Ева Витальевна Шилова
Счастье в ее глазах
– Вари, – аккуратно спросила Малуша, когда закончился подсчет результатов и очередные пять неудачниц покинули отбор, – а почему ты так негативно отнеслась к табличке про любовь?
– Да потому что не верю я в нее. А вот в хорошее здоровье – вполне!
– Как же так? – растерялась Малуша. – Но любовь же – это главное!
– Кому как. Я ее что-то по жизни особо не наблюдаю. Удобство в отношениях – видела, похоть вперемешку со страстью – принимается, привычка – соглашусь, а вот чтоб любовь… не доводилось.
– Я видела! Мои родители любят друг друга!
– А мои – нет. В смысле когда-то, может и любили, а потом в основном скандалили. Все наши соседи до сих пор вспоминают как они друг на друга орали… а потом мама умерла, и мой отец сделал из меня обыкновенную прислугу. Заставил пятнадцатилетнюю девчонку везти на себе все домашнее хозяйство. Сейчас ты скажешь, что по большой любви?
– Н-нет, но он же потом опять женился… значит, любил… или ты хочешь сказать…
– Луша, он женился на моей матери, потому что у нее был дом, в котором мы до сих пор обитаем. Он выцепил мою мачеху в больнице, где она трудилась сестрой милосердия и женился на ней, потому что ему в связи с ухудшением здоровья понадобилась бесплатная сиделка. Какая любовь?! Жена занимается им, дочь – домашним хозяйством, ему все это было удобно, понимаешь? Я после его смерти имею право только на половину матушкиного приданного – дома, потому что вторая половина по закону отходит мачехе! Это тоже к вопросу об отцовской любви?!
– Тебе, наверное, просто не повезло… но ты когда-нибудь встретишь человека, которого…
– Уже встретила. Был такой, Северин… И уже рассталась… при на редкость неприятных обстоятельствах. И теперь могу абсолютно тебе точно сказать – ну ее, эту любовь, нет ничего интереснее работы.
– Вари, ты рассуждаешь, как старушка!
– Зато ты как юная идиотка… за нас обеих.
Третьим конкурсом оказался конкурс талантов. И Вари в очередной раз мысленно пропела осанну своим факультетским руководителям, вот же пройдохи, учуяли и вовремя предупредили.
– Луша, а ты что-нибудь умеешь талантливо делать? Петь? Танцевать? Стихи рассказывать?
– Я играю на челесте[28]… а ты?
– Я тоже… хм… играю… На челесте, говоришь? Откуда такой необычный выбор?
– Так моя мама как раз игру на ней преподает…
– Хм… интересно… а, знаешь, чую я, по результатам этого конкурса нас не выгонят…
– Почему? Там же у аристократок такие возможности… скрипка, фортепиано… их, опять же с детства учили…
– Ой, Лушка, даже если они всех сразят своей талантливой игрой, в чем я кстати, не была бы так уверена… есть еще и момент зрелищности. Скрипка, фортепиано – банально! Чуть не каждая вторая это продемонстрирует. А много ли народу, ну, кроме тебя, предъявит игру на челесте? Скорее всего, никто. Да и я постараюсь народ довести до истерики с учетом выбранного мною инструмента… Нет, нас будет правильнее оставить…
Ну и вот, Вари оказалась права, их не выгнали. И Лушка, сыгравшая на своей музыкальной шкатулке нечто нежно-щемящее душу, что вызвало буквально слезы на глазах у суровой комиссии и без проблем проскочившая дальше, и она сама, оказавшаяся вне конкуренции со своим, мягко говоря, нестандартным инструментом.
Как комиссии было угадать, что Вари имеет привычку терзать металлофон?
Начинала она когда-то, как и все дети, с диатонического[29], а потом освоила и хроматический. А хроматический тип это вам не фунт изюму! Он устроен более сложно. У него пластины находятся в два ряда по аналогии с белыми и черными фортепианными клавишами. Соответственно, подобный инструмент обладает более широкими возможностями. Ну, и, собственно, та самая зрелищность при исполнении, куда же без нее. Из металлофона извлекают звуки при помощи специальных палочек – малет, этаких небольших молоточков. Рукоятка у малет длинная и тонкая, сделанная из пластика или дерева. При игре на металлофоне молоточек обычно держат на указательном пальце, а большой палец при этом придерживает его сверху. Удар нужно делать легким движением в самую середину пластинки свободной кистью. А как есть инструмент из породы ударных, так и следует на нем изображать что-то, ударяющее по ушам. Вот Вари и сбацала нечто быстрое и бравурное. Комиссия прямо подвисла от удивления.
