Евдокия Гуляева
Он – Дьявол, а я его
Внимание! Присутствуют сцены жестокости и насилия, боли и крайностей. Книга не для читательниц с тонкой душевной организацией! Эта история о бесчувственном чудовище и несгибаемой девушке, чьи взаимоотношения в лучшем случае – нестандартны, в худшем – чрезвычайно рискованны.
Глава 1
Когда чувствуешь, что ты в центре всех самых страшных событий, то знай, что это не так. Всё ещё впереди!
Самое жуткое всегда поджидает лучшего (худшего) момента…
Ева
Дальше события разворачиваются даже не быстро, а просто стремительно.
Ничего не слышу. Поднимаю дрожащие ладони к голове и… трясу ею, словно оправляясь от контузии, пытаюсь выбить из ушей белый шум. Напрасно.
Скребу кожу на мокрых щеках ногтями. Впиться бы крепче, чтобы полегчало. Расцарапать и переключить внимание с нешуточного растущего страха на физическую боль.
Вижу, как Келлан разговаривает с тем мексиканцем на лестнице, потом к ним присоединяется ещё одна широкоплечая мужская фигура – это именинник. Наблюдаю, как открываются и закрываются мужские рты, как вздуты вены на их шеях, как убийственно блестят все три пары глаз. По всей видимости, разговор идёт на повышенных тонах, но без жестикуляции. Одно неосторожное движение запросто спровоцирует перестрелку.
Слёзы текут, и я размазываю их по лицу вместе с кровавыми разводами. Не могу контролировать это. Тру нещадно.
Хочу ли я подслушать суть их разговора? Нет.
И без того понимаю, – Дагер отдаёт меня. Прямо сейчас.
Вот он оборачивается. В первый момент смотрит сквозь меня, как будто не видит в упор. Или намеренно пытается смотреть НЕ на меня.
Секунда. Вторая.
И только потом глаза в глаза.
Я открываю рот, но не могу произнести ни звука. Лишь одними губами. С надрывом:
«Не надо!»
В это мгновение я даже не дышу. Не знаю, чего жду.
Трусливо сжимаюсь. Шмыгаю носом и, из своих последних силёнок, стараюсь не реветь. Интуитивно чувствую, что мне ни в коем случае нельзя позволить себе такую слабость. Знаю, что он терпеть этого не может.
Келлан сжимает губы и едва заметно сдвигает брови. Больше никакой реакции.
На фоне внешнего безразличия, его пронзающие насквозь глаза пылают яростью. Жуткие. Смотрю в них с каким-то тихим отчаянием, но вижу там только бешенство. Абсолютное.
А потом он и вовсе отворачивается от меня, чтобы закончить разговор.
Моё сердце сжимается, как у человека на грани инфаркта.
Я крепко зажмуриваюсь. И в ту же секунду отчётливо слышу:
– Я передам Первому. Конечно, Дагер, не стесняйся наказывать девчонку так, как считаешь нужным. Ей не следовало уходить с ним.
Распахиваю глаза, чтобы увидеть, как мексиканец поправляет лацканы своего пиджака, сдержанно кивает и возвращается тем же путем, которым пришёл, через двери на лестничную клетку. Келлан остаётся один на один с хозяином вечеринки, если не считать ещё полуживое тело в луже крови, что распростёрто на ступеньках.
Я вижу, как мужчины что-то обсуждают: Дагер стоит, непринуждённо прислонившись к дверному проёму, заложив руки в карманы брюк; именинник явно злится, бьёт кулаком по стене, а потом упирается в неё обеими ладонями, опустив голову вниз. Вот только спокойствие первого пугает меня ещё больше, чем видимая агрессия второго.
Стучу зубами, дрожу с ног до головы, обнимаю себя руками. Стёртые ладони и сбитые колени саднят, но чувствовать это я начинаю только сейчас.
Наверху снова хлопает дверь, впуская двоих охранников, которые занимаются избитым.
