Евгения Черноусова
Знакомство по брачному объявлению
– Юрий Ильич. Лет шестьдесят. У меня есть его письма. Улица Береговая, а номер дома не указан, – женщина вытащила из сумочки несколько старых конвертов, ещё советского образца. – В этом доме ведь раньше больница была?
– Медпункт. Лет двадцать, как закрыт. Нумерации раньше не было. Наверное, вы отца моего ищете. Его звали Юрий Ильич, было бы ему шестьдесят два, но он двадцать лет назад умер.
Женщина растерянно потопталась, шмыгнула покрасневшим носиком, пробормотала «Извините», повернулась и пошла по дороге. Туминский некоторое время глядел ей вслед, потом плюнул и сел за руль:
– Садитесь, до шоссе довезу.
– Ничего, я дойду…
– Ага, шесть километров. Садитесь!
– Не надо, у вас ведь похороны…
– Садитесь.
Ехали молча. Туминский злился на себя и на неё. Действительно, время дорого, а он, слабак, не мог оставить женщину на дороге, где попутных машин во второй половине дня не предвиделось. Выехав на трассу, велел ей оставаться в машине, спросив, откуда она, собственно, приехала. Оказалось, земляки. А ехать ей в их областной центр. Минут пять безрезультатно голосовал, но вот показался длинномер знакомой расцветки. И водитель знакомый, приятель отчима.
– Ты домой? Знакомую мою в областной центр не подбросишь?
– Так Володь, мы же объезжаем!
– Ну, где-нибудь на объездной сбросишь.
– Эй, а ты где, красавица, живёшь?
– В центре. Ну, над областным банком.
– Где две левые ноги? (Это была местная достопримечательность – мозаичный Ленин с несимметричными стопами на стене пятиэтажки). Так я тебя на кольце станкостроительного ссажу, там двадцать второй ходит.
Женщина вынула из сумки письма и протянула их Туминскому:
– Наверное, я должна их вам отдать. Это письма вашего отца.
Туминский сунул письма в бардачок и повернул к селу.
Глава 4
В воскресенье во второй половине дня Туминский возвращался домой. Только подумал о том, что, если машина не подведёт, то через полчаса будет дома, как позвонил телефон.
– Люсь, я в пути.
Сестрёнка принялась уговаривать его заехать к ним в Васильевку, успокоив, что мать сегодня на работе и вернётся поздно, потому что у них какая-то внеплановая проверка. Как он ни отбивался, пришлось согласиться. Сразу с порога предложила поужинать, но он отказался, заявив, что тётя Тоня забила харчами багажник. Согласился на чай, чтобы только не обижалась.
Вышел из детской старший племянник Вовка, обрадовался:
– Наконец-то дядя Володя пришёл! Давай чинить мои машины!
– Иди-ка отсюда, – строго сказала ему Люся. – Видишь, мы заняты?
У мальчишки слёзы выступили от обиды. Туминский вздохнул:
– Много я думал, пока понял: семья, Люська, это где твоим бедам сочувствуют, то есть сами их чувствуют. У Вовки сейчас главная проблема – сокращение автопарка. А когда он подрастёт, то научится определять приоритеты. Неси свои машины, Вовка!
Вовка прибежал с экскаватором и маленькой гоночной машинкой, потом вернулся с полицейской машиной и сказал:
– Вот, ковш отвалился, а здесь то заводится, то не заводится. Пр-ри-ципет – это где?
Люся, в отличие от брата, сразу поняла, что сын спросил, и захохотала:
– Объясняй, где приоритет!
– Приоритет, Вова, это понять, что главнее. Например, взрослым поговорить или машинку починить.
– Конечно, машинку, – не задумываясь, заявил мальчик. – Поговорить взрослым можно по телефону!
– А зачем тогда мама попросила меня приехать?
– Чтобы поцеловать.