Так что этот конкурс напарницы проскочили, что называется, не вспотев, и не пополнив собой ряды очередных отчисленных. Их осталось тридцать пять претенденток. Но то, что дальше будет сложнее, заставляло напрягаться. И когда объявили условия четвертого конкурса, стало понятно, что трудности только начинаются. Потому что озвучили девушкам его условия, только предварительно выведя претенденток на подъездную аллею заднего двора, где им предстоял забег на каблуках. До ворот. А это более ста метров.
– Лушка, – прошипела Вари, – держись за мою руку, что бы ни случилось!
– А что…
– Отходим максимально далеко к левому краю дорожки и когда дадут сигнал, не расцепляемся, что бы ни случилось!
Вот дерьмо, злобно подумала Вари, зрелищ им подавай, теперь на каблучищах ноги ломать заставят, сейчас главное – не дать сбить себя с ног! Там наверняка есть соглядатаи, только чем нам это поможет при проигрыше? А сцепленную пару бегуний уронить сложнее. Поэтому оттеснить Лушку влево, вцепиться ей в руку, и оставить себе простор для отмахивания правой от сильно желающих нас поронять. Хрен вам, а не мое падение!
Сигнал! Они побежали. Они добежали. Сами не упали и пресекли две попытки их свалить. Они не покинули отбор, оставшись в тридцадке невест. И когда уже отлеживались в комнате, Лушку неожиданно понесло на философию:
– Я вот думаю… В любовь ты не веришь… а зачем ты тогда согласилась в этом отборе участвовать?
– А затем, что меня интересует не главный, но очень нужный мне приз!
– Это как?
– Ты видела маневры Элизабет Раух? Дочери премьер-министра?
– Эээ… а какие маневры?
– Она усиленно строит глазки Филдингу, помощнику Стивена. То ли сама допетрила, то ли папа подсказал простую истину: Хаксли – один, нас много, его получит кто-то из самых зубастых, значит, пока идет отбор – самое время присмотреть подходящую добычу, которую действительно удастся утащить в логово. Вот она и окучивает реальный вариант. Или, думаешь, наш премьер дурак, чтоб дочурке плохие советы давать?
– Не-ет, наверное, …думаешь, надо не зацикливаться и пока не поздно еще к кому-то приглядеться?
– Всенепременно!
Пятый конкурс оказался на владение столовым этикетом, чтоб этим устроителям провалиться! Их всех рассадили в столовой в ряд, но поставили ширмы, чтоб участницы не могли скопировать действия друг друга. А комиссия села напротив для наблюдения за процессом их еды. И еще эти гады с камерами со стереовидения все фиксируют! Вари посмотрела на стол перед собой и чуть не взвыла. Там же до хрена приборов! И упаси боги перепутать салатную вилку с какой-нибудь десертной. Ведь была же когда-то статейка про правила пользования этими проклятыми приборами, ты сама ее вычитывала! Вспоминай, причем быстро, иначе повторишь судьбу пробки из бутылки с теплым игристым!
Так… что ж там было? Чем ближе к тарелке, тем крупнее прибор. Наиболее близко кладется обеденная, рядом рыбная, крайняя должна быть предназначена для закусок. Ага, уже попроще. Закуску в виде рулетиков с ветчиной и сыром она вроде проскочила без огрехов. Теперь суп, аккуратнее хлебай, благо ложка всего одна! На второе подали припущенную рыбу. Нарезка мяса или рыбы производится постепенно, подсказала память, по мере проглатывания предыдущего кусочка. Десерт – корзиночка с кремом тоже не вызвал сложностей, но никто не рассчитывал на дальнейшие действия комиссии. Они вместо проставления оценок за еду (или это от участниц скрыли?) потребовали, чтобы каждая претендентка в одиночестве прошлась вдоль стола, «считывая» оставленные приборами послания для официантов. А вот это уже засада. Вари спасла только цепкая память, позволившая назвать минимум семь разновидностей расположения предметов.