Келлан оказывается рядом со мной, хватает меня за запястье и, прежде чем я сама успеваю встать, дёргает вверх, ставя на ноги. Больно. Я тихо шипяще выдыхаю. В этот момент он оскаливается, но даже не смотрит на меня.
– Только не отдавай, – прошу я, умоляя, пока он тащит меня по коридору. – Не надо. П-пожалуйста. Не отдавай.
Противно. Паршиво от собственного голоса.
Келлан не отвечает. Не реагирует. Вместо этого продолжает тянуть меня за собой, по пути давая указания по телефону:
– Нужно, чтобы ты подъехал на задний двор. Мне сейчас нельзя садиться за руль.
Горло разрывает. Так, словно всё это время я не слёзы – гвозди глотаю. Давлюсь ими и собственной кровью, но продолжаю жрать боль, ведь именно из неё сейчас состоит моя реальность.
– Отдашь меня?
– Отдам. Не сегодня.
Он отпускает мою руку только тогда, когда мы оказываемся перед припаркованным напротив наружной двери чёрным внедорожником с одним водителем в салоне. Келлан открывает автомобильную дверь, но я не спешу забраться внутрь.
Его потемневшие глаза буквально пробивают мне дыру во лбу. Навылет. Внезапно он хватает меня за лицо и пальцами сжимает скулы так, что вскоре затрещат кости:
– Лезь в машину, иначе утрамбую, и как ты сломаешься при этом, меня не сильно беспокоит.
Эти слова он даже не произносит – выплёвывает так, что суть сказанного мгновенно врезается в сознание острым скальпелем и с маниакальной скрупулёзностью сепарирует там каждый сантиметр.
Однако, если можно так сказать, то он всё ещё спокоен.
А мне бы хотелось, чтобы кричал. Орал на меня. Было бы не так жутко.
Глава 1.2
Когда мы у его дома, Келлан выдёргивает меня из машины. Только что за волосы не тянет, и то хорошо!
Холл, коридор, – ничего не помню, а вот все лестничные ступени пересчитать успеваю. Их 18. Я спотыкаюсь о каждую.
Отчаянно пытаюсь сохранить равновесие и освободиться, но шансов нет, поэтому лечу прямо на пол, когда он зашвыривает меня в комнату. Мне больно. Адски. Чувствую, как ударяюсь коленями о пол и давлюсь стоном.
Одна туфля слетела где-то по пути сюда, вторую я стянула и накрепко зажала в руке, ею же и вооружившись.
Вскакиваю на четвереньки и стараюсь, как можно быстро доползти до стены со световым переключателем.
Келлан стоит, опираясь на обе стороны дверного проема. Его грудь вздымается и опадает от быстрого, неровного дыхания. Сам он практически неподвижен.
Будто мои безумные действия привели его в замешательство.
Сейчас я его понимаю, как никто!
Меня собственное поведение тоже пугает, и я, кажется, только начинаю осознавать, что вообще делаю.
От осознания становится страшнее…
Больше всего меня тянет включить свет, как будто только с ним весь этот ужас исчезнет. Сама не знаю, почему, но именно в этот неподходящий момент решаю, что это не самая плохая идея.
До переключателя остается каких-то четыре фута, интуиция вопит ускориться, и я решаюсь передвигаться активнее, чтобы их преодолеть.
Краем глаза улавливаю, как Келлан делает рывок, и моё тело вновь отбрасывает назад. Толчок получается донельзя грубым.
…Так и не успела свет включить, – почему-то с обидой мелькает в голове. Хочется выть. Громко. Надсадно. Я стремительно проигрываю в этой борьбе, которая с каждой секундой кажется мне все более бессмысленной.
Силуэт нависающей надо мной мужской фигуры мутнеет перед глазами – то ли от слез, то ли от боли.
Келлан на грани самоконтроля. Нет, уже за ней.
– Я говорю – ты делаешь. – Его голос низкий, вибрирующий, пробирает до самых костей. – Никаких «нет».
