упомянула, что вo дворце ее отца была традиция – подавать на прощальный ужин десерт под названием «Апельбет» – это, вроде бы, гарантирует легкую дорогу и удачу в пути. Так что ты уж постарайся…
– Но, господин дворецкий, боюсь, это невозможно.
– Не произноси это слово, повар! И не говори, что не знаешь, как его готовить!
– Я знаю, как готовить апельбет, господин дворецкий. Дело в том, что для него нужны апельсины. Но сейчас не сезон. Первые корабли, груженные апельсинами, прибудут не раньше, чем через пять месяцев, а то и шесть.
– А нельзя ли их чем-нибудь заменить?
– Не думаю, господин дворецкий. Юная княгиня не может не знать, что это сезонное блюдо. Разве она просила приготовить апельбет? Вероятно, она просто упомянула о нем.
– Да. Именно так и было. Но ее светлость уже пообещала ей этот апельбет! И сама горит желанием его попробовать. К тому же возмущена, что ты ни разу не приготовил для нее этот десерт. Ты же знаешь ее капризы. Придумай что-нибудь, повар!
Когда дверь за дворецким закрылась, Якуб бессильно опустился на стул. Я выползла из своего укрытия, подошла к нему и погладила его крылом.
– Чем лучше я готовлю, тем хуже для меня, – пожаловался он. – Как мне надоели их капризы! Я всегда находил выход из положения, но сейчас – ума не приложу, что делать. Я мог бы поговорить с княгиней и все ей объяснить, но мне запрещено разговаривать с гостями – герцог боится, что меня переманят, а то и вовсе похитят. Ну где я возьму свежие апельсины в это время года?
– А обязательно ли нужны свежие? – поинтересовалась я.
Якуб задумался.
– Если не обязательно, то я попробую тебе помочь, – сказала я. – Возле городского парка есть лавка старого Лукаса. На витрине – стеклянные сосуды заполненные засахаренными фруктами – это очень красиво. Среди прочих фруктов, есть и кружки апельсинов.