Оба предмета близко и лежат параллельно посередине: «Еда понравилась» – восемь девушек. Скрещенные приборы, перевернутые на сто восемьдесят градусов: «Еда неплохая, но обслуживание не удовлетворило» – пять девушек. Приборы рядом, рукоятки на столе или немного свисают: «Я продолжу есть, тарелку убирать не нужно» – у девяти едоков. Приборы расположены немного наискось, вилка под ножом: «Невероятно вкусная, буду постоянным клиентом» – четыре случая. Приборы крест-накрест, лезвие ножа вставляется в зубья вилки: «Еда не понравилась» – один случай. Предметы на блюде расположены параллельно, на расстоянии, но перевернуты вверх ручками: «Требует записи в книгу жалоб» – в двух случаях. Приборы друг на друге под углом 90 градусов, при этом нож расположен параллельно линии стола: «Ожидаю следующее блюдо» – один случай.
Она почти все угадала, получив только два штрафных балла из двадцати возможных. А у Луши, как она потом рассказала, дела обстояли куда хуже: ее процент угадывания стремился чуть не в минус. И она от отчаяния «наехала» на комиссию (терять-то уже по любому нечего!), злобно спросив, почему среди поданных вилок[30] отсутствует вилка, подаваемая как составляющее щипчиков для салата? Салат-то на столе был! Вот за то, что она это упущение заметила, лично Ореанда Нортон настояла на ее прохождении в следующий тур. Только вместо отдыха Лушку опять потянуло на выяснения.
– А тебе самой кто-то дополнительный приглянулся? Ну, как неглавный приз?
– Мне приглянулся сам статус участницы отбора!
– И что с того?
– Луша, меня в силу возраста и образования, а также «глазастой памяти», которую правильнее будет называть – врожденная грамотность, главред упорно держит в корректорском отделе, не соглашаясь повышать. А для освещения отбора меня впервые назначили спецкором, повысив до члена репортёрского отдела[31]. И чем дольше я здесь проторчу в таком качестве, тем сложнее меня будет сослать обратно к корректорам. Чем более интересный материал получит газета, тем больше у меня шансов закрепить свой временный статус!
– А-а, стать как эта ваша Холли Вью! Говорят, у кого угодно может взять интервью!
– Эта да, у кого угодно может взять… а до кучи еще и на интервью раскрутить.
Лушка посмотрела на Вари непонимающе. Молодая еще, наивная…
– Луша, просто поверь, что мне такая «слава» ни к чему. Мне остался год до конца обучения. А уже имея диплом, можно претендовать на должность более высокую, чем просто корректор. Поэтому я главреду сразу обозначила, что как раз мои репортажи будут строго по делу, никаких обливаний помоями, факты и только факты. Я не в сортирном листке работаю, чтоб из себя старательно дерьмо выдавливать и окружающих им декорировать.
Я и диплом, на основании этих репортажей буду писать… ну… «сидя на двух стульях», что ли. Должен получиться такой сплав журналистики и аналитики. Темой будет анализ числа тиражей разных газет в зависимости от угла освещения ими событий отбора. То есть кто сумел во время отбора продать больше экземпляров и почему. Потому что писали правду? Потому что «кусали» одних и «поднимали на перья» других? Потому что про всех гнали откровенную чернуху? Нужное подчеркнуть, недостающее вписать. А отсюда недалеко до выводов о политике издания… интересно должно получиться…
Шестой конкурс прошел на знание истории происхождения корпорации «ХТОН». Вот тут и пригодились заученные материалы из факультетской папочки! Да у нее ответы от зубов отскакивали! Проставиться надо будет, что куратору, что декану, озабоченно прикидывала Вари, проход через этот конкурс – исключительно их заслуга, сама бы я просто не успела ни в одном источнике порыться. Лушка, и та не сплоховала, умудрившись при опросе залезть в непролазные дебри филологии и предъявить комиссии женскую форму этого имени – Хтония, как эпитет богинь земли. И тоже подтвердить свое право на пребывание в двадцатке невест.