Темно, но отголоски света из коридора позволяют мне видеть его рваные движения, слышать, как он снимает и отбрасывает на пол пиджак; берётся за ремень.
– Сейчас ты возьмёшь мой член в рот и отсосёшь, – он шумно сглатывает и так же шумно выдыхает; вместе с этим, откуда-то из глубин его грудной клетки, доносится что-то очень похожее на рык.
Шорох одежды. Наказывающий «вжик» ширинки.
В нос ударяет аромат соли и мускуса. Терпкий. Мужской.
В сомкнутые губы утыкается горячий каменный стояк. Этим прикосновением их будто спаивает между собой.
Я резко подаюсь назад, но тут же, крепкой мужской рукой притянута обратно за затылок.
– Открой рот, – говорит сбитым до хрипоты голосом.
Его пальцы хватают волосы у меня на макушке и тянут моё лицо к паху. С пристрастием.
Членом давит мне на губы, и я их размыкаю.
Хочу отстраниться. Желаю сопротивляться, но подчиняюсь ему.
Толкается и сразу входит в рот настолько глубоко, что я давлюсь. Хриплю. Слёзы градом. Нет, не больно – унизительно.
Он тут же вынимает большущую возбуждённую плоть, чтобы дать мне возможность несколькими глубокими вдохами, хоть как-то выровнять дыхание. Прокашляться. После чего вновь толкается. Резко и грубо. Но на этот раз не так глубоко.
Я стараюсь не думать о том, что происходит. Накрепко зажмурив глаза, предпочитаю считать всё это нереальным ночным кошмаром, вот только ощущения, что я испытываю при всём этом, уж слишком реальны для сна. Жар, что заставляет мои щёки пылать, будто их облизывает пламя огня. А ещё запахи возбуждения. Пошлые хлюпающие звуки, рвущие стыд в клочья.
Ладонями упираюсь ему в пах, пытаясь отстранить. Но куда мне? Сжимаю пальцами ткань приспущенных брюк, цепляясь за них, будто хочу нащупать хоть какую-то точку опоры, ведь рядом с ним меня уносит вопреки всем законам гравитации и здравого смысла.
Мысленно я проклинаю Келлана Дагера и себя. Ненавижу. Вот себя особенно. За то, что физически не ощущаю отторжения от всего происходящего. Но выходит неважно. Что ещё хуже – я чувствую, как между ног становится очень мокро.
А он пользуется мной. Наказывает. Сжимая мои волосы в кулаке, толкается внутрь моего рта. Сходу упирается в заднюю стенку. Начинаю рефлекторно упираться, чувствуя, что желудок может мне отказать, но Келлан с силой давит на мою голову, не позволяя сделать ни одного движения назад. Всё теми же грубыми движениями. Рывками. Насаживая меня на себя. По полной.
Слишком мощно. Нестерпимо сильно.
Задыхаюсь. Проталкиваю избыток слюны по горлу – член продвигается ещё глубже. Горло продолжает распирать, но дышать получается уже лучше.
Из глаз текут слёзы, я борюсь со спазмами, которые так или иначе снова возвращаются, потому что движения его рук становятся напористее.
Келлан контролирует глубину проникновения и свои толчки, но, по ощущениям, это всё уже за гранью.
Настолько тяжело держать рот широко открытым, что у меня ноет челюсть. Нет, даже не так – болит нещадно.
Выход на половину. Удар. Вход на всю длину. Толчки бёдрами теперь больше похожи на шлепки по моим губам. Удар. Удар.
Хватка его пальцев в моих волосах становится крепче.
Мужской стон резонирует у меня на языке. Низкий. Грудной. А в следующий момент я чувствую горячую сперму, растекающуюся по горлу.
Глава 1.3
Когда с моего затылка исчезает давление, я отстраняюсь.
– Ненавижу тебя! – мой голос срывается в хрип; быстро вытираю рот и щеки тыльной стороной ладони.
– Знаю.