Туминский ковырялся в машинке, командовал Вовкой и отвечал на вопросы сестры:
– Гвоздик обойный принеси… вот такусенький… и пассатижи, Вова! Тётя Тоня – это отцова сестра двоюродная… нет, бабушке она по крови никто, она дедова племянница… но по существу самый близкий ей человек, я-то далеко. Может, выкинем, Вов, это же пластмасса… ладно, не дуйся, заклею… 82 года… нет, ты не знаешь, что такое фельдшер в отдалённом селе. На поминках было около сотни, а на кладбище – все полтораста. Деньги? Я брал с собой, но бабушка на похороны отложила, и многие ещё приносили: от сельсовета, от районной больницы, от совета ветеранов, ещё кто-то… не помню. Фермер местный, у него молочный заводик и колбасная линия, так он эти продукты бесплатно привёз. Он вообще предлагал в своей столовке поминки организовать, но мы решили, что прощаться нужно в доме, где она их всех лечила… в четыре смены, да… ничего, справлялись… тётя Тоня, тётя Шура… а? Это соседка. Нет, моложе… ну, может, 60… ещё тёткины соседи, мои друзья детства, семейная пара… нет, Толик даже шустрее баб управлялся: со стола убирал, посуду вытирал, в микроволновке котлеты разогревал. И ещё девочка-подросток, сирота, тоже по соседству с тётей Тоней живёт у дальних родственников. Эта вообще огонь, три раза обернётся, пока мы только один… нет, за это платить не принято, но девочке я телефон подарил. Увидел, что у неё кнопочный, а у меня в багажнике коробка с запчастями, и там розовенький такой с наворотами. Светки Лишняевой, она как-то им в благоверного запустила. Я его склеил, а она не взяла, западло ей, видишь ли, с треснутым. А трещинка-то совсем незаметная. Зато камера там очень хорошая.
– Дядя Володя, а мой папа никогда мои машинки не чинит!
– Ты на него не обижайся, у него пальцы под большие машинки заточены.
– Это как?
– Вот, смотри на мои. Видишь, какие мелкие детали я держу? А у папы пальцы какие?
– Большие.
– Правильно, большие и побитые. Да? Ногти с синяками, ладони со ссадинами. Это потому что он большие детали чинит. Я, если надо, могу свою машину починить, но провожусь два дня. Так лучше я твоего папу попрошу, чтобы починил, он за два часа управится, а сам в это время всякие маленькие машинки чинить буду.
– Ой, Володя, кстати о машинах. Я зачем тебя звала, мне надо одну вещь тебе показать. Давай оденемся и тут недалеко сходим. К Максиму в мастерскую.
– И что там?
– Там такая синенькая машинка!
Туминский засмеялся и стал помогать сестре одевать на прогулку мальчиков. Он с трудом уговорил Вову не брать с собой машины, посоветовав прихватить с собой оружие: «С нами будут женщины и дети!» И Вова, повесив на шею автомат и сунув в карман коляски брата пистолет, наконец-то выкатился на крыльцо. Вслед за ним поволок коляску Туминский. Последней вышла со спящим Ваней на руках Люся. Так они и двинулись по улице: впереди Вова с автоматом, сзади дядя с младшим племянником в коляске и Люся, ухватившись за руку брата, оскользалась на высоких каблуках.
– Да что ж ты на таких неустойчивых вышла!
– Ну, Володенька, куда мне их ещё надеть! Ты лучше скажи, почему я о твоих друзьях детства ни разу не слышала?
– Так мы дружили совсем маленькими! Лет тридцать уже не встречались! Помогать они тёте Тоне пришли… ну, как соседи. А потом случайно выяснилось, что малышами вместе играли…
Глава 5
Лет тридцать назад сидел Вова Туминский за столом и ковырял ложкой кашу. Есть ему не хотелось, а хотелось спать, потому что подняли его рано. Но мама сказала: «Голодным я тебя к бабушке не пущу! Вот приедет за тобой машина, а я им скажу, чтобы без тебя уезжали». Вова насупился, раздумывая, не зареветь ли ему, но дядя Саня подмигнул, а когда мама отвернулась, зачерпнул своей ложкой с Вовиной тарелки кашу и быстренько проглотил. Вова хихикнул и тоже съел ложку. Дядя Саня – ещё ложку. И Вова ложку. «Доедай», – шепнул дядя Саня и придвинул к себе сковородку. Вошла мама, поглядела на Вовину тарелку, вырвала у него ложку, соскребла остатки каши и сунула ему в рот: «Ничего без меня не можешь!» Надвинула ему на голову шапку, натянула кофточку и потащила к дверям.
Везли его попутчики, какие-то знакомые бабушки. Показалось, что ехали они очень недолго. Наверное, Вова спал. И вдруг: «Ну, вот и приехали!» Машина стояла у дома. Как только перед Вовой открыли дверь, он пулей понёсся к высокому крыльцу медпункта. Сёстры Леночка и Танечка из своего палисадника закричали: «Вова, ты выйдешь?» Он выглянул из дверей и закричал в ответ: «Сейчас у бабушки спрошусь!» Ворвался в кабинет, обхватил бабушку, уже встававшую ему навстречу. «Подожди пару минут, Валентина», – сказала бабушка сидевшей напротив неё пациентке, взяла большую белую коробку и вышла на улицу, держа внука за руку. Расплатилась с попутчиками, прихватила сумку с Вовиными вещами, отдала Вове коробку: «Нате, играйте, я через часок освобожусь!»