А в их комнате, пока они отдувались перед въедливыми членами комиссии, кто-то побывал. Вари как открыла дверь, так сразу заметила, что пара мелочей находится не на своем месте. И еле успела затормозить Лушу, шепотом сказав, чтоб та быстро бежала за миссис Рейлин. А Лушка все-таки недалекая, с досадой подумала Вари, вот куда она рвется, им сейчас как воздух свидетель нужен и лучше этой миссис никто не подойдет. Не главгрымзу же приглашать…
Приведенную миссис Рейлин Вари сухо поставила в известность о проникновении в их комнату и наотрез отказалась выслушивать успокоительные заявления типа «показалось» или «почудилось», равно как и входить внутрь. И потребовала специальных охранников, чтоб исследовать комнату на предмет поиска следов этого самого проникновения. А чтоб миссис перестала артачиться, пригрозила в сегодняшнем репортаже в газету указать, как именно она не исполняет свои прямые обязанности. Миссис позлобствовала, но охранников для обыска вызвала.
Вари оказалась права. В их шкафу обнаружили чужой шарф. В ванной комнате – чужой флакон. А записи самой Вари оказались перепутаны. Тут уже занервничала и миссис Рейлин, потому что оказалось, что вроде как индивидуальные ключи постояльцев отеля «Креймор» таковыми отнюдь не являются! И кто-то бесконтрольно посещает чужие комнаты! А это уже мощный прокол организаторов. И не хотелось бы, чтоб об этом пронюхали журналисты… и тут она с тоской покосилась на Вари. К делу подключилась и сама Ореанда Нортон, после чего Лушу с Вари переместили в другую спальню, чужие предметы опечатали и заперли, а самих девушек попросили инцидент не разглашать. Пока.
Уже раскладывая вещи в новом жилище, Лушка с интересом спросила у Вари, как она собирается обеспечить сохранность своих записей, не с собой же постоянно носить? А Вари зло процедила, что теперь будет пользоваться шифром и посмотрим, что они там сумеют прочитать!
– Ой, ты умеешь писать шифром? А меня научишь?
– Легко! Самые простые, практически детские шифры, это шифры с моноалфавитной заменой. Существует так называемый шифр сдвига. Ну, вот когда каждая буква заменяется, например, на следующую за ней в алфавите. Так, при шаге в единичку А заменяется на Б, Б – на В, и так далее. Читающему нужно просто знать какой шаг использовать при дешифровании: если шаг два, то вместо В читается А, вместо Я – Э, вот и все.
– А еще как можно?
– Можно сделать простую перестановку, вместо первой буквы алфавита ставить последнюю, вместо второй – предпоследнюю, ну и так далее. Мы так в школе писали друг другу «секретные» записки, чтоб учителя не смогли понять, даже если перехватят.
– Получалось?
– А то! Но потом одну такую записку показали нашей литераторше…, и она тут же наш шифр расколола. По частоте наиболее употребляемых букв. Зато на факультативе, куда мы набились практически двумя классами, показала нам еще пару шифров, например, шифр транспонирования.
– О, а это как?
– Да тоже, в общем-то ничего сложного. В транспозиционном шифре буквы переставляются по заранее определённому правилу. Например, если каждое слово пишется задом наперед, то из «привет, Луша» получается «тевирп, ашул». А можно по-другому, менять местами каждые две буквы. Таким образом, предыдущее сообщение станет «рпвите, улаш». Кто-то меняет по три-четыре буквы, и там уже сам черт ногу сломит.
А знаешь, как еще можно усложнить жизнь читающим? Применив столбчатый шифр транспонирования, в котором каждый символ написан горизонтально с заданной шириной алфавита, а сам шифр создаётся из символов по вертикали. Хотя, я смотрю, для тебя это уже перебор. Играй с тем, что есть, развлечешься…
Очередной конкурс оказался очень простеньким. Поначалу. Всем девушкам предложили заполнить распечатанную анкету, поставив галочки напротив правильных ответов. Ну, просто же? Но у Вари не то подозрительность, не то интуиция как взбесились и выли внутри не хуже некормленого волка. Подловить на чем-то попытаются, чуяла она, но вот на чем? Все, что она смогла просемафорить Луше, было «не ври»!