От жуткого напряжения в его голосе по моему телу проходит дрожь, но в панику меня вгоняет даже не это. А то, что Келлан делает в следующее мгновение: кладёт ладонь на мою щёку и подушечкой большого пальца проводит по нижней губе. Ощутимо давит на неё, чтобы фалангой пробраться в приоткрытый рот. Касается языка. Поглаживает его. В то время, как второй рукой сильно дёргает меня за волосы, вынуждая резко запрокинуть голову.
В полутьме комнаты его глаз не видно, но взгляд я чувствую. Цепкий. Острый. Ядовитый. Мгновенно отравляющий. Он будто пробирается мне под кожу и начинает разъедать изнутри.
Почти не дышу. Не глотаю. Боюсь спровоцировать реакцию даже малейшим движением своего языка по его пальцу.
Это чертовски странное прикосновение. Для меня страшное. Слишком откровенное.
Сейчас мне кажется, что он не просто смотрит на меня, – без мыла лезет в мою душу; на что не имеет права.
Горло судорожно дёргается от скопившейся во рту слюны, и мой язык случайно оглаживает подушечку его пальца. Не отдавая себе отчёт, я делаю сосательное движение ртом. Одно-единственное.
Келлан с шипением втягивает воздух, сквозь зубы.
Я даже сообразить не успеваю, как он подтягивает меня к краю кровати и бросает на неё животом. Поставив таким образом на колени, подкладывает под меня подушку, тем самым приподнимая ягодицы кверху. Задирает вверх подол платья, а потом и вовсе снимает его и бросает куда-то; стянутые трусы летят туда же.
– Ты… – надрывный звук протеста стискивает горло, обрывает дыхание.
Я чувствую, как его часто вздымающаяся грудь почти распластывается на моей обнажённой спине, когда он располагается сзади и наклоняется надо мной, опираясь на одну руку.
– Если не хочешь, чтобы я тебя выеб*л, сведи ноги.
Не успеваю осознать. Однако, понимаю о чём он уже в следующий момент, – его горячий большой член рывком вторгается между моими бёдрами. Без проникновения. Вот только по ощущениям, будто Келлан берёт меня на самом деле.
До невозможности тесно.
Кажется, что он меня просто переломит, когда повторно толкается. Буквально вбивая меня в кровать. Несдержанно. За этим толчком следует третий. Четвёртый. Каждый из них фиксирован короткой паузой, словно намёком, к чему мне следует приготовиться.
Я часто и рвано дышу, уткнувшись лбом в матрас. Чувствую. Всё. До состояния ломающей лихорадки. Слишком острой.
Я и предположить не могла, что может быть вот так. Что ощущениями можно захлёбываться. Против воли желать чего-то большего, но одномоментно и ненавидеть это.
Жар его рук оглаживает рёбра, проходится по позвоночнику, спускается к бёдрам. Келлан сжимает их. Сильно. И в следующее мгновение ускоряет темп, выбрасывая из него любое промедление и остановки. Делает толчки быстрыми и жёсткими так, будто вколачивает в меня свою ярость.
Он и правда не входит в меня. Лишь трётся.
Однако, одного этого хватает. Моё тело реагирует. Буквально горит. Ноет. В местах соприкосновения наших тел – плавится. Течёт.
– Не-на-вижу, – произношу ещё раз на надрыве; с рваными выдохами, вторящими грубым толчкам мужских бёдер.
Крепко зажмуриваюсь, когда рука Келлана протискивается между нами и касается моего лона. Кусаю губы. Проклятье! Острым нытьём отзывается клитор, в то время как мужские пальцы разводят мокрые складочки, доводя меня до состояния полного помутнения.
И чем больше я этому сопротивляюсь, тем невыносимее становится.
Борюсь и проигрываю. Позорно. Хоть белыми трусами размахивай!
Сжимаюсь, но оттого лишь острее чувствую каждое его движение. Бесстыдное. Порочное. В то время, как он разгонисто бьёт по мне бёдрами, – сам нежно поглаживает меня там. С пристрастием.