А у крыльца уже собираются соседские ребятишки. И Вова оделяет их сокровищами: флакончиками из-под лекарств, коробочками, пробочками. Делит честно, поровну. Потом начинается игра «в магазин». Почему-то очень ценятся среди ребят эти мелочи, хотя у каждого из них есть недешёвые покупные игрушки. Через день всё это будет заброшено и начнутся другие игры, но за это время Вова вольётся в ребячий коллектив и станет среди деревенских своим. Вова очень гордится своей ролью, но в один прекрасный момент от неё навсегда отказывается. Как-то среди ребятишек оказывается странная девочка. На голове её не стрижка, а просто какой-то стог соломы. Чёлка не лежит на лбу, а топорщится вперёд. А на затылке волосы стоят дыбом. В общем, ёжик какой-то. Она меньше всех, поэтому оказывается дальше всех от вожделенной коробки. Но глаза её сияют в ожидании чуда. И Вова, сам от себя такого не ожидая, вдруг суёт ей в руки коробку и говорит: «На!» И девочка, не глядя, начинает вынимать эти аптечные сокровища и совать в руки обступившим её ребятишкам, пока не раздаст все. «Ты себе ничего не оставила?» – удивляется Вова. А она кивает, продолжая сиять. Вова берёт её за руку, и они поднимаются на крыльцо медпункта. Что это за девочка была? То ли глупая, то ли наоборот, настолько мудрая, что сразу поняла, что распределение сокровищ – это самое главное в их игре? Только Вова после этого перестал играть с девочками. В последующие приезды он играл в футбол, в войну, в лапту, в ножички. В общем, вырос мальчик.
Об этих сокровищах вспомнила Света, когда мыла посуду после второй смены поминавших: «Как мы, девчонки, ждали твоего приезда!» Толик, который вместе с Туминским подтаскивал к мойке грязную посуду, возразил: «Я тоже с вами играл. Но не ради коробочек, а исключительно ради твоего голубого банта в белый горох!» Туминский ахнул: «Голубой бант! Так это на тебе я обещал жениться?» Света хмыкнула: «Признал, подлый обманщик? Если бы не Толик, так и засохла бы в девках!» «Вот что узнаёшь о родной жене на двенадцатом году совместной жизни», – вздохнул Толик. «И не говори, что я тебя бросил, – открестился Туминский. – Лично я женился семь лет назад».
А история была такая. «Давай поженимся», – тридцать лет назад предложила обладателю сокровищ практичная Света, предвосхитив популярную передачу. «Давай», – согласился Вова. Света взяла жениха за руку и вошла в его дом. «У вас маленькая квартира, – заявила невеста. – Жить будем у моего дедушки, у него заешь, какой дом большой!»
Вечером перед сном, когда бабушка, поставив Вову в таз, намыливала его ноги, Вова вдруг вспомнил о том, что обещал жениться, и даже всхлипнул: «Бабушка, ты хоть будешь меня вспоминать?» Так не хотелось уходить в чужой дом к незнакомому дедушке! Бабушка расспросила внука и серьёзно предложила ему свадьбу на некоторое время отложить. «Нет, – расплакался Вова. – Я обещал». Что тут делать? Бабушка сказала: «Тогда одевайся, пойдём свататься». Ради торжества она велела ему надеть брюки, а не шорты, и даже повязала ему галстук. А в сумку сунула коробку ассорти. «Ты зачем им коробку несёшь? – возмутился жених. Заглянул в кухонный буфет и облегчённо вздохнул. – А, у нас тоже такая есть». С тем и пошли.
– Заходим в дом. Невесту уже уложили, но она ещё не спала. Так что встретила нарядного жениха не при параде – в трусах и майке, – рассказывал Туминский, перетирая тарелки.
– Неправда, – возмутилась Света. – Я в ночнушке была!
– Ну, может быть, – согласился Туминский. – Её папа стал меня экзаменовать. Я старался. Стих читал. Потом на газете, которая стол покрывала, писал буквы, которые знал. Ещё стулья считал. «Слышишь, мать, – сказал папа. – Жених-то образованный». «А наша-то невеста и вовсе неграмотная», – пригорюнилась мама. Потом папа предложил жениху и невесте, чтобы они немножко в школе поучились. А свадьбу потом отпразднуем. На том и согласились. Папа пошёл нас провожать. Темнело. Я спотыкался. Он взял меня на руки. «Такого большого? – возмутилась бабушка. – Он уже жених!» «Что это за тесть, если ни разу с гулянки зятя не волок», – весело ответил папа.
Громко захохотал Толик, но сразу резко осёкся. «Ничего, Анатолий, – успокоила его тётя Шура. – Покойным нужна наша память, а не наши слёзы. Вот мы и вспомнили добром новопреставленную Анну и Светиных родителей заодно».