А собрав анкеты, комиссия начала прогонять каждую из потенциальных невест на возможное неприятие Стивеном ее привычек. Если девушка отметила любовь к шопингу, ее спрашивали, как быть с ненавистью будущего мужа к беготне по магазинам? Если невеста любила сладости, ее ставили перед фактом непереносимости им сладкого, особенно если какой-нибудь торт будут есть при нем. Если девушка посещала спортивный зал, комиссия упирала на подозрительность подобного времяпрепровождения мало того, что вдали от мужа, да еще и в окружении неизвестных мужиков! Вари, например, попеняли на желание трудиться в редакции газеты. И ждали реакции.
Вари уже потом поняла смысл конкурса, они проверяли готовность девушек ради семейной жизни отказаться от кое-каких своих привычек. И степень правдивости подобных отказов, недаром же в комиссии вдруг появился новый член, больше всего смахивавший на практикующего врача, видимо, психиатра. Некоторые невесты с пеной у рта обещали отказаться от чего угодно. Более осторожные предлагали некие компромиссные решения в виде разделения занятий по интересам, например, пока муж – на стадион, жена – в СПА-салон. Сама Вари постаралась максимально откровенно объяснить, что отказаться от чего-то можно, но отказаться вообще от всех привычек ей не под силу. Должно существовать то, что делает ее личностью, индивидуальностью, вот такие маленькие, но важные составляющие, без которых она превратиться в робота. Луша нашла интересное решение проблемы, предложив будущему мужу не просто вычеркивать из жизни интересы жены, а подобрать им замену, которая всех устроит. Так или иначе, после конкурса улетучились именно те, кто яростнее остальных бил себя пяткой в грудь и клялся и божился поменять в себе что угодно вотпрямщас. А напарница по комнате, вместо положенного отдыха, похоже, так и не оставила усилий разобраться в Вариных надеждах и чаяньях.
– Я не очень поняла, в будущем ты хотела бы стать спецкором или репортёром?
– Нет. И быть представителем жанровой специализации журналистов, обозревателем или очеркистом тоже не рвусь. Пока я хочу попасть в отдел аналитической журналистики. Но в перспективе… Моя мечта – редактор этого отдела! Впрочем, можно и новостного…
– Вари… а зачем?
– Эх, не понимаешь ты нашу специфику… У себя в отделе редактор рулит всем редакционно-издательским процессом: организует редактирование и осуществляет контроль за интеллектуальным, научным и литературным содержанием публикаций по закрепленным за отделом направлениям работы. Редакторы отделов по определению являются членами редакционной коллегии, наряду с главным редактором, его заместителем, ответственным секретарем и еще парой-тройкой людей. Это реальная власть и возможность влиять на политику издания. Но вот чтоб им стать… нужно соответствовать стандартным квалификационным требованиям: высшее образование и стаж работы на должностях специалистов редакционного персонала по соответствующему профилю отдела не менее пяти лет. Так что мне до такого уровня еще очень далеко…
А накануне предпоследнего конкурса главная грымза вызвала ее к себе для разговора. Вот оно, поняла Вари, собираясь на выход, клюнули. Лушка, наивная душа, поди до сих пор думает, что Вари от большого человеколюбия с ней возилась, не иначе. Ха три раза! Можно четыре. Ее мнение Вари волновало меньше всего, но в разговорах с «подругой по отбору» можно было пропихнуть пару-тройку нужных идей для тех, кто умеет слушать. А их наверняка слушали, причем слушали внимательно и делали выводы. Так что не грымза будет ее собеседовать, а скорее всего кто-то деловитый и незаметный, цепко прочитавший все стенограммы их разговоров и особенно беседу почти недельной давности с упоминанием шифров. И сейчас настало для них самое время сделать ей нужное предложение…
Разговор с нужным человечком быстро все расставил по местам. Хотя бы потому, что начался он с фразы, что завтрашний конкурс она не пройдет. Вари только плечами пожала, что ж, этого следовало ожидать, и коротко ответила:
– Жаль.
Судя по словам человечка, он удивился, потому что ожидал несколько другой реакции.
– И Вы так спокойно об этом говорите?! Вы, что, совсем бесчувственная?!