Напряжённый член зажат между нашими телами. Не скользит – долбит. Так плотно, что я ощущаю вздувшиеся на нём вены.
Двигается быстро. Настолько мощно, что с каждым толчком моё тело подбрасывает, и я остаюсь на месте только потому, что Келлан держит. Сохраняет контроль. Тогда как мне кажется, что он меня ломает. Этими ощущениями, своими движениями. Силой этой близости.
Вдох за вдохом и выдохи, вперемешку со стонами.
Чьи они? Мои? Его? Или наши общие?
В ушах шумит от обезумевшего биения сердца.
Всё на полную и до граней.
– Бл*… Давай, кричи громче. – Язык Келлана размашисто проходится по моему уху и прикусывает его мочку: – Как ты меня ненавидишь.
– Иди к дьяволу, – выдыхаю с новым протяжным стоном и конвульсивным содроганием.
Размазав своими пальцами по пульсирующему клитору оргазм, он убирает руку, чтобы вновь обеими ладонями сжать мои бёдра. Быстрее! Жёстче! Между ног словно толстый раскаленный прут, шевелящийся туда-сюда. Дико, на грани боли и жестокости. Раз за разом. Пока горячая вязкая сперма не склеивает внутреннюю сторону моих сомкнутых бёдер.
Затем сразу отпускает меня и отшатывается назад. Ругается на испанском так, что не разобрать.
Я медленно сползаю с кровати, колени дрожат, что не держат. Сжимаюсь. Утыкаюсь лбом в матрас. Делаю глубокие вдохи, а кажется, будто не дышу совсем.
Один вдох. Второй. Третий. По щекам уже вовсю текут бессильные слёзы.
Мне следует взять себя в руки, но я не могу. Реву. В голос. Громко. Надсадно. Буквально захлёбываясь, сминая в кулаках многострадальную простынь.
ОН же просто уходит, захлопывая за собой дверь, не говоря ни слова.
Глава 2
Спустя час я уже не плачу – обессилев, только хриплю и дышу всё ещё с таким трудом, будто шею сдавливают крепкие мужские пальцы.
Оргазм получила? Значит распишись за последствия.
Унизительно – не всегда больно. Однако, в обоих случаях бывает невыносимо.
Тело чешется от прикосновений. Зарёванная. С липкими от спермы ногами. Голая. Измученная. Я подтягиваю к себе сбитые в кровь коленки и содранными ладошками глажу, жалею их. Едва шевеля распухшими искусанными губами, раз за разом дую на них, словно это есть моя самая серьёзная травма. Право глупо. По-детски.
В душ не идётся. К чему сцарапывать кожу мочалкой, если это ничего не изменит? Ощущение грязи внутри никуда не денется. Оно останется, сколько не отмывайся снаружи. Так и сижу.
Превозмогая жуткую апатию и усталость, я подтираюсь тем, что осталось от платья, на четвереньках заползаю под одеяло и накрываюсь им с головой. Трясёт.
Ночью меня ломает. Видимо температура, потому что я словно в бреду. Мне снится изувеченное лицо того парня – Рэя: его губы, изорванные о твёрдые костяшки кулаков Келлана; кожа ошмётками, сгустки крови; потом звук посыпавшихся зубов на мрамор лестничной площадки. Удары. Хруст. Удары. Сознание наслаивается и в нём мелькают жуткие обрывки воспоминаний детства. Отец. Дядя.
***
На несколько дней Келлан снова исчезает.
Оскара тоже нет. Новый охранник следит за каждым моим движением. Кажется, он уже появлялся перед моей дверью ранее и его зовут Мэйсон.
Дни проходят в дымке рутины. Сплю. Ем. Снова сплю. Однообразие и скука смешиваются со страхом, с которым я больше не хочу бороться. Теперь пробую управлять им. Первый шаг к тому, чтобы расстаться с ним, – признаться в нём самой себе. И теперь каждый прожитый день говорю:
«Да, я боюсь, и это нормально».