Теперь уже пришла очередь Вари останавливать движение нижней челюсти в район колен. А чего он ждал-то? Криков-визгов? Слез? Непрофессионально, однако, дяденька, мысленно попеняла она. И процедила максимально ласковым медово-ядовитым голосом:
– Если Вы так настаиваете… могу беспокойно. Правда, не уверена, что сумею закатить полновесную истерику, только чтоб доказать Вам, какая я чувствительная…
Человечек взял паузу и, судя по всему, начал судорожно перестраиваться на другой вариант разговора. Давай, соображай быстрее, ехидно думала Вари, ты ведь, не иначе, как подготовился к роли утешителя и благодетеля. Собирался уговаривать меня не расстраиваться и не плакать, платочек предлагать, водички наливать, по вздрагивающему плечику поглаживать, чтоб потом кинуть некое предложение-подачку как утешение, потому что малолетняя идиотка после такого провала просто обязана ухватиться за шанс себя проявить! А ты окажешься в этом деле прямо-таки ее ангелом-спасителем, давшим возможность не упасть в пропасть под названием «неудача» хотя бы в своих собственных глазах, а очень даже реабилитироваться! Вот пусть теперь эта идиотка и попыхтит забесплатно, делая то, что вы там себе измыслили ей предложить. Хотя бы из соображений отомстить за вылет с отбора. Интересно, как быстро он «перелиняет» и в какой форме выложит то самое предложение?
Человечек начал мямлить что-то о несправедливости, но тут уже Вари надоели эти розовые сопли. И глядя ему в глаза, она четко озвучила для невидимых собеседников:
– Пора выпускать следующего. Реально способного озвучить нужные требования.
Рискованно, кто же спорит… но иначе не получается. Вот следующий собеседник был не чета серому человечку! Сам Лоуренс Стевинс, первый эрс главы департамента безопасности корпорации «ХТОН», а то Вари его снимков в архиве не насмотрелась! А ну, собрала мозги в кулачок, вот оно, то, ради чего ты идиотские состязания терпела и в этом гадючнике обреталась! Только не ошибись…
– Значит, говорите, истерики можно не ожидать… а что так?
– Раз уж изначально было понятно, что не станет молодой Хаксли моей добычей, так чего ж теперь слезоразливом заниматься?
– А если я скажу, что завтрашний вылет с отбора можно… переиграть?
– Я порадуюсь.
– То есть, все-таки есть надежда в финале заарканить мальчишку?
– Нет. И не было. У меня другие цели. Мне, мистер Стевинс, хотелось бы оказаться единственным корреспондентом, прошедшим до конца отбора и максимально объективно изложившим особенности его проведения.
– Карьеру в газете будете строить?
– Хотелось бы.
– А как же личная жизнь? Мужчины?
А то ты не знаешь эту историю с Эрингом. Или просто дополнительно проверяешь?
– С некоторых пор… после одного случая… у меня в качестве основного приоритета – работа. Возможность продвигать нужные идеи в массы, формировать мнение многомиллионной аудитории… это поинтересней любых мужчин.
– Хм… допустим. Я читал Ваши репортажи с отбора. Почему ставка именно на объективность?
– Только так у меня есть шанс удержаться среди остальных неизвестно чем мотивированных куриц, и выгодно отличиться на фоне пасквилей других изданий, не пытаясь плюнуть управляющим вашей корпорации в суп. И только поэтому Вы сейчас со мной беседуете, имея в виду что-то предложить.
– А знаете… у Вас, пожалуй, получится… я имею в виду карьеру. Что ж… я дам Вам подсказку на завтра, Вы дойдете до финала, но не выиграете. Взамен мне понадобятся письменные материалы по тем шифрам, которые Вы обсуждали с соседкой.
– Поняла, все будет. Только, мистер Стевинс… а нельзя ли этой подсказкой воспользоваться и моей соседке?
– Вы так за нее переживаете?
Вари вытаращила на наго глаза… а потом захохотала так, что чуть не свалилась со стула, так что ему даже пришлось ее ловить и усаживать обратно.
– Ой, не могу! – простонала она, вытирая выступившие от смеха слезы. – Я переживаю!
И снова ударилась в хохот. Собеседник несколько оторопел.