После очередного ужина, во время которого я для вида ковыряюсь в тарелке, но почти ничего не ем, уже лёжа в постели, я ловлю себя на мысли, что постоянно думаю о Келлане.
Где он? С кем?
Не хочу знать, сколько он отсутствует, но бессознательно отсчитываю. Три дня. Это семьдесят два часа или четыре тысячи триста двадцать минут.
Я знаю, что этого не следует делать. Я не должна. И всё равно продолжаю считать. Возможно, дело вовсе не в нём, а мне не хватает общения с кем-либо.
Тереза где-то в доме, однако я не вижу её с того дня, как она помогла мне привести себя в порядок до вечеринки. Ей запрещено приближаться. А приставленный ко мне охранник безэмоционален, зажат и практически нем, за исключением передачи мне коротких приказов, исходящих от самого Келлана.
К чёрту их!
Я стараюсь доказать себе, что думаю о нём только потому, что больше всего боюсь его возвращения.
Так ли?
Я пытаюсь убедить себя, что ненавижу его.
Со всей силы.
Но это лишь самообман, не иначе. Постыдный. Я это знаю, потому что в самой глубине моей выпачканной им душе, я признаю, что дышать без него не могу.
Интересно, не схожу ли я с ума в этом огромном глухонемом доме?
Я зажмуриваюсь и раз за разом прокручиваю в голове те слова надежды, которые Тереза прошептала мне на ухо в нашу с ней последнюю встречу. Могу ли я им верить? А может быть, мне это просто показалось? Я больше не жду, что весь этот кошмар когда-нибудь закончится. И всё же… Надеюсь. С закушенными губами, с замирающим в груди сердцем я понимаю, что попробую. Ещё раз. Последний.
И у меня обязательно получится!
Вот только, как бы я ни была благодарна Терезе за помощь, часть меня (совсем крошечная), не желает следовать предложенному ею плану побега. И я опять обману себя, если скажу, что эта самая часть всегда тонко чувствует приближение неприятностей; нет, она противится этому, потому что очень хочет остаться. Оттого становится стыдно.
***
Верчусь с боку на бок, гляжу в потолок и не помню, как оказываюсь в очередном кошмаре.
Каком по счёту?
Дурные сны что-то провоцирует, и когда это происходит, я просыпаюсь с криком. Как сейчас.
Я резко сажусь. Хватаю ртом воздух. Вжимаюсь в спинку кровати, защищаясь одеялом. Задыхаюсь, вся зарёванная, в холодном поту.
Который час?
Не могу сразу сориентироваться. Темно. На ощупь шлёпаю ладонью по прикроватной тумбочке там, где должен находиться ночной светильник, и с тихим щелчком, наконец, его включаю.
Осматриваюсь.
Никого. Правда, никого нет. И всё как будто на своих местах.
Только дверь моей спальни… приоткрыта.
При этом мне совершенно точно известно, что она была заперта новым охранником снаружи. На два оборота.
Я медленно подтягиваю колени к груди, затыкаю себе рот кулаком, впиваюсь в него зубами и беззвучно всхлипываю. Страшно до жути.
Пульс в висках мешает мне прислушаться к звукам снаружи.
Я глубоко вдыхаю, но тут же снова престаю дышать, – запах сандала и корицы буквально душит. Горло мгновенно сжимает нервным спазмом. Парфюм Уолтера. Или дяди Виллиама.
Один вариант хуже другого.
Опять вдыхаю, сосредотачиваясь.
Несёт из коридора. И если моя дверь открыта…
Я медленно и бесшумно стягиваю одеяло.
Осторожно, равномерно распределив свой вес по полу, стараясь не дышать вовсе, я делаю тихие шаги к двери, за которой должна находиться охрана.
Когда я засыпала, там был Мэйсон.
Сердце вот-вот выскочит, в то время, как я тянусь к дверной ручке и замираю, прислушиваясь.