– А… тогда зачем Вам это надо?
– А это не мне надо. Это вам надо. Представляете, какой начнется ажиотаж, когда в финал пройдет никому неизвестная оборванка из Чумного квартала? Как будут счастливы обыкновенные люди?! Как начнут гордиться и говорить: «А наша-то»! А про вас «Вот где нормальные люди, у которых все по-честному! Вот где победа демократии и толерантности! Не то, что у каких-то там кровопивцев!» Я ж не призываю Вас пропихивать ее в победительницы, это никому не нужно, но заткнуть рот тем, кто в последнее время активно роет под вашу корпорацию насчет несправедливого отношения к служащим и подстрекает устроить забастовку в Чиррских каменоломнях… вполне получится.
И только спрашивай меня, первый эрс, откуда я знаю что-то общеизвестное. И уж тем более, не говори мне, что тебе это не интересно, и плевать ты хотел на возможные народные волнения. И на возможность их приглушить. Хотя… этот не скажет. Профессионал, в натуре. Мгновенно все просчитал и сейчас согласиться.
– Хорошо. Меняем записи на подсказку для вас обеих: завтрашним заданием для невест будет за пятнадцать минут придумать собственное стихотворение с именем жениха. Теперь у вас есть возможность сочинить его заранее и остаться на отборе. Когда я получу описание шифров?
Вари молча достала из кармана густо исписанные страницы. Стевинс забрал их, даже глазом не моргнув (вот это выучка! Интересно, он ждал подобного жеста или просто умеет делать каменную морду?), и спросил:
– Что-то еще?
Вари сняла с волос заколку.
– Это единственная вещь, оставшаяся от моей матушки. Если миссис Рейлин случайно обнаружит ее в комнате Вирены Свилен, подкинувшей мне свои бебехи и собиравшейся обвинить в воровстве… это будет справедливо.
Стевинс кивнул, забрал заколку, и в самых церемонных выражениях предложил по окончании отбора посетить знаменитую кофейню Ламарр. Получить заколку обратно и для более конкретного и… эээ… предметного разговора…
И да, попыхтев с вечера, на конкурсе стихов они с Лушкой выглядели вполне пристойно, потому что Вари, с учетом опыта обучения на факультете сразу подсказала использовать имя жениха только как обращение. Так что зачитали они более-менее пристойные вирши, особенно на фоне некоторых претенденток, кинувшихся в рифмование имени Хаксли и осчастлививших комиссию перлами типа «Стив – красив» или «Стив – красноречив». А одна так и вовсе выдала «Стив – позитив». Они б еще пристегнули нечто вроде соплив, пуглив или плешив, хмыкнула про себя Вари, вот смеху-то было бы! А, нет, можно лучше! «Ах, как элегантно Стив выполняет норматив, за четырнадцать секунд натянув презерватив»! Вот реально все бы полегли! Жаль, схулиганить нельзя, эх, жаль.
Остался последний конкурс. И последняя десятка претенденток без Вирены Свилен, уличенной в присвоении чужого украшения и вылетевшей с позором.
Накануне конкурса Вари рассматривала последнее, ни разу не надеванное платье и уже прикидывала, не пора ли упаковывать остальные вещички, но тут Лушку в очередной раз пробило на откровенную беседу:
– А что ты станешь делать, выйдя замуж за Стивена?
– А ничего. Потому что мне такая «радость» по любому не светит. Тебе, кстати, тоже.
– Почему?
– Лушка, вот смотрю я на тебя и удивляюсь: ты не то чересчур самоуверенная, не то наивная. Сама-то подумай: на кону стоит замужество с одним из самых завидных женихов государства. Молодой, симпатичный, знатный, богатый, так? И что, прямо желающих его заарканить нет? Да только предварительно отобранных девиц по отелю мотылялось аж полсотни, ну, теперь уже десяток. И добрая половина из них более-менее подходила… подходит ему либо по происхождению, либо по уровню доходов. А вот теперь вопрос на миллион талеров: на кой хрен ему при таком богатстве выбора в качестве жены бедная, неухоженная, необразованная, никому не известная девчонка с окраины?
– Ты думаешь, нас просто разгонят и все это ничем не кончится?
– Да нет, я так думаю по результатам всего это действа наследник корпорации «ХТОН» же́нится… но же́нится правильно. Его будущая жена сейчас мирно сидит в одной из «отборных» комнат, и поверь мне, это не ты, не я, и вообще не одна из «средненьких» претенденток. Я так думаю, самую достойную загодя определили и уже заключили соответствующие договоренности, а весь этот отбор – так, развлекуха для досужей публики. Ширма для отвлечения внимания.
– От чего?
– Мало ли в стране проблем…
Так я тебе и сказала, мысленно хмыкнула Вари. Я на это даже редактору не намекнула, ну, да он в отличие от тебя мужик тертый, сам все понимает.
– Так… а если любовь и…
– Слушай, да ты никак в сказку про Пепелюгу веришь?
– Я не…
– А ничего так, что вот та самая любовь давным-давно могла у него случиться с кем-то из хорошо знакомых девиц его круга?! Ты вот рискнешь попробовать влезть в чужие нежные чувства?
– Но… а вдруг это было просто влечение, а потом…
– Потом – суп с котом! В смысле свадебный обед с подходящей девушкой. Я как видела, так и вижу среди этого курятника три наиболее вероятные кандидатуры: мисс Сталь, мисс Нефть и мисс Транспорт.
– А это…
– Женевьева Рамбле. Виолин Гервель. Кармит Баркаган.
– И у нас шансов…
– Нет.
Так что уступив на последнем конкурсе Виолин Гервель, Вари даже не расстроилась. Но выражение легкой грусти на мордашку напустила. Вот не горя, не ужаса, а так, грустинку для смотрящих стереовизоры. Не изображать же теперь радость от того, что добычу сцапала самая подходящая акула, чтоб ей слюной не захлебнутся от чувства победы, и не лопнуть от осознания собственной значимости. Пусть себе мирно готовиться к свадьбе. А ее ждет куда более интересное занятие: беседа с Лоуренсом Стевинсом. Вряд ли первый эрс главы департамента безопасности корпорации «ХТОН» собирается обсуждать с ней достоинства выпечки кофейни Ламарр…
Редактор отдела культуры Варея Смайт опять допоздна задержалась на работе, несмотря на завтрашний юбилей. Юбилей – завтра, а работу надо доделать сегодня. Завтра ей исполняется сорок лет, из которых четверть века отдано работе в родной уже газете «Рупор». Если подводить итоги, вспомнив, что начинала она курьером… Она редактор отдела и член редакционной коллегии. Куратор самых «хлебных» и востребованных читателями рубрик. Автор бо́льшей части печатных новшеств их издания. Акула пера, по праву заслужившая уважение и врагов, и коллег.
Правда, попадались и те, кто бабьё ни в грош не ставил и так и норовили опорочить любые ее задумки и укусить при случае побольнее. До смешного дело доходило, однажды племянничек владельца издания в понедельник на очередном общем собрании редакционной коллегии не поленился вылезти с требованием поставить на голосование вопрос об изгнании существ (и подобрал же словечко, морда хамская!), подверженных ПМС, со всех руководящих постов, доверяя им максимум ведро и швабру. Все онемели. А Вари даже сдерживаться не стала, а прямо посоветовала ему не мелочиться, а набрать уже сразу полный рот дерьма и плюнуть в нее. Как он вопил! Кому только не обещал пожаловаться! А без толку, при попытке наябедничать ему прилетело сначала от главреда, а потом и от дядюшки. Эти динозавры стеклографа и мамонты ротапринта прекрасно знали кто газете деньги приносит, а кто так… болтается в дорогом костюме в качестве представителя по связям с общественностью по приемам с игристым вином, и то, только потому до сих пор болтается, что просто так под зад коленом неумного родственничка из семейного дела вроде, как и не выкинешь… И эти мамонты предупредили шустрого мальчика, что в сторону столь ценного работника не то что фыркать и наезжать, лаже думать нехорошо не следует! Потому что хорошо понимали динозавры, что, во-первых, с ее уходом «уйдут» и все тщательно зарегистрированные на ее фамилию идеи, и, во-вторых, ценили в Вари именно то самое умение почуять и еще неоднократно предложить нечто новое, до чего работники других изданий додумывались намного позже…
